Min far

— Как мы назовём их? — тихий голос Дита нарушил затянувшееся, но тем не менее уютное молчание, и Сильван бросил на него ленивый взгляд из-под полуприкрытых век.       Время в божественных чертогах всегда было большой условностью, но их дети жили в этом мире уже почти целые сутки (насколько это понятие можно было проследить здесь). Сильван немного отдохнул и выглядел бодрее, но всё ещё не вставал, ощущая боль от родовых ран. Он также прижимал к себе тройняшек, и маленькие комочки пока вполне свободно помещались на его широкой груди. Дит же оставался рядом; вытянулся с краю, заключив любовника и детей в кольцо своих рук, обнимая осторожно и бережно, не сводя полного любви и нежного тепла взгляд с сопящих малышей. — Я слышал, Игг назвал свои творения по именам всех своих сыновей, — задумчиво протянул Сильван и едва ощутимо коснулся мягкой щёчки одной из дочерей, проведя по ней кончиками пальцев. — Мне кажется, это хорошая идея. У нас у всех ведь есть те, кто не должны быть забыты, верно? — Хочешь назвать её Ореада? — Дит кивнул на малышку, и Сильван вскинул голову, посмотрев на него снизу-вверх. — Ты против? — быстро уточнил он, на что бог Смерти улыбнулся. Он несильно сжал плечи любовника в жесте одобрения и склонился над ним, оставив лёгкий поцелуй на тёмно-зелёной макушке. — Нет, — качнул головой и накрыл тельце ребёнка холодной ладонью поверх ладони Сильвана. — Она была бы тебе благодарна. — А ты? — Сильван опустил глаза на детей, посмотрев на вторую дочь, лежавшую посередине между сестрой и братом. — Назовёшь вторую Мортис? В честь твоей супруги? Ты ведь потерял её так давно и нёс с собой это горе пока мир не рухнул…       Дит улыбнулся, и резкие черты его лица смягчились. В глазах мелькнула и тут же погасла тень горечи. Он спустился чуть ниже, чтобы было удобней дотянуться до дочери, и аккуратно накрыл её покрытое тёмным пушком темечко, погладив с ласковой нежностью, не отводя взгляд от своего ребёнка. — Нет, — выдохнул едва слышно, спустившись пальцами по ещё по-детски короткой пухленькой ручке малышки, погладив маленький кулачок, когда она слабо пошевелилась на груди Сильвана. — Имя Мортис буквально означало «Смерть». Я успел в полной мере познать на себе всю тяжесть этого бремени, и я не хочу взваливать его на плечи собственного ребёнка. Пусть оно будет лишь на моих плечах, и я пронесу его до тех пор, пока моё существование не окончится.       Малышка едва слышно пискнула, и отец утешающе погладил её по спинке. Сильван с улыбкой наблюдал за ними и прикрыл глаза, расслабившись, словно о чём-то задумавшись. — Тогда у меня больше нет идей, — он несколько лукаво стрельнул взглядом из-под полуприкрытых век в любовника. — У меня больше не было таких близких и важных существ, как Ореада, ну а теперь ты. — Тогда я бы хотел назвать её Либитина, — признался Дит. — Моя помощница была близка и дорога мне, и я любил её почти как дочь — да некоторые смертные приписывали мне её отцовство. — Либитина… — Сильван мягко одобрительно посмеялся. — Пару раз мне доводилось встречаться с ней и её мрачным спутником. Они были приятными собеседниками, хоть и несли ауру скорби и уныния. — То был мой брат, Мессор, — Дит хмыкнул, и лесной бог кивнул. — Он был очень похож на тебя внешне, — согласился он, и бог Смерти с усмешкой добавил: — Но характеры у нас были очень разные. — Мне нравится имя Либитина, — проницательно начал Сильван, вернув разговор в первоначальное русло. — Сына хочешь назвать в честь брата? — Если ты не против, — Дит кивнул, переместив с дочери внимание сыну. — Я бы хотел дать ему это имя. — Я не против, — Сильван снова улыбнулся, на этот раз мягко и покровительственно, подняв руку и погладив Дита по его руке где-то чуть выше локтя.       Тот улыбнулся в ответ, снова склонившись над богом лесов и поцеловав его в макушку. Крепче, но всё также аккуратно, он прижал его к себе ближе, обнимая вместе с малышами. Сильван негромко посмеялся, уперевшись виском куда-то ему в основание шеи. Сам прижался ближе, расслабляясь в надёжных руках возлюбленного любовника, чувствуя почти неслышное редкое биение его сердца. Оба они несли на себе бремя памяти и горьких утрат, но вместе они могли разделить его и сохранить. И отдать последнюю дань уважения тем, кто не должны быть забыты.