Беллетэйн

      Беллетэйн!       К чернильной глади неба с россыпью серебряных звезд взметаются яркие огни костров. Высоко, над головами, лаская тёплым оранжевым светом тёмную ночь. Отсвечивают красным и золотым на лодыжках танцующих кметок, на их простых, веселых лицах, на венках из полевых цветов. Треск брёвен растворяется в шуме и гаме всеобщей свободы и праздника. В искреннем, звонком, словно колокольчики смехе, разговорах, звуках лютни и чарующем пении Лютика, сидящего прямо на траве под раскидистыми ветвями старого дуба.       Рядом падает раскрасневшаяся девица, задирая полы юбки до самых колен, расплескивает сладкий сидр из глиняной кружки и смотрит на него с пьяной поволокой во взгляде прозрачных голубых глаз. Её губы, алые от дешевой помады, купленной втайне от тяти у местной травницы, расплываются в широкой улыбке, когда она тянется оставить яркий смазанный след на его щеке. Лютик улыбается ей в ответ, не прекращая петь, вдыхает аромат костра, свежих яблок и пряную сладость сидра. Кметка смотрит на него задумчиво и тёпло, отстраняется назад, не тревожит больше барда. Вслушивается в слова и пронзительные, трогающие сердце ноты.       Лютик отводит взгляд, осматривая шумную праздную толпу. Люди веселятся так, словно завтра наступит конец света, отдаваясь празднику целиком, стараясь забыться в литрах алкоголя, плясках до изнеможения и обжигающих губы поцелуях с незнакомцами. Беллетэйн дарит им свободу и позволяет не думать о недавней войне, о том что и года не прошло с тех пор, как по этой самой земле стройными рядами шагали нильфгаардские солдаты, тогда захватчики, теперь союзники.       Люди веселятся, стараясь сделать вид, что все как прежде, словно и не было смерти короля Фольтеста и затяжной войны. Вот только Лютик умеет читать чужие лица. Он видит проскальзывающие словно рябь на воде гримасы скорби, красноречивое отсутствие среди празднующих нелюдей, бедность одежд и худосочность тел. Ранения, отсутствующие пальцы у тех кто не хотел идти умирать за родную Темерию, предпочитая найти другой выход, и все еще трясущиеся от каждого громкого звука руки. Скорбь, смерть и боль до сих пор живут на этой земле, покрывая ее мрачным тихим саваном, но сегодня люди забывают о них, растворяясь в ярком, оглушающем безумии.       И Лютик поет. Поет для этих людей.       Поет для себя.       Беллетэйн!       Пригибается трава под ногами, стаптываются в танце полевые цветы, кружатся колоколами юбки и разлетаются полы нарядных кунтушей. Льются сладким медом слова любви и баллады о вечных чувствах, способных пережить даже смерть.       Лютик отпускает струны, ласково проводит по деревянному грифу лютни и поднимается с земли. Проходящий мимо мужичок впихивает ему в руки кружку и хлопает по плечу широкой тяжелой ладонью. Праздник дарует чувство единения, когда не важно кто рядом с тобой, верный друг или просто проезжавший мимо путник. Все равны. Лютик идет к границе света, к сени деревьев, стоящих на перепутье шума с весельем и спокойствия первой ночи месяца Блатэ, тёплой и тёмной.       Геральт поднимает на него взгляд, а в кошачьих глазах мелькают блики костров Беллетэйна. На губах ведьмака легкая, почти незаметная улыбка, а лоб пересекает новый припухший шрам. Лютик делает большой глоток пряного сидра и осторожно касается раны пальцами, прослеживая её границы. Геральт ловит его за запястье, мягко останавливает, не говоря ничего.       — Кто оставил его тебе? — спрашивает Лютик, садясь рядом и смотря на праздную весёлую толпу, что не обращает внимания на двух путников. Тянет к губам кружку, замирает и передает её Геральту, получая в ответ благодарный кивок.       — Полуночница, — отвечает ведьмак, отхлебывая сидр и внимательно смотря на горящую высоко в небе луну. Лютик тоже поднимает взгляд, щурится, пытаясь понять, что там заметил Геральт. — Хочешь сложить балладу? Не выйдет. Обычный скучный заказ, — голос ведьмака сух, а фразы скупы, но во взгляде весело пляшут отблески костров.       — Ну что ты, поле, луна, бледная дева, музыка и смех, разливающиеся в ночи Беллетэйна, блики костров и отважный ведьмак! Весьма недурный сюжетец. Романтику, мой друг, можно найти во всем.       Геральт качает головой, продолжая улыбаться одними уголками губ и прихлебывать сидр. Взгляд цепляется за танцующие пары и за всполохи костра.       — Уверен, ты можешь, — кивает он, заставляя Лютика самодовольно усмехнуться. — Как Новиград?       — Стоит, что ж ему будет. Как всегда — жизнь кипит, чинно встречаются, решая вопросы государственной важности дипломаты, перерезают горло конкурентам члены преступных банд, благо, уж больше не горят чародейки…       Замолкают. Лютик поворачивается к Геральту, теряя из вида праздную толпу, всматривается в чертовски знакомое лицо и снова касается шрама. На этот раз его не одергивают, лишь подставляются под движения пальцев, позволяют недовольно цокнуть языком и покачать головой.       — И все же, мы не виделись только месяц, с тех пор как ты покинул Новиград в последний раз. Кажется, вы с Цири хотели поохотиться на эккиму?       — Фледера, — тихо поправляет Геральт, а Лютик театрально закатывает глаза.       — Фледера, — соглашается он. — Месяц… А сколько новых шрамов ты получил за это время?       — Несколько, — уклончиво отзывается Геральт, накрывая длинные пальцы барда, холеные и ухоженные, своей ладонью. Замирает.       Беллетэйн!       Лютик не отдергивает руку, смотрит на кошачьи хищные зрачки, на уродливые шрамы, пересекающие лицо, на отблески костров в белых волосах. Слушает ритм веселящейся толпы, сбивающийся, живой, шумящий словно стук сердца. Вдыхает полной грудью одурманивающую свежесть ночи. Чужая ладонь, сжимающая его пальцы тёплая, согревающая подмерзшие руки, а губы Геральта горчат травами ведьмачьих эликсиров и пьянят сладостью яблочного сидра.       Беллетэйн!       Ночь Цветения и перерождения. Ночь свободы, любви и безумства.