Твои бесстыдства останутся только на моих губах

Сколько прошло дней с того момента, когда пристань Лотоса превратилась в груду трупов? день, два, вечность? Цзян Чэн и думать не хотел, но больше всего он боялся думать о том, что вновь может потерять близких ему людей. Шицзе — единственные теплые нежные руки, так ярко напоминающие родную матушку, что аж в грудине неприятно скрежет, но так трепетно отогревает израненное юношеское сердце. Сейчас орден Юньмэн Цзян накрыли приятные хлопоты, а сам клан теперь больше похож на живой. Яньли готова покинуть родные края и начать строить свою личную жизнь в ордене Цзинь, на что Вэй Усянь неодобрительно хмурится, но принимает выбор сестрицы, как никак, не ему жить с этим занудой, который, казалось бы, совсем недавно обижал его дорогую сестрицу. Кажется, всё готово вернуться на круги своя. Почти всё. Теперь Цзян Чэн действительно повзрослел, не выпнуть его больше купаться в теплом озере среди лотосов, Вэй Усянь мог лишь поддразнивать младшего, ведь сам пинать балду предпочитал, пока А-Чэн возился с огромными завалами и письменами. У Вэй Ина складывалось впечатление, что вот ещё немного и эта ужасная занятость проглотит его горячо любимого шиди. Слишком рано обязанности главы выдернули мальчишку во взрослую жизнь, Вэй Ину пусть и перепала должность не маленькая, это совершенно не мешало вести себя придурковато, как следовало его манере. А-Чэн после кропотливой работы устало тянется, зевая, ведь на дворе уже сумерки сгущаются, а А-Сянь всё никак уснуть не может, туля взглядом исподтишка на напряженную широкую спину шиди, ощущая, как всё тело жаром обдаёт. — Вэй Усянь, я уже минут десять делаю вид, что не вижу этого. Чёрт ты из табакерки, мне сложно сосредоточиться. — Усянь аж вздрагивает от неожиданности, моментально выныривая из омута собственных недалеких фантазий. —Я тебя днями не вижу, имей совесть.Ты точно смерти моей хочешь. — с наигранной досадой выдыхая, Вэй Ин проникает в помещение и закрывает за собой двери. Цзян Чэн замер, заметно напрягшись и стиснув зубы, в голове возникли тягостные дни, когда Саньду Шэншоу думал, что навсегда потерял своего шисюна. Сжимая столешницу до побелевших костяшек, фиалковый взор был обращен на наглого А-Сяня. —Что ты только что сказал? Да я тебя собственными руками придушу. —Что сказал, то и сказал, какая теперь разница. Познать бы Вэй Ину хотя бы немного стыда, если в раннем юношестве Усянь не был настолько бесстыдным, поскольку чувства между названными братьями были неоднозначными, а на фоне общественных нравов совершенно ненормальными, знала бы матушка, как А-Чэн неловко тычется носом в чужую шею по ночам, точно бы хорошего пенделя дала и за километр бы гоняла друг от друга. Сейчас же Усянь никаких преград не видит и совершенно невозможно каждый раз доводит вечно хмурого главу до невероятного оргазма, после которого Цзян Чэн еще неделю ходит как мартовский кот и желает уже самостоятельно зажимать шисюна в любой попавшийся угол, но из-за постоянной занятости и отбытия в разные ордена — запал теряется, вот как сейчас, и Усяню вновь требуется самому пробираться сквозь толстый панцирь. А ведь он так истосковался по горячим и властным, немного грубоватым, прикосновениям собственного шиди, что аж черти в глазах пляшут. Вэй Ин пожимает плечами и сухо касается губами чужих, моментально седлая напряженные бёдра, А-Чэн точно давно ожидал этой встречи, от этого сносит крышу лишь больше. Вэй Ин смакует, затягивая в очередной поцелуй; от шиди исходит приятный аромат и складывается впечатление, что хитрый А-Чэн не такой уж и не бесстыдник, заранее готовился и выжидал сидел, зараза, только вот Усянь не настолько терпеливый, чтобы дождаться младшего. Крепкие руки сжимают бёдра А-Сяня, заставляя второго хрипло выдохнуть. Их запретная и скрытая любовь каждый раз рассеивает остатки здравого ума, только вот Цзян Чэну не всегда нравятся такие сплетни, а Вэй Ин наоборот подливает масла в огонь. Поэтому слухи о далеко не братской любви уже давно разлетелись по всей округе и были не беспочвенны, но А-Чэну не хотелось, чтобы всё это казалось настолько очевидным. Обмякший в крепких объятиях, Вэй Ин выгибается и тихо стонет в ладонь Цзян Чэна, пока какая-то служанка слегка приоткрывает двери и от увиденного охает, судорожно закрывая обратно. А Цзян Чэн всё видит и лишь самодовольно крепче зажимает непослушный рот. Он ведь точно помнит, что эта барышня прониклась симпатией к его шисюну и бегает всюду за ним. И к чёрту на чужие слухи теперь, если таким образом он целиком и полностью присвоит то, что принадлежит ему, А-Чэн самостоятельно посодействует этому там, где нужно.