
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Рафаэль не может поверить в случившееся и принять потерю брата. Только он один все еще видит его живым.
Примечания
Что-то мне навеяло... Проба пера в теме потери и сумасшествия на этой почве.
Жутко не люблю читать про смерть основных персонажей, однако захотелось попробовать себя в этом направлении.
Посвящение
Моей больной фантазии.
Глава 1.
25 марта 2021, 09:40
Клан Хамато не испытывал более тяжелого и сокрушительного поражения.
Жестокость клана Фут пересекла все дозволенные границы. Это была бойня. И в ней не было ни чести, ни каких-либо правил и устоев. Лишь намеренное уничтожение. Без жалости и пощады.
Их обманом заманили в ловушку. Карай. Дочь Сплинтера — мастера Йоши.
Только он один знал, что мирное соглашение, предложенное двуличной последовательницей Шредера, было лишь уловкой. Но Рафаэль не смог переубедить мудрого отца и верного тому Леонардо.
Карай и мир… Идея, что наконец-то их бессмысленной вражде придет конец, ослепила двух старших членов семьи.
Карай — плоть от плоти, родная кровь, потерянная дочь — самолично занесла клинок над головой их отца. Рафаэль еле успел предотвратить фатальный удар.
Скольких трудов и потерь им пришлось пережить, чтобы суметь сбежать от вооруженной армии ниндзя.
Карай… как только они залечат раны, он лично сожмет ее длинную тонкую шею и будет смотреть в эти ядовитые острые глаза, точь-в-точь формой и цветом, как у его отца… их отца.
Рафаэль, придерживаясь за холодные, покрытые изморозью стены, брел по узкому проходу. Их старое логово — единственное не обнаруженное место. Пока что. Он практически ощущал, как солдаты клана Фут рыщут по тоннелям, исполняя приказ Карай. Проржавевшие трубы гнали сквозь себя сточные воды, нашептывая о приближающейся опасности. Им бы продержаться еще немного, по крайней мере, до тех пор, пока Донни сможет ходить.
Карай… Лишь об одной мимолетной мысли о ней в груди Рафаэля зажигалось пламя ненависти. Она чуть не погубила его семью, доверчиво принявшую ложь за долгожданную правду. Он хранил в себе ярость, не давая ей выйти наружу. Вся она до последней крупицы обрушится на неё. Только на неё. А пока гнев придавал ему сил, чтобы он мог и дальше продолжать передвигать свое израненное и искалеченное тело.
Он вынул из подсумка тушки крыс и бросил на стол. Парням не придется по нраву обед из грызунов, но им необходима пища. Хоть какая-нибудь.
Пошатываясь, он дошел до отца и поставил на деревянный прогнивший паллет крысиное варево. Сплинтер молча принял плошку, считывая в глазах Рафаэля извинения за отвратительное, но необходимое подношение.
За те несколько недель, что они, как загнанные в угол звери, прятались от полчищ убийц, отец словно бы постарел на несколько десятков лет. Пустые глаза, поникшие плечи, обмотанный обрубок вместо длинного хвоста.
Рафаэлю всегда нравилась эта часть тела: как она хлестко разрезала воздух; как обвивалась вокруг его талии и поднимала маленького черепашонка; как терпела все его поползновения в период резанья зубов; а теперь… хвост — трофей Шредера.
Он тяжело вздохнул, прикрыв глаза, чтобы на долю секунды не видеть сломленного отца и возродить в памяти то сильное и заботливое существо, которое дало ему в этой жизни всё, что он имел.
Осунувшийся Майки прикладывал холодный компресс к голове метавшегося в лихорадке Донни. На том, как и на всех остальных, не было ни единого уцелевшего участка тела. Старая ветошь была пущена на бинты и прикрывала свежие раны, но кровь просачивалась сквозь волокна, растекаясь бурыми кляксами.
— Поешь, — прохрипел Рафаэль, передавая тарелку с мутным бульоном и кусочками серого мяса.
Микеланджело еле заметно кивнул. Перебинтованная шея сковывала движения, он не мог говорить, поскольку в бою была задета гортань.
Донни нехило досталось, ему пришлось убегать, таща на себе младшего брата. Десятки колотых ран повредили ноги мутанта, искромсав мышцы и связки. Боль и отчаянье были способны свести с ума даже гениальный ум. В исступлении, не видя ничего вокруг, он продолжал ползти, волоча позади ноги и цепляясь за панцирь Майки, таща его за собой. Мастер сай молился, чтобы дело не дошло до ампутации.
В этой битве, которую и битвой даже не назвать, кроме как бойней, он метался из стороны в сторону по центру черного жалящего роя, пробивая себе дорогу вперед. Сильная рука Леонардо выдернула его из эпицентра смертоносного вихря.
— Спасайся! Я догоню! — все, что ему успел крикнуть лидер, перед тем как ринуться в толпу убийц.
Они выжили и смогли укрыться, проплыв через коллектор, заметя свои кровавые следы. Но ненадолго. Раф никогда не забывал про время. Оно имело свойство стремительно таять. Несколько недель, и придется снова выдвигаться в путь на поиски очередного убежища. Нужно только продержаться. Восстановиться. А после он наплюет на честь и совесть, совершив подлое и желанное убийство. Он терпелив. Достаточно зол и терпелив.
Сложнее всего было найти в этих темных закутках Леонардо. Рафаэль хорошо знал своего старшего брата. Тот, как и всегда, предпочитал уединение, оставаясь один на один с гнетущими мыслями, взгромождая на себя ответственность за каждый промах.
— Поешь, пока не остыло, — Рафаэль поставил тарелку рядом с другой, к которой лидер не притронулся. Леонардо сидел в дальнем углу, подобрав под себя ноги. Несмотря на полумрачное пространство, его глаза по-прежнему излучали голубоватое свечение. Порой Рафаэлю хотелось иметь такой же небесный оттенок радужки. Было в нем что-то наивное и чистое. Не такое дикое и пугающее, как его желтый звериный окрас.
Лео был подавлен. Немудрено, что тот винил себя во всех смертных грехах.
— Я серьезно, тебе надо поесть, — Рафаэль присел у входа, чуть не задохнувшись от боли, прострелившей все тело подобно электрическому разряду, — и не уйду, пока все не съешь.
Уголок губ Леонардо дрогнул. Легкий намек на утешающую улыбку слегка развеял сырой холод заброшенного убежища.
— Так и не сумел починить проводку. Чертовы крысы сгрызли провода, потому сидеть нам тут и морозить свои задницы. Зато эти вредители хоть на ужин сгодились.
Рафу отчего-то было жутко неприятно находиться в тишине. Брат молчал и так по-доброму и с теплом на него смотрел, что у него отходило от сердца.
— Ты же знаешь, что ни в чем не виноват?
Лео опустил взгляд, а Раф не представлял, как еще достучаться до лидера.
— Слушай, я же рядом. Не беда, подлатаем раны и будем скрываться до тех пор, пока от нас не отстанут. Не самый плохой план, верно же? Ты только поешь, хорошо?
Рафаэль прикрыл глаза, вслушиваясь в гудение темноты. Казалось, она была настолько ощутима, будто бы живая, имела свой вес, объем и текстуру. Правда, жутко неприятно пахла: чем-то затхлым, тяжелым и сырым.
— Помнишь… — Раф скривился от боли, устраивая поудобнее затекшее тело, — помнишь, что ты мне говорил — боль лишь в нашей голове. Ты извини, но это чушь собачья. Нет, мантра, конечно, полезная, Боже… но у меня даже хвост ломит. — Рафаэль с трудом приоткрыл веки, встречаясь с задумчивым пристальным взглядом лидера. В них было столько тепла, что он практически забыл об ознобе, мелкой дрожью сотрясающем ноющие изрезанные мышцы.
— Поешь давай, я чуть не помер, пытаясь разделать… а лучше не знать тебе секреты моего поварского искусства… Я немного подремлю, ладно? А ты поешь, хорошо? Только обязательно поешь.
Нежная и кроткая улыбка брата успокоила Рафаэля, и тот погрузился в сон.
***
Он проснулся в полном одиночестве, протирая лицо засаленными пальцами. Тарелка была нетронута, и это огорчило Рафаэля. Только вот сколько он проспал? Час? Может, два?
Неуклюже поднявшись, он побрел на поиски семейства. Его встретила та же картина: отец, по ночам пропадавший в тоннелях, днем, бессмысленно уставившись в одну точку, сидел неподвижно; Майки спал возле Донни, держа руку на его запястье. Рафаэль приблизился, осторожно поглаживая пальцами гениальную голову. Жар спал, оставив кожу неестественно холодной. Лео… Где он?
Здоровяк заглянул в отсек, где находилась их маленькая кухня, затем прошел до их бывших каморок, служивших спальней, и там тоже он не нашел Лео.
— Вечно ты от меня прячешься, — недовольно пробубнил Рафаэль. Майки испуганно вздрогнул и поднял на него вопросительный взгляд. — Все хорошо, просто не могу его найти, — он неловко оправдался и повел головой. — Должно быть, он в зале для медитации. Ну да. Где же еще, как не там?
Каждое движение доставалось с трудом, но Рафаэлю претила мысль, что лидер был где-то там один. Не дойдя до зала, он углядел в коридоре силуэт.
— А, вот ты где, — с облегчением выдохнул Рафаэль. Тревожное напряжение спало, и ему стало легче дышать, будто бы с появлением Леонардо ослабла стальная удавка на горле. — Куда ты смотришь?
Лидер не ответил, продолжая устремлять взгляд в туннель, ведущий к основному разветвлению коллектора.
— Ты, наверное, прав. Лучше бы нам двинуться туда, поближе к теплотрассе. Уж лучше духота и жара, чем сырой холод, верно?
Лео кивнул, подарив Рафаэлю обнадеживающую полуулыбку.
Они справятся. В этом он не сомневался.
***
Перейти на другую сторону подземных катакомб в их положении оказалось сложнее, чем предполагал Рафаэль.
Он с Майки нес носилки. Донни держался, стараясь не стонать, но часто впадал в беспамятство. Лидер вел их в более пригодное безопасное место. Им приходилось часто останавливаться, скрываясь в круглых стальных дырах, выпирающих из каменных стен, чтобы перевести дух, поскольку повсюду могли таиться враги. Они сторонились освещенных путей, предпочитая пробираться сквозь мрачные щели заброшенных проходов.
Рафаэль знал, что все наладится. Он повторял про себя одно и то же: они найдут убежище, залечат раны, и все придет в норму. Жажда мести постепенно меркла на фоне уверенной поступи Лео. Лидер вел их верным путем, туда, где они смогут спокойно жить. И плевать на все остальное, лишь бы только они были вместе. Семья — вот что главное. Всегда было и всегда будет.
Им потребовалось несколько недель, чтобы дойти до заброшенной подземки депо. Горячие трубы, замурованные под сводами кирпичной кладки, одаряли теплом измученные истощенные тела. Наконец-то. Больше никакого холода.
— Вон в той билетной каморке можно разместить отца, — здоровяк указал на дальнюю сторону перрона, — а там по-любому обоснуется Донн, к гадалке не ходи, облюбует свою новую лабораторию. А Майки мы натаскаем досок и соорудим рампу через железнодорожные пути. О… — Рафаэль только что заметил младшего брата, наблюдавшего за ними.
— Ну, как тебе наш план? — Рафаэль не понимал, почему Майки так странно на него смотрит. Опасливый взгляд вмещал в себя невысказанные вопросы, и Рафаэль неуверенно спросил: — Ты чего?
Тот не ответил и скрылся за колонной.
— Оставь его, — тихо проговорил лидер, — дай ему время.
***
Рафаэль ночами пробирался наружу, взламывая маленькие магазинчики. Он старался уходить от логова как можно дальше и не грабить одни и те же ларьки, чтобы ни одна зацепка не привела врагов в их новый дом.
Донни шел на поправку, но слишком медленно. Зато с ним постоянно был Майки. Рафаэлю удалось на одной из помоек найти каталку. Пришлось нехило с ней повозиться, чтобы выпрямить колеса и заставить их вертеться. Теперь у брата была возможность передвигаться.
Отец с тех пор не проронил ни слова. Собственно, и остальные члены семьи мало о чём разговаривали друг с другом. Только Лео подбадривал Рафа. «Им нужно время» — успокаивал лидер.
***
«Спасайся! Я догоню!»
Рафаэль резко проснулся, часто дыша. Ему снился один и тот же кошмар. В обращенных к нему синих глазах плескалось отчаянье и страх. Он так четко их запомнил.
Обернувшись, он увидел пустую лежанку из собранных одеял, и в груди кольнула тревога.
— Где ты? — задыхаясь страхом, Рафаэль вскочил со своего места и выбежал на пустой перрон.
Казалось, что сердце громыхало не только за пластроном, но и ритмичным эхом отбивалось о стены.
Он побежал вверх по лестнице к турникетам, перепрыгивая через металлические поручни. Стальная решетка была закрыта, он снял цепь с засова и раздвинул створки. Изо рта выплывали облачка пара в прохладный декабрьский воздух. В панике Рафаэль закружился по заснеженному пустырю и наконец увидел Леонардо.
— Ты меня так до инфаркта доведешь, — здоровяк облегченно выдохнул и оперся о дрожавшие колени.
— Прости, — грустно улыбнулся Леонардо, присаживаясь на бетонный блок.
— Ты чего это тут один? — Рафаэль неспешно приблизился к брату, ступая по ровной, девственно чистой поверхности снежного покрова, и присел рядом с ним.
— Думал.
— О чём?
— О тебе, — лидер окинул Рафаэля теплым задумчивым взглядом.
— Как лестно. Небось гадости какие-нибудь? — добродушно съязвил здоровяк, поправляя на голове потрепанную красную бандану. — Если это из-за подгоревшей каши, которую ты, кстати, так и не съел, уж извини, готовлю как умею.
— Что насчет Карай?
— А что с ней? — напрягся Рафаэль, косясь в сторону лидера, но тот оставался бесстрастным и с молчаливым спокойствием ожидал ответ. — Слушай, ты же сам мне говорил — насилие лишь порождает еще большее насилие. Так что к лебедям её. Давай эту тему больше поднимать не будем?
— Поговори с отцом, — вкрадчиво изрек Лео, с тоской обращаясь к брату.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты не мастак менять темы? Одна хлеще другой, — Рафаэль в очередной раз пытался уйти от просьбы Лео. Тот не настаивал, но в последнее время стал часто заводить речь об отце.
— Пришло время. Прошу, поговори с ним.
Мастер сай протяжно выдохнул, погружаясь в созерцание своих ладоней, усеянных зарубцевавшейся кожей.
— Будет больно, но так нужно.
— Хорош уже нагонять уныние, — буркнул насупившийся Раф и расправил затекшие плечи, любуясь звездным небом.
***
— Меня пугает его взгляд, — Раф подтянул одеяло, сжимая ткань в кулаке, — он так странно смотрит, будто бы с опаской.
В полумраке укромного закутка, где два старших брата обосновали уединенный ночлег, Рафаэль надеялся на совет Леонардо. Он стал частенько замечать, как Микеланджело наблюдает за ним: всегда молчаливо, словно изучая и страшась того, что видел.
— Вчера он сказал мне…
— Что?
— Чтобы я перестал.
— Что?
— Я так и не понял, он взял меня за руку и тряханул, прося прекратить. Он был зол и напуган. Он боялся. Меня? — Раф растерянно посмотрел на Лео. Практически светившиеся в темноте синие глаза с сожалением смотрели в ответ. Столь родные и нужные. Лидер всегда был рядом с ними. Поддерживал, когда это необходимо. Наставлял, когда это требовалось. Умел подбирать верные слова, чтобы утешить.
— Ты не услышишь, если об этом скажет Майки.
— О чём ты?
— Каждый по-своему справляется с горем.
В немеющих от напряжения пальцах Раф сильнее сжал одеяло, чувствуя нарастающую необъяснимую обиду. Она клокотала за границей расколотого пластрона, подкатывала к горлу и щипала глаза.
— Пора прекратить.
— Хватит, — Рафаэль зажмурился, желая укрыться от сочувствия брата.
— Пора.
— Хватит!
***
Рафаэль несколько дней избегал Леонардо, предпочитая морозную свежесть теплому дому. Там была его семья, но отчего-то среди братьев ему становилось невыносимо одиноко. Он устал от неподдающейся объяснению тоски. Не мог переносить невысказанную скорбь Леонардо; не мог терпеть на себе опасливые взгляды Майки; не мог наблюдать за отрешенным Донни; не мог справиться с иррациональным страхом, когда проходил мимо отца. И с каждым днем все сильнее ощущал обиду.
— Отцу нездоровится, — Лео застал Рафаэля у турникетов. Здоровяк бросил на него мимолетный взгляд, но так ничего и не ответил. Выложив на столешницу ночной улов, он поставил закопченный чайник на плиту, стараясь не смотреть на старшего брата.
— Поговори с ним.
— Почему для тебя это так важно? — устало протянул Рафаэль.
— Потому что я забочусь о тебе.
Погнутый носик извергал из себя струю пара, мастер сай снял с плиты чайник и влил кипяток в кружку, наблюдая, как чайные листочки мерно раскрывались, окрашивая воду в коричневый цвет.
— Мне страшно, — выдавил из себя Рафаэль. Ему всегда было сложно признаваться в своих слабостях под непреклонной уверенностью лидера.
— Чего ты боишься?
— Я не знаю, — раздраженно отмахнулся здоровяк, заметавшись по кухне.
— Ты должен услышать это от отца.
Рафаэль бросил на Лео исподлобья колкий взгляд, но рядом со спокойным и при этом озабоченным братом взбудораженный гнев стал постепенно утихать.
Лео был прав. Он должен был поговорить с отцом. Понять, почему ему так страшно находиться рядом с ним.
Жестяная кружка делилась с ним теплом, и он нехотя нес ее в уединенную обитель.
Рафаэлю было больно видеть отца таким. За несколько месяцев от былого величия не осталось и следа. Перед ним сидел изнеможенный старик, бледная тень мастера Йоши.
Он поставил на трехногий столик горячий напиток, пододвигая ближе к кровати. С каждой секундой ему становилось труднее выдерживать то странное ощущение, похожее на панику. Тяжело сглотнув, он попытался выдавить из себя слова приветствия, но те застряли в горле.
— Рафаэль… — когтистая исхудавшая рука коснулась его бедра. Этот слабо ощутимый жест приковал его к месту, словно в той ладони заключалась невиданная мощь и сила, — мне очень жаль. Пора прекратить.
Ему хотелось, как можно скорее убежать от отца. Липкий страх расползался по всему телу, и его стала пробивать нервная дрожь. Он обернулся назад. Позади стоял Лео, сложив руки на груди, и ждал. Это успокоило, и Рафаэль смог заглянуть в глаза отца.
— Он не вернулся, — еле слышно проговорил Сплинтер.
Мастер сай вздрогнул, посмотрев на отца, как на совершенно чужого человека, которого совсем не узнавал. Ему стало казаться, что ему это только послышалось.
— Он не вернулся.
Что-то в нем дрогнуло и надломилось. Только сейчас Рафаэль понял, что догадывался и боялся услышать от отца именно эти слова. Потому так отчаянно его избегал. Здоровяк отшатнулся, замотав головой.
— Лео не вернулся, — повторил сэнсэй в пустоту, смотря прямо перед собой и обращаясь скорее к самому себе, нежели к сыну.
— Да что ты несешь?! — Раф попятился назад, вспышка гнева застилала глаза влажной пеленой, воздух вдруг стал резко обжигающим, опаляя легкие огнем. Он выбежал из комнаты отца, чуть ли не сорвав дверь с петель.
Рафаэль несся по длинному холлу, не понимая, куда опять делся Лео. Он же стоял совсем рядом. Мастер сай рыскал взглядом по пустым помещениям. Вбежав в их спальный закуток, отдаленный от остальных братьев, он припал у расстеленных одеял, служивших матрасом, и провел рукой по гладкому нетронутому ложу. Там не было и намека на присутствие следов. Но Лео же здесь спал. Он точно здесь спал. Помчавшись к выходу, Рафаэль сдернул цепь с затвора и выскочил на улицу. Крупные хлопья снега плавно опускались на его вздрагивающие плечи и тут же таяли, стекая каплями по рукам.
Он нашел его. На привычном месте, сидящим на бетонном блоке.
— Мне очень жаль, — Лео печально взглянул на брата.
— Перестань, — Рафаэль заметался по пустырю, сжимая голову руками.
— Так было нужно. Ты поверил бы только отцу.
— Перестань! — испуганный рык потонул в ночном небе, теряясь меж заброшенных полуразрушенных складов.
— Дотронься до меня.
Раф испуганно отступил, сжимая кулаки.
— Мы ведь с того дня не касались друг друга, — Лео говорил так, словно это была его вина. Рафу казалось, что стоило тому подойти, и он ощутит исходящее от него тепло. Но он боялся сделать шаг навстречу.
— Ты замечаешь, что я не ем, но все равно приносишь мне еду.
Задушенный стон, полный горечи, вырвался из горла.
— Ты находишь меня там, где закрыты проходы.
Он больше не скрывал своих рыданий, не в силах отвести от Лео глаза.
— Я не оставляю следов на снегу.
Раф машинально перевел взгляд к подножию блока. Белый покров был нетронут. Повсюду были только его собственные отпечатки ступней.
— Ты должен отпустить меня.
— Нет! — из перекошенного рта вырвался яростный болезненный протест.
— Пора перестать.
— Это ты во всем виноват! Ты не должен был прикрывать наше отступление! Я! Это была моя задача!
Наконец Рафаэль осознал свою обиду. На себя. На Сплинтера, любившего дочь. На Леонардо, пожертвовавшего собой. Его колени подкосились, и ниндзя упал, воя, как раненый зверь.
— Прости нашему отцу любовь. Прости мне мою верность. Прости, что подвел тебя.
Но Рафаэль упрямо замотал головой.
— Отпусти меня.
— Не уходи, — взвыл сломленный горем ниндзя, обхватывая руками дрожащие плечи и умоляя брата остаться.
— Пора.
***
Донни неплохо справлялся с костылями, приноровившись к новому способу передвижения. Его левая нога так и не восстановилась, бесчувственно волочась по кафельному полу. Майки было уже не больно выговаривать слова. Однако скрипучесть из его голоса не ушла. Отец стал чаще бывать в общем зале. Теперь повсюду были расставлены горшки с ровно подстриженными кустарниками.
Рафаэль одной из теплых июньских ночей раздобыл на помойке пузатый телевизор. Кто бы мог подумать, что сей агрегат, рябивший и выдававший черно-белую картинку, станет эпицентром их жилища и стянет из углов всех членов семьи.
Все пришло в норму. Не сразу, но, как и обещал Лео, боль утихла, оставляя им возможность жить дальше.
Майки зашел в кухню, сгружая раздобытые продукты.
— Давай помогу?
— Говоришь так, как будто моя стряпня тебе надоела, — усмехнулся Раф.
Младший по привычке оглядел кухню. Четыре тарелки, четыре стакана, четыре столовых прибора. Он больше не замечал за Рафаэлем странностей, как тот общался с их умершим братом, готовил по пять порций еды и, возвращаясь с поверхности, показывал, что «они» принесли.
— Делаешь успехи, еще немного, и стану называть тебя лучшим местным шеф-поваром. Может, даже выдам тебе «Мишленовскую звезду».
— Ага, дождешься от тебя, иди лучше отцу отнеси чай.
Майки принял керамическую чашку и похлопал Рафаэля по плечу, оставляя того творить кулинарные шедевры над плитой.
В их доме предстояло еще много работы, и все свободное время они посвящали благоустройству комфортной жизни. Дни становились длиннее, ночи короче, и у него не всегда получалось хорошенько выспаться. Все же он был рад, что по вечерам чувствовал приятную усталость.
Рафаэль вошел в свою спальню, отложив порцию спагетти на соседнюю лежанку, и удовлетворенно растянулся на своем месте, закинув руки за голову.
— Не надоело меня подкармливать? Ты же помнишь, я не ем.
Раф протяжно зевнул, обернулся к Леонардо и так же, как и он, лукаво ухмыльнулся в ответ.
— Тебе бы новую антенну для телека найти.
— Да, завтра пойду с Майки обносить помойки.
— Чего это ты? — смутился Лео, не понимая причин задумчивого взгляда брата. Тот еле слышно усмехнулся, с наслаждением рассматривая родные синие глаза, по которым так сильно скучал весь день.
— Извини, что в последние дни мало провожу с тобой время. Знаешь, столько много дел…
— Да брось, — шутливо отмахнулся Лео, — в кои-то веки могу спокойно помедитировать.
— Скажи, — здоровяк замялся, виновато посмотрев на брата, — ты существуешь, когда меня нет поблизости?
— А как ты думаешь?
Рафаэль впитывал в себя нежность, источаемую братом, такую знакомую, тёплую и грустную.
— Думаю, что сумасшествие — не самый плохой исход, если ты все еще будешь рядом.