
Метки
Описание
Там люди плавали на небесных кораблях, и жили в высоких блестящих на солнце домах. Они творили магию: строили города над землёй, пока такие как Рави копались в этой земле. Тем людям был подвластен камень, огонь и вода. Они не боятся засухи, выращивая сады, где им вздумается. Викрам хотел жить как они: стать человеком, подобным богу.
Примечания
Публичная бета всегда включена:)
Часть 1
24 марта 2021, 05:54
Пойдем, не бойся что-нибудь потерять. Так верить хочется, что это не зря.
Отринув семью, друзей и любимого, Викрам шагал по пустыне в сторону мечты. Всю жизнь он хотел уйти из ветхой хижины в степи, где держал его по большому счёту только Рави. Глупец, который не понимал, что в парящем городе лучше. Там люди плавали на небесных кораблях, и жили в высоких блестящих на солнце домах. Они творили магию: строили города над землёй, пока такие как Рави копались в этой земле. Тем людям был подвластен камень, огонь и вода. Они не боятся засухи, выращивая сады, где им вздумается. Викрам хотел жить как они: стать человеком, подобным богу. Чем дальше он шел он шел к парящему над каменной пустыней городу, тем больше горели его глаза. Он закрывал куфией лицо от сухого песчаного ветра не отводя глаз от высоких башен. В их изгибах и острых углах играло солнце. Казалось, что там оно даже нежное, а не палящее, как тут. Рави и приближаться к этому месту не хотел. — На что там смотреть? — надсадно пыхтел он взбивая сливки. Его семья жила тем, что пасла коров и продавала на рынке их мясо и продукты, которые получались из молока. Семья у него была небольшая: мать, отец, два сына и дочь, поэтому много они не зарабатывали. Просто не производили много. Но о сливках, которые делали в семье Рави ходила молва и за ними приезжали даже люди из парящих городов. Людей этих видно было сразу. Они выделялись белым пятном на фоне бурой массы коренных жителей континента. Вражды между этими классами — коренными жителями и людьми из парящих городов не было — но их побаивались. — Видал я этих, — Рави отложил мутовку и вытер испарину со лба. — Глаза у них пустые и жизни на лицах нет. Зачем тебе к ним, Викрам? Ты живой, а они все чахлые. Тоже зачахнешь. Он звал его с собой не раз. Не хотелось уходить одному, но Рави упирался изо всех сил и сегодняшней ночью Викрам взял лошадь, которую отцу точно будет не жалко, и ушел. Парящий город казался таким близким и был таким далёким. Викрам шел целый день, но, казалось, и не приблизился. Ночевать в пустыне было холодно, но грела мысль о новой жизни. Поспав пару часов он двинулся дальше в путь.***
— Коренной житель континента? — высокий голос женщины в белом звучал будто эхом. Викрам испугался, когда подойдя к арке у парящего города вокруг всё засветилось синим и он оказался в серо-белой комнате. Напротив только гладь стекла, за которым появилась эта женщина. Она смотрела отсутствующим взглядом и ждала ответа, казалось, даже не мигая. — Да, — начал он набрав в грудь воздуха, будто ему есть, что рассказать, но после просто глубоко выдохнул. — Решили поучаствовать в программе адаптации коренных жителей к современным условиям жизни? Викрам растерялся. Часть серой стены отодвинулась и из неё вышли двое одинаково стриженных мужчин в сером. — Здравствуйте, я Лиас Стоун, это мой коллега — Эрнест. Мы расскажем вам о программе адаптации.***
— Рави, может, лепешек? — Амита отодвинула шторку и зашла к нему тихо, словно полевая мышка. Брат сидел на полу, прижавшись к стене и смотрел в одну точку. Неделя прошла, как Викрам уехал ничего не сказав. Рави тоже не хотел на эту тему ни с кем говорить, но чах на глазах. Взгляд его становился тусклее, а сливки, которые он взбивал были не такими вкусными. — Рави, скажи мне что-нибудь… — она села рядом и взяла в ладони его руку. Амита всё прекрасно знала. Все всё прекрасно знали и про чувства между Рави и Викрамом, и про то, куда именно тот делся. Только глухому он не рассказывал о мечте уехать в парящий город. — Ты найдёшь того, кто будет лучше, кто не бросит тебя из-за своих хотелок. — Замолчи! — почти крикнул Рави. — Мне плохо не потому что он уехал, он же звал меня с собой. Мне плохо потому что он станет таким же, как они. С его щеки скатилась единственная за всё это время слеза.***
Викрам бежал оттуда, будто от самой смерти. — Ваша адаптация не закончена, — говорила ему женщина с таким же голосом, как у всех остальных, он не мог отличить их друг от друга. — Вы ещё не прошли всё обучение, делать такие поспешные выводы опрометчиво. Он просил вернуть свою одежду, они сказали, что утилизировали её в целях безопасности. Какая такая опасность могла быть от его одежды он не понимал. Он вообще этих людей не понимал. Когда прошел первый день, и удивление от всей этой немыслимой красоты прошло, он увидел другую сторону парящих городов. Ту, о которой, наверное, и говорил Рави. Рави… Мысли о нём не покидали голову ни когда он восхищался внешней красотой города, ни когда он понял, что ему тут не место. — Отдайте хотя бы мою лошадь! — Викрам не хотел, чтобы домой его везли на этих машинах. Ни минутой больше он не пробудет с ними. — Лошадь тоже утилизирована в целях безопасности, — говорила женщина так спокойно, будто это обычное дело. Викрам от изумления ответить не смог. Ком стал поперёк горла — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Только кричал на людей, которые пытались усадить его в одну из машин, чтобы увезти домой. Они сказали, что он агрессивен и его нужно изолировать. Поэтому домой пришлось идти пешком. Это было дольше, чем на лошади. Он три дня шел по той же самой дороге, думая о том, каким был глупцом, и о том, что он скажет Рави. Главное, чтобы тот простил его глупость. Каменная пустыня будто наказывала его: песок хлестал по лицу словно кошачьими когтями и от этого нечем было прикрыться. Одежда этих людей не была пригодна для жизни, в ней можно было только щеголять по ровным улочкам от одного высокого здания к другому. Голод не чувствовался, была только ужасная усталость. Обувь этих людей тоже была непригодной. Стаптывалась и натирала ноги. Когда впереди замаячил рынок, он не поверил своему счастью. От запаха специй и трав сразу захотелось есть, но первым делом нужно было найти Рави. Он должен быть тут с семьей, торговать сливками, молоком, сыром. В знакомой палатке под зеленым навесом он нашел только Амиту. Та глянула презрительно, но с удивлением. Викрам понял. И сам представлял, как он сейчас выглядит. Когда он подошел ближе, она только тяжело выдохнула. Не понятно: раздраженно или от облегчения. Но её отец довёз Викрама до их дома. Рави что-то мастерил на кухне. Викрам зашел тихо и смотрел, как он перекладывает чистые чашки: глиняные, расписные, все разного размера и с разным рисунком. Таких в парящих городах не встретишь, для них это некрасиво, у них одинаковые чашки и такие же одинаковые люди. — Любовь моя, — тихо прошептал он. Рави обернулся резко и застыл, будто увидел духа. И смотрел так, пока Викрам не подошел сам и не начал молить о прощении. Молить нужды не было — Рави целовал его жадно, как и прежде, но вина скреблась где-то внутри. — Когда я только пришел туда, я думал они живут подобно богам: стекла во всех домах, эти машины, всюду зелёные сады и трава — я будто попал в оазис, — говорил он набивая рот едой, которую подносил Рави. — Я хотел быть как они. Они одеваются в светлые одежды, носят лощеные прически, строят корабли, что летают в недры неба так далеко, что и не разглядеть. Но я увидел их близко и понял, что ты был прав Рави. Они все там будто мертвы. Они не рады ни солнцу, ни детям своим. Они уходят каждое утро, оставляя их чужим людям, а приходя лишь рычат на них словно некормленные псы. — Ты ведь мог не быть как они? — тихо спросил Рави. — Я не хочу быть даже похожим на них, — ответил Викрам. — Они не боги Рави, они хуже всех чертей пустыни. Они могут обмануть не чтобы выжить, как бедняки, что на рынке воруют лепешки. А чтобы другому было просто хуже. Они ни в чем на свете не нуждаются, Рави. Дети их не голодны, жены одеты. Но им нужно все больше и больше Рави, будто их греют все эти деньги и вещи. Викрам отложил ложку, тоже расписанную, возможно, его сестрой. — Я устал от них Рави. Они пытались сделать меня таким же. Назвали это красивым словом — адаптация. И пытались изжить из меня всю жизнь, будто она не мила им.