Фамильяр

Ночь стояла на удивление тёплая. Золотые листья в медленном танце опадали с деревьев в саду Благоуханного Дворца. Вэй Ин изящной тенью сидела на одном из этих древ, в своё удовольствие потягивая «Улыбку Императора». Уже давно отгремели фейерверки в честь молодых, давно шицзе и Павлин покинули праздничный зал, чтобы уединиться в своей комнате, давно не очень дружный хор заклинательских голосов завёл тягучие, клонящие в сон песни. Её никто не звал на этот праздник, однако, какое Старейшине Илин до этого дело? Пока её никто не заметил, она будет сидеть здесь и искренне радоваться за шицзе, опустошая заботливо забытые Цзян Чэном под деревом кувшины с вином. Любовь… свадьба… нарядное красное платье… Опрокидывая очередную чашу с вином, Вэй Ин почувствовала горечь мимолётной зависти. Она тоже хотела всего этого. Хотела влюбиться так, чтобы в голове от избытка этого чувства гулял ветер, чтобы без раздумий прыгать в объятья любимого и растворяться в дарящих тепло и ласку руках, чтобы смотреть прямо в глаза и видеть там нежность и понимание. Увы, для неё было слишком поздно об этом мечтать… Четыре года назад, прежде, чем сбросить Вэй Ин в курганы, Вэнь Чжао достаточно поглумился над ней. Избил, унизил, обесчестил… Когда податливая Ван Линцзяо ему наскучивала, он спускался в подвал и силой брал Усянь. Почти год Вэй Ин прожила точно в аду. После двух с лишним месяцев такой «прекрасной» жизни Вэй Ин понесла. Её мучитель был раздражён, а сама девушка хотела либо вытащить этого ребёнка из себя, либо расцарапать отросшими ногтями себе горло и умереть вместе с ним. К счастью или нет, ей не позволили ни того, ни другого. «В ребёнке, что ты носишь, кровь семьи Вэнь и самого Вэнь Жоханя. Даже не мечтай о том, что он не появится на свет» — сказал ей Вэнь Чжулю после попытки самоубийства. В день, когда её сын родился, Вэй Ин сбросили умирать в курганы, забрав ребёнка. «Кажется, ты очень хотела сдохнуть, безродная шавка Цзянов? — смеялся тогда ей в лицо Вэнь Чжао — Возрадуйся, ведь я милостиво решил даровать тебе смерть. Передавай от меня пламенный привет ордену Юньмэн Цзян!» Его смерть была долгой. Очень долгой и очень мучительной. Вэй Ин искренне наслаждалась, убивая Вэнь Чжао и его людей. Улыбалась, заливалась смехом, пока через несколько часов не услышала тихий, доносящийся из глубины дома плач. Туда она шла как в тумане. В одной из самых отдалённых комнат в маленькой кроватке плакал младенец. Несколько минут Вэй Ин просто смотрела на него. Смотрела и не чувствовала ничего. Потом появилась странная мысль взять ребёнка, однако потянув к сыну руки, Вэй Ин остановилась. От длинных ногтей и по самые локти она была в уже запёкшейся и ещё свежей крови… Опрокидывая очередную чашу «Улыбки Императора» Вэй Усянь с тяжёлым вздохом созналась сама себе — отнести А-Юаня Вэнь Цин в ту ночь, было самым лучшим решением. Сейчас её редисочка живёт вместе с ней, хоть и на Луаньцзан, но всё же живёт. Дышит, растёт, бегает, смеётся, называет Вэй Ин мамой. Ей этого, наверное, должно быть достаточно. Песни из банкетного зала Благоуханного дворца совсем стихли, а слуги уже гасили огни. Допив последний сосуд «Улыбки Императора», Вэй Ин спрыгнула с дерева. Ей тоже уже была пора возвращаться домой, на чёртову гору… — Будь счастлива, шицзе. — тихо прошептала девушка, прежде чем нырнуть в поросшую кусками дыру в стене. *** Уже занималась заря, когда Вэй Ин с горем пополам добрела до Илина. Она редко напивалась до такого состояния, когда собственные ноги слушались раз через три, а потому, дойдя до горы и окинув крутые подъёмы и узкие тропинки взглядом, сразу поняла: шиш ей, а не сон в своей пещере, ибо добраться туда, не сломав шею, было непосильной задачей для в хлам пьяной девушки. Вот если бы её кто-нибудь отнёс… но местные эту гору десятой дорогой обходят… мертвецы могли бы… но они и сами постоянно падают, чего доброго, ещё и Вэй Ин уронят… Вэнь Нин мог бы донести… но он ушёл ещё с двумя лекарями собирать какую-то очень редкую и полезную траву… тьфу! Усянь снова бросила тоскливый взгляд на крутые «ступеньки». — Чтоб вам там всем икалось… — пробубнила девушка и поплелась к небольшому кленовому перелеску. Под деревом всё же лучше, чем на голой земле. Когда Вэй Ин добрела до речки, её голову осенила очередная гениальная идея. В одном из трофейных талмудов, некогда конфискованных ею у Цзян Чэна, девушка читала про вызов фамильяра, однако ещё не использовала это заклинание. Вот он-то, наверное, сможет её донести до пещеры! Взяв в руки корягу, девушка начала рисовать на земле требуемую печать, громко и на удивление чётко читая заклинание. — Дух леса, я объявляю свои намеренья: приди и разыщи — мне равным будешь ты. Не слуга да господин, со мной в дружбе ты един. Знания, дух и быт на двоих один. Несколько секунд ничего не происходило, однако, внезапно, из Вэй Ин будто одним мощным рывком вырвали все силы. Проваливаясь в сон, девушка почувствовала, как подкосились её ноги и чьи-то тёплые руки не дали ей окончательно свалиться на землю… *** Голова. Болела. Очень. Очень. ОЧЕНЬ, мать вашу, сильно! Вэй Усянь тихо промычала что-то не членораздельное в соломенную подушку и повернула голову ко входу в пещеру. Её мутило, у неё раскалывалась голова, ног девушка вообще не чувствовала, а общее её состояние, по субъективным ощущениям, было близко к «трупу». — Мама, мама! — весело закричал с пола А-Юань, вставая на ноги и побегая к родительской постели. Вэй Ин, всего на миг, захотела его убить. — Мама, с добрым утром! Хотя уже день… Тётя А-Цин, а как будет правильно?! — А-Юань, я тебя всем, чем хочешь заклинаю, не ори… — мученически протянула Вэй Ин — Мама, смотри какие крылья я нарисовал бабочке! — по прежнему громко сказал ребёнок, протягивая маме соломенную бабочку — Да, да, редисочка, очень хорошо получилось… — поморщилась Вэй Ин от очередного детского крика. — А- Юань, маме сейчас нужно полежать в тишине — тихим, низким голосом сказала где-то неподалёку Вэнь Цин — Иди-ка лучше на улицу, покажи свою бабочку дяде А-Нину, Бабуле… в общем всем, кому захочешь. — Хорошо! А-Юань тогда пойдёт покажет свою бабочку Беленькому Гэгэ! — Кому? — тихо прохрипела Вэй Ин, однако А-Юань уже убежал. — А ты что, трезвенницей не помнишь? — наигранно удивилась Вэнь Цин, помешивая ложкой пресную, но по-прежнему горячую похлёбку. — Нет… — то ли фыркнула, то ли удивилась Вэй Ин, принимая из рук целительницы деревянную миску. — Тебя утром, пыльную и растрёпанную, на руках, прямо до кровати, донёс мужчина в белых Ланьских одеждах. Глаза Усянь стали круглыми, точно две монеты, а похлёбка пошла не в то горло. — Кхе-кхе-кхеа… Меня?.. На руках?.. Да ещё и мужик?.. кха- — Да ещё и с гуцинем за широкими плечами. — похлопала целительница Вэй Ин по спине. — Да ещё и Лань… — откашлялась девушка и, подняв взгляд на Вэнь Цин спросила — А какого гуя он вообще тут забыл? — Ты МЕНЯ об этом спрашиваешь? — Ну ты же трезвая была. — абсолютно серьёзно сказала Вэй Ин, и Вэнь Цин закатила глаза. *** Вэй Ин упорно пыталась придумать, где достать денег. После того, как похмелье окончательно её покинуло, пришло осознание всей тяжести их с Вэнями финансового положения. Никто не покупал овощи с проклятой горы, а потому их с лихвой, должно было бы хватить на зиму, чего совершенно нельзя было сказать обо всём остальном. Вэй Ин совершенно не представляла, где брать тёплые вещи, обувь и одеяла. А ведь ещё расходы на бумагу, рис, нити, пряжу, свечи… — Опять не сходится… — пробормотала Вэй Ин, покусывая край веточки, которой расписывала на земле все расходы и возможные источники дохода. А-Юань бегал рядом вокруг, то и дело притаптывая записи, которые Вэй Ин тут же поправляла. — А если сорок на пряжу, девяносто на бумагу, а остальное на рис… нет… без ниток это затянется надолго… но так может не хватить риса… а ведь ещё нужно будет как-то пережить раннюю весну, а если она будет холодной, то свежих овощей им не видать до самого лета… — Помочь? — раздалось за спиной. — Займи А-Юаня, если не трудно. — машинально ответила Вэй Ин, полностью погружённая в расчёты. — Мгм. — Беленький гэгэ! — полным радости голосом прокричал А-Юань и, побежал за спину Вэй Ин. — …А если, без бумаги, то сорок на пряжу, сорок на нитки… — В лесу у Луаньцзан много хны, марены и клещевины, а на самой горе есть залежи полезных минералов. Если сейчас их собрать, купить воск и срубить несколько клёнов, то зимой бабуля Вэнь, Вэнь Сяолань, Вэнь Литан, Вэнь Чжоу и Вэнь Цин смогут изготовить помаду, белила, румяна и прочую косметику с тёмным или красным пигментом, а четвёртый, пятый и восьмой дядюшки вырежут коробочки и шкатулки. Твоих и Вэнь Моааня талантов хватит на то, чтобы лишь несколькими цветами суметь расписать шкатулки. Таким образом, за зиму можно сделать достаточно косметики, чтобы выручить порядка девятисот лян. — И что нам с этой косметикой весной делать, есть вместо риса? — невесело усмехнулась девушка — Где ты найдёшь покупателя? Как ты убедишь его в качестве товара? Кто разрешит тебе открыто торговать на улицах Илина? — Зачем мне торговать на улице? — Нет, ты такой интересный, а где ещё, м, Вэнь Н…- тут девушка осеклась. Вэнь Нин ведь снова ушёл за травой ни свет, ни заря, да и голос, и манера речи совсем не его. Резко обернувшись, девушка увидела А-Юаня, сидящего на плечах высокого мужчины в белоснежных одеждах. Он был серьёзен и катастрофически похож на главу Лань, однако глаза… было в этих глазах что-то совершенно нечеловеческое, тёмное, но, в то же время, гипнотизирующе-успокаивающее. Да и у Лань Сичэня родного брата не было… неужто… — Так ты и есть мой фамильяр? — изогнула бровь Вэй Ин — Мгм.- кивнул мужчина, продолжая почти безотрывно смотреть на Вэй Ин. — А почему выглядишь так, будто из ордена Гусу Лань? — Тебе больше не нравится этот облик? — А?! Разве это я тебя просила его принять?! — Ты говорила: «Чтобы мне за тебя не было стыдно». Полагаю, быть отчасти похожим на прекраснейшего мужчину твоего поколения — не стыдно. «Да это мягко сказано. Будь мне шестнадцать, я бы первая за тобой хвостом бегала.» — про себя подумала Вэй Ин, однако губы её произнесли совершенно иное — Сойдёт. А-Юань уже привык к тебе в таком виде, незачем его вводить в заблуждения. Как тебя, говоришь, зовут? — Лань Чжань. — Лань Чжань, так что ты там говорил про покупателей? — Девушки из публичных домов используют косметику каждый день. Достаточно будет продавать её по цене ниже, чем остальные. — Да, а ещё они как никто иной заботятся о своём лице. Они не купят никому не известный товар, способный лишить их работы. — Проверим? *** Вэй Ин довольно смотрела на ларец с десятью тысячей лян и на пару десятков писем. — И как вам это только в голову пришло… — в полу шоковом состоянии спросила Вэнь Цин, поражённо глядя то на стол с деньгами и заказами, то на Вэй Усянь. — Я всего лишь подарила одну коробочку шицзе. — Улыбнулась Вэй Ин — Она мило поделилась ею с Цинь Су, потом об этом узнала мадам Цзинь, а там понеслось. Шицзе сказала, что некоторые женщины готовы были душу продать за белила, помаду Вэнь Сяолань, твои крема или хоть какие-то сведенья об изготовителе. Мадам Цзинь была столь любезна, что записала их пожелания, передала их Яньли и оплатила двадцать процентов от стоимости всего, что здесь написанно. — Двадцать?! — Остальное — когда выполним заказ. — Постой, Вэй Ин, сколько же заказали эти дамы, если десять тысяч лян — лишь пятая часть? Пятьсот, нет, скорее тысяча… — Двадцать пять коробок. — Что?! И они согласились?! Это же грабёж средь бела дня! Даже орден Цишань Вэнь в лучшие свои дни такие цены не заламывал! — Я же сказала, что они душу продать готовы. — Охотно верю… — выдохнула Вэнь Цин, садясь на стул. — И… Когда всё это нужно? — К середине осени. — раздался со стороны входа голос Лань Чжаня, к ноге которого прилип А-Юань. В руках фамильяр держал поднос с чашками чайником. — Лань Чжань, ты, как я погляжу, за полгода уже вполне освоился в роли няньки. — хихикнула девушка, смотря в спокойные золотые глаза. *** Вэй Ин и Лань Чжань шли по очередному верёвочному мосту в каменистых скалах Ланьлина. Сегодня Цзинь Лину исполнялся месяц и шицзе настояла на том, чтобы и тёмная заклинательница присутствовала на торжестве, а потому Усянь, оставив Вэнь Цин и Вэнь Нина смотреть за Луаньцзан, без задней мысли приняла приглашение Цзян Яньли, прихватив с собой лишь флейту и фамильяра. Однако, стоило им с Лань Чжанем дойти до тропы Цюнци, путь им преградил отряд из сорока заклинателей в одеждах Ланьлин Цзинь, во главе которого стоял Цзинь Цзысюнь. — Тебе всё же хватило наглости явиться, Старейшина Илин? — язвительно прокричал он, а внутри Вэй Ин начало стремительно нарастать чувство надвигающейся беды. — Сегодня ты ответишь за все свои коварные преступления! Я заставлю тебя снять проклятье сотни язв и тысячи дыр! «Коварные преступления»? «Проклятье сотни язв и тысячи дыр»? Да о чём этот сумасшедший вообще говорит? Вэй Ин хотела потребовать объяснений, однако, не успела произнести и слова, прежде чем её отгородила от столпившихся за Цзысюнем адептов широкая спина Лань Чжаня. — А ты ещё кто? — увидев незнакомое лицо, вякнул Цзинь Цзысюнь. — Лань Чжань, что ты… — шёпотом хотела спросить девушка, когда её перебил тихий, натянутый точно струна, голос Лань Чжаня. — Стой за мной. — О чём вы там шепчетесь? Хотя, не важно. Раз ты заодно с этой ведьмой, то и за все злодеяния ответишь с нею на ровне! Едва мужчина закончил фразу, в сторону Вэй Ин и Лань Чжаня полетели стрелы. В то же мгновение достав из-за спины гуцинь, фамильяр извлёк лишь одну ноту, создавая мощную волну. — Какого гуя здесь творится?! — внезапно раздался голос Павлина, когда лучники Ланьлин Цзинь уже были готовы выпустить второй залп. Цзинь Цзысюань спрыгнул с меча, однако Суйхуа в ножны возвращать не спешил. Стоя между Лань Чжанем и Цзинь Цзысюнем, точно меж двух огней, мужчина то и дело бросал взгляд на Вэй Усянь. От этой склочной особы, конечно, можно было ждать чего угодно, однако дело тут было явно нечисто. — Кузен? — в растерянности воскликнул Цзинь Цзысюнь — А что… кхм!.. Что ты здесь делаешь? — У меня к тебе ровно тот же вопрос. — грозно произнёс Цзысюань, буравя кузена взглядом. — Как мне понимать происходящее? Что здесь забыл отряд лучников, какого гуя ты стоишь во главе него, и почему вы напали на гостью, приглашённую на праздник в честь моего сына? — Кузен! Я… я всё могу тебе объяснить! Эта женщина, она напала на нас без причины! — Что?! — поразилась просто сказочной наглости Цзинь Цзысюня Вэй Усянь. — «Напала без причины»? Цзинь Цзысюнь, ты меня за идиота держишь?! — рявкнул Цзысюань, поворачиваясь к адептам и кузену лицом — Все вы, немедленно возвращайтесь в Ланьлин. Завтра пусть каждый будет готов лично объяснить произошедшее, и в особенности ты, кузен. Теперь вы. — он развернулся к Лань Чжаню и Вэй Ин — Ваша версия произошедшего? *** Вэй Усянь, раскинув руки, лежала на широкой, мягкой кровати, в заботливо подготовленной Шицзе комнате. Её появление на празднике было… эффектным. По правую руку Лань Чжань, по левую — Павлин, и, в завершении, Цзян Яньли, заключившая названную сестру в крепкие объятья едва ли не с порога. Неудивительно, что после такого, прочие гости старались быть дружелюбными с тёмной заклинательницей, разве что шиди не проронил ни слова, постоянно бросая подозрительные и недовольные взгляды на Лань Чжаня. Сейчас же, фамильяр сидел за письменным столом, методично составляя список трав, минералов и прочих ингредиентов, которые можно было дёшево купить в Ланьлине. Внезапно, раздался стук, и спустя мгновение, в комнату вошёл Цзян Чэн, по обыкновению не спрашивая разрешения. — Цзысюань сказал, что по дороге сюда на тебя напал Цзинь Цзысюнь. Это правда? — с порога спросил шиди. — Ага. А Лань Чжань меня защитил, ну и потом явился Павлин. — Что этому висельнику было нужно от тебя? — Висельнику? Шиди, остынь, Павлин уже пообещал устроить ему допрос с пристрастием и вынести соответствующее наказание. Честно говоря, я и сама не поняла, чего он хотел. Кричал что-то про проклятье сотни язв и тысячи дыр, а потом и вовсе приказал нас с Лань Чжанем убить. Нервный он какой-то был. — То есть, проклятье сотни язв и тысячи дыр — не твоих рук дело? — Что? Нет, конечно. Я вообще не могу вспомнить, где раньше видела этого «великолепного» кузена. — Понятно. — выдохнул Цзян Чэн, кажется, немного успокоившись — Помнишь ночную охоту, на которой Цзысюань признался шицзе в любви? — Ну да. — весело хмыкнула Вэй Ин, пытаясь отследить ход мыслей Цзян Чэна, как вдруг в памяти что-то щёлкнуло — Погоди, так это же тот самый индюк, который вывел меня из себя и нахамил шицзе! — Именно. И он уже два года верещит о том, что ты наложила на него проклятье сотни язв и тысячи дыр. — Но я этого не делала! — Охотно верю. Просто… Ничего. Не бери в голову. — Не брать в голову что? Цзян Чэн, начал говорить, так говори до конца. — Это уже не важно. Его завтра казнят за измену, поэтому, не к чему тебе трепать свои нервы. — Измену? — Цзысюань что-то протараторил про четыре неудачных покушения. Цзысюнь проболтался о том, чего знать не мог, поэтому сейчас у него выпытывают имя заказчика. — И глава Цзян хотел доказать непричастность Вэй Усянь к проклятью Цзинь Цзысюня, прежде, чем того, казнят, чтобы очистить её имя от ложных обвинений? — внезапно спросил Лань Ванцзи, тут же ловя на себе гневный взгляд Саньду-Шеншоу. — Тебя лезть в это никто не просил. — рыкнул Цзян Чэн, после чего снова повернулся Усянь — Вэй Ин, тебе не нужно никому и ничего доказывать. Цзинь Цзысюнь — изменник и убийца, его словам веры нет. — Как и моим. — Я верю тебе. И шицзе, и Павлин, и, думаю, госпожа Цзинь тоже. В конце концов, даже, если кто-то сочтёт это правдой, то зло в сторону злодея всё равно оправданно. Не забивай голову мыслями оправдаться — ты никому ничего больше не должна. — А что, если я этого хочу? Что, если я сама хочу опровергнуть эти глупые обвинения? Я плохо помню подробности снятия этого проклятья, но… — Нет. — отрезал Цзян Чэн и, нахмурившись, скрестил руки на груди. — Опровергнуть обвинения достаточно просто. — вдруг заговорил Лань Чжань — Есть специальное заклинание, которое оставит не удаляемые следы на проклявшем, а тебе нужно будет просто показать, что на тебе этих следов нет. В наступившей тишине отчётливо стал слышен треск Цзыдяня. — Ты бессмертный или бесстрашный? — с подступающей к горлу яростью прорычал Цзян Чэн. — Шиди, погоди. Лань Чжань, что за следы? — Чёрные полосы в разных частях тела. Их ни с чем не спутать. — В разных частях… — эхом повторила Вэй Ин и улыбка медленно сползла с её лица. — Чаще всего, это руки по локоть и ноги по колено. На спине, плечах и животе такие метки появляются крайне редко. — Но это значит, что мне придётся показать и их… Нет. Я передумала. Ты прав, шиди, я никому ничего не обязана доказывать. Ты ведь идёшь от А-Ли? Как там А-Лин, уже спит, или снова раскапризничался? Знаешь, когда я увидела, как вместо погремушек он тянется к Суйхуа… Вэй Ин быстро перевела тему и, обменявшись с братом ещё несколькими фразами, выпроводила Цзян Чэна. Под растерянный взгляд Лань Чжаня она снова рухнула на мягкую кровать. Натянутую, точно струну гуциня тишину, порвал тихий вопрос фамильяра: — Почему ты так боишься показать свои спину и живот другой женщине? Ведь вы с Вэнь Цин… — Замолчи. — резко оборвала Вэй Усянь. Она не собиралась продолжать этот разговор. — Я знаю, что на твоих руках и ногах остались шрамы после войны. Именно поэтому ты носишь одежду, скрывающую практически всё тело. Но Вэй Ин, это всего лишь шрамы. Никто не станет высмеивать или осуждать тебя за них… — Ты оглох? Я сказала — замолчи. Я не желаю это обсуждать. Разговор закрыт. Точка. — Я думал, между нами нет секретов. — Я ведь не лезу тебе под кожу. Будь добр поступать также. — Моя кожа — моя одежда. Если я сниму её, ты покажешь свои шрамы хотя бы мне? — К чему тебе это? — «Не слуга да господин, со мной в дружбе ты един. Знания, дух и быт на двоих один». — …Хорошо. — Сказала Вэй Ин спустя несколько минут. — Но ты первый. Усянь резко села на кровати и выжидающе посмотрела на сидящего за столом Лань Чжаня. Тот лишь кивнул, и в следующий миг его кожа будто покрылась слоем дымчатой слизи, после чего начала медленно исчезать под ней. Длинные волосы и белоснежные одежды за несколько секунд будто истлели изнутри, оставив вместо себя лишь чёрный дым и танцующий в его завитках пепел, прекрасное лицо потеряло свои черты, и лишь золотые глаза непрерывно смотрели на Вэй Ин. Спустя минуту, Лань Чжань стал чем-то похож на ожившую тень, трёхмерный силуэт человека. — Что ты? — с удивлением и каким-то детским любопытством спросила Усянь. — Я — дух Курганов Илин. Я жив столько, сколько они существуют. Они не только на Луаньцзан, они в лесу, в реке, под самим Илином. — по спине Вэй Ин пробежали мурашки, однако не от истории фамильяра, а от его голоса. Вернее, десятков сотен голосов, звучащих как один. — Тогда выходит, что ты сам выбрал себе имя? — И нет, и да. Его мне дала прежняя хозяйка. Когда я спросил, почему Лань Чжань, она ответила, что я говорю голосами мёртвых, что у неё был сын, погибший на Луаньцзан и что на миг она услышала его голос среди тысяч других. Она была хорошим человеком. Умная, смелая, непокорная. Такая же как ты. Её осуждали, её любили, её уважали, её боялись. Её звали Лань И. Когда она умерла, я решил сохранить данное ею имя. Я знаю судьбу каждого погибшего на землях Илин. Знаю их имена, заслуги, мечты и сожаления. Я — их голос. Их воля к жизни, их жажда знаний, их первая любовь и их плач по родным. Их много, и я — часть каждого из них. Я — страх, я - ненависть, я — всепоглощающее отчаянье. Но Лань И была сильной. И ты тоже сильная. И я был ей другом. И я друг тебе. Золотые глаза преданно смотрели на Вэй Ин и девушка не могла отвести взгляд. Теперь она знала то, чего не знает больше ни одна живая душа — Лань Чжань полностью открылся перед нею. Чтож, теперь, похоже, настал её черёд. — Мне было шестнадцать, когда Вэнь Чжао спалил дотла Пристань Лотоса. — Начала рассказ Вэй Ин, снимая верхние халаты. — Я стала лишь ещё одним из его трофеев. Это правда, в боях я получила много шрамов, но те, что оставил на мне Вэнь Чжао — хуже всякого клейма. — Вопреки договору, она сняла с себя абсолютно всю одежду, позволяя фамильяру увидеть то, о чём из живых знали только шиди и Вэнь Цин. Розовато-белыми полосами, по всей спине, бёдрам, животу, по грудям и ягодицам, были разбросаны надписи, сделанные Вэнь Чжао: «Подстилка», «Течная шавка Цзянов», «Падаль», «Ничтожество», «Сдохни», «Здесь ↓ был Вэнь Чжао», и ещё с десяток нецензурных оскорблений. — Мне плевать, пусть хоть все эти благородные господа увидят моё тело без одежд, но я не хочу, чтобы ещё кто-то знал про эти шрамы. Особенно шицзе. Мне не нужны сочувствующие взгляды, вздохи и причитания, не нужны поблажки, лишь потому что я «уже и так много пережила», не нужны постоянные напоминания о пережитом кошмаре. Я не хочу оставаться жертвой, я хочу прожить обычную, полную простых радостей жизнь, не оглядываясь на страхи и сожаления прошлого. Теперь ты понимаешь меня, Лань Чжань? — Да. — ответил фамильяр и, встав со стула, взял с кровати одеяло и одним ловким движением закутал немного подрагивающую от резкой смены температуры Вэй Ин. В своём настоящем обличии он высился над девушкой, ростом наверняка превосходя Не Минцзюэ. — Вэй Ин, если я пообещаю, что никто и никогда не увидит этих шрамов, доверишься ли ты мне и согласишься ли помочь тебе очистить твоё имя от клеветы? — Я доверяю тебе, Лань Чжань, но как ты собираешься… — Дева Вэй, госпожа Цзинь приглашает Вас в лилейный сад для вечерне… — в комнату, совершенно без стука, вошла одна из служанок госпожи Цзинь, посланная, очевидно, не столько пригласить девушку на чай, сколько узнать о степени близости между тёмной заклинательницей и её сопровождающим. Однако, вместо горячо ожидаемых «игр» в постели, служанка увидела, как девушка в одеяле и огромная тень стоят посреди комнаты, едва ли не обнимаясь. Лань Чжань повернул голову к неудачливой шпионке, после чего два золотых глаза сверкнули, отразив в себе ужас и отчаянье самой бездны. — Мамочка… — прошептала женщина, после чего грохнулась на пол в глубокий обморок. Вэй Ин, глубоко вздохнула и, сдерживая так и лезущую на лицо улыбку «строго» спросила: — Ну, и зачем ты это сделал? — А зачем она вошла без стука? Это против всяческих норм этикета и уважения. — Занеси её на кровать и становись обратно человеком. Я пока оденусь. Как думаешь, когда мадам Цзинь услышит рассказ этой служанки, она поверит ей, или сочтёт, что девушка слетела с катушек? — Ни то, ни другое. — Это почему? — Эта бестактная служанка уже позабыла о том, что видела. *** Лань Сичэнь уже несколько дней гостил в Благоуханном Дворце, когда на празднике, в честь маленького Цзинь Жуланя, рядом с Вэй Усянь он увидел его — почти что собственную копию. Поначалу Лань Хуань подумал, что это лишь внешность — мало ли на свете просто похожих людей, однако, стоило барышне Вэй назвать молодого человека по имени, как в голову Сичэня закрались сомнения. Лань Чжань, так Вэй Усянь к нему обращалась. Но Лань Хуань был абсолютно уверен — в ордене Гусу Лань не было человека с таким именем, да и сложно не заметить почти что собственное лицо среди адептов. Была в незнакомце и ещё одна странность — одежды его сделаны из грубой исключительно белой ткани, без голубых вставок и вышитых облаков, что присутствовали лишь на лобной ленте, однако далеко не в том виде, в каком были на ленте Сичэня или Лань Циженя. И пусть для окружающих эти одежды могли выглядеть как дурацкая шутка или бестолковая попытка нищего простолюдина выдать себя за благородного господина, Лань Хуань видел эту ситуацию совершенно с другого угла. На Лань Чжане была старая униформа ордена Гусу Лань, изменённая на существующую Лань Мэнцзы, прадедушкой Лань Сичэня, порядка семидесяти лет назад. Что бы всё это могло значить? Им так и не выпал шанс поговорить, ни в тот день, ни на следующее утро, а после полудня Вэй Ин и Лань Чжань покинули Ланьлин, о чём Лань Сичэню сообщили лишь вечером, когда он искал встречи. Но Лань Хуань не был бы главой ордена, если бы не умел прошибать лбом стены, пытаясь докопаться до истины. Фигурально, разумеется. Вернувшись в Облачные Глубины Лань Сичэнь засел за летописи семидесятилетней давности и старше, искренне надеясь найти в них ключ к разгадке того, кем был молодой человек, назвавшийся Лань Чжанем на самом деле. Члены главной семьи почти никогда не покидали орден, а потому стоило как можно больше узнать о каждом, всё же решившемся на этот шаг. И вот теперь, перерыв вдоль и поперёк весь архив Гусу Лань, Лань Сичэнь направлялся на гору Луаньцзан дабы поговорить с Лань Чжанем и выяснить правду. — Приношу извинения за внезапное вторжение. — почтительно поклонился Лань Сичэнь хмурой, точно грозовая туча, Вэнь Цин, натянув на лицо добрую и миролюбивую улыбку. — Мне бы хотелось поговорить с Лань Чжанем и барышней Вэй. Это возможно? — Проходите. — сказала девушка, предварительно смерив Главу Лань нечитаемым взглядом. Поднимаясь по очередным «ступенькам», Лань Сичэню, лишь на миг, показалось, будто Курганы Илин, кленовый перелесок, сама Луаньцзан, всё это — искажённое отражение Облачных Глубин, уж слишком знакомой казалась система, так называемых, тропинок, однако мысль эта выветрилась так же быстро, как и пришла, стоило Лань Хуаню оказаться у пещеры, в которой жила Вэй Усянь. — И чем же мы обязаны визиту самого Цзеу-цзюня? — с улыбкой спросила девушка, явно прибывая в хорошем расположении духа, когда все четверо уже сидели за импровизированным столом. — Если быть откровенным, то главная причина, по которой я прибыл — господин Лань Чжань. Быть может, это слишком подозрительно и бестактно с моей стороны, задавать подобные вопросы, но, пожалуйста, господин Лань, скажите, откуда у Вас эта одежда и эта фамилия? — Глава Лань хочет знать, не являюсь ли я потомком кого-то из главной семьи. — Это был даже не вопрос. Утверждение полностью без эмоциональным тоном. — Понимаю. Однако… боюсь, Глава Лань не поверит моим словам. Потому, считаю, что в моём положении, уместно будет ответить Цзеу-Цзюню следующее: Фамилию и одежды я получил от своей матери, она же дала мне имя Чжань, в память о том, кто умер задолго до того, как она стала моей матерью, а я её сыном. Не погибни он, кто знает, как бы сложилась судьба ордена Гусу Лань. «Получается, он прямой потомок Лань И!» — про себя воскликнул Лань Хуань, внешне оставаясь совершенно невозмутимым. — «У Лань И был один единственный сын, Лань Чжань, невообразимым чудом сумевший выжить в Курганах и не сойти с ума за семь долгих лет жизни в них. В юношестве Лань Чжань был чувственным и искренним юношей, стремящимся привести людей к согласию и гармонии, однако, после семи лет скитаний в мороке Курганов Илин, свет его поблек, а душа приняла жестокость мира как горькую, но неизменную данность. Лань Чжань стал тенью, как себя прежнего, так и своей матери, где бы то ни было, следуя за ней, говоря от её имени и беспрекословно исполняя любую её волю, а после смерти Лань И, он таинственным образом исчез, не оставив ни следа. В архивах ордена о нём почти нет информации, будто все старались забыть о его существовании и без лишнего шума вычеркнуть его имя из истории, хотя именно он должен был стать следующим Главой ордена Гусу Лань, и даже так, мне удалось узнать ничтожно мало из порядком обветшавших рукописей. Но… если подумать, то Лань Чжань был единственным, кто мог оспорить право Лань Лунвэя, внука Лань Аня по линии дочери, занимать пост Главы ордена… молодой, здоровый и сильный заклинатель просто исчезает, без следов, без объяснений, без наследников, и власть в клане переходит тем, кто при прочих условиях не смел бы о ней и мечтать … это слишком удобно, чтобы быть правдой. К тому же, именно при Лань Лунвэе совет старейшин обретает власть, практически равную Главе, будто бы они знали что-то, что могло сильно пошатнуть положение главенствующей семьи. И если моя гипотеза верна, то…» — Ох… — вздохнул Лань Сичэнь, чувствуя, как голова доходит до точки кипения. Не он должен был быть Главой ордена Гусу Лань, и не его предки должны были несколько сотен лет вести за собой клан Лань. Очевидно, что Лань Чжаня перед ним назвали в честь благородного предка, так и не сумевшего возглавить орден Гусу Лань. — Вы сказали, что того, кто носил Ваше имя, убили, да? Кто же? — Тот, кто занял его место. — Золотые глаза Лань Чжаня смотрели, казалось, в саму душу, однако лицо не выражало абсолютно ничего. Сичэнь не смог выдержать взгляд и опустил глаза. — Господин Лань, где же сейчас Ваша мать? — Моя мать умерла от болезни много лет назад. Как и Ваша, Цзеу-Цзюнь, она не смогла выдержать тяжести, что против воли пала ей на плечи. Лань Хуань услышал исчерпывающий ответ. Острыми булавками сердце кольнули жалость и совесть. — Глава Лань, — вдруг обратился Лань Чжань, и Сичэнь поднял глаза от своих рук — Вы хороший человек, и Вы не сделали ничего дурного, потому, прошу, не вините себя ни в чём и не испытывайте ко мне жалости. Мне ничего не нужно от Вас или клана Лань. Моё единственное желание — сохранить имя, данное матерью. — Вы настолько плохого мнения об ордене Гусу Лань? — тихо спросил Лань Хуань, услышав последнюю фразу. — С чего Вы так решили? С того, что я счастлив в кругу ОБРЕТЁННОЙ семьи? — голос его был спокойным и… даже мягким. — Цзеу-Цзюнь, вы пришли сюда за ответами, так почему получив их вы стали мрачны как небо во время снегопада? Оставьте позади все «если бы» — это дела минувших дней, и Вам не под силу изменить прошлое. Вы — Глава ордена Гусу Лань, вот что является фактом, а потому, смотря в будущее, день ото дня направляйте своих людей, освещая им путь собственным примером. — Мудрые слова для молодого человека. — вздохнул Лань Хуань и лёгкая, искренняя улыбка коснулась его лица. — Кстати, сколько Вам? — Мы с ним ровесники! — тут же ослепительно улыбнулась Вэй Усянь, прежде чем Лань Чжань успел хоть что-то сказать. Пора было менять тему разговора, пока её фамильяр окончательно не разоткровенничался. Лань Сичэнь — не впечатлительная цзиньская служанка, с ним фокус с глазками не пройдёт! — Цзеу-цзюнь, а давайте-ка выпьем за воссоединение семейства! *** Вэй Усянь со счастливой улыбкой гуляла по кленовому лесу у подножья Луаньцзан. Лань Чжань, всегда и везде следующий за девушкой, собирал в корзину попадающиеся на пути целебные травы, поздние ягоды и грибы. Дела у немногочисленных Вэней постепенно налаживались. После беседы с Лань Чжанем, Цзеу-Цзюнь с новыми силами принялся помогать нуждающимся, намереваясь осчастливить если не всю Поднебесную, то земли ордена Гусу Лань точно. Ведомый этим порывом просто-таки безудержного добра (и тремя чашами Улыбки Императора), он любезно предложил жителям Луаньцзан стать частью клана Лань, а Лань Чжаню — названным младшим братом. К чести Лань Сичэня, он, протрезвев, слов назад не взял, а потому бывшие Вэни уже обживались на новом месте. А уж после того, как Цзинь Гуаньшаню, скрипя зубами, официально пришлось признать, что претензий к Вэй Усянь орден Ланьлин Цзинь не имеет, тёмной заклинательнице, наконец-то, можно было вздохнуть полной грудью. Тогда, перед казнью Цзинь Цзысюня, Вэй Усянь и Лань Чжань провернули маленький фокус прямо под носом у глав заклинательских орденов. Поутру они пошли в город, после чего, рассчитывая на слежку, сняли комнату на постоялом дворе. Уже через несколько минут, следившие увидели, как тёмная заклинательница выходит из здания и, как ни в чём не бывало, направляется в Благоуханный дворец, где заявляет, что к проклятью Цзинь Цзысюня она никакого отношения не имеет и может это доказать. И мало этой женщине было просто поставить половину Благоуханного дворца на уши, так она ещё и бесстыдные шутки в процессе умудрялась отпускать! Но, в итоге, факт оставался фактом — на идеальной коже, лишь в нескольких местах хранящей следы от боевых ранений, не было ни то что чёрных полос, а малейшего изъяна. С кислой миной на лице, Глава Цзинь был вынужден принести извинения. После эффектного разбирательства девушка вернулась на постоялый двор, где всё это время, с головой укутавшись в одеяло спал её спутник. Шпионы доложили Цзинь Гуанъяо, что после возвращения Вэй Усянь, она и её спутник пошли гулять по рынку, покупая травы, еду, алкоголь и всякую мелочь. Яо чувствовал, что где-то был подвох и что его нагло, но ловко провели, однако понять, как именно это произошло, мужчина так и не смог. — Лань Чжань, а ты, когда пьян, говоришь только правду? — весело спросила Вэй Ин, не поворачиваясь к фамильяру. — Мгм. — Но при этом ничего не помнишь? — Мгм. — Ну, и кто она? — резко развернулась девушка, скрестив руки на груди. На лице Усянь играла коварно-задорная улыбка. Только что сорванная веточка марены выпала из пальцев фамильяра, и он медленно поднял на хозяйку удивлённый взгляд. — Кто? — Та единственная, с которой тебе и вечность было бы разделить не жаль. — Вэй Ин внимательно следила за малейшими изменениями в лице Лань Чжаня, пытаясь не засмеяться раньше времени. — Или ты и об этом позабыл? — Позабыл о чём? — не вопрос, а нежелание отвечать смешанное с удивлением и… страхом? — Та невероятная особа достоинства которой ты так бурно расписывал Цзеу-Цзюню во время попойки в пещере. Ты та-ак боялся признаться ей в любви… — Я… Это… — в этот момент Вэй Ин заметила, как покраснели уши фамильяра и не смогла сдержать хохот. Она угадала! — Что?.. Почему ты смеёшься?.. Ты обманула меня! Я не говорил ничего подобного! — И только что признался, что в кого-то влюблен! — продолжала веселиться девушка. — Лань Чжань, Лань Чжань, а у тебя уши покраснели! — Вздор. — он смущённо развернулся и направился в сторону горы — И вообще, нам пора возвращаться, А-Юань наверняка уже нас заждался…