Min far

      Рано или поздно это должно было случиться. Ирина не то чтобы оттягивала этот момент. Ей самой было до крайности неприятно вспоминать о своём, прости Эльрат, Шаласса и все остальные боги, муже, а уж тем более зачем было рассказывать маленькому Александру, каким ублюдком был его настоящий отец? Тем более что мальчик рос совсем на него не похожим, ни внешне, ни по характеру — и Ирина в принципе почти забыла, что у её ребёнка где-то там был ещё второй родитель.       Но рано или поздно правда всё равно вскрылась бы. Александр и без того задавался вопросом, где папа и кто он, но очень быстро он нашёл замену его фигуры в Мукао, которого вполне искренне начал считать своим родителем. «Заколдованным в нага папой» — как он сам выражался. Приятное заблуждение, развеивать которое никто особо не спешил. Однако от правды всё равно никуда не деться — Александр был наследником великой семьи, и его родословная в любом случае будет стоять за его спиной. — Мама... — на глазах мальчика блестели слёзы, стоило матери войти к нему, и он смотрел на неё полным непонимания и отчаяния взглядом.       Ирина пришла к сыну тогда, когда закончилось его последнее занятие. Она всегда так делала, позволяя ребёнку разделить с собой прошедший опыт. По себе помнила, как важно было в таком возрасте иметь кого-то близкого и родного, кому можно было доверять и открыться. В её случае это был старший сводный брат и Краал, ведь родителям всегда было не до неё и её братьев и сестры, но для своего сына она всё-таки не хотела быть чужой и далёкой. Пусть он и был ребёнком ненавистного Герхарда, в первую очередь он был её ребёнком, которого она смогла принять и полюбить.       Впрочем, вспомнишь волка — вот и он. — Мама, учитель Хайнрих только что рассказывал историю династии герцогов Волка, — подбежав к матери, Александр врезался в неё, спрятав лицо на её животе и крепко прижавшись к ней. — И он сказал, что моим папой был какой-то Герхард. Когда я спросил, не заколдован ли он в нага Мукао, учитель странно скривился и сказал, что Мукао не имеет к нему никакого отношения, а ты убила Герхарда ещё до моего рождения, — глухо затараторил мальчик и сильнее прижался к родительнице. — Я ему не поверил, и тогда он показал мне фамильное дерево. Там было много непонятных имён... И там был этот Герхард... Но он же всё врёт, правда? — он поднял лицо, с надеждой посмотрев в растерянное лицо матери, положившей ладонь на его плечи, а второй рукой поглаживающей по тёмным волосам на макушке.       Выслушав сына, Ирина помрачнела. Мысленно поставила себе галочку выгнать в три шеи этого учителя, который уже ей не нравился. После вздохнула и отстранив от себя сына, опустилась напротив него на корточки. — Это очень неприятная и грустная история, Александр, — она невесело хмыкнула, погладив сына по голове. — Но учитель не обманул тебя. Мукао не твой папа... В том смысле, что он не тот, кто подарил тебе жизнь, — Ирина увлекла сына за собой, и сев на стул, помогла ему забраться к себе на колени, прижимая ближе и мягко поглаживая его по виску. — Ты уже взрослый мальчик, учителя рассказывали тебе, что политика часто бывает жестокой. Меня без моего согласия выдали замуж за твоего отца. Он действительно был герцогом, и этот союз был выгоден, чтобы примирить его герцогство с моим. Мы никогда не любили друг друга; я, честно говоря, ненавидела его. Герхард был отвратительным человеком, злым, бесчестным, жестоким — он нанёс мне обиду, которую мог смыть только собственной кровью.       Ирина старалась говорить спокойно, но с каждым словом её голос ужесточался, а взгляд тяжелел. Даже вспоминая восемь лет спустя, она чувствовала, как кровь закипает в её жилах. Ненависть к Герхарду не утихла даже через столько лет после его смерти. — Он никогда и никого не любил, кроме себя, — она поморщилась. — И я избавила мир от ужасного человека, убив его, — видя, как сын поник на её руках, Ирина постаралась ласково улыбнуться ему. — Но это никогда не касалось тебя, мой дорогой, — женщина поцеловала его в макушку, позволяя ему обнять себя. — Ты — мой сын, Александр. И неважно, кто твой отец. Герхард дал тебе жизнь, но это не значит, что он стал твоим отцом, — отстранившись от сына, Ирина посмотрела в его взволнованное лицо. — К сожалению, тебе нужно это знать, ведь ты будущий герцог, который должен знать свою родословную. Но я хочу, чтобы ты понял, что отцом или матерью не всегда может быть тот, кто родил тебя, понимаешь? — Александр неуверенно кивнул, и взволнованность на его лице сменилась задумчивостью. — Ты не будешь злиться, если я не буду считать Герхарда своим папой? — осторожно уточнил мальчик. — Я никогда не знал его... И если он был плохим и обижал тебя, я не хочу, чтобы он был моим папой, — он забавно нахмурился, на что Ирина улыбнулась. — Честно говоря, я надеюсь, что ты не будешь считать Герхарда своим отцом, — подмигнув, ответила Ирина. — Он твой предшественник, а ты его наследник — не больше и не меньше. — Тогда мне нужно сделать кое-что очень важное! — засуетившись на руках матери, снова взволнованно произнёс он.       Ирина отпустила его, и Александр маленьким ураганчиком умчался в коридор. Попетляв по нему недолго, он выбежал в крыло, где жили наги. Там уже мальчик остановился напротив одной из дверей, и постучавшись, дождавшись глухого разрешения войти, спешно влетел внутрь.       Мукао с вежливым спокойствием посмотрел на запыхавшегося ребёнка, прибежавшего к нему. Александр редко позволял себе отвлекать взрослых в их рабочее время, но сейчас он выглядел слишком взволнованным, а потому Мукао не стал журить его по этому поводу. — Что случилось? — вместо этого спросил прямо, подталкивая ребёнка к тому, чтобы он поделился тем, что его беспокоит. — Мама рассказала мне, кто на самом деле мой отец, — опустив голову, сходу едва слышно признался Александр, в нерешительности замерев около двери.       Пусть ему и было уже восемь и он рос как будущий герцог, всё равно в первую очередь он ещё оставался ребёнком. Мукао едва слышно хмыкнул, скрестив одну из пар рук на груди. Он посмотрел на мальчика перед собой и беззлобно ответил: — Ты же понимаешь, что вероятность, что я действительно окажусь заколдованным герцогом, была слишком ничтожной? — Александр вскинул голову, с непонятной безликому нагу надеждой посмотрев на него. — Я пришёл, чтобы попросить у тебя разрешение, — всё ещё не растеряв до конца свою детскую непосредственность и робость, мальчик несмело улыбнулся, вынудив своими словами тень удивления мелькнуть на лице Мукао. — Разрешение? — переспросил он, и Александр кивнул, улыбнувшись заметнее. — Можно я буду и дальше называть тебя папой? — взволновано спросил он, и подумав меньше мгновения, с робкой искренностью добавил: — Ты всё равно мой папа, потому что я люблю тебя и мама любит тебя.       Детская искренность и открытая честность поставили Мукао в тупик. Никто из братьев и сестёр, даже Йорген, проведший среди людей больше всех времени, никогда не сталкивался с такой ситуацией. Искренняя любовь ребёнка вызывала изумление и замешательство, и честно говоря, Мукао не знал, как на неё реагировать. Но он её принимал, лишь малую часть разделяя с семейством, остальное же забирая себе и храня как самую дорогую, светлую и тёплую драгоценность.       В конце концов он улыбнулся. Опустился на хвосте и поманил мальчика к себе. Тот радостно просиял, охотно подбежав к нагу, и Мукао подхватил его одной из пар рук, прижимая к себе и позволяя себя обнять. Александр довольно улыбнулся, потеревшись щекой о гладкую прохладную щёку нага, тоненькими ручонками обвив его шею. Пусть Мукао так ему и не ответил, его действия мальчик всё равно расценил как согласие.       Ему было восемь, он был совсем взрослым, наследником великого рода, сыном могущественного герцога — но какое это имело значение, если он никогда не знал этого человека, а мама говорила, что он был очень плохим и злым? Герхард Волк был эфемерной незримой тенью, умершей ещё до рождения своего сына, и Александр не мог и не хотел считать его своим отцом. Потому что настоящий папа всегда был рядом с ним; тот, кого любила мама; тот, которому сам Александр мог доверить все свои страхи. Он любил и маму, и его самого, и он всегда был рядом, пусть и никогда не выглядел как человек.       Когда Александр подрастёт, он сможет в полной мере осознать ту информацию, что мама рассказала ему. Сможет принять её, и вежливо улыбаясь, рассказывать, что его отцом был знаменитый и великий герцог Герхард Волк. И эта информация никак не будет откликаться в его сердце — это объективная данность, с которой нужно смириться. Этот человек породил его — не более того. Ведь даже тогда, когда Александр подрастёт, настоящим папой для него всё равно будет оставаться наг Мукао, терпеливый и снисходительный к нему, рядом с которым мама всегда улыбалась.       В конечном счёте, Александр отказался отлипать от Мукао, пока не начал клевать носом на его плече. Безликому не оставалось ничего другого, как смириться с этим, одной парой рук прижимая к себе ребёнка, а второй перебирая отчёты командиров о состоянии дел в войсках на Хасиме. Лишь когда мальчик уснул, Мукао осторожно снял его с себя, уложив на татами и заботливо укрыв одеялом, погладив по тёмным волосам.       Посмотрев на спящего ребёнка долгим задумчивым взглядом, в конце концов он бесшумно выскользнул из своих покоев, направившись к Ирине, которая как всегда не обращая внимания на время, работала в своём кабинете.       Там царил полумрак, особенно приятный для Мукао. Они говорили об истинной природе нага-военачальника, и всё ещё странным для Мукао образом Ирину она абсолютно не волновала и не смущала, но Мукао на всякий случай держал безликие повадки при себе, например, отдавая предпочтение заходить в помещение через дверь, а не выходить из обилия теней. — Ты рассказала Александру о его происхождении, — Ирина подняла глаза на скользнувшего внутрь кабинета нага, прикрывшего за собой дверь. Отложила в сторону бумагу, которую читала, и отодвинулась на стуле, вставая из-за стола, обходя его и выходя Мукао навстречу.       Его слова не удивили её, но заставили горько усмехнуться и устало прикрыть глаза. Она обхватила себя под грудью одной рукой, а кончиками пальцев второй потёрла покрасневшие от долгой работы веки. — Знаешь, я и сама была бы не против забыть о Герхарде, как о страшном сне, — выдохнула она, с тоской посмотрев на приблизившегося к ней, но остановившегося чуть в отдалении, чтобы не слишком нависать сверху нага. — Насколько было бы лучше, если бы ты действительно оказался заколдованным герцогом, — она улыбнулась с горьким весельем и покачала головой. — Но Александру нужно знать правду, и рано или поздно он бы всё равно её узнал, — Мукао согласно кивнул, и на длинное мгновение между ними повисло молчание. — Твой сын пришёл ко мне после этого разговора, — произнёс наг, и Ирина одарила его заинтересованным и немного взволнованным взглядом — она ведь знала, как мальчик привязан к Мукао, и кто знает, как он теперь будет к нему относиться, когда точно знает, что он чужой. — Он спросил, может ли и дальше считать меня своим отцом, — говорить об этом оказалось так же волнительно, как и чувствовать, и женщина могла заметить замешательство, в котором всё ещё пребывал безликий.       Она усмехнулась, но усмешка получилась беззлобной и доброй. Взгляд её тёмных глаз заметно потеплел, а внутри себя она игриво хихикнула, ухмыляясь от того, что её сын поставил все рекорды по доведению безликого до замешательства. Точно истинный Грифон, а никакой не Волк! — И что ты ему ответил? — Ирина отошла от стола к небольшому камину, в котором тихо потрескивали дрова, и села на мягкий ковёр, похлопав рядом с собой ладонью, призывая Мукао опуститься рядом.       Тот так и сделал, подхватив женщину хвостом, своевольно усадив её на его сложенные кольца. Ирина спорить не стала, вместо этого прижавшись к сильной широкой груди безликого нага, и Мукао осторожно обнял её всеми своими четырьмя руками. — Я не против, — едва различимое смущение прозвучало в тихом ответе, но более него — удовлетворение. Ирина негромко хихикнула, и подняв голову, заглядывая Мукао в глаза, ласково положила ладонь на его щёку. — Надеюсь, Герхард переворачивается у себя в гробу, — довольно произнесла она. — Но ты действительно для Александра лучший отец, и неважно, что ты совсем другого вида. Он искренне любит тебя, и ты можешь его очень многому научить, — Мукао молча согласился с её словами, и улыбка Ирины стала мягче и теплее. — На самом деле я рада, что его отношение к тебе не изменилось, — женщина снова прижалась к груди нага, уложив голову ему на плечо. Мукао крепче сомкнул свои объятия, и поцеловав её в макушку, едва слышно вполне искренне выдохнул: — Я тоже.