Каминари Денки. Ошибка Истины

      Хина кошмарно водит.       По крайней мере, так говорит ее знакомый фиксер.       Вообще-то, Хине плевать. Она смотрит на то, как водят другие люди, и думает, что они просто теряют время зря. Они сбрасывают скорость на поворотах, следят за другими машинами и — смешно сказать — обращают внимание на пешеходов. Хина же, в отличие от них, всегда добирается туда, куда надо, в срок и куда быстрее всех прочих. У Хины остается время для других дел. Например, закурить лишний раз или поспать еще минут десять. Или прирезать кого-нибудь на очередном заказе. Как повезет.       Если бы полиции в Найт-сити было не насрать на то, что кто-то водит не как полагается, Хина бы уже утонула в штрафах. Но она прекрасно знает, что легавым и без того проблем хватает. Часть этих проблем — сама Хина.       Она себя не переоценивает. Таких как она в Найт-сити десятки тысяч — мелкие наемники, которые цепляются за любой заказ и которым каждый второй месяц нечем платить за квартиру. У нее едва ли один постоянный фиксер, получить заказ у кого-то еще — настоящее счастье.       Хина сама себе боец, нетраннер и напарник. Если бы она могла, она бы и рипером себе стала. Но даже самый крутой рипер не может ставить импланты сам себе — порой это ее подбешивает. Хина ненавидит то, какой уязвимой является во время операций.       И меняет риперов так часто, как может. Через раз приходится тратить последние гроши на исправление того, что наворотил очередной неумеха. Но ее это устраивает. Лучше так, чем зависеть от какого-то одного рипера, напрашиваться к нему каждый раз и надеяться, что вот сегодня-то местечко для нее найдется. Хер его знает, чем это кончится. Явно ничем хорошим.       Слишком хорошо Хина помнит, как получила свою левую руку — металлическую от ключицы до кончиков пальцев. Настоящую руку, живую, оторвало, когда ей было еще лет двенадцать. Рипер тогда согласился сделать ей новую, только взамен она должна была стать ему бесплатным помощником и прислугой на всю жизнь. Выбора у Хины не было все равно — сдохнуть от потери крови или заражения еще хуже. Да и без руки она ни на что не способна.       Повезло ей тогда, что рипера пришибли год спустя во время перестрелки двух банд.       С тех пор Хина всегда работала одна.       В Найт-сити иначе не бывает. В этом Хина уверена. Все эти так называемые друзья и напарники всадят пулю в спину, как только это будет выгодно — Хина слишком часто подобное видит. И каждый раз ей хочется до боли под ребрами, до рези в горле хохотать над придурками, которые удивляются, что их обожаемый друг предал их за сотню эдди.       И чтобы самой не сдохнуть в канаве от такой пули, Хина снова вычищает мобильник от всех контактов, кроме своего фиксера и одного рипера. Через неделю она будет искать какого-нибудь другого. Этот рипер лечит ее уже пару месяцев. Срок и так слишком большой.       Хина даже не запоминает и не записывает имен. Имена — это уже личное. Какая к черту разница, как зовут ее фиксера или очередного рипера? И сама не представляется. И только фиксер знает имя, чтобы хоть как-нибудь забить ее в контактах да не забыть, что она вообще есть.       Хина понимает, что однажды все равно помрет. У нее такая судьба. Она наемник и каждое задание ставит ее жизнь под вопрос. Даже каждый новый имплант. Но лучше Хина умрет от руки врага, чем от руки того, кого по глупости посчитает другом. Хина готова к смерти. Все умирают.       Хина так думает, пока не оказывается зажатой в тупике в какой-то подворотне четырьмя мальстремовцами.       И под дулами четырех пушек она не может думать ни о чем, кроме того, что свою смерть представляла совершенно не так.       Нет.       Она должна была умереть в лучах славы.       Она должна была умереть на крутом задании.       Она должна была умереть известной.       Ведь что еще может сделать одиночка, кроме как стать легендой?       А Хина до сих пор настолько мелкая рыбешка, что даже фиксер ее смерти не заметит.       Ей рано умирать.       Она не должна умирать.       И она все равно умрет.       Кто-то из бандитов что-то говорит.       Хина не отвечает.       Она ничего не слышит.       И только молча ждет пулю.       Значит, заслужила. Плохо работала. Мало работала.       Была неосмотрительной.       Хина закрывает глаза и представляет ячейку с собственным прахом.       И с ледяной ясностью осознает, что не будет никакой ячейки.       Никто не явится за ее телом.       Гремит выстрел. Хина начинает отсчет. Сколько ей осталось? Секунда? Две? Три?       Но боли нет ни секунду, ни две, ни три спустя.       Хина открывает глаза.       Один из бандитов лежит перед ней, его мозги забрызгали ее ботинки, и у ее подошв лежит его пистолет. Остальные кого-то выглядывают и не смотрят на Хину.       Она хватает пистолет и одновременно с неизвестным они убивают еще двоих. Последний пытается сбежать, и Хина с мрачным удовольствием простреливает ему сначала ноги, ждет с полминуты, и лишь затем затылок. За то, что заставили поверить в собственную смерть.       Хина была права.       Не сегодня. И не так.       Теперь только разобраться с этим незнакомцем. Хина держит пистолет наготове и выискивает его в тенях — не убьет ли он ее так же, как и первого бандита? В Найт-сити ничего не бывает просто так. Хина не верит в бескорыстное спасение.       Подворотня освещена плохо — только тусклый круг света от чудом уцелевшего фонаря да свет из окон обшарпанных высоток-клоповников, где живут такие же, как Хина. И ей приходится напрягать зрение, когда из-за одного из мусорных баков у поворота к улице показывается тень.       Хина мгновенно берет его на прицел и готовится стрелять, как только он возьмет в руки пушку.       Незнакомец подходит ближе и выглядит безоружным. Хина щурится. Нож? Катана? Клинки богомола? Моноструна? Если он быстр, даже пуля ее не спасет. Может, у него кончились патроны, и теперь он хочет убить ее в ближнем бою.       Как только он оказывается худо-бедно на свету, Хина делает предупредительный выстрел над его плечом.       — Не шевелись, — холодно цедит она. — Дальше стреляю в лоб.       Незнакомец поднимает руки и мирно улыбается. Хина рассматривает его и ищет, в чем подвох.       Тошнотворно-добрые золотые даже в этом отвратительном свете глаза, росчерк молнии на взъерошенных волосах, куртка и штаны с узором молний, чокер на шее и пояс — на нем куча креплений под гранаты, только самих гранат нет.       — Пояс на землю, — все равно приказывает Хина. — Без глупостей.       Незнакомец медленно снимает пояс, кладет на землю и пинком отшвыривает в сторону. Хина едва слышно усмехается. Если бы он пнул пояс в ее сторону, она бы выстрелила тут же. Так можно взорвать цель и порой даже самому выжить. Хине довелось так взорвать идиотов. Потом ее чинил рипер полдня, и на это ушла вся выручка от заказа.       — Это ты стрелял в него? — Хина кивает в сторону первого убитого.       — Я.       — Зачем?       — Помочь тебе хотел.       И невинно-невинно так улыбается и даже пожимает плечами, за что Хине хочется сразу прострелить ему эти самые плечи. Она не верит ни на грош.       — Хватит придуриваться. Выкладывай, кто такой и что здесь забыл.       — Каминари, — он, паршивец, продолжает улыбаться. — Работаю на того же фиксера, что и ты. Увидел, что тебе нужна помощь, вот и помог.       — Значит, фиксер попросил?       На правду не тянет. Фиксеру не было дела до Хины. Она лишь брала заказы, которые оставались после более опытных наемников. Как и остальные.       — Нет.       — Зачем помог? Убить меня собираешься?       — Зачем же мне тебя убивать, если я тебя спас?       Еще смеется над ней. Ублюдок. Будто вчера в город приехал.       Хина вдруг думает, что из этого получится отличный брейнданс. Убийства, благодарная жертва и в конце предательство этой жертвы — за подобное отвалили бы немало на черном рынке. Видно, это и планирует сделать «спаситель».       — Эй, видишь, я безоружен.       Он вынимает пушку, и Хина уже готова выстрелить, когда он вдруг бросает ее на землю и точно так же откидывает в сторону.       Хина совершает непростительную ошибку. Она пялится на выброшенное оружие несколько секунд, и за это время ее можно было бы пристрелить, но странный парень вместо этого откидывает к первому пистолету второй и пару ножей.       Хина едва верит в то, что видит. Ведь она не приказывала ему снять все оружие. Он делает это сам.       А потом поднимает руки, показывает две пустые кобуры на внутренней стороне куртки, и Хина видит, что и ножей там больше не осталось, и он снимает куртку — теперь видно, что его руки живые, без модификаций.       Что он и правда безоружен.       Хина вконец запутана.       — Да что за… — шипит она и сама себя обрывает.       Ее спасли. И не пристрелили. И теперь, кажется, этот парень всеми силами доказывает, что ничего не замыслил.       — Убирайся отсюда, — наконец кое-как выдавливает она.       Ей нужно бы пристрелить парня. Просто для надежности. Потому что кто знает, что у него на уме.       У Хины никогда не было проблем с убийствами. Еще ни разу ее рука не дрогнула. Никаких других жизней, кроме собственной, для нее не существует. Все остальные люди — просто пустышки, либо цели заказов, либо те, кто платит деньги или облегчает ей работу. Важна только жизнь Хины. Изредка — жизнь того, кого заказали спасти.       Без исключений.       Сейчас идеальный момент, чтобы избавиться от очередной пустышки и забрать себе шмотки. Оружие. Наверняка получше, чем эта рухлядь, которую таскал тот мальстремовец. Ведь пистолет самой Хины уже не найти — потерялся, пока шла погоня. Может, у этого парня и бабки будут. Бабки всегда нужны.       Пустышка сама подставилась под убийство.       Так почему Хина не может заставить себя нажать на курок?       Почему ее руки подрагивают, и она впервые сомневается, нужно ли устранять кого-то?       Ей впервые страшно по-настоящему, так, что она едва может дышать, что живот скручивает от холода, гораздо сильнее, чем пять минут назад, когда она была на грани смерти. Кажется, сейчас она тоже умирает.       Что-то в ней умирает.       Будто этот человек все-таки был послан, чтобы ее убить.       Он просто действовал иначе.       Хина держит его переносицу в перекрестье прицела и не может, просто не может нажать на курок, ее пальцы окаменели на целую вечность, которая прошла в этой проклятой подворотне, где вперемешку валяется оружие убитых и добровольно отданное ходячим трупом.       Ходячим трупом.       Хина повторяет это себе.       Он умер, как только ей впервые показалось, что он может угрожать ее жизни.       Простой наемник. Любой угрожавший ей наемник отправлялся на тот свет.       Хина дрожит и не может нажать на курок.

* * *

      Позже, в баре, Хине кажется, что она и правда умерла пару часов назад.       Она его отпустила.       Она отпустила этого парня живым и даже не забрала его оружие.       Хина не понимает, откуда подобный человек взялся в Найт-сити, но это кажется ей одним из чудес света. Или кошмаров света. Дурак, который рискует шкурой, чтобы спасти незнакомца, дурак, который снимает с себя оружие, чтобы доказать… что?       Дурак, который улыбается, как конченый псих, как будто смотрит самый тошнотворно-приторный брейнданс, смотрит так, будто…       Хина не находит слов и опрокидывает еще одну стопку.       Хина пытается объяснить себе эту свою слабость.       У парня могла быть банда. Могли быть последствия. Если бы Хина его убила, за ней могли бы прийти.       Объяснение трещит по швам, и Хине даже не надо думать, почему, но она все равно это делает.       Какая к чертям банда у такого же как она наемника? Какие нахер последствия? Раньше Хину подобные мелочи не волновали. И не просто так.       Никого не волнует подобная мелочевка.       Диктор на радио скажет с утра, сколько было трупов этой ночью, на том дело и кончится.       Хина старается не думать вообще.       Получается плохо, и она заказывает еще. И после нескольких «еще» — она не помнит, скольких — все-таки думать она перестает.       Но не может выкинуть проклятого парня из головы и на следующий день. И через неделю. Хина работает как раньше — одна. Лишь для себя и лишь на себя. Хина проходит мимо, когда видит, что кого-то убивают, не вмешивается, зная — не ее дело. И шкурой рисковать она не хочет.       Только теперь каждый раз возвращается мыслями в темную подворотню, где сама так же почти умерла, и понимает — наверное, тот парень вмешался бы. Впрягся бы. И спас бы еще одного наемника.       А у Хины меньше конкурентов каждый раз, когда она проходит мимо, и это должно ее радовать.       Но думает она только про слова того парня.       «Работаем на одного фиксера».       Какой нелепый повод расстаться с жизнью.       Хина убеждает себя, что парень ей врал. Убеждает, убеждает и продолжает убеждать, хотя получается плохо. В основном потому, что не может придумать ни единой причины, зачем все это было нужно. Разве что свести ее с ума.       Так продолжается, пока она не встречает этого парня в кабаке, где часто ошивается ее фиксер.       Хина узнает Каминари — проклятье, она уже назвала его по имени — мгновенно.       Мельком отмечает, что его волосы такого же цвета, как и глаза, и что он все так же безмятежно улыбается. Его улыбка меркнет ненадолго, когда он пересекается взглядом с фиксером, и снова зажигается, когда Хина садится неподалеку.       Хина не планирует с ним разговаривать. Вообще. Но Каминари и сам разговора не начинает. Он просто отворачивается, соскальзывает с барного стула и идет к фиксеру. Хина вдруг думает, что это ее шанс.       Нужно проследить за Каминари. Так будет проще понять, что у него на уме.       Хина отчаянно хочет увидеть, что он такой же, как и остальные.       Тогда она наконец-то сможет выбросить его из головы и работать как раньше.       Когда Каминари выходит из кабака, Хина бесшумно следует за ним и держится на расстоянии, но не теряет из виду.

* * *

      Хина проклинает все на свете и себя особенно, когда видит, что Каминари угодил в передрягу. У него кончились патроны, на него несется киберпсих, и жить Каминари остается пару секунд. Хина смотрит на все это с крыши рядом. Время останавливается.       Хине так кажется.       В этот момент она думает о чем угодно, только не о своих старых принципах.       Хина понимает, что она полная идиотка.       Что, наверное, этот идиотизм заразен.       Что она бы в жизни так не поступила.       Но поступить по-другому она не может.       Иначе умрет последний на весь Найт-сити дурак, которому еще не наплевать на жизнь других людей.       Хина говорит себе — это только потому, что он ее спас. Хина так себя успокаивает.       Хина едва успевает все это осознать в те мгновения, когда вскакивает на ноги.       — Эй, придурок! — орет она и выпускает короткую очередь в голову киберпсиха.       Тот поворачивается к ней. Пули бьют в цель, но киберпсиху будто плевать.       — Пиздец, — говорит Хина и орет уже Каминари: — Залезай!       А затем швыряет вниз гранату и смотрит, как на куски разрывает киберпсиха. Каминари стоит рядом. Хина готова поклясться, что он лыбится своей проклятой улыбкой, но поворачивается к нему и видит, что он серьезен.       — Ты не должна была, — говорит он. — Я все понимаю.       — Нихера ты не понимаешь.       И уверена в своей правоте, потому что и сама с трудом понимает.       — Может, ты и права, — веселится он. — Тогда спасибо!       — Пошел ты, — от души отвечает Хина.       — В кабак?       Не дожидаясь ответа, он спрыгивает с крыши и все-таки оборачивается на Хину:       — Задание-то я провалил уже. Не смог схватить живым. Да и не вышло бы у меня.       Хина плюет на все и молча идет за ним.       И думает только о том, сколько надо выпить, чтобы никогда не осознавать, что здесь сегодня произошло.

* * *

      — Ты кошмарно водишь, — смеется Каминари, сидящий за ее спиной на ее байке.       Хина огрызается в ответ и ловко огибает машину. Кто из них пер по встречке — Хина не обратила внимания, да и без разницы ей было.       Они спешат в клинику рипера, который постоянно латает Каминари и — с недавних пор — Хину. Вернее, которая. Девчонку зовут Уинри, и свое дело она знает на отлично. Честно сказать, Хина так долго у нее лечится исключительно потому, что это рипер Каминари.       Иногда Хина думает, что все это зашло слишком далеко.       Потом вспоминает, что обещала себе никогда об этом не думать.       За прошедшие месяцы она успела его узнать куда лучше, чем в те два вечера, и каждый раз, когда он выкидывал очередную глупость, убеждалась, что не зря спасла его.       — Но, знаешь, это искусство, — продолжает Каминари. — Так в Найт-сити больше никто не водит.       Хина знает, что он прикроет ей спину.       Это знание было самым дорогим, что она приобрела за всю жизнь.       Хина не выдерживает и все-таки улыбается его словам.