Min far

      Илайя росла, как и большинство детей в её возрасте, любознательным ребёнком. Ей было интересно всё, что происходит вокруг в таком сложном и необъятном мире, отчего девочке было очень трудно усидеть на одном месте. И если она не пропадала на улице, исследуя город, то неизменно крутилась рядом с Менаном, наблюдая за тем, как он готовит всякие отвары и мази, выполняя заказы, поступающие в их аптеку.       Сколько она себя помнила, Илайя жила вместе с отцами в Морской Гавани. Тихое и безопасное место, в котором оседают бывшие искатели приключений да ищущие спокойного пристанища беженцы и пилигримы. Прибывают сюда со всех уголков Асхана, отчего город населён, кажется, представителями всех существующих народов. И пускай для Илайи это привычная обстановка, но оттого она не становится менее интересной и любопытной. Как и работа любимого папы, за которой Илайе совершенно не надоедает наблюдать. — Папа, что ты делаешь? — бесшумно подкравшись к родителю, Илайя в любопытстве выглянула на стол, приподнявшись на цыпочках и схватившись ещё по-детски тоненькими пальчиками за край стола.       Менан вздрогнул от неожиданности, слишком сильно погрузившись в работу, а оттого не заметив дочери. Рука его дрогнула, и он чуть не просыпал сушёных трав из банки больше необходимого в небольшой котелок, где булькала густая жижа неприятного болотно-зелёного цвета. Малейшая ошибка — и зелье от слабости превратится в концентрированную отраву. — Илайя! — Менан шумно выдохнул, с едва различимым осуждением посмотрев в невинное личико дочери. — Я же просил тебя не подкрадываться ко мне, когда я сосредоточен! — Прости, — девочка смущённо потупилась. — Я не думала, что ты меня не заметишь, — пробормотала она, и отец покачал головой, не в состоянии долго злиться на любопытствующую дочь. — Зелье против слабости, — ответил на озвученный ранее вопрос он, отходя от булькающего котла за табуреткой и возвращаясь с ней, ставя её рядом с Илайей. — Ой, я могу тебе помочь?! — поняв всё без лишних слов, мгновенно просияла та, на что Менан покровительственно улыбнулся.       Илайя ловко вскарабкалась на табуретку, становясь выше и доставая до стола. Ничто, даже прогулки по городу и общение со своими друзьями-гномами, она не любила так сильно, как готовку зелий вместе с папой Менаном. Словно магическое таинство, в этом процессе её завораживало абсолютно всё без исключения, начиная от приготовления ингредиентов и заканчивая фасовкой готового продукта по ёмкостям. Папа Менан, такой расслабленный, но в то же время уверенный, умело обращающийся с каждым растением и зельем, особенно восхищал Илайю, и мысленно она обещала себе вырасти такой же умелой травницей, как он.       С большим вниманием и восторгом девочка следила, как папа расставлял перед ней баночки с сушёными травами, подвигая к ним доску и небольшую, специально для Илайи, ступку, в которой он учил правильно толочь травы в порошок или смешивать свежие ягоды и листья друг с другом в однородную кашицу. У каждого зелья и мази был свой рецепт приготовления, и Илайя гордилась тем, что знала и умела делать самые простые из них.       Тем временем папа закончил приготовления, и Илайя обратилась во внимание, слушая его негромкий мягкий голос, объясняющий ей рецепт зелья, а после рассказывающий о травах, входящих в его состав. Эту часть совместной работы Илайя любила особенно сильно: папа был таким умным и его было так интересно слушать! Он много рассказывал о травах, с которыми они работали, их названия, историю и свойства. Илайя слушала, затаив дыхание, и запоминала, и это были лучшие мгновения её жизни.       Менан краем глаза наблюдал за сосредоточенной дочерью, растирающей в ступке сухие листья. Несмотря на насупленное от усердия личико, искренний интерес пробивался в её взгляде и мимике, и Менан не мог сдержать улыбки, замечая это. Илайя была не просто очень подвижным ребёнком, но и действительно любознательным и интересующимся всем, что происходит вокруг неё. И Менан был рад быть тем, к кому она бежала с вопросами в первую очередь. — Папа, а почему другие эльфы не любят нас? — прервав мимолётное молчание, возникшее, когда интерес Илайи касательно готовящегося зелья и входящих в него ингредиентов был удовлетворён, спросила девочка. — Когда я зашла в их квартал или встречала кого-то на улице, они всегда смотрели так, как будто бы я провинилась в чём-то перед ними.       Менан вздохнул, прикрыв на мгновение глаза. Да, со всеми вопросами Илайя в первую очередь приходила именно к нему, даже если эти вопросы касались особенностей других народов, живущих в Морской Гавани. Он до сих пор с теплом вспоминал искреннее удивление и восторг, в которые девочку привели живущие здесь наги, и как взахлёб она рассказывала о своём знакомстве с ними. Помнил он также и то, с каким энтузиазмом она рассказывала о том, что нашла друзей среди гномов, чем чуть не довела до паники Соршана; помнил и то, как испугали её церковники, с которыми она случайно пересеклась у храма Эльрата. И вот теперь, наконец-то, Илайя познакомилась ещё и с местными сильванами. — Помнишь, я рассказывал тебе, почему папа Соршан опасается гномов, а люди Света неприветливы к нам? — помешивая зелье, доводя его до необходимого коричневого цвета, вздохнул Менан, скосив взгляд на дочь. Та сосредоточено нахмурилась и кивнула, открытым взглядом посмотрев на отца. — Так вот, прежде чем поругаться с ними, наш народ очень сильно поругался с сильванами — так зовутся эти эльфы. — Но почему? — Илайя забавно наклонила голову. — Когда-то мы были одним народом, — горько усмехнувшись, тем не менее терпеливо и спокойно ответил Менан. — Подай, пожалуйста, баночки, — он кивнул на несколько пустых склянок, которые Илайя тут же осторожно подвинула отцу, на что тот благодарно кивнул. — Спасибо, милая. Так вот, когда-то мы были одним народом, но потом случилось так, что в час нужды и опасности мы остались одни, и наши бывшие братья отвернулись от нас. — Почему? — нахмурившись, спросила Илайя, и Менан хмыкнул. — Нас хотели наказать, — он пожал плечами. — Моя мать, королева Туидхана, хотела сохранить независимость своего народа, и сильваны расценили это как вызов. Они отказались помочь нам, когда мы нуждались в помощи, сказав, что раз мы независимы, то должны сами справляться со своими проблемами. Мы не простили им этого, как и они не простили этого нам. Мы поссорились и с тех пор не можем помириться... Да и вряд ли когда-нибудь сможем. — Но с гномами же вы помирились, — Илайя с трогательной растерянностью посмотрела на отца, и тот, отложив черпак, которым разливал готовое зелье в пустые пузырьки, ласково погладил дочь по волосам. — Когда ты немного подрастёшь, ты поймёшь, почему так, — произнёс он, на что Илайя недовольно надулась. — Но тебе лучше больше не ходить в квартал сильванов, чтобы не злить их и не расстраиваться самой. — Ты злишься, что я пошла туда? — неловко потоптавшись на табуретке, уточнила девочка, украдкой посмотрев на родителя. Менан в ответ улыбнулся ей и притянул к себе за острые плечики, позволяя дочери обнять себя. — Конечно, нет, дорогая. Я знал, что рано или поздно ты решишь заглянуть туда, — просто отозвался он. — Да и историю наших народов ты всё равно узнала бы: когда ты станешь постарше, мы с Соршаном расскажем тебе больше, обещаю. Сейчас же я просто беспокоюсь о тебе, хотя если ты захочешь сходить к сильванам ещё раз, я не буду тебя ругать. И всё же я не советую тебе делать это: ничего хорошего тебя там не ждёт. — Спасибо, папа, — Илайя уткнулась в живот отца, и он погладил её по голове и спине, мягко прижимая к себе.