Маховик: Во Власти Времени

— Пит, перестань ходить туда-сюда, у меня уже голова кружится из-за тебя, — нервно постукивая каблуком по полу, сказала Марлин. — Сядь, успокойся, — если брать в расчёт то, что сама девушка точно не была примером спокойствия, последняя фраза была неуместной. — Почему они ещё не вернулись? — заныл Питер, и в Гермионе вдруг проснулось желание придушить парня его глупым шарфом, который он отказывался снимать, словно маленький ребёнок. — Я волнуюсь. — Мы все волнуемся, Хвостик, — ласково, в отличие от Марлин, произнесла Лили. Она уже сгрызла все ногти на руках, пока они ждали парней, что отправились на битву. Они должны были вернуться сегодня, обычно такие сражения продолжались несколько часов. Но Гарри, Сириуса и Джеймса не было уже около пяти часов, и каждый, кто остался ждать парней, переживал всё сильнее и сильнее, пока минутная стрелка часов противно щёлкала, отмеряя время, что плыло слишком медленно. — Мини принесла чай, — эльф поставила поднос с кучей чашек на стол, но к ним никто не притронулся, наблюдая только, как поднимаются клубы пара над кипятком. — Спасибо, Мини, — натянуто улыбнулась ей Гермиона, пока маленькое существо пробралось ближе к девушке и положило ручку на её колено: — С хозяином всё будет хорошо, мисс Гермиона? — Ну конечно, — заверила её девушка, поглаживая по морщинистой руке. — Всё будет хорошо. Ей странным образом удавалось успокаивать и вселять надежду в других людей, но сама она никак не могла избавиться от навязчивой мысли, что всё плохо. Очень-очень плохо. Гриффиндорка знала, что это, скорее, самовнушение, нервоз и все остальные существительные подобного рода, но что-то внутри неё кричало во всё горло, что расслабляться нельзя, нужно быть готовым к любому исходу. Мозг понимал это, сердце — нет. — Возьми чай, Марлин, — Рон, оставшийся вместе со всеми ждать друзей с битвы, взял в руки чашку и сунул её блондинке чуть ли не под нос. — Спасибо, — мило улыбнулась МакКиннон, взяв чашку, и тут же громко зашипела от боли, потому что посуда просто-напросто взорвалась в её руках. Брызги попали на сидевших возле девушки Гермиону и Лили, которые инстинктивно прикрылись руками, но Рон, похоже, больше волновался о Марлин: — Чёрт! Ты обожглась, да? — он подавал ей салфетки, которыми она вытирала джинсы, на которые попал кипяток. — Есть немного, — нервно засмеялась блондинка. — У меня бывает подобное, когда я волнуюсь. — Как у детей, в которых только открывается магия, — задумчиво произнесла Гермиона, наблюдая за попытками друга помочь блондинке. — В детстве было ещё хуже, — отстранённо ответила ей МакКиннон. — Окна в моей комнате взрывались почти что ежедневно. — Ты настолько не контролировала свою магию? — удивлённо спросила Лили. — Нет, я настолько была эмоциональным ребёнком, — пожала девушка плечами, бросая пропитанные чаем салфетки на кофейный столик. Это было нормой для детей, внутри которых пробуждается магия. Вообще-то некоторые из них могут быть очень опасными, потому что дети лет шести-семи полностью контролировать неизвестную силу не могут. Естественно, чистокровным и полукровкам, которые знают о мире магии, справляться с этим куда проще, чем маглорождённым, которые при первом мощном выбросе магии считают себя маленькими монстрами, странными или же ненормальными. Гермиона и Лили знали, что чувствует ребёнок, который впервые сталкивается с подобным. Но, как ни странно, Грейнджер довольно быстро научилась контролировать это, держа в узде ещё с младшей школы. — Ну, зато это было эффектно, — подбодрил Марлин Рон, и Гермиона прищурилась. Нет. Не может быть. Парень просто нервничал, поэтому вёл себя, как дурак, рядом с ними. Ну, вообще-то он старался контактировать лишь с блондинкой, не обращая внимания ни на кого вокруг. Мерлин, и в какой момент гриффиндорка начала упускать из виду то, что происходит с её друзьями? Наверное, тогда, когда её личная жизнь превратилась в запутанный лабиринт, в котором девушка потерялась. Чтобы осмотреться вокруг, ей следовало выбраться из него. Марлин не ответила на реплику Рона, опуская свою голову на плечо Гермионы. Она казалась уставшей, ей явно требовался отдых от всего происходящего, как и им всем. Они не виделись с девушкой с Рождества, но регулярно обменивались письмами, и Марлин старалась в одно сообщение уместить море предложений, каждое из которых было переполнено эмоциями блондинки. Она действительно была слишком эмоциональной, но также слишком чистой и настоящей. МакКиннон называла вещи своими именами, не беспокоясь о том, что может этим кого-нибудь задеть или обидеть. Девушка знала об этой своей черте, поэтому старалась избегать запретных тем в своих посланиях Гермионе. Она писала обо всём подряд: о Маркусе, который неимоверно выводил её из себя, о замечательных родителях, о переживаниях, чувствах. Даже о том, что ела на обед. Но она ни разу не упомянула об отношениях Сириуса и гриффиндорки, успешно минуя эту территорию, зная, что Гермиона вряд ли захочет поделиться чем-то сокровенным. Но Гермионе хотелось, правда, хотелось, потому что, казалось, в ней не осталось уже места для испытываемых чувств и эмоций. За Завесой у девушки была Джинни, которая любила вмешиваться туда, куда вмешиваться вообще-то не стоило; Марлин была иной, — она могла подождать момента, когда ей откроются. И она ведь знала, что так и будет, да и Гермиона тоже знала, просто ждала подходящего часа. МакКиннон открывалась ей, стоило сделать то же самое. — Мне кажется, я сойду с ума, если они сейчас не вернутся, — Лили тёрла ладонями бёдра с силой, от которой джинсы девушки могли задымиться. Гермионе тоже так казалось теперь, когда она отвлеклась от размышлений. Легче было погружаться в себя, чем находиться в настоящем, нервы у каждого из них были на пределе. — Почему мы не могли пойти все вместе? — буркнул Питер, и Гермиона услышала, как фыркнула Марлин у неё под ухом. — Как же хорошо, что с такими мыслями большую часть времени ты проводишь дома, Пит, — бросила она парню, которому понадобилось несколько секунд на размышления, чтобы понять, что имела в виду блондинка. Как только он решился открыть рот, чтобы ответить девушке, из коридора послышался звон разбиваемого фарфора, а за ним тихая ругань. — Джеймс, — отрешённо пробормотала Лили, подрываясь с дивана и со скоростью света вылетая из гостиной. Марлин подняла голову и несколько раз моргнула, смотря на Гермиону. — Они вернулись, — прошептала девушка так тихо, что услышала её только Грейнджер. Мгновение, и уже все стояли в коридоре, взирая на троих едва стоящих на ногах парней. Сердце пропустило удар, когда Гермиона увидела раненых ребят. Она прижала руку ко рту, чтобы сдержать вырывавшийся из него всхлип. Каждый из них привалился к стене и трудно дышал; каждый был в крови; каждый выглядел так, словно столкнулся лицом к лицу со своим худшим кошмаром, от которого сбежал с огромным трудом. Бледная, с округлёнными глазами от шока Лили бросилась к парням первая, за ней поспешили и Марлин с Гермионой. — Боже, что с вами… — она не закончила это предложение. Война. Война со всеми ними случилась. «Что случилось?» — было самым бессмысленным и нелепым вопросом, глядя на ребят. Джеймс казался более или менее в порядке, правда, если присмотреться, то можно было заметить участки опалённой кожи, но он точно выглядел лучше Гарри и Сириуса. Рон и Питер отодвинули девушек, чтобы помочь им дойти до гостиной. Но как только Петтигрю потянулся, чтобы взять Гарри за локоть, тот брезгливо поморщился и оттолкнул его руку. Возможно, никто не заметил этого, возможно, не понял, что значит этот жест, но Гермиона понимала. Рон тоже, поэтому он сначала легко дотронулся до Гарри, чтобы дать понять, что это его друг, а потом закинул руку Поттера себе на шею, принимая вес тела парня на себя. Питер помог Сириусу быстрее, чем Грейнджер сумела понять, что не хочет, чтобы он касался Блэка. Петтигрю с трудом, но сумел как-то обхватить Сириуса, который был выше того на целую голову, а то и больше, и потащил его в гостиную. — У него кровь, — испуганно пробормотал Питер, опуская Сириуса на кресло, на пухлых руках парня остались тёмно-красные следы. Блэк поморщился, глухо застонал и упал на спинку. Он находился в полуобморочном состоянии, не фокусируясь ни на ком конкретно. Казалось, что он сейчас вообще не понимал, что с ним происходит. — Мини! — закричала Марлин, сжимая кулаки. — Принеси зелья… Домовая, заметив Сириуса, беспрекословно послушалась блондинку и выбежала из гостиной, желая как можно быстрее помочь хозяину. — Сейчас, сейчас, — копошилась Лили, наклонившись над Блэком и поочерёдно поднимая его веки, чтобы посмотреть на зрачки. Гермиона всего несколько секунд находилась в ступоре, наблюдая за этим, но, услышав тихий вздох Гарри рядом, повернулась к нему. Парней страшно было касаться, потому что этим можно было причинить им ещё большую боль, но гриффиндорка, игнорируя скользких страх, начала стягивать с друга мантию, пока Лили занималась Сириусом. Джеймс отмахнулся от помощи, тяжело оседая на пол возле кресла, в котором сидел Блэк. Он тоже был в крови, но чужой; в его глазах можно было заметить страх, усталость, бессилие, но боли в них не было. — Почему вы не направились в Мунго? У вас ведь были порт-ключи, — прошептала Лили, отбрасывая рваную мантию Сириуса в сторону. Он застонал от боли, и сердце Гермионы сжалось от этого звука. — При помощи тех порт-ключей мы переместили семью в Мунго, у нас больше не было, — тихо ответив, покачал головой Джеймс. — Нам повезло, что было несколько порт-ключей, которые перемещают сюда, благодаря им мы вернулись. Это ещё из-за этого им так плохо. Гермиона отступила от Гарри, когда Марлин приблизилась, собираясь его осмотреть. Нужно было смириться, что Лили и Марлин были лучшими целительницами, чем она. Тем более девушка была в таком шоке, что вряд ли помогла бы в чём-нибудь; они с Роном сейчас были похожи на родственников гораздо больше, чем когда-либо — оба шокированные, оба с открытыми ртами от ужаса. Так вот какой все её видели после побега с площади Гриммо? Мини принесла поднос со склянками, и Лили с Марлин взяли по одной, поднося к губам парней. Джеймс взял сам и, запрокинув голову, опустошил пузырёк с розовой блестящей густой жидкостью. — С ними всё будет хорошо? — спросил он, после небольшой паузы. — Да, — уверенно заявила Марлин, осматривая Гарри. — Его ранили, но, думаю, он в таком состоянии именно из-за бессилия, а не травмы. С ним всё будет в порядке. Неудивительно. Чтобы не случалось — с Гарри всё всегда в порядке. Он остаётся сильным, даже когда не контролирует этого. — А я не уверена… — очень тихо, на выдохе сказала Лили. — Я не уверена, что могу что-то сделать с этим… Годрик, да его нужно в больницу! Гермиона отвела взгляд от Марлин и Гарри и посмотрела в сторону Лили. — Господи… — беззвучно прошептала она. Да разве такое может быть? Девушка подошла ближе, наблюдая, как рыжеволосая волшебница расстёгивает пуговицы на рубашке Блэка. Она не понимала, что чувствовала, увидев картину, которая ей открылась, но она знала точно, что так быть не должно. Это неправильно. От левой ключицы, пересекая грудь по диагонали, продолжаясь до самых рёбер и заканчиваясь где-то на спине, горела кровавая глубокая рана, вид которой взбудоражил всю сущность Гермионы; она чувствовала, как сладко потянуло желудок от приближающейся тошноты. Кровь сочилась из раны очень медленно, словно это было особым удовольствием того, кто бросил страшное проклятие в Сириуса, — чтобы его жертва умирала долго и мучительно. Это не походило на знакомые проклятия, которые изучались в Хогвартсе, скорее всего, оно было изобретено кем-то из Пожирателей. Что-то вроде Сектумсемпры Снейпа, от которой могло помочь только определённое контрпроклятие. Возможно, здесь был похожий принцип, потому что происходило всё ну очень странно. Обычно при таких ранениях человек умирает за считанные минуты от потери крови, но сердце Блэка продолжало биться; всё медленнее и тише, но оно продолжало сжиматься, гоняя кровь по венам. — Он сбежит из больницы, как только очнётся, даже не долечившись, — Джеймс поднялся с пола, обеспокоенным взглядом осматривая окровавленного друга. — Сделайте же что-нибудь! — испуганно бросил он, взирая на девушек и стоя на коленях возле Сириуса. — Я не… — Лили, дай я, — мягко отодвинула девушку Марлин, нависая над Блэком. — Эпискеи! — взмахнула блондинка палочкой, и Гермиона, ни разу, кажись, не моргнув, заметила, как остановилось медленное кровотечение. Только остановилось, но бордовая густая кровь не вернулась в тело парня, а рана не затянулась, оставаясь открытой и уродливой. — Попробуй Вулнера Санентур, — подсказала Гермиона испуганной Марлин. — Но это же… Гермиона, — было ощущение, что Рон не понимал, насколько всё может оказаться серьёзным. — Пусть попробует! — огрызнулась гриффиндорка, сжимая кулаки. — Давай, Марлин. Если это было необычное проклятие, то почему его действие не может остановить такое же необычное контрпроклятие? МакКиннон, долго не думала и не сомневалась, а доверилась Гермионе. И без того мелодичный голос сейчас казался мёдом для ушей всех находившихся в гостиной. Из губ девушки «Вулнера Санентур» походило на пение, завораживающее всё живое. Она произнесла заклинание несколько раз, проводя палочкой по ране Блэка. Гермиона не отрывала взгляда от этого действия; как бы она не доверяла Марлин, но почему-то Грейнджер не хотелось упускать из виду руки блондинки, которые находились слишком близко к коже Сириуса. Каждый раз, когда МакКиннон отодвигала край рубашки Блэка, открывая спрятанный участок тела, или касалась его лба тыльной стороной ладони, внутри Гермионы поднимало голову отвратительное чувство, которое заставляло девушку сжимать зубы от понимания. Понимания, что... Она ревновала. Она ревновала Сириуса Блэка. Ревновала к Марлин МакКиннон, которая была его бывшей девушкой и самым светлым человеком, который встретился на жизненном пути гриффиндорки. Она ни разу за время знакомства не дала Гермионе повода подумать, что между бывшими — возлюбленными? — может снова что-то начаться. Но волшебница не могла это контролировать, принимая то, что было внутри как должное. Это всё в голове Гермионы. Было ощущение, что ей нравится издеваться над собой, раня мыслями, которые вообще-то были чужеродными.. Она в жизни никого не ревновала. Но стоило судьбе повернуться таким образом, подарив ей встречу с молодым Блэком, что девушка поняла — это чувство слишком романтизируют. В любовных романах оно описано совершенно иначе, чем в реальной жизни. Ревность уничтожает. Убивает. Заставляет ненавидеть, даже если ненавидеть, вообще-то, не за что. — Останется шрам, — Марлин как-то слишком резко отскочила от кресла с бархатной обивкой и посмотрела на Гермиону. — Иначе никак. Гермиона кивнула, не обращая внимания на взгляды, направленные на неё, когда блондинка говорила непосредственно только с ней. Неважно. Сейчас это неважно. Не так важно, как то, что оба человека, что были неимоверно важны в жизни Грейнджер, пострадавшие в этой битве, были в порядке. Они были в безопасности. Девушке хотелось защитить их точно так же, как они защищали её. И она постарается.

***

Был пожар. Горели люди. Сириус и Джеймс вытащили из горящего дома мать и детей. Потом Пожиратели и дальше — ничего. Всё смешивалось в одну картину, и никто ничего не помнил. Только благодаря чуду они смогли выстоять и победить Пожирателей. Всё уже прошло. Теперь это в прошлом. Это говорил ей Гарри, когда очнулся, когда силы начали возвращаться к нему, и он смог нормально произносить слова, а не просто кивать или шептать. И когда он смог нормально врать. Друг врал. Гермиона видела в его изумрудных глазах, что он скрывает правду, хотя хорошо врать он никогда не умел. Не ей. Не своей лучшей подруге, которая знала его настолько хорошо, что могла понять по одному судорожному движению или даже наклону головы, что переживает и чувствует парень. Она знала его очень хорошо, и Гарри тоже знал девушку хорошо. Друг знал, что она не верит ему, но продолжал врать, держась за свою ложь, как за спасательный круг, который не давал ему уйти на дно. Было непонятно только одно — что скрывал Поттер? Оба Поттера, к слову, потому что Джеймс говорил примерно теми же фразами, что и Гарри. Они словно сговорились, обрывая свой рассказ на том месте, где они сражаются с Пожирателями и действуют слишком инстинктивно, необдуманно и машинально, что не в силах даже вспомнить, как оказались дома. Джеймс не казался потерянным или шокированным, когда появился в доме, и он совершенно точно помнил всё до мельчайших подробностей. До жути было интересно, что же ребята скрывают и чем не хотят делиться с остальными. — Я ничего не помню, Гермиона, — устало выдохнул Гарри, потирая глаза пальцами; он был без очков и вряд ли увидел недоверие, проскользнувшее на лице девушки. — И я всё ещё чувствую себя не очень хорошо. Прошло пять дней с того дня, когда парни появились в доме. Гарри очнулся раньше всех, — на второй день, Джеймс, как говорила Лили, проспал больше двух суток, а Сириус… Сириус просыпался очень часто, но быстро засыпал. Никто не успевал даже слова сказать, как парень уже погружался в крепкий сон. — Я вижу, когда ты мне врёшь, Гарри, — сказала Гермиона, придвигаясь к другу чуть ближе, сидя на его кровати, чтобы тот не смог отвести от неё своего взгляда. — Не тебе говорить о лжи, — вспыхнул Гарри, явно возмутившись тому, что подруга обвиняет его в том, что он ей лжёт. Это было обидно. Обидно и несправедливо. — Я никогда не врала тебе. — Да ладно? — покачал головой парень. — Мне напомнить тебе о том, что ты не сказала о Сириусе, пока я вас не застал, страстно целующимися на столе? — Скажешь ещё хоть слово, и я придушу тебя, Гарри Поттер, — прорычала Гермиона, чувствуя, как густо краснеет. — А вообще, тебе стоит научиться стучать, входя в чужую комнату, — девушка сложила руки на груди, поворачивая голову в сторону окна. — Ты даже говоришь уже, как Сириус, — усмехаясь, протянул Гарри, и Гермиона бросила в него подушку, лежавшую у неё на коленях, друг едва заметно поморщился, но тут же надел ту же улыбку. Гермиона неосознанно улыбнулась этому заявлению, но, поворачиваясь к Гарри, снова нацепила маску серьёзности: — Я всё равно узнаю, — заявила она, по привычке задрав подбородок; губы парня поджались, а взгляд стал расфокусированным, но он не собирался сдаваться подруге. — Нет ничего, чего ты не знала бы, и я уверен, ты можешь узнать что угодно, но у меня нет того, что могло бы утешить твоё любопытство. Поищи ответы в другом месте. Врал. Врал так легко, словно дышал. Вдох-выдох-ложь. «Я всё равно узнаю, Гарри, от тебя или от самого дьявола, — но я буду знать правду.» Сейчас же она решила оставить попытки выманить хоть что-то из упрямого друга. Гермиона молча смотрела в окно, наблюдая за идеальным снегопадом. До чего же всё-таки была красивая зима. Она любила зиму, но с взрослением эта пора года становилась всё менее сказочной, а в этом году… этот год вообще был не совсем обычным, и зима тоже была гораздо волшебней всех предыдущих. Максимально волшебной. — Где Рон? — Гарри, похоже, только заметил отсутствие лучшего друга. Гриффиндорка криво улыбнулась. — Марлин здесь. — Марлин? И что? — Годрик, Гарри, давай купим тебе новые очки, чтобы ты уже начал замечать очевидные вещи? — подушка, которой она ударила парня, прилетела обратно в неё. Поттер переменился в лице и подтянулся на руках, садясь и опираясь спиной о стену. — Стой. Ты хочешь сказать, что Рону нравится Марлин? — Я не просто хочу это сказать, — я верю в это. Девушка залезла с ногами на постель, чтобы смотреть Гарри прямо в глаза; после того нелепого и неловкого разговора ей стало намного легче находиться с ним рядом, словно стена, которая находилась между ними всё это время, рухнула, оставляя после себя только воспоминание. Теперь всё было так, как раньше, теперь Гарри снова был человеком, ближе которого у Гермионы никого не было. — Он говорил тебе это? — Нет. Вообще-то я почти уверена, что он сказал об этом Сириусу. — Сириусу? — Тогда Блэк намекнул нам об этом, а мы не поняли. — Правда, — задумчиво произнёс Гарри, и на секунду Гермионе показалось, что она заметила в его глазах тоску. Естественно ему было обидно: ни лучший друг, ни лучшая подруга не рассказывали ему о том, что происходило в их жизни. Личное стало слишком личным, тем, что каждый оставлял лишь себе. — Мне он тоже ничего не сказал, — попыталась утешить друга Грейнджер, получая в ответ мягкую улыбку. — Как ты поняла? — Я наблюдала. Намёков было более чем достаточно. Он часто старается быть только возле Марлин, говорить с ней, спрашивать о чём-то, интересоваться её жизнью, — она задёргала край одеяла. — Он улыбается, словно дурак, когда она что-то говорит. Или даже когда она молчит, Рон глаз с неё не спускает. Ты знаешь, что он подарил ей на Рождество? — Гарри отрицательно покачал головой. — Духи. Вчера она надушилась ими и пришла сюда, так Рон полвечера пытался понюхать её. Парень громко засмеялся, и Гермиона улыбнулась во все зубы, радуясь искренним эмоциям друга. — Они пахнут жареной курицей, что ли? — гриффиндорка закатила глаза на реплику Поттера. — Очень даже приятно пахнут. Марлин ведь понравились. — Я буду рад, если у них всё получится, — вздохнул парень после продолжительного смеха. — И за тебя я тоже буду рад. Гермионе так сильно захотелось обнять Гарри, но она всё ещё боялась касаться его, поэтому позволила себе только взять друга за руку. Сейчас, когда они были вдвоём, а рядом не было лукавых серых глаз, открываться было легче. Девушка зря избегала Гарри столько времени, боясь посмотреть ему в глаза, она бы должна уже понять, что он всегда её поддержит и не осудит. — Я так хочу, чтобы ты был счастлив, — прошептала она, смотря ему в глаза. Будет лучше, если он не увидит её выступивших слёз. Он понимал, о чём говорит Гермиона: печальная улыбка коснулась его губ, а голова склонилась на бок. Он скучал по Джинни. Как бы ему не было хорошо с родителями и друзьями, — Гарри скучал по рыжеволосой ведьме, которую они оставили в саду миссис Уизли. И Гермиона по ней скучала, и Рон. Но у каждого из них это была совершенно разная тоска: Рон скучал по сестре, Гермиона по единственной подруге, а Гарри по той, к которой испытывал невероятные чувства, что носил в себе столько времени. Казалось, должно произойти что-то более серьёзное, чем перемещение во времени на двадцать лет, чтобы друг смог забыть девушку. И не факт, что Гарри станет это делать. Грейнджер старалась вспоминать прошлое как можно реже, потому что это всё ещё болело, всё ещё было дикостью и жуткой несправедливостью. Но теперь это не было главной причиной, по которой девушка часто погружалась в себя. Как бы это дико не звучало, но она оставила своё прошлое в будущем, к которому предстояло вернуться. Замкнутый круг, который свёл бы незнающего человека с ума. — Гермиона, — коснулся её Гарри, и она сморгнула слёзы, не позволяя им скатиться по щекам. — Это всё серьёзно? Ты и Сириус. Насколько это всё важно для тебя? Ответ пришёл молниеносно, сбивая её с ног: — Важно, Гарри, это для меня очень важно, — голос дрожал, но девушка была абсолютно уверена в том, что говорила. — Что это за чувство? Что ты испытываешь к нему? Что. Это. За чувство? — Привязанность… — начала было Грейнджер и прикусила язык, заставляя себя замолчать. Молчи, идиотка, потом ведь не выберешься из этого. Утонешь. Хотелось утонуть. Набрать это чувство в лёгкие и умереть. Гарри хмыкнул. — Ты влюблена в него, Гермиона? Секунда. Две. Удар сердца. Застыло, — не начнёт биться снова, пока она не ответит. — Да. Удар. Сильнее. Ток по всему телу и шум в голове из-за тихого признания. Такого тайного. Она признавалась не Гарри, а себе. Позволила открыться только для себя. — Да, я влюблена в него. Очень медленно и сладко, до спазмов в животе. Под ложечкой засосало. Она сдалась. Утонула. Утонула в собственных словах, что не были доводами здравого смысла, а только её сердца. Она задыхалась в этой квинтэссенции из собственных чувств и эмоций. Задыхалась от терпкого аромата сигаретного дыма и черники. Она тонула, как того и хотела; падала в омут с головой, понятия не имея, что с ней будет дальше.

***

Гарри уснул после их продолжительного разговора, и Гермионе было почти стыдно за то, что не ушла, заметив, как зевает друг, но она нуждалась в том, чтобы поделиться с кем-нибудь тем, что было у неё на душе. Они больше не говорили о Сириусе после её признания, и гриффиндорка была благодарна парню за то, что он не стал больше ничего спрашивать: он услышал то, что хотел, и этого было достаточно. Осторожно ступая по мягкому ковру, направляясь в свою комнату, Грейнджер улыбнулась себе, прокручивая в голове шутку Гарри, от которой они зашлись таким хохотом, что было подозрение, будто их услышали все. Дверь, возле которой проходила Гермиона, со скрипом отворилась, заставляя её остановиться на месте. В голове пролетело столько мыслей, но она не успела схватиться ни за одну из них, и каждая разбилась, создавая оглушительный звук, от которого девушка крепко зажмурилась, когда Сириус, остановившись, прислонился плечом к косяку двери и вопрошающе поднял чёрные брови: — Охраняешь мой покой? Она засмотрелась на то, как упала чёлка парня ему на глаза, и как он изящно откинул её взмахом головы; смотрела, как переливались его волосы в солнечном свете, что густо затопил комнату Блэка. Он лукаво улыбался, прищурив глаза, склонив голову набок в этой своей никем неповторимой манере, и Гермиона поняла: она действительно пропала. «Да, я влюблена в него.» Не было начала этого, не было отсчёта времени; сейчас это казалось тем, что должно было произойти, словно для этого они и были рождены. Возможно, это внезапно накрывшее чувство эйфории принесло эти мысли, а, может, это действительно говорил здравый смысл. — Что?.. Что ты сказал? Блэк начал стучать носком ботинка по полу, скрестив руки на груди, не отводя взгляда, смотря в самую душу, разбудив в ней настолько мощный ураган, что Грейнджер казалось, что она не выстоит. Должна выстоять. — Навещаешь Гарри, а ко мне не приходишь. Гермиону словно окатило струёй ледяной воды. Она замотала головой по сторонам. — Здесь никого нет, — выдохнул Сириус, качая головой. — Все внизу. И чего ты так реагируешь? Мне кажется, уже каждый, кто ещё не в курсе, — он демонстративно закатил глаза, — подозревает, что между нами что-то происходит. — Я никогда к этому не привыкну, — тяжело выдохнула гриффиндорка под пристальным взглядом Сириуса. Моргнув, он посмотрел влево, потом вправо и указал себе за спину. — Зайдёшь? — Зайти? — она секунду подумала, а потом выдала: — Эй, и почему ты вообще встал? Лили говорила, тебе нужно лежать ещё минимум дня два. — Скука скучная, — фыркнул брюнет. — К тому же мне нужна помощь. Заходи, я не кусаюсь, в человеческом виде так точно. Парень скрылся в своей спальне, оставляя дверь открытой. Гермиона не думала, — она пошла вслед за Сириусом, понятия не имея, в какой помощи он нуждался. — Мне тут… — Ты что делаешь?! — пискнула она, когда Блэк, сев на кровать, начал снимать свитер. Под тканью скрывалась бледная гладкая кожа, Гермиона помнила об этом с того момента, когда они ночевали вместе в её кровати, или когда Марлин пыталась вылечить Сириуса. Тонкая полоска серебристой кожи показалась всего на миг, но уже успела привлечь внимание девушки. Мерлин, она точно сходила с ума. Блэк театрально поднял брови, заставляя Грейнджер обратить внимание на его лицо с кривой ухмылкой, а не мелькнувшую часть тела. — Тебе стоит научиться лучше скрывать свои эмоции. У тебя на лице написано, о чём ты думаешь. Прости, но сейчас я не в состоянии что-либо делать, как бы мне ни хотелось. — Придурок. Парень гортанно засмеялся, а Гермиона стояла, пригвождённая к полу, чувствуя, как поднимается краска по шее к щекам. Казалось, горели даже уши. — Мне, правда, нужна помощь, — Сириус снова коснулся края свитера, и Гермиона проследила взглядом за движением его рук. — Обычно Лили это делает, но, раз уж ты здесь… Он рывком снял свитер, и девушка заметила гримасу боли, исказившую его красивое лицо. Все мышцы напряжены, было видно, как они перекатываются под кожей при любом движении Блэка. Грудь была стянута бинтами: Марлин старалась, но полностью избавиться от раны не смогла, поэтому Лили долечивала его различными зельями и мазями, приготовленными собственноручно. — Мне нужно сменить повязку, — покачал головой Сириус. Как бы парень не выделывался, но было видно, что о помощи он просил крайне редко, — обычно ему помогали по собственной воле, — а иногда он вообще не принимал того, из-за чего в глазах других мог показаться беспомощным. — Поможешь? Гермиона чувствовала, как пересохло во рту, язык неконтролируемо вращался в ротовой полости, а затем сильно вжался в нёбо. Слюны не было, хотелось ослабить тот спазм, который сжал гортань, но ей не удавалось. Она молчала, словно эта просьба была Силенцио, и теперь Блэку стоило произнести контрзаклинание, чтобы Грейнджер наконец-то смогла что-то ответить. — Пожалуйста, — тихо добавил он, и тело девушки само, игнорируя импульсы мозга, подошло к кровати. Она была уверена, что попроси он её об этом месяц назад, Гермиона отреагировала бы гораздо спокойнее, намного спокойнее. Да даже если бы он попросил об этом день назад, в ней бы не было столько бурлящих чувств. Наверное, с признанием Гарри, канал в её голове переключился, и теперь собственная реакция на Блэка удивляла даже гриффиндорку. Гермиона наклонилась над неподвижным парнем, захватывая край бинта и разматывая его. Она почувствовала, как колыхнулся воздух от резкого выдоха Сириуса, когда её волосы коснулись его лица. Затем вдох: глубокий и громкий, воздух буквально засвистел, проникая в его лёгкие. — Это кровь, её нужно вытереть, — девушка, стараясь не концентрироваться на себе, пристальным взглядом осмотрела рану. Марлин действительно постаралась, но у неё не было опыта с подобными ранами, которые появились в результате неизвестного заклинания. Да и «Вулнера Санентур» она использовала впервые. Гермиона и сама не использовала это заклинание ни разу, а вот Гарри применял, когда исцелял Джеймса ещё в начале их знакомства. Грейнджер не была уверена на все сто, что оно подействует на Сириуса, но рана затянулась, хоть и не полностью. А ещё должен был остаться огромный бордовый шрам, пересекающий грудь, рёбра и заканчивающийся где-то на спине. Казалось, торс Блэка сжимал странный кровавый полукруг. Была надежда, что шрам станет светлее со временем, потому что он уж очень сильно выделялся на бледном теле Сириуса. Это словно была его личная метка, которую он получил в результате… чего? Тяжёлой битвы? Она должна была напоминать ему о том сражении всю жизнь? Должно быть, там случилось действительно что-то страшное, раз след был настолько… Он не был ужасным или уродливым, нет. Но он изменил Сириуса. Внёс свои коррективы не только во внешность парня, но и в его душу, взгляд и восприятие реальности. Гермиона видела, как слегка дрогнула рука парня, когда он невольно коснулся рубца возле ключицы, где было его начало. Взгляд его стал затуманенным и расфокусированным, словно он был сейчас не здесь, а возвращался в горящее поселение. И сейчас она не решилась бы спрашивать у него, что произошло, потому что видела, — не только по шраму, но и по глазам, — это отразилось на нём сильнее, чем на Джеймсе или Гарри. — Пойдём в ванную? — предложила Гермиона, и Сириус несколько раз моргнул, чтобы снова вернуться к реальности и надеть свою лёгкую улыбку. Так легко. Так легко носил маски. Гермиона намочила губку под струёй тёплой воды и закрыла кран, пока Блэк опирался о раковину, стоя спиной к зеркалу. Он ни разу не посмотрел на своё отражение. Как только девушка дотронулась до участка кожи парня, где алела засохшая кровь, он вздрогнул, словно от холода. Всего секунду она не решалась ещё раз прикоснуться к нему. — Скажешь, если будет больно? — ей не хотелось причинять парню боль. Сириус кивнул, и гриффиндорка начала вытирать влажной губкой кровь активнее. — Мне нужно, чтобы ты повернулся, — девушка избавилась от следов на груди и рёбрах, оставалась только спина. Мышцы Сириуса напрягались, натягивая кожу, а руки, с выступающими венами, сжали край белоснежной раковины, когда он резко повернулся лицом к зеркалу, открывая Гермионе доступ к спине. Она быстрыми движениями очистила кожу от крови. Рана тянулась до позвоночника. Она была длинной и тонкой, казалось, что тело Блэка обвила змея, вживаясь в его плоть. — Всё, — объявила гриффиндорка, смотря на отражение парня в зеркале, выглядывая из-за его плеча. Но он не смотрел. Голова была опущена, а веки подрагивали. Она осторожно, едва касаясь, вмазывала зелёную мазь, пахнущую хвоей, в кожу парня. Он молчал — она тоже. Честно говоря, Гермиона испытывала наслаждение от подобного вида близости, когда каждый из них думал о своём, но при этом оставался рядом друг с другом. Они словно путешествовали в своих головах, но всё равно были на месте, замечая каждое движение, каждый взгляд, каждый вздох. Как только повязка была наложена, Сириус быстро вышел из ванной, оставляя Гермиону наедине с собой. — Сириус! — бросила она ему, и парень остановился посреди комнаты. — Это не делает тебя хуже, — она говорила с его спиной, он почему-то не поворачивался к ней. Грейнджер вплотную подошла к Блэку, приподнимая руку на уровень глаз, а потом коснувшись его оголённого плеча. Ток прошиб всё тело. Это не было таким же касанием, как две минуты назад, когда она наносила мазь; то было, скорее, чем-то абсолютно нормальным, что не вызвало бы никаких подозрений у остальных: простая помощь, даже если руки едва заметно тряслись, а дыхание постоянно сбивалось. Это же касание было совершено тайным, принадлежавшее только им. И если в комнату кто-нибудь войдёт, то в удивлении расширит глаза, потому что это было очень близко, очень лично, очень чувственно. Подумать только, Гермиона смущалась того, что Сириус собирался снять свитер перед ней, когда она только вошла, а сейчас она уже водила рукой по его горячей коже, — слишком горячей, слишком опаляющей. Ноготками она прочертила линию от плеча вдоль руки до самой ладони, чувствуя, как подрагивала конечность парня то ли от щекотки, то ли от удовольствия. Он сжал её ладонь, переплетая их пальцы, и всего один этот жест почти сбил девушку с ног. Да, наверное, из-за этого она прижалась к Сириусу ещё ближе, даже сквозь одежду чувствуя жар его тела, заставляя покрываться своё тело мурашками. Кожа парня была солёной, когда она прижалась губами к его плечу, но этот вкус казался ей слаще патоки, и Грейнджер облизнула пересохшие губы. Голова парня лишь на несколько сантиметров повернулась в её сторону, и до сих пор не видно было его серых глаз, поэтому Гермиона встала перед ним, встречаясь взглядом. Молния. Молния ударила, когда серые и карие столкнулись, словно лёд и пламя, но гриффиндорка ведь знала, что в глазах Сириуса не лёд, в них нет холода, даже если их окрас — цвет моря во время шторма. В них пылал огонь, теплота и жизнь. Столько жизни, что Блэк бы мог одолжить её нескольким людям и не заметить в себе никаких изменений. Потому что она была во всём: во взгляде, в полуулыбке, в коже, в руках, в венах. Её было слишком много. Парня было слишком много; настолько, что часть его уже жила в Гермионе и жила долго, осваиваясь и устраиваясь внутри неё удобнее. — Это не делает тебя хуже, — шёпотом повторила Гермиона, не моргая. — Ты прекрасен… Слова слетели с губ быстрее, чем она поняла их смысл, а когда поняла, то не почувствовала стыда из-за признания, потому что это было абсолютной правдой. Он говорил похожие вещи, когда они были в этой же комнате больше месяца назад. Он так легко сказал это, и гриффиндорка расслабилась тогда только потому, что видела в его глазах искренность. И ей тоже эти слова дались с лёгкостью, наверное, потому что предназначались они Блэку, а не кому-то другому. Серый взгляд опустился на её губы, и парень уже было метнулся, чтобы поцеловать их, но Гермиона ловко увернулась и провела ими по его шее; послышался шумный судорожный выдох, и девушка победно улыбнулась. Она покрывала мелкими поцелуями его кожу, как он когда-то, заставляя её дрожать от новых ощущений. Вряд ли для Сириуса это было чем-то новым, но то, как он прерывисто дышал, как сжимал её талию, прижимая к себе, как откинул голову, открывая участок кожи для новых поцелуев — это всё сводило с ума. Она сходила с ума. — Мерлин… — выдохнул он, когда Гермиона прикусила мочку его уха, становясь на носочки, чтобы дотянуться. Это была не она. Не та Гермиона Грейнджер, которую знали все и сама девушка. Это был совершенно другой человек, который получал удовольствие от тихих вздохов длинноволосого парня, его закушенной нижней губы и тёмных затуманенных глаз. Это была новая она, совершенно чужая, но которая вполне могла стать своей, стоило только привыкнуть к тому, что воздух резко начинал потрескивать от возбуждения и к тому, что её накрывало, когда они с Сириусом оставались одни. Она чувствовала разливающуюся сладкую истому по телу, концентрирующуюся внизу живота. Языком она провела влажную дорожку от подбородка, покрытого лёгкой щетиной, к правой ключице, прикусывая кожу и оставляя красные следы от зубов. Это было забавно: она оставляла на нём следы, которые возвращали бы его к мыслям о ней, — чтобы он не забывал, чтобы даже не посмел забыть. Хотелось, чтобы он помнил. Грейнджер пыталась подарить хоть наполовину такие же эмоции, какие дарил ей Сириус, а в итоге снова утопала: в его голосе, руках, в тёплом хриплом дыхании. Но она никогда, никогда не признается, что была настолько беззащитной перед ним в этот момент, полностью открытой. И если бы он захотел всадить нож в сердце по самую рукоять, она бы не успела увернуться, как отворачивалась от его губ, потому что сердце — не губы, оно не желало прятаться от этого, и Гермиона не имела над ним абсолютно никакой власти. — Стой, — прорычал Сириус, когда руки Грейнджер зарылись в его волосы, продолжая блуждать губами по коже парня. — Стой-стой-стой… — он тяжело выдохнул и зажмурился. — Что такое? — девушка подняла затуманенный взгляд на Блэка. — У меня голова кружится, — мягко улыбнулся он, и Гермиона едва успела ухватить его за плечи, когда он покачнулся. — Обидно до чёртиков, — хмыкнул он, отрывая руки от её талии и прижимая их к до сих пор закрытым глазам. — Господи, — прошептала девушка, возвращаясь в реальность. Слишком реальную реальность. Не хотелось. — Тебе нужно лечь. — Составишь компанию? — склоняя голову, спросил он, за что получил лёгкий толчок в руку. Он пытался шутить, только бы не выглядеть слабым. Она не собиралась оставаться. Дурман прошёл, оставляя после себя только лёгкий аромат хвои. Я влюблена в него, чёрт побери. Слова, которые звучали в её голове, когда Сириус, бросая на неё взгляды, ложился на кровать, тяжело дыша либо от усталости и головокружения, либо из-за произошедшего минутой раньше. Он смотрел на неё так, словно видел всё, что творилось в её голове, таким задумчивым взглядом, от которого и у неё ноги подгибались. И, даже когда она выходила из комнаты, покидая парня, она всё равно знала, что победителем была не она. Она бы никогда не победила, как бы ни старалась и ни думала, что ситуация находится под полным её контролем. Она потеряла этот контроль, когда позволила себе так доверчиво открыться Сириусу.

***

13 февраля 1979 года. Яркая брошюра упала на кухонный стол, за которым все ужинали. — Что это такое, МакКиннон? — Сириус, пережёвывая кусок мяса, кивнул на розово-красный лист, на котором переливались золотые сердца. — Реклама, — пожала блондинка плечами, присаживаясь за стол к остальным. Каждый наклонился над столом, читая надпись на брошюре. Гермиона стояла возле раковины и мыла чашку после выпитого чая, упорно отказываясь, чтобы за неё это сделала Мини. Она закрыла кран и подошла к столу в тот момент, когда Блэк взял рекламу в руки, поэтому девушка, совсем не осознавая этого, наклонилась над плечом Сириуса, убирая его волосы, чтобы они не мешали читать текст. Она кожей чувствовала дыхание, смешанное с табачным дымом и бренди. «Мадам Розмерта подарит вам неповторимые эмоции 14 февраля 1979 года. Если вы хотите провести праздник, наслаждаясь друг другом, загляните в «Три метлы»! Мы обещаем приятную романтическую атмосферу и живую музыку. Позвольте себе быть счастливыми в этот вечер. Ждём каждого, если в ваших сердцах тлеет хоть маленький уголёк любви». Гермиона поняла, что она только что сделала, только когда лицо парня вдруг повернулось к ней, находившееся в непозволительной близости, встречаясь взглядом. Мерлин… Она уже смирилась, что о них знают некоторые, но чтобы остальные узнали вот так, — нет. Пока что она наслаждалась тайными короткими поцелуями в тёмных коридорах дома и тихими личными разговорами в гостиной, когда их с Сириусом никто не видел. Она всю жизнь жила напоказ даже против своей воли, и хотелось отдохнуть от этого, выдохнуть и втянуть в лёгкие свежий воздух, чтобы он освежающе прошёлся вдоль трахеи. Гермиона отпрянула от Блэка, а подняв голову и посмотрев на Гарри, который сидел напротив Сириуса, захотела ударить себя по голове чем-то тяжёлым. Блэк оставался совершенно невозмутимым, в то время как в голове гриффиндорки зашумела кровь, а в висках почувствовалась пульсация. Парень, с абсолютно непроницательным лицом, передал брошюру Лили. Ситуацию усугубило то, что она заметила, как обменялись улыбками оба Поттера, и обоих хотелось треснуть не слабее, чем себя. Она сжала кулаки, направляясь к единственному свободному месту за столом, — по иронии оно находилось между Джеймсом и Гарри. — Странно, — задумчиво произнесла Лили, видимо, не понимая, почему её муж сидел такой довольный. — Очень наплевательски со стороны Розмерты устраивать подобное в разгар войны. Разве это безопасно? — девушка смотрела на ребят ошарашенным взглядом. — Зачем ты вообще это принесла, Марлин? — Хочу, чтобы мы пошли. Это же очевидно. — Пошли? С ума сошла? — Ладно тебе, Лили, нам это нужно. Папа сказал, что Хогсмид охраняется мракоборцами и там будет много студентов, так что это вполне безопасно. Министерство не позволит, чтобы с учениками что-то случилось. Мы можем себе это позволить, — Марлин поперхнулась чаем, когда Лили бросила на неё осуждающий взгляд. — Мы столько пережили за короткое время, что нам необходимо хоть немного расслабиться. — Это глупо, — вставила Гермиона, поддерживая Лили. Она была такого же мнения, что и девушка. Учитывая то, что Пожиратели могли напасть на любой город, на любое поселение, несмотря на защиту мракоборцев, Гермионе слабо верилось, что они не попытаются сделать это, когда в деревне будет полно полукровок и маглорождённых. Ей не хотелось снова рисковать собой, — она насладилась обществом Пожирателей сполна, чтобы снова с ними встречаться. — Я согласен… — отпивая из бокала янтарную жидкость, сказал Блэк. Гриффиндорку почти накрыло удивление, услышав это. — … с Марлин. Гермиона громко фыркнула, складывая руки на груди. Он походил сейчас на отчаянного дурака, который снова рвался в пасть льва, только оправившись от прошлой битвы. — Я тоже, — весело поддержал Джеймс друга, улыбаясь тому. Послышалось, как фыркнула Лили. — Идиоты, — пробормотала рыжеволосая ведьма, и Грейнджер полностью разделяла её мнение. — Мне тоже интересно, — произнёс Рон. — Я бы сходил. — Рон! — Гермиона кинула на него гневный взгляд, но парень сейчас вообще её не замечал, потому что Марлин, обрадовавшись такой поддержке, обняла его. Сириус и Джеймс заулюлюкали и замурлыкали, словно коты, глядя на эту картину, и гриффиндорка, наткнувшись под столом на ногу Блэка, ткнула его, чтобы он убрал с лица эту свою ухмылку. — Ай, Гермиона! — вскрикнул Гарри, когда она задела и его. — Скажи им! — кивнула девушка на противоположную сторону, где сидел Сириус, Марлин и Рон. — Ты действительно думаешь, что нас послушают? Сириус заговорщицки улыбнулся и подмигнул ей, даже не поморщившись от неудачного удара. — Значит, идём! — хлопнула МакКиннон ладонями по столу, и приборы на тарелке звякнули, а чашка с чаем перевернулась. — Вот чёрт… — Это плохая идея, — тихо сказала Лили, всё ещё пытаясь образумить этих идиотов. — Очень-очень плохая идея. — Эванс, прекращай, — бросил Сириус. — Я лично позабочусь о твоей безопасности, если Сохатый не против, конечно. — Я прибью вас обоих, если там что-то случится, — ответила она и, скатав из салфетки шарик, запустила в Блэка. — И я Поттер, чёрт побери. А для тебя миссис Поттер. — Для меня ты вообще-то достопочтенная миссис Поттер, Эванс, — очаровательно улыбнулся Сириус.

***

Рон успел схватить Марлин за руку, когда она чуть не упала, поскользнувшись на участке дороги, где они оказались после трансгрессии. — Спасибо, — улыбнулась девушка, и Гермиона заметила, как воодушевился друг, совершив этот «геройский» поступок. Ей-богу, сейчас его совсем было не узнать. И было непонятно, нравились гриффиндорке эти изменения или нет, потому что иногда парень ну совсем не походил на того Рона, которого она знала всю жизнь, казалось, в его теле поселился абсолютно незнакомый человек. В пабе была тьма посетителей, но ребятам удалось найти последний столик, за которым они все с трудом, но уместились. — Фух, ну и народу, — выдохнул Джеймс. — Давненько мы здесь не были. — С прошлой весны, — буркнула Лили, всё ещё недовольна тем, что её не послушались. — Да хватит тебе, милая, посмотри, здесь полно студентов, на улице у входа стоят мракоборцы и, мне кажется, я видел здесь Слизнорта. Да, точно, вон он стоит у бара, все усы в сливочной пене из-под пива. Все повернулись в сторону бара, где стоял Слизнорт: профессор был почти таким же, как и в их времени, — изменилась только пышность усов и прибавилась седина на висках. — Я пойду поздороваюсь, — Лили поднялась с места, с трудом проталкиваясь к зельевару. — Так, ну и где живая музыка? — Рон осматривался по сторонам, словно по его хотению сейчас должны появиться музыканты. — Было написано, что музыканты начнут играть в восемь вечера, — Гермиона повернулась в стороны хозяйки паба, которая подошла к компании с блокнотом, в который записывала заказы: — Мерлин, неужели это мои милые мальчики? — улыбнулась она Сириусу и Джеймсу и погладила Питера по плечу. — Знали бы вы, как я скучала по вам. Марлин, ты настоящая красавица. А где Лили, и кто эти новые лица? — женщина цокнула языком, этим добавляя своему вопросу важности. — Я Гарри, — парень первым протянул руку волшебнице, затем Гермиона и потом Рон. — Вы, ребята, — Розмерта смотрела на Рона и Гарри, — жуть, как похожи на кое-кого, кого я хорошо знаю. Например, ты, — она кивнула на Рона, — напоминаешь мне Арту… — Гарри мой родственник, — быстро вмешался Джеймс. — Гермиона и Рон — приходятся друг другу кузенами. Ребята из Америки. — Из Америки? — волшебница явно была удивлена. — Из Ильверморнии, да? Моя двоюродная сестра там училась, знаете, и она говорит… — Розмерта, дорогая, давай я помогу принести тебе напитки для нас? — Сириус поднялся и подошёл к хозяйке паба, приобняв её за плечи, ослепительно улыбаясь. — Непозволительно, чтобы такая женщина, как ты, носила тяжёлые подносы. — Ах, ты, — Розмерта погрозила парню пальцем, широко улыбаясь довольной улыбкой. Они ушли в сторону бара, где женщина нашла Лили и обняла её за шею, активно что-то щебеча ей. В пабе было много людей, и каждый из них веселился, видимо, лишь делая вид, что они не думают о тех вещах, которые происходили в стране. Пир во время чумы, — так назвала это Лили, и Гермиона была с ней абсолютно согласна. Может быть, школьники не хотели этого замечать, но они, члены Ордена Феникса, не могли не заметить напряжённых лиц мракоборцев или оглядывающихся по сторонам обычных жителей Хогсмида. Люди боялись, и сейчас они не верили в то, что может быть спокойно. Даже когда они отодвигали эту паранойю на задний план, она всё равно выползала наружу, когтями цепляясь за кости людей, чтобы удержаться на нужной высоте. Они все боялись, и это было нормально. Лили вернулась довольно быстро, поцеловав Джеймса в щёку. — Знаешь, я могу начать ревновать тебя к нашему бывшему профессору, — сказал парень, касаясь места, где остался след от помады Лили. — То объятие было совсем необязательным. — Ну и дурак, — рассмеялась звонким смехом девушка, опуская голову на плечо мужа. — Кстати, я видела там некоторых орденовцев — не как охранников, — они пришли тоже развлечься. — Вот видишь, — щуря голубые глаза, протянула Марлин, — а ты волновалась. — Я всё ещё волнуюсь, но сейчас мне чуточку спокойнее. Ну и мне хочется потанцевать. — Сохатый ужасный танцор, ты же знаешь, Эванс, — Сириус вернулся с двумя бутылками огненного виски; такое же стояло в его баре, так что Гермиона не сомневалась, что он потратил немало галлеонов, купив его, а ведь они только пришли. — Я могу потанцевать с тобой. — Разве тебе не с кем танцевать? — Грейнджер перевела взгляд на Марлин, ожидая, что та будет смотреть на неё, но она с непроницательным лицом изучала этикетку на бутылке, словно состав виски волновал её больше всего на свете. Наступила пауза, после которой (кто бы мог подумать) Питер первым ляпнул что-то такое, от чего даже уголок губ Гарри дрогнул, и за их столом послышался громкий смех, обращая внимание всех посетителей. — Я не буду это пить, — отрицательно покачала головой Гермиона, когда перед ней поставили стакан. — Ладно тебе, Гермиона, немного можно, — беззаботно бросил Рон. — Ничего страшного не случится. — Случится, если ты сейчас же не заткнёшься, — прошипела гриффиндорка. — Действительно, Гермиона, почему бы тебе не расслабиться? — Марлин испытывала девушку не меньше Рона, и Грейнджер закатила глаза, подвигая стакан к застывшей над ним руке Джеймса. — Только немного. — Конечно. Она не помнила, сколько раз наполнялся её стакан. Честное слово, всё случилось само собой; Джеймс не упускал момента, чтобы налить ей каждый раз, когда жидкость оставалась на самом дне. И в какой-то момент Гермиона заметила, что паб уплывает куда-то в сторону вместе со всеми посетителями. Было легко, смешно и весело, словно все проблемы вдруг исчезли, испарились, и осталась только та реальность, в которой они все сейчас находились. И если бы её попросили сейчас назвать главную свою проблему, она бы задумалась, чтобы вспомнить, потому что проблемы, удивительным образом, стали неважны. — Эй, а давайте сделаем колдографию? — никто не успел ответить, когда Марлин уже отлевитировала фотоаппарат по воздуху, заставляя его застыть на месте. — Ты ставишь нас перед фактом, — сказала Лили, поправляя волосы и, покачиваясь, подошла к Джеймсу, становясь за его спиной и обнимая парня за шею. Гермиона продолжала сидеть на месте, не решаясь подняться, потому что, казалось, поднимись она, тут же рухнет на пол. Она впервые была в таком состоянии и всё равно оценивала ситуацию вполне логически. Вообще-то было ощущение, что её мозг продолжит работать, даже если в ней будет несколько литров алкоголя, потому что так он привык, так привыкла сама Гермиона. Это было новым для неё, но ужаса, который она испытывала раньше при виде пьяных или выпивших людей, не было. Была потрясающая музыка, под которую уже все успели потанцевать, хорошая атмосфера и приятные люди рядом. Почти все приятные. Она вздрогнула от неожиданности, когда сзади к ней притронулись. Руки были нежными и мягкими, касались осторожно. Руки, к которым она уже привыкла, потому что они стали слишком часто оказываться на её талии, шее, поглаживая горящую обычно кожу девушки. Гермиона почувствовала, что краснеет при этих воспоминаниях и попыталась отмахнуться от этого. Но как можно отмахнуться от чего-то, к чему тебя невероятно тянет? Как можно было отмахнуться от того, без чего жизнь казалась уже невозможной? Как отмахнуться от того, что заставляет чувствовать себя такой живой и нужной. Гриффиндорка казалась себе каким-то потерянным мотыльком, который находит утешение только в одном лучике света, и который с лёгкостью сожжёт её в пепел, не оставив и следа. Не сожжёт. Пожалеет. — Не дёргайся так, а то подумают, что ты боишься меня, — прошептал Сириус над самым ухом девушки, ещё больше опьяняя её своим дыханием и фактом того, что их носы почти соприкасались, когда Грейнджер повернулась на звук. Никто не смотрел на них — все выбирали ракурс для фотографии, и только двух человек в их компании не заботило это. — Я не боюсь тебя, Блэк, — полушёпотом ответила она. Голос почему-то предательски дрогнул. Парень хмыкнул, закусив губу, и выпрямился, не убирая рук от Гермионы. — Приготовьтесь. — Да мы уже давно готовы, МакКиннон, фотографируй! — засмеялся Джеймс. Щелчок, и яркая вспышка заставила ребят прижмуриться. — Я сделаю колдо и отправлю каждому позже, — Марлин довольно улыбнулась, левитируя фотоаппарат обратно в сумку. — Ты куда, Гермиона? — Гарри остановил её, когда она встала из-за стола, направляясь в сторону бара. — Мне нужна вода, — она чувствовала неимоверную сухость во рту, словно он был набит песком. Девушка, протолкнувшись сквозь толпу танцующих волшебников, добралась до бара: — Мне стакан воды, пожалуйста, — помощник Розмерты улыбнулся и кивнул, отворачиваясь. Она всё ещё чувствовала головокружение и какую-то лёгкость внутри себя; казалось, она способна была в данный момент испытать многое, но вот огромная толпа и духота немного притупляли её воодушевление. — Не боишься здесь появляться, когда вокруг столько врагов? Гермиона. Голос. Голос, который подействовал на неё лучше холодного душа, заставляя сжать кулаки и напрячься. — Регулус. Бармен, поставив на стойку стакан холодной воды, кинул на младшего Блэка неприветливый взгляд и удалился; на парня, похоже, это вообще не произвело никакого впечатления. Гермионе же захотелось вылить эту воду себе на голову, чтобы привести себя в чувство, потому что всё это казалось чем-то нереальным. Девушка повернулась и встретила взгляд серых глаз — таких же серых, как и у Сириуса, но только глаза Регулуса были холодными, непроницаемыми, в них невозможно было прочитать ничего, а если и получалось, то обычно ничего хорошего в них не было. Сириус тоже так умел — скрывать себя, не позволял пробиться сквозь маску, но Гермионе это удавалось, а в случае с Регулусом, было впечатление, что он не желал открываться даже себе. Грейнджер повернула голову назад, словно ожидая, что сейчас на неё нападут те самые враги, о которых говорил Регулус, и снова возьмут в плен, вернут туда, где было её место, — в подвале без лучика света. Там должны сидеть все грязнокровки, которые хоть как-нибудь могли пригодиться Тёмному Лорду. Но она уже сыграла свою роль, ничего больше от неё Пожиратели взять не могли, так что вряд ли с ней стали бы возиться — уничтожили бы на месте, как о том и говорила ей Вальбурга. — А ты? В Хогсмиде полно мракоборцев и орденовцев. Вокруг тебя тоже немало врагов, — она в пять глотков выпила большой стакан воды и теперь чувствовала боль в горле. Удушье. — Я к этому привык, — равнодушно ответил Регулус так, словно то, что паб, набитый теми, у кого есть право схватить его для допроса и возможного заточения в Азкабан, ничего не значило для него. Он не чувствовал никакой опасности, в отличие от Гермионы. Естественно, он был сейчас обычным студентом, который просто пришёл отметить День Святого Валентина; причём Грейнджер очень сомневалась, что этому Блэку вообще может кто-то нравится, вряд ли его сердце было открыто подобному чувству. — Я с рождения находился в компании врагов. — Называешь Сириуса врагом? Помнится, ты называл его братом. Парень пожал плечами и опёрся на стол локтями, придвигаясь к Гермионе так, чтобы она смогла услышать его слова, потому говорить он начал почти шёпотом: — Мы все враги, Гермиона. Даже тот, кто кажется нам другом, может оказаться ещё той тварью. Но главные наши враги — это мы сами. Мы способны уничтожить самих себя, не прилагая никаких усилий. С лёгкостью: пуф, — он щёлкнул пальцами возле её уха, заставляя вздрогнуть от резкого звука, — и тебя нет. И никто тебя и пальцем не тронул, ты сама всё сделала, облегчая своему неприятелю работу — ему стоит лишь сделать последний выпад, чтобы стереть тебя с лица земли. Сердце девушки больно билось о рёбра, пока она слушала монолог Регулуса. Страшнее всего было признавать, что он был прав. Он вообще понимал насколько был прав? Гермиона шумно вдохнула, втягивая запах парня в себя — ей не нравилось. Он пах дорого и изысканно, но от него тянуло холодом и сыростью, хотя в помещение было слишком жарко. Это был его естественный запах — запах Регулуса Блэка. — Ты сидишь непозволительно близко к грязнокровке, — сквозь сжатые зубы, прорычала она, чувствуя, как дыхание Блэка шевелило её волосы. Он был выпившим, — этим и объяснялось то, что он вообще решил заговорить с ней, тем более, так откровенно. — Твои друзья будут недовольны, как и твоя мамаша вместе с вашим общим хозяином. Регулус отшатнулся, и Гермиона смогла облегчённо выдохнуть. Казалось, даже пар пошёл из её ноздрей, когда она выдохнула этот холод. Гриффиндорка надеялась, что кто-то из их компании заметит её, но возле бара было слишком много людей, загораживающих тех, кто стоял возле него от взглядов друзей. — Как и твои друзья, нет? Ты общаешься сейчас с… — он оглянулся по сторонам, удостоверившись, что их не подслушивают, но всё-таки произнёс это слово одними губами, не выдавая ни звука: — Пожирателем. Кстати, я видел, как вы делали колдографию, уверен, вы с Сириусом получились лучше всех. Девушке хотелось запустить в него чем-нибудь, но, решись она на это, начался бы хаос, и празднику настал бы конец. Вообще-то для неё праздник уже закончился, но не хотелось его портить стольким людям. К тому же она понятия не имела, сколько Пожирателей было в пабе, в лицо она знала немногих, только тех, кто был непосредственно приближен к Волан-де-Морту. Те лица она не забудет до самой смерти. — Ах да, — проскользнуло как бы невзначай, когда Регулус уже собирался уходить. — Ты наверняка рада, что твой обидчик понёс наказание? — Что? — Ты не в курсе? — удивление — одно из немногих эмоций, которое появилось на фарфоровом лице Блэка. — Не в курсе чего? — раздражённо прошипела Гермиона. — Мальсибер, — желудок сжался, когда это имя повисло в воздухе, от него резко пошёл запах подвальной гнили, и Гермиона поняла, что запах Регулуса — не самый худший. Вообще-то от него пахло довольно приятно, если упустить все эти придирки. — Мальсибер мёртв. Его убили. Убили. Мёртв. Что следовало чувствовать? Облегчение, радость, счастье? Что? Почему ничего из этого не накрыло её, когда она услышала эту новость. — Когда? — В конце января, — какого чёрта он отвечал на её вопросы? — Кто? — на выдохе продолжила спрашивать Гермиона. — Понятия не имею. Кто-то из ваших, разумеется. И, честно говоря, если бы мы жили в альтернативной реальности, где не были бы врагами, я бы пожал руку этому человеку, потому что такое животное, как Мальсибер, которое готово было трахнуть даже козла, не заслуживало жизни. Да и быстрой смерти он тоже не заслужил — ему просто повезло. Регулус исчез так же внезапно, как и появился, — Гермиона только моргнула, переваривая в своей голове услышанную информацию, как он испарился. На секунду даже показалось, что это её воображение сыграло злую шутку, опьянённое выпитым алкоголем. Но девушка покачала головой, отгоняя это предположение. Она не бредила, не могла — запах Регулуса до сих пор чувствовался в воздухе, так что это было даже больше, чем просто реальностью.

***

— Ты застряла здесь, что ли? — Сириусу надоело наблюдать за обжиманиями Сохатого и Эванс, а ещё на то, с каким восторгом смотрел на Марлин рыжий. Всё это казалось приторно-сладким, настолько, что захотелось проблеваться. Выпей он ещё пару стаканов, это желание могло сбыться мгновенно. — Я… я… я иду, да. Блэк вскинул брови, наблюдая за бледной девушкой. Несмотря на то, что он выпил приличное количество спиртного, слишком пьяным он себя не чувствовал, наоборот, ему казалось, что он был самым трезвым в их компании. Гермиона же пила, наверное, меньше всех остальных, хотя Джим упорно подливал ей выпивку в стакан; она сейчас казалась немного потерянной, и было непонятно, от алкоголя она такая или ещё от чего. — С тобой всё в порядке? — она ухватилась за его локоть, и парень оттолкнул пару школьников, которые загораживали им путь, чтобы пройти к их столику. Те начали возмущаться, но стоило им увидеть, кому они помешали, негодование испарилось. — Мы собираемся уже уходить. — Да, я хочу домой. — Да, конечно, сейчас пойдём. Они решили возвращаться через каминную сеть, воспользовавшись камином в «Трёх метлах», потому что были большие опасения, что кого-нибудь из них расщепит при попытке трансгрессировать. Дом подействовал отрезвляюще на парня, потому что здесь было свежо и просторно, не было раздражающей толпы и любопытных взглядов. Наверное, впервые Сириусу было не херово после большого количества огневиски, он бы с удовольствием сейчас лёг спать. И он был уверен в том, что сон был бы спокойным. Гарри и Рон, зевая, поплелись наверх, и Гермиона последовала за ними. — Ты идёшь? — она чуть пошатывалась, и Блэк взял её за руку, чтобы та, не дай Мерлин, не упала на лестнице. Они дошли до комнаты в полной тишине, но то, как сильно сжимала его руку девушка, было красноречивее любых слов. — Что тебя волнует? — остановившись перед дверью её спальни, задал вопрос Блэк, рассматривая в полутьме черты лица Гермионы. Девушка поджала губы и кивнула на дверь, оглядываясь по сторонам: — Заходи. Да ладно, я не кусаюсь, — бросила она, заметив его удивлённый взгляд. — Вообще-то это, должно быть, странно прозвучит… — начала Гермиона, закрывая дверь. — Что прозвучит странно? — Ты не даёшь мне закончить фразу, — возмутилась девушка, хмуря брови. — Говори, — он сложил руки на груди. Мерлин, она даже под влиянием алкоголя оставалась такой, какой он её знал. — В общем… я тут узнала, что… Мальсибера убили, — выдала она после продолжительных колебаний. Раз. Один раз ударилось его сердце, и больше он не чувствовал ничего. Глаза Гермионы блуждали по его лицу, в поиске ответов. Он знал, — она что-то чувствует, подозревает. Гермиона была слишком умной, слишком тонко ощущала все изменения, особенно его изменения, особенно, когда он всё больше и больше открывался ей. — Почему ты молчишь? А что ему стоило сказать? Сириусу понадобилось несколько дней, чтобы осознать, что он стал убийцей, и ещё несколько недель, чтобы понять, что убийство Пожирателя — норма. В их мире это норма. Так поступают многие из тех, кто хотят мира. Стоило уже признать, что мир может наступить, только когда путь его будет пролит кровью, и неважно насколько чистой она будет, главное, чтобы её было как можно больше. Ему не было жаль Мальсибера, это осознание пришло сразу же после убийства, когда голос Гарри окатил сознание Блэка. Пожиратель заслужил это, но Сириус всё равно не чувствовал себя героем, совершив это. Джим и Гарри начали смотреть на него так, словно он сотворил какое-то чудо, на самом же деле, это чудо оставило на нём большой след, начиная огромным багровым шрамом, заканчивая клеймом убийцы, которое он сам на себя и повесил. Ему требовалось только время, чтобы осознать это и принять. Он не собирался закрываться в себе из-за этого, но психически здоровый человек всё равно не мог принять новость о том, что он убил кого-то, нормально. Сириусу хотелось верить, что он всё ещё остаётся таким человеком. Парню не хотелось орать на весь мир, что он вышел победителем из схватки с противником, ему хотелось забыть всё это, даже если след на его душе всё равно останется. Предстояло научиться жить с этим. — Это я убил его. Вот так просто. Признание. Наблюдая, как округляются глаза Гермионы. Собственный голос показался громом, от которого дрожат окна — ещё немного и вылетят к чертям. Гермиона во многом признавалась ему, так почему он не мог признаться в том, что стал убийцей? Может быть, его сдерживал только страх, что девушка не поймёт, не примет эту правду, не захочет с ней жить. Да, он боялся именно такой её реакции, но сейчас, когда он был нетрезв, а желание поделиться этим с девушкой достигло своего апогея, ему было важно, чтобы она знала, даже если не примет, даже если откажется. Это молчание казалось ему ложью, а он не хотел врать. Гермиона не произнесла ни слова, а потом, хмурясь и о чём-то думая, подошла к Сириусу вплотную, он не дрогнул, не отвёл взгляд, когда она смотрела ему прямо в чёрное нутро. Ему казалось, что тьмы в нём стало больше, но он отчаянно сдерживал её и пытался усмирить, так как умел, насколько хватало сил. Но, смотря в карие глаза, которые бегали по его лицу, он понял, что только Гермионе удавалось полностью утихомирить эту тьму, приручить его собственное безумие. — Скажи только… — она задохнулась. — Скажи, что это не из-за… не из-за меня. Прошу тебя, скажи это. Она была похожей на него. Эгоисткой рядом с ним, но никогда с другими. И это подкупало. Это чертовски сильно подкупало. — Это не из-за тебя. — Не врёшь? — Не вру. Не врал. Он бы мог рассказать, что он вообще не знал, с кем сражается, и кто пал от его руки, но зачем было тратить на это свои силы и время, если по глазам девушки видно было, что она верит. Так просто. Стоило ему только признаться, как ему поверили. Он понимал, почему Гермионе так важно было услышать, что он убил не из-за неё, и, честно говоря, этому он был рад, потому что обрекать девушку на те же мысли, которые иногда накрывали его, было жестоко. Он не хотел быть жестоким по отношению к ней. Она не должна была мучиться с этим грузом всю жизнь, — это принадлежало только ему. И Сириус уже свыкся с этим, принял в свою душу, словно младенца, которого следует убаюкивать, иначе он разразится плачем, сводя его с ума. Он научится жить с этим, но ему будет гораздо легче, если Гермиона будет делиться хоть крохотной частью своего тепла и света с ним. А она будет, — это было понятно по её взгляду и крепким объятиям. Все демоны будут приручены. — Тогда это не делает тебя хуже…