Её нет

Всё началось с засохшей капли крови на подушке. Хината могла бы и не обратить на неё внимания. Глядя на крошечное тёмное пятно, она не испытала ничего, кроме лёгкого удивления. Хината не помнила ни одного раза, когда у неё случалось кровотечение из носа, а других объяснений попросту не было. Никаких ран и свежих царапин. Тем более — на лице. Она чувствовала себя полностью здоровой. За исключением слабого першения в горле. Наверное, небольшая простуда, тревожиться не стоило. Так она тогда подумала. Тогда она ещё не знала, что это станет началом конца. — Ты выглядишь очень бледной. Я бы даже сказала, нездорово зелёной, — деловито отметила Ханаби за утренней чашкой чая, когда они вдвоём сидели на подушках за круглым столиком. Они редко завтракали вместе: разный распорядок дня, разное расписание миссий и тренировок. Не то чтобы Хината грустила по этому поводу. Они с трудом находили общие темы для разговора. Сестра была полностью погружена в работу над собой, не замечая никого вокруг; авторитетом для неё выступали только отец и старейшины клана. Хината лишь молча пожала плечами в ответ. Однако повод задуматься появился: если уж Ханаби, которой обычно не было дела, не смогла промолчать, то вид её действительно оставлял желать лучшего. Сделав новый глоток чая, Хината неожиданно для себя самой закашлялась. В горле страшно зудело. Если вчера это было терпимым ощущением — будто глотку щекотало пёрышком изнутри — то сейчас её словно тёрло наждачной бумагой. Одновременно с приступом кашля, который никак не удавалось остановить, болезненно кольнуло в груди. — На твоём месте я бы проверилась у медика, — посоветовала Ханаби, отставляя в сторону миску с недоеденными овощами. Поднявшись, она захватила сумку с зазвеневшими внутри сюрикенами и вышла из комнаты, не сказав больше ничего. Когда сёдзи с глухим стуком съехались за спиной Хинаты, она позволила себе протяжный, полный отчаяния вздох. Сегодня она точно пропустит тренировку. В остывшем чае плавали мелкие светло-розовые цветы с длинными тычинками. На стенках белой фарфоровой чашки застыли брызги крови. Совсем как утром на подушке. Но тогда это было предупреждением. А сейчас — прямой угрозой. Что делать? Это стало первой мыслью, напрягшей все механизмы мозга Хинаты в ускоренном режиме. Конечно же, она прекрасно знала причину своего состояния. О ханахаки Хината слышала ещё в детстве. Не помнила, где именно. Может быть, им рассказывали об этом на уроке в академии? Она никогда даже не задумывалась, произойдёт ли такое с ней. Ведь заболевание хоть и серьёзное, но крайне редкое. Настолько, что Хината за всю жизнь не слышала ни об одном случае в Конохе. Суть этой хвори даже звучит абсурдно: когда невзаимные чувства достигают своего пика, в лёгких начинают прорастать цветы. Со временем эта чертовщина распространяется всё больше, пока в конце концов человек не умирает от удушья. Лекарство? О, здесь проблема становится совсем неразрешимой. Единственный способ выздороветь — получить взаимность. Хината уже успела смириться с тем, что в её случае такой исход невозможен. Наруто, её первая и, по-видимому, последняя любовь, был слеп к румянцу на щеках и глух к признанию. Хината лишь однажды осмелилась открыться ему и ничего не услышала в ответ. Ей не нужно было учиться смирению: жизнь научила давно. В безвыходных ситуациях лучше благоразумно отступить, чем пытаться пробиться сквозь каменные стены. И всё же — почему именно она? Почему?! Вопрос стучал бешеной пульсацией в висках, пожирал сердце бессильной злобой, заставлял сжимать кулаки до глубоких лунок от ногтей на ладонях. Хинате негде было искать ответы. Ей просто не повезло. Если у вселенной существовал разум, то она всего-навсего решила послать ей неудачу, которая могла стоить Хинате жизни. Хуже всего — ей было не с кем поговорить. Ни одному человеку из всех, кого она судорожно перебирала в своей памяти, Хината не могла рассказать о недуге. Потому что — не поймут. Ведь с подобным даже близко не сталкивались. Да и помочь не смогут. Разве что начнут жалеть её, а от жалости станет тошно и ещё более тоскливо. Только сейчас Хината осознала, что у неё, оказывается, совсем нет близких друзей. А ещё есть родные, от которых вряд ли стоит ждать поддержки. Отец наверняка скажет, что она сама виновата и проявила недостойную клана Хьюга слабость. Сестра с ним согласится. Хинате ничего не оставалось, кроме как избрать наименее эффективный путь: избегание реальности. Она решила молчать до последнего. Игнорировать свою болезнь. Как будто бесхитростно верила, что напасть сама рассосётся и всё будет по-прежнему. Она и не подозревала, насколько цепкая цветочная болезнь. Вцепившись в лёгкие, она не отпускала уже никогда, прорастала внутри, как корни в плодородной почве, и высасывала жизненные силы подобно порче или проклятию, в которые Хината не верила. Сначала существование с ханахаки казалось несложным. Хината сразу приучила себя везде носить в карманах носовые платки, чтобы в нужный момент прижать ко рту и ловко спрятать, пока никто не заметил кровь. Ненадолго становилось легче от обычной воды: пара глотков временно успокаивала раздражённое горло. Сиропы от кашля, увы, не помогали. Она просыпалась по несколько раз за ночь, заходясь в приступах неудержимого кашля, прижимала к губам одеяло, пытаясь заглушить звуки, давилась неизвестного вида цветками, которых становилось всё больше, и каждое утро меняла наволочку и простыни, испачканные кровью. От спазмов болело в груди, а иногда было трудно сделать вдох. Для Хинаты это были наиболее жуткие моменты: она силилась глотнуть хоть немного воздуха, но могла лишь хрипеть, открыв рот, словно выброшенная на берег рыба. Казалось — вот-вот потеряет сознание или попросту задохнётся. Облегчение, наступавшее в тот миг, когда её отпускало, было не сравнимо ни с чем. Хината даже радовалась тому, что приступы её посещали в основном ночью. Днём было гораздо труднее прятаться от посторонних взглядов и отвечать на вопросы обеспокоенных товарищей по команде. В клане её ни о чём не спрашивали, будто не замечая никаких странностей в поведении Хинаты. Она не удивлялась: дома на неё в принципе редко обращали внимание. Отца она могла не видеть по несколько дней. Чаще всего он проводил время в своих покоях, которые находились на другой стороне поместья Хьюга. Хината там почти никогда не бывала. О комнате отца она помнила лишь то, что окна выходили на северную сторону, отчего в ней всегда было неуютно и тускло: Хиаши не любил много света. Хинате же напротив нравилось просыпаться от лучей, скользящих по лицу, усаживаться с книгой в пятно солнечного света на полу или сидеть на широком подоконнике, наблюдая за проплывавшими в небе облаками и любуясь пышным цветением сливовых деревьев. Теперь всё изменилось. Она наглухо затворяла ставни, погружая спальню в полумрак, который выступал спасительным спокойствием от назойливого света, вызывавшего резь в глазах и головные боли. Хината и не думала, что ханахаки так сильно влияет на общее состояние. А ведь то было лишь началом. В один из дней, по дороге на лесной тренировочный полигон, она не выдержала и прислонилась к дереву, вновь надрывая глотку. — Хината, что это с тобой? — встревоженно спросил Наруто, появившись непонятно откуда. Только этого ей не хватало. Если он узнает... для Хинаты это стало бы худшим кошмаром. Ей было больно представлять бесполезное сочувствие в его больших, ярко-синих, таких добродушных, но не выражавших даже подобие влюблённости глазах. Может, он настолько преисполнится милосердием, что даже решит подарить ей взаимность? Ужасно. Её можно любить только из жалости. Большего она не достойна. А может, это вовсе не помогло бы. Разве ответные чувства не должны быть искренними? Хината не желала разбираться в нюансах. — Ничего, Наруто-кун, — более резко, чем стоило бы, ответила она, поворачиваясь к нему спиной. — Но я же вижу... Что это у тебя в руке? — не успокаивался он. Хината сжала покрепче смятый окровавленный платок и спрятала руку в карман. — Я простудилась, только и всего, — постаралась улыбнуться она. — Разве от простуды кашляют кровью? — озадаченно спросил Наруто. — Тебе показалось, Наруто-кун. Извини, мне нужно идти. Не дав ему сказать и слова, Хината, позабыв о запланированной с Кибой и Шино тренировке, спешно развернулась в противоположном направлении и чуть ли не бегом отправилась подальше. Дома она заперлась в ванной и пыталась прийти в себя, замарав кровью и смятыми лепестками раковину, плитку на полу и даже зеркало. Затем долго лежала в пустой ванне, не находя в себе сил взяться за тряпку и отмыть устроенное безобразие. Ей безумно хотелось спать. Крепким беспробудным сном без сновидений, в котором не будет ничего, кроме отдыха для тела и непроглядного мрака — для сознания и души. Кое-как отмыв ванную и еле переставляя ноги, Хината всё же доковыляла до кровати и упала лицом в подушку. Если вдруг задохнётся — может, и к лучшему? Перестанет мучиться. Это было последней мыслью Хинаты перед тем, как она почти моментально провалилась в сон. Сон длился вечность или мгновение — она так и не поняла, открыв глаза. Окно было завешено, а Хината даже не чувствовала себя достаточно отдохнувшей, чтобы встать, отдёрнуть занавески и узнать наконец, какое сейчас время суток. На смятой, влажной от пота подушке Хината вновь обнаружила уже увядшие цветы. И во сне приступы не покидали её, но она хотя бы не ощущала их или же просто не помнила. Хината приложила все усилия, чтобы встать на ноги и размять застывшие камнем мышцы. Но с прискорбием была вынуждена признать, что ни до кухни, ни до ванной ей пока не дойти. Прикрыв цветы и пятна крови одеялом, она крикнула, поразившись, насколько хрипло и неузнаваемо зазвучал собственный голос: — Есть кто-нибудь рядом? Принесите воды! Никто не откликнулся. Хината прокашлялась. Пришлось повторить ещё раз, и в коридоре всё-таки послышались шаги. В спальню зашла горничная. При виде Хинаты её глаза удивлённо округлились. — Госпожа Хината? — Маи, можешь принести мне стакан воды? — Конечно... — она, однако, не торопилась выполнять просьбу. — Госпожа Хината, вы нас так напугали! Целых восемнадцать часов проспали. — Отец обо мне спрашивал? — Нет, госпожа Хината. Только ваша сестра. — Хорошо, — Хината присела на край постели, потёрла лоб, убирая с него спутанные волосы. — Со мной всё в порядке, я просто устала. Маи юркнула за дверь и уже через несколько минут вернулась с вожделенной водой. С проблеском беспокойства на круглом лице понаблюдала за тем, как Хината делает жадные глотки. Хинату напрягало пристальное внимание девушки, но она была слишком вежлива, чтобы просто велеть ей уйти. — Хотите, я приготовлю для вас ванну с морской солью? О, и принесу поесть, конечно же. На обед сегодня были прекрасные креветки, доставленные прямо из Страны Волн, — участливо предложила горничная. — Было бы хорошо. Спасибо, Маи. — И давайте-ка я сменю постельное бельё на свежее, думаю, уже пора... Не успела она сделать шаг по направлению к кровати, как Хината резко прижала одеяло к матрасу рукой, будто его собирались вырвать у неё. — Не нужно. Если что, я всё сделаю сама, я ведь уже не ребёнок, — Хината натянуто улыбнулась. Покорная Маи кивнула и удалилась. Хината схватила с прикроватной тумбочки очень кстати оставленную там чашку и сплюнула в неё несколько цветков вперемешку с розовой от крови слюной. После длительного сна острые приступы как будто прошли, но она прекрасно понимала: их возвращение — лишь вопрос времени. Глядя на кристально чистую, испускавшую ароматный пар воду в наполненной ванне, Хината не испытала никакого удовлетворения. То, что раньше приносило ей радость, теперь вызывало лишь равнодушие. Любое начинание, даже такое повседневное, хотелось лишь закончить как можно быстрее. Вынув пробку, Хината дождалась, пока вся вода уйдёт в слив, и наскоро приняла душ, торопливо натирая тело куском простого мыла без отдушки. Ей следовало скорее поесть, пока организм окончательно не обессилел. Сидя в обеденной комнате в одиночестве, Хината уныло ковыряла палочками содержимое тарелки. Желудок жалобно сжимался от голода, но стоило представить, как пища отправится в рот — и начинало подташнивать. Аппетита не вызывали ни ярко-зелёный, пышущий свежестью чука салат, ни золотисто-рыжие креветки. Мао щедро наложила ей в тарелку целую горку водорослей и явно выбрала самые крупные из креветок. Увы, но забота оказалась напрасной. Хината с трудом заставила себя по кусочкам проглатывать еду, чувствуя, что поздний обед может растянуться на пару часов. Тут-то её и застала Ханаби, вернувшаяся домой. — О, Хината! Ты наконец проснуться соизволила? Почти сутки дрыхла как сурок. Мне даже показалось, что ты умерла. «Мне и так недолго осталось», — чуть было не ответила Хината, но выбрала промолчать. Ей так не хотелось сейчас разговаривать, а тем более с Ханаби, которая и близко не понимала происходящего. Ещё бы. Такие, как Ханаби, сильные и хладнокровные, никогда не заболевают этой дрянью. Хината не сомневалась. — И всё же — что с тобой происходит? Я заметила, что ты совсем забросила тренировки. Ты больше не хочешь быть ниндзя? Что же ещё могло интересовать Ханаби? Она так похожа на отца. Тренировки — последнее, о чём сейчас хотелось думать Хинате. Но нужно было что-то ответить. — Возможно. Я не так талантлива в этом, как ты. — Сплошные отговорки, — пожурила её Ханаби. — Хватит оправдывать собственную лень. В клане Хьюга не было заведено, чтобы младшие поучали старших. Хината могла бы напомнить об этом сестре, но сейчас ей было настолько безразлично, что она даже не стала утруждаться. Гораздо больше её беспокоила необходимость сдерживать очередной позыв к кашлю. Ханаби никак не уходила, и Хината не выдержала. Платок она забыла в спальне, и пришлось кашлять в рукав. Ткань кофты тут же намокла. Хината едва не подавилась кровью. Лёгкие разрывало от боли, горло горело огнём, и ей казалось — ещё чуть-чуть, и вместе с цветками она выблюет в тарелку то немногое, что успела съесть. — Да что с тобой такое? — не удержалась Ханаби. — Вызови ирьёнина или сходи в госпиталь... можешь ведь заразить кого-нибудь. — Поверь, это не заразно, — горько усмехнулась Хината. Всего лишь смертельно. Хината не собиралась идти ни в какой госпиталь. Зачем? Чем ей могли там помочь? Поход туда был чреват слухами, которые разбредутся по деревне быстрее ветра в непогоду. Хината всю жизнь была тихой и незаметной среди толпы, этакой отщепенкой, которую никто никогда не обсуждал — ни в плохом, ни в хорошем ключе. Но такой огласки она точно не желала. Поздним вечером Хинату навестили Киба и Шино, встревоженные её отсутствием на недавней тренировке. — Мы приходили утром, но нам сказали, что ты крепко спишь, — объяснили они. — Хината, с тобой точно всё в порядке? Хината постаралась заверить товарищей, что волноваться не о чем. До их прихода она успела на всякий случай нарумяниться и прикрыть пудрой синяки под глазами. Но понимала, что болезненное состояние не скрыть до конца — так или иначе, оно проглядывалось в её внешности и повадках. Как же не хотелось выглядеть слабой! Ведь ни Киба, ни Шино не позволяли себе такого перед ней. Ей только и оставалось, что равняться на них. Но в первую очередь, конечно, — на Наруто. Который просто не ведал таких слов, как «не могу» и «не получится». Хината не без замешательства отметила, что она стала гораздо меньше думать о нём, когда обнаружила, что больна. Это казалось странным, учитывая, что в Наруто и заключалась причина её медленного увядания. Наверное, её неразделённые чувства, перейдя в физическое недомогание, подутихли эмоционально. Было бы слишком несправедливо в одно время страдать и телом, и душой. Но, даже не будучи в её мыслях, Наруто всё равно неизменно оставался в сердце. Хината иногда даже злилась на него за свою болезнь, но от этого любила лишь сильнее. Если бы он проявлял к ней хоть немного того самого, другого интереса, который она распознала бы без труда, годами ожидая... Представляя такой поворот событий, Хината становилась до неприличия мечтательной. Она бы кинулась в его объятия, плакала бы от счастья и целовала ему руки. Позже, когда романтическая пелена покидала разум, ей становилось стыдно за свои нелепые бредни, рождавшиеся лишь из игры воспалённого воображения. Дура, дура, какая же дура! Во всех Пяти Великих странах не сыскать подобных. Может, такие дуры заслуживают страдать? Когда в груди в очередной раз затеплилась грёза о Наруто, страстно отвечающем ей взаимностью, Хината пожелала себе не проснуться утром. Проснулась она среди ночи, почувствовав странные прикосновения к телу. Что-то гладкое и прохладное ползло вверх, обвивая ноги подобно лианам. В полусне Хинате почудилось, что в её кровати разросся гигантский плющ. Но постепенно пришло понимание, что это вовсе не растение. Под одеялом что-то двигалось... что-то живое, проворное и явно не одно. Хинату моментально одолел холодный пот. Откинув одеяло, она не сдержалась от крика. В её постели извивался разноцветный клубок змей. Больше всего было коричневато-болотных. Сквозь ужас Хината успела разглядеть парочку пятнистых и оливковых. Но она совершенно не знала, какие из них ядовиты, и потому её охватила настоящая паника. Впав в оцепенение, Хината боялась лишний раз шевельнуться и смогла только медленно подтянуть колени к груди, глядя на то, как ползучие твари с тихим шипением изгибаются среди окровавленных розовых цветков, разбросанных на простыни. Хината закричала вновь, теперь уже почти плача. Слёзы сами брызнули из глаз, сердце колотилось, пока она вся заходилась мелкой дрожью. Змеи ползали совсем рядом, то и дело касаясь её, но укусить почему-то не пытались. На вопли Хинаты сбежалось сразу несколько членов клана. Первой прибыла горничная Маи, комната которой находилась неподалёку. Зажёгши свет, она потеряла дар речи и оцепенела совсем как Хината, в страхе глядя на ночных непрошеных гостей. — Уберите их, пожалуйста, — молила Хината, пока двое Хьюга, наиболее опытные джонины, служившие в разведке, осторожно вынимали змей из постели. — В основном ужи, они безобидные... Но есть и парочка ядовитых! Вот щитомордник, осторожнее с ним! Откуда они только взялись? И почему здесь столько цветов? Госпожа Хината, вы как? Укусы есть? Чужие голоса раздавались будто сквозь завесу. У Хинаты шум стоял в ушах. А ещё её накрывал приступ. Как раз — в самый неподходящий момент. Закашлявшись кровавыми сгустками, Хината подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Хиаши. В одночасье стало понятно: больше ей не удастся скрывать. Отец наверняка всё понял, и взгляд его не сулил ничего хорошего. Этим же утром Хината при сопровождении Ко Хьюга была отправлена прямиком в кабинет Цунаде Сенджу. Только прославленному саннину, бывшей Хокаге и ирьёнину, считавшемуся одним из лучших в мире, Хиаши мог доверить такую деликатную проблему. Он ничего не сказал Хинате, но она и не нуждалась в словах. По выражению лица Хиаши всё стало ясно как день. Он желал узнать, есть ли способ избавиться от болезни, и не желал, чтобы кто-то посторонний услышал о приключившейся с Хинатой напасти. Только она зашла в светлый и просторный врачебный кабинет, как Цунаде оповестила, что ей уже всё известно. — Твой отец прислал мне срочное письмо рано утром, — она смотрела на Хинату сочувственно, а та невольно пыталась разглядеть хоть какую-то надежду в янтарных глазах. — Судя по описанию, у тебя вне сомнений ханахаки. Ты ведь знаешь, что это за болезнь? Хината кивнула. — Но мне всё равно нужно удостовериться, что это именно то, о чём мы думаем. Всё-таки это очень редкое заболевание. На моей практике встречалась только пара случаев... очень давно и не в нашей деревне. Опиши мне все свои симптомы. Хината без утайки рассказала о злоключениях, преследовавших её последние несколько недель. — Так... цветы, кровь при кашле, боль в груди, общая слабость... всё сходится. Можешь показать мне, какие именно цветы у тебя выходят? Достав из кармана скомканный платок, Хината развернула его, показав Цунаде налипшие к ткани мелкие цветы. Те самые, бледно-розовые, с длинными тычинками. Других она ни разу не отхаркивала. — На вид что-то знакомое... — сказала Цунаде после пристального разглядывания. — Но название я не вспомню. У Шизуне где-то хранилась книга с большим перечнем растений, я сейчас её позову. И да, совсем забыла. Твой отец упоминал о змеях, которые приползли к тебе ночью в постель. Никогда не слышала, чтобы такое случалось при ханахаки. Возможно, это никак не связано. — Может, это звучит странно, но мне показалось, что их привлекли именно цветы, — предположила Хината. — Хм-м... что ж, мы всё обязательно разузнаем про твой случай. Не волнуйся, Хината. — Я и не волнуюсь. К чему вся эта суета, если и я, и вы, Цунаде-сама, знаем, что ханахаки излечить невозможно? — Нет, Хината, на самом деле... — Не говорите мне этого! — в сердцах Хината впервые осмелилась так резко перебить кого-то. — Тот самый способ мне не подходит. Вы же понимаете, почему? Цунаде посмотрела на неё уже с более явным сочувствием, сокрушённо сдвинув брови. Хината наполовину отвернулась, поджав губы и силясь не проронить непрошеных слёз. — Хината, — Сенджу настойчиво взяла её за руку, накрыв тонкую кисть тёплой ладонью. — Если взаимности нет, это ещё не конец всему. Есть другой способ, и мы ещё поговорим об этом. Не сдавайся раньше времени. Хината лишь покачала головой. Однако слова Цунаде заставили её задуматься. Если существует и другой вариант, почему же она так печальна? Если Цунаде и пыталась изобразить оптимизм, её попытка провалилась. Исполнительная Шизуне быстро отыскала нужную книгу, и уже скоро название таинственных цветов открылось для троицы посвящённых. Обратиться к цветоводам Яманака Цунаде не предложила, следуя наставлению Хиаши, который, вне сомнений, потребовал держать всё в тайне. — Это горец змеиный. Его ещё называют змеевик луговой, а в просторечье — гадючья трава. Говорящее название, не правда ли? — Шизуне выразительно оглядела Хинату и Цунаде, которая наморщила лоб, задумавшись о чём-то. — Конечно, не стоит понимать его буквально. Кстати, это даже не цветы, а скорее трава. И растёт она в болотистой местности, где обычно водится много змей. Но чтобы она оказывала на них какое-то воздействие... ничего подобного не слышала. — Может, это связано с ханахаки? Ведь такие цветы растут не естественным образом. Их питает не почва, а плоть, живые ткани человека, — рассудила умудрённая опытом Цунаде. — Вполне вероятно, — согласилась Шизуне. — Хината, как ты себя чувствуешь сейчас? Сколько уже длится болезнь? — К сожалению, достаточно долго, — ответила за Хинату Цунаде. — Но раз она смогла самостоятельно добраться до больницы, всё не так плохо. Теперь мы можем приступить к полноценному обследованию. Уложив Хинату на кушетку, Цунаде под внимательным надзором Шизуне просканировала её тело медицинской чакрой и прослушала лёгкие стетоскопом. Пару раз ей пришлось прерваться из-за сотрясающих Хинату приступов кашля. Шизуне, тут же сориентировавшись, подставляла ведёрко, в которое Хината выплёвывала цветы, никак не желавшие заканчиваться. Горло, казалось, превратилось в сплошную раскалённую рану, а сгустки крови выглядели гораздо крупнее, чем обычно. Закончив осмотр, Цунаде отложила прибор и какое-то время помолчала, глядя в окно. Когда она развернулась к Хинате, та увидела, как сильно побелело лицо главного ирьёнина Конохи. — Хината, как ты вообще стоишь на ногах? — голос Цунаде подрагивал от тревоги. — Болезнь очень запущена. Увы, но всё хуже, чем ожидалось. Поражено более семидесяти процентов лёгких. На такой стадии ты уже должна быть лежачей. — Значит, надежды нет? — неожиданно ровно поинтересовалась Хината. Не дрогнула внешне. Хотя внутри разрасталась боль. Липко обвивал грудь удушающий страх. — Надежда всё ещё есть. И я советую тебе немедленно начать лечение. Пусть тебя и не обрадует его суть. Но не это сейчас главное, важнее всего жизнь. — О чём вы? — Хината приподнялась на кушетке, настороженно проследив за тем, как беспокойно Шизуне переглянулась с Цунаде. — Есть хирургический метод, который позволяет полностью устранить болезнь. Во всех известных мне случаях пациенты выздоравливали. Пока цветы ещё не вышли за пределы лёгких, их можно вырезать оттуда вместе с корнями. Когда они разрастаются по телу, операция уже бесполезна. — Раз другого выхода нет, значит, придётся ложиться на операцию, — стойко приняла известие Хината. — Это ещё не всё. У операции есть побочный эффект. Ханахаки настолько малоизучена, что причины выявить пока не удалось. Но у всех, кто прошёл через этот метод лечения, происходили необратимые изменения. Холодок сомнения проделал трещину в решимости Хинаты. — Какие? — Эти люди теряли способность к чувствам. — Как это понять? — Они не могли больше испытывать всё, что сродни любви: симпатия, влечение и тому подобное. Мы называем это «‎эмоциональная отчуждённость». Если говорить о любви к родным и близким, то здесь всё не так однозначно. Чувства охладевают, но привязанность сохраняется. В зависимости от случая. Человека, конечно, уже не назовёшь собой в полном смысле. Но жить полноценной жизнью можно. Хината и не надеялась на возможность спасения, но описанный Цунаде способ вызвал у неё прилив неприязни. Кого такое может обрадовать? Как будто кусок из тебя вырвут! — Нет, на такое я не согласна, — она судорожно замотала головой. — Повторюсь, что это крайняя мера. Может быть, всё не так плохо, как ты думаешь, и на взаимность шансы есть? Тот, кого ты любишь, — это ведь Наруто? Хината опустила голову, сжав кулаки до побеления костяшек. Больно даже имя его слышать. — Почему ты решила, что такой способ тебе не подходит? Ведь он ничего не знает. Может быть, стоит рассказать ему... — Ни за что, — отрезала Хината. — Однажды я призналась ему в своих чувствах, но это ни к чему не привело. Я, может быть, наивна, но всё-таки не слепа. Сердце Наруто уже занято. — Я не в праве решать за тебя, Хината, — с сожалением произнесла Цунаде. — Но в таком случае остаётся только операция. — Нет, госпожа Цунаде, я не могу и не хочу идти на такое, — стояла на своём Хината, вновь почувствовав уверенность в выборе, казавшемся единственно верным. — Наверное, мне нужно вернуться домой, и будь что будет. — Мы никуда тебя не отпустим, — Цунаде тоже была непреклонна. — Понимаю, такие решения трудно принимать сразу. Тебе выделят отдельную палату, ты будешь постоянно находиться в госпитале под нашим наблюдением. И заодно у тебя будет время как следует подумать. Но времени остаётся всё меньше, помни об этом. Дни в больнице тянулись бесконечно долго и однообразно. Каждое утро начиналось с осмотра, и каждый вечер заканчивался им же. Лекарств Хинате не выписывали, потому что все медикаменты были бесполезны при ханахаки. После каждого обследования Цунаде неодобрительно качала головой и выжидающе смотрела на Хинату. Но та не проявляла признаков того, что передумала. Хинате было скучно, потому что никто её не навещал. Знали о болезни только Цунаде, Шизуне, отец и, может быть, сестра. От остальных её положение тщательно скрывалось. Наверняка всем сказали, что у Хинаты что-то заразное, вот её и нельзя посещать. Иначе Киба и Шино уже были бы здесь. А там не за горами и приход Наруто, Ино, кого-нибудь ещё... Наруто, несмотря на полное игнорирование чувств Хинаты, был хорошим другом для многих. И он, конечно же, забеспокоился бы, узнав, в какой опасности находится Хината. Волновался бы о ней, как и о любом другом товарище. Не более. Сначала Хината часто проводила время у окна. Погода стояла пасмурная, и солнечный свет не слепил глаза. Да и ей хотелось теперь прочувствовать его хоть немного. По-видимому, на прощание. Вскоре Хината совсем перестала вставать. Шизуне не успевала менять вёдра у её постели, в которые Хината сплёвывала вязкую тёмную кровь с застрявшими в ней цветами. Дышать становилось всё труднее: при попытке получить порцию воздуха в глотке страшно хрипело, нос будто залило цементом, а лёгкие, казалось, вот-вот лопнут, разошедшись мелкими кусочками. Температура у Хинаты поднималась до критического показателя и не сбивалась никакими препаратами. А ещё она совершенно не могла есть. Только вода и нежирный бульон — то, что ей буквально вливали в рот из плошки. Погасив зеленоватое свечение чакры на ладонях, Цунаде откинулась на спинку стула и устало протёрла рукой вспотевший лоб. — Я уже ничего не могу сделать, Хината. Моя чакра не успевает залечивать внутренние повреждения. Это больше не может продолжаться. — Лучше умереть, чем жить так, — просипела Хината, глядя в потолок. Обе понимали, что речь идёт не о болезни, а о том, что ждёт Хинату после исцеления. — У нас остался последний вариант. Шизуне подсказала мне дельную мысль, но не факт, что это сработает. Однако попробовать стоит. А пока что я временно подключу тебя к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Держись, Хината. На прозвучавшем из уст Цунаде собственном имени она уже засыпала. Сон Хинаты теперь длился от зари до зари, прерываемый множеством припадков. Пережив очередной приступ удушья, отнимавший последние крупицы сил, Хината откидывалась на подушку и тут же проваливалась в горячечную дрёму. Ей даже не было интересно, что там придумала Шизуне. В словах Цунаде она слышала лишь отчаянный бросок на глубину за давно потонувшей надеждой.

***

— Ты должен помочь ей. Ситуация очень серьёзная. Только на тебя и осталась надежда. По изнурённому лицу и тревожно залёгшей складке меж бровей Цунаде было видно, что она не шутит. Наверняка приложила к решению проблемы все усилия, оказавшиеся тщетными. — Ты говоришь о ханахаки. Но разве это не вымышленная болезнь? — Она встречается очень редко, но это не делает её менее реальной. Хината, дочь главы клана Хьюга, сейчас умирает. Возможно, у тебя получится что-то сделать. Я очень благодарна тебе за то, что ты так скоро откликнулся на призыв. — В письме было сказано, что дело неотложное. Но я не думал, что речь идёт о болезни. Разве тут я смогу чем-то помочь? — У тебя есть риннеган, сильнейшая техника из известных миру, которая, помимо прочего, даёт способность к регенерации. Ты можешь попробовать восстановить поражённые ткани, так ведь? — Могу. Но ничего не обещаю. Саске Учиха мог представить сотню поводов, по которым его срочно вызвали в Коноху, но такое предугадать оказалось невозможным даже для него. Цунаде рассказала ему все важные подробности о болезни, с которой Саске ни разу не сталкивался даже косвенно. Может, Легендарная Неудачница не ошиблась, и риннеган действительно способен искоренить эту странную хворь. Во всяком случае, от него требовалось лишь попытка. Его попросили — он просьбу выполнит. И никаких претензий. Зайдя в палату, он увидел лежащую в кровати девушку с разметавшимися по подушке иссиня-чёрными волосами. Серовато-бледное лицо, впалые круги под глазами, бескровные сухие губы и остро выступающие скулы. Она и правда выглядела очень больной. В душной палате витал запах медицинского спирта и крови. На полу у самой койки валялось несколько увядших розовых цветков. Хината, как её назвала Цунаде, казалась крепко спящей. Однако, заслышав шаги Саске, медленно приоткрыла мутно-белые глаза. Саске вспомнился лёд, толстой коркой покрывавший озеро в Стране Снега. Такой же бесцветный, туманный, непроницаемый. И безгранично холодный. От Хинаты тоже исходил холод. Другой, предсмертный, один из последних предвестников окончательного угасания. — Ты пришёл помочь мне? — прохрипела она, с трудом выговаривая каждое слово. — Госпожа Цунаде сказала, что ты придёшь. Боюсь, ты зря проделал свой путь. — Это мы ещё не выяснили, — ответил Саске, едва скрыв удивление. Он ожидал не совсем такой картины. Девушка в расцвете юности, съедаемая смертельной болезнью, вынужденная отказаться от любых сильных чувств или задохнуться цветами и собственной кровью. Наверное, она должна пребывать в истерике, горько оплакивать свою судьбу и умолять его о спасении. Но ничего подобного Саске не увидел от Хинаты. Ему не раскрыли имя её возлюбленного, но сказали, что выздороветь благодаря взаимности у неё не получится. Что ж, не повезло. Саске если и бывал в подобной ситуации, то в противоположной роли. Отвергать чужие притязания ему приходилось, а вот самому быть отверженным — ни разу. Он не мог в полной мере понять, что чувствуют в таких ситуациях люди. На секунду ему представилась заболевшая Сакура или Карин, отхаркивающая кровавые цветы... Саске передёрнуло. Он не назвал бы такое зрелище мерзким, скорее противоестественным. Как если бы у человека вдруг выросла третья нога. Осознать такое, услышав, нереально. Только увидев. — Ты прав. Пусть госпожа Цунаде будет спокойна, зная, что сделала всё, что было в её силах. Хината вновь показала несвойственное нормальному, как казалось Саске, человеку поведение: она больше жалела Сенджу, чем печалилась о себе. Что должно было произойти в жизни девушки, чтобы она настолько смиренно принимала злой рок? Саске подошёл ближе, намереваясь приступить к порученному ему делу, но Хината вдруг начала кашлять. Громко, с надрывом и беспрерывно; она не могла остановиться даже на секунду, чтобы передохнуть. Схватилась за грудь, сжимая ткань рубашки истончёнными, будто высохшими, как у мертвеца, пальцами. При этом горло её исторгало жуткие хрипы, не похожие ни на один звук, издаваемый в природе человеком. И Саске впервые увидел это. Цветы, море цветов, которыми она давилась, стремясь поскорее выплюнуть, пока не подоспели новые; кровавые брызги и сгустки, сначала показавшиеся ему кусками лёгких. Ханахаки. Цветочная болезнь. Звучало изящно, будто речь шла о всего-то о причудливой способности, дарованной лишь избранным. На деле оказалось кошмаром, который не захочется увидеть дважды. Не зная, чем помочь, Саске полез в выдвижные ящики прикроватной тумбы, схватил чистое полотенце и подал Хинате, которая всё-таки сумела справиться с приступом и теперь лишь со свистом втягивала воздух, приоткрыв окровавленный рот. Утерев подбородок и руки, она с тусклым оттенком грусти посмотрела на махровую белую ткань, окрашенную красными разводами. — Медлить не будем, — Саске присел на кровать. — Не смотри мне в глаза, пока риннеган активен. Я попробую регенерировать твои повреждения. Сосредоточившись, Учиха погрузился в себя, активируя нужную технику. Чтобы усилить контакт, позволявший глубже исследовать чужой организм, Саске взял Хинату за руку. Исхудавшая кисть легла ему в ладонь, настолько хрупкая, что Саске подумалось: ему достаточно слегка сжать — и хрустнет, сломается. Хината прикрыла глаза, слегка расслабившись, полностью вручая себя под его контроль. «С первой попытки может не получиться», — зачем-то напомнил себе Саске в мыслях. Как будто настал один из тех моментов, когда хотелось заранее подготовиться к худшему, чтобы оно не разочаровало. С каждой минутой он напрягался всё больше, то и дело сжимая веки и ощущая стекавшую по лбу каплю пота. Болезнь оказалась хитрой: даже риннегану не удавалось обнаружить сердцевину, то самое место, откуда прорастали треклятые цветы. Бутоны уничтожались легко, но корни почти не поддавались. Иной раз ему будто удавалось разрушить их, как вдруг корневище неожиданно объявлялось в другом месте — левее или правее. И каждое передвижение отражалось на Хинате, заставляя её болезненно вздыхать. Ткани лёгких и без того находились в плачевном состоянии. Саске сжал зубы. Ничего не выходило. Пятая упоминала, что от болезни можно избавиться, вырезав корни механически. Он не понимал, как это возможно, раз даже риннеган оказался бессилен. Но если так... В голову закралась чудовищная, на первый взгляд, идея. Рукой проломить грудную клетку, пробить лёгкое и выдрать всю эту дрянь к чертям. А затем тут же восстановить тело от нанесённой травмы риннеганом. Однако Саске быстро отбросил эту затею. Хината слишком слаба — не переживёт подобное вмешательство. Он не успеет. После ещё нескольких попыток Саске принял своё поражение. — Не получилось. Корни этого растения невозможно уничтожить, они вросли намертво. Он констатировал факт, будто медик-профессионал, но извиняющийся тон выдавал эмоции. Неужели неспособность помочь заставила Саске чувствовать себя виноватым? За что? Он ведь сразу предупредил, что удачный исход нельзя гарантировать. Да и Хината не ждала чудес. Оказалась удивительно здравомыслящей. По-своему мудрой. Хотя её отказ цепляться за жизнь смотрелся нескладно. Будто бы совершенно не подходил её личности, будто совсем другой она должна быть. — Это было ожидаемо. Спасибо тебе, что попытался, правда, спасибо, — с неожиданной теплотой поблагодарила Хината, вонзая ему в сердце кинжал своим кротким печальным взглядом. Как понимать, что, находясь при смерти, она пытается его утешить? — Другие варианты ты не рассматриваешь? — не смог не спросить Саске. — Нет. Взаимные чувства от того, кого люблю, я никогда не познаю. А не чувствовать самой, потерять часть себя... я не хочу такой жизни. — И ты уверена? — Да. Ему показалось, что она помедлила с ответом. Совсем незаметную долю мгновения. Но что-то подсказало Саске: она не та, кем хочет казаться. Она убеждает себя в смиренности, в покорности непонятно перед кем и для кого, но подавить в себе волю к жизни до конца не может. — Почему тот, кого ты любишь, отверг тебя? — в лоб задал вопрос Учиха. Он предугадал, что её реакция окажется спокойной. Разве что — с долей удивления проявленному интересу. — Потому что ему нужна не я. Типичная история. Весь мир из таких состоит. Только не каждому выпадает расклад, под который попала Хината. Чем же так нагрешила? Глупый вопрос. Чем в этой жизни нагрешил он сам, вся его семья и множество других, чьих имён не упомнить? — Раз твои чувства невзаимны, они причиняют только боль. Так откажись от них. — Отказаться и никогда уже не полюбить? — А зачем? Чего ты так ждёшь от этого? Зачем все эти сложности? — Так на этом вся жизнь строится, — настойчиво пыталась объяснить Хината, словно говорила с ребёнком. — Каким был бы мир без любви, без чувств? — Не берусь отвечать за мир. Но уверен, многим жилось бы гораздо проще, — Саске оставался непреклонным, с нарастающим интересом ожидая её возражений. — Я никогда не представляла себе такую жизнь... — Но выбора у тебя нет. Либо ты приносишь в никому не нужную жертву свою молодость и своё будущее, либо... пытаешься жить вопреки всему. Саске не сомневался, что у неё получится. Он ведь смог. Хотя порой всё вокруг казалось до невозможности бессмысленным. Казалось, что где-то там, не здесь, будет лучше. Может, Итачи там было лучше. Может, будет когда-нибудь и ему. — Так что? Сдашься или будешь бороться? — У меня осталось ещё немного времени подумать. Саске видел, что Хината устала. Она с трудом поднимала то и дело опускавшиеся веки, хлопая длинными ресницами, и облизывала высохшие, покрытые коркой губы. Она была истощена, но не уродлива. — Спи, — велел ей Саске на прощание, слегка пожал напоследок прохладные пальцы и направился к выходу из палаты, чтобы сообщить Цунаде о проваленной миссии. Уже открывая дверь, он вспомнил кое-что, обернулся. Хината всё ещё смотрела на него, борясь с накатившей на неё сонливостью. — Я так и не спросил... кто всё-таки твой избранник? Губы Хинаты дрогнули, расплываясь в чистой, светлейшей, посланной ему как знамение, улыбке. — Ты хорошо его знаешь.

***

У Хинаты оставался день, чтобы принять решение. Так сказала Цунаде. Она не давила, не уговаривала, не ругала. Но настойчивость, исходившую от неё, Хината ощущала безо всяких слов. Пятая будет ждать до последнего. Пятая верит, что Хината всё-таки передумает. Хиаши получил сообщение об ухудшившемся состоянии дочери, но если и отправил ответ, то не ей лично. Она не стала задавать вопросы. А вечером, накануне рокового дня, когда всё должно было решиться (или не решиться никак), неожиданно заявилась Сакура. По напряжённому лицу ученицы Цунаде Хината мигом поняла, что ей обо всём известно. Наверняка всполошилась, узнав, что Саске приезжал в деревню, и душу бы вытрясла из всех причастных, если бы ей не сказали, по какому поводу. Хината сегодня чувствовала себя лучше, чем обычно, даже могла сидеть в постели, опираясь спиной на несколько подушек. Но ей не раз доводилось слышать, что подобная лёгкость обманчива и посещает перед самым уходом. Только бы не долгий разговор. Допрос с пристрастием Хината точно не выдержит. Сакура, к счастью, понимала, насколько ей худо, и не стала заваливать праздными вопросами. Вежливо посочувствовала, приобняла и не переставала смотреть с жалостью. — Эх, Хината... Если бы я узнала раньше. Уверена, мы бы непременно вправили мозги этому несносному Узумаки! Ну как он может быть таким слепым... — Нет, Сакура, ничего бы не изменилось. Нельзя насильно заставить человека полюбить, — горько усмехнулась Хината. — Да разве он знает, что такое любовь? Ему же надо по крупицам всё разжёвывать. Он любовь к человеку не отличит от любви к миске лапши. — Наруто не так глуп, как ты думаешь. Сакура неоднозначно посмотрела на неё, но спорить не стала. На несколько минут воцарилось молчание. Затем Харуно вновь заговорила. — И всё же... не можешь ты так просто умереть! Не можешь. И Наруто не может тебя не спасти. Он обязан. — Если так, то почему он всё ещё не здесь? — Хината обожгла собеседницу проницательным взглядом. — Ты ведь наверняка ему уже рассказала. Сакура не нашлась что ответить, избегая глядеть ей в глаза. А Хината настолько привычно проживала терзающую в клочья боль, что перестала отличать её от спокойствия. Наруто... Она не могла его осуждать. Как бы он смотрел на неё, что бы сказал? Приходить фактически к смертному одру, будучи без вины виноватым? Наруто был далеко не дураком, каким считала его Сакура. Уж понять, любит ли взаимно, было ему под силу. Наруто, который всегда всех спасал, исходился кровью за чужие жизни, рвал жилы, стремясь выручить из беды... Таким, как он, тяжело признавать собственное бессилие. — Мне так жаль, Хината, — сокрушённо прошептала Сакура. — И всё-таки жизнь должна быть на первом месте. Я хочу, чтобы ты решилась на операцию. — А ты бы на моём месте решилась? Если бы заболела ханахаки из-за Саске. Такие вопросы считались некорректными. Но Хината не удержалась. Сакура мгновенно изменилась в лице. — Не сравнивай нас. Это другое. Со мной бы не произошло такого. Почему? Почему её эта участь обошла стороной? Ведь Сакура столько лет страдает от невзаимности! Хината уже собиралась задать свой вопрос вслух. Ответ не открыл бы загадки вселенной, но точка зрения Сакуры вызвала неподдельное любопытство. Она перебила Хинату на полуслове, уже зная, о чём та спросит. — Он дал мне надежду. Надо просто подождать. А ждать я умею. Хината услышала всё, что хотела. Наивность, которую переросла она, продолжала жить в таких, как Сакура. Может, она действительно придавала сил. Может, выдуманная надежда лелеялась с таким трепетом, что верить в неё было легко. Хинате уже ни во что не хотелось верить. Хината была разочарована бесконечно.

***

Коноха встречала своих и чужих летним зноем, буйно разросшимися садами и ароматом свежеиспечённых булочек, тянувшимся вдоль торговой улицы. Лёгкий ветерок сновал то тут, то там, выбирая счастливцев, чьё лицо обдаст прохладой в этот жаркий день. Мирская жизнь выглядела как никогда спокойной и размеренной. Словно все войны и беды давно позабылись и безоблачное будущее, долгое время бывшее мечтой, наконец обратилось настоящим. Саске брёл по знакомым закоулкам, вспоминая места, которые так и не стёрлись из памяти. Вон там он носился ещё ребёнком, пытаясь догнать хоть одну из проворных уличных кошек. Вон там они часто собирались командой накануне миссии, ожидая вечно опаздывающего Какаши, и Учиха раздражённо вздыхал, слушая перепалки Наруто и Сакуры. Всё это потонуло в вечности, поросло быльём и оставалось надёжно спрятанным в тёмных закоулках души. Прошлое больше не интересовало Саске. Саске искал её. Только за этим и вернулся сюда. Только потому, что ни о чём другом думать не мог. Сходил с ума, вспоминая каждое слово, обращённое к нему, упиваясь обрывками единственного разговора, с которого началось его падение в пропасть. Верно говорят: не зарекайся. Не думай, что тебя обошло стороной. Ни за что не предвидишь тот миг, когда ударит в голову. Саске искал её и нашёл. У самой кромки леса, на заросшем травой берегу высохшего пруда. Узнал не только по длинным волосам, струящимся по спине, а по каждой мелочи, невероятным образом запечатлённой в памяти. По узким плечам, по очертаниям профиля, по белизне этих хьюговских глаз, когда она обернулась полностью, скользнув взглядом по нарушившему уединение. Хината была и жива и здорова. Либо Наруто отыскал в себе то, чего не было. Либо она... не сдалась. Одно из двух. И безнадёжность каждого из вариантов меркнет в сравнении с тем, что он видит её живой. Не исхудавшей до костей, не исторгающей кровь и цветы из разорванных лёгких. — Хината? — вопросительно произнёс Саске, будто не поверив глазам. — Здравствуй, — тихо отозвалась она. Так спокойно, безмятежно, по-настоящему мирно. Словно обрела наконец полную гармонию тела и души, о которой лишь говорят, но никто не встречает. Она нашла свой покой, пусть и не в смерти. Саске понял всё без лишних разговоров. Её нет. В который раз к нему вернулось знакомое ощущение боли. Не физической, но столь же явственной, тисками сжимавшей грудную клетку. Ему не впервой. Он привык. Свыкнется и с этим. — Ты что-то хотел? — безучастно спросила Хината, не дождавшись от него пояснений. Хината. Она сделала свой выбор, он сам подтолкнул её к этому. Теперь ей легче, а ему сложнее. Цена за жизнь бывает велика, ему ли не знать. — Нет. Ничего. Лишь удостоверился, что ты жива. Поздравляю с выздоровлением. Саске покинул Коноху так же, как и пришёл. Бесшумно и незаметно. Он старался ни секунды не думать о встрече с Хинатой, напоминая себе, что она станет последней. А в груди всё давило и кололо, будто кто-то медленно ввинчивал в плоть остриё куная. Саске почувствовал ком в горле. Не в силах терпеть неудобство, он остановился на лесной прогалине и закашлялся, прикрыв рот рукой. Застыл на месте неверяще, на мгновение подумав, что теряет рассудок. Однажды он зарёкся, что такого с ним быть не может. А теперь готов был расхохотаться безумным смехом, который согнал бы с деревьев всех птиц поблизости. На раскрытой ладони лежал смутно знакомый фиолетовый цветок. Кажется, это была лаванда.