Изменить всё

      Верность. Искренняя и бесконечная — та самая, которую могли проявлять лишь собаки, подобранные с улицы.       Она была главным постулатом Сириуса Блэка.       Аниманическая форма отражает характер волшебника. Но — только если маг придерживается всех правил безопасности. Откуда же знать эти правила школьнику, спонтанно загоревшемуся азартом и потерявшему разум от гормонов вкупе с безумным, нерушимо-абсурдным желанием бегать наравне с другом-оборотнем?       Сириус, как и Джеймс, как и Питер, ничего не знали — и в результате их тотемные животные, жившие где-то глубоко-глубоко внутри, выбрались из своих клеток.       Питер, и без того бывший трусоватым и полным, стал стремительно толстеть в животе, при том что шея и ноги оставались теми же, какими и были. Его глазки вечно бегали, он пугался любого громкого звука. На Питера нельзя было больше положиться — он проваливался с треском во всех своих начинаниях, а постоянный страх вынуждал его выдавать все тайны, какие только мог хранить его мозг.        Джеймс действительно стал оленем. Гордый и несгибаемый, он стал до жуткого упрям. Джеймс шел напролом, забывая обо всем, что окружало его, и разум его отказывался работать, стоило Поттеру завидеть свою цель. Упрямством и гордостью он и покорил Лили — мягкую и теплую, но пугливую лань.       Сириус же, полюбивший мясо с кровью и ставший ещё более спонтанно-диким, был пронизан верностью весь, целиком, от кончиков волос до пят. Он сам был ей.       Ради тех, кто был его семьёй, Сириус был готов умереть. Он покинул свой дом, следуя за лучшим другом, за своим братом, не имевшим в своих жилах и доли крови матери или отца Сириуса. Разделил идеалы, которых сам толком не понимал.       Как собаки бросаются в подворотнях под дуло пистолета в слепой попытке защитить, как бездумно бросаются в огонь пожара, разыскивая где-то там в обжигающих всполохах потерявшего сознание хозяина, как невыносимо печально скулят и воют над гробами, теряя силы и отказываясь есть — так и Сириус ставил жизни любимых выше своей. Слепая и бесконечно жестокая верность.       Он выл на одной ноте и скатывался на дно бутылок Огденского долгие дни, недели и месяцы, запертый собою же в ненавистном доме на Гриммо. Сириус до крови и шрамов раздирал себе спину, пытаясь с мясом выдрать ненавистную метку в надежде, что ее пропажа поможет вернуть его прошлую жизнь, но мерзкие черные линии снова и снова проявлялись поверх едва заросших корочек плоти.       Вальбурга долго терпела, давая ему смириться с личным концом света, но и ее терпение иссякло.       Она подняла сына на ноги совсем неаристократичными матами и регулярными хлесткими ударами трости по спине, сделала из развалины без смысла жизни полноценного Лорда.       Ей понадобилось на это десять лет, однако с концами вырвать с корнем всё, что ненавидела она сама, но что было дорого сердцу Сириуса, Вальбурга так и не смогла. Её сердце рвалось на части, когда она видела, как тяжело сыну, но еще хуже было, когда он искренне пытался покончить со всем и забыть то, о чем забыть не мог. Проклятые Поттеры въелись слишком глубоко в его суть.       И едва лишь появились первые просветления и Сириус почти перестал ночами предаваться воспоминаниям, Поттеры вновь появились в их жизни. Вальбурга натурально взвыла, увидев сына с письмом от Поттера, пусть и младшего, в руках.       Здесь сделать она ничего не могла.       "Эти мерзкие маглолюбцы предали его", — поняла она, когда Сириус приполз домой пьяный настолько, что не был способен даже говорить. Они растоптали Блэка, убили все светлое, что было в нем, за бесценок отдали его жизнь, которую тот положил на жертвенный алтарь ради жизней их собственных. И теперь, спустя столько лет, они посмели вновь появиться, чтобы добить.       Вальбурга была на грани того, чтобы загреметь в Азкабан на старости лет.       Конечно, Сириус был ослеплён. Все доводы и крики матери снова, как и много лет назад, звучали где-то далеко, явно не попадая в его воспаленный мозг. Леди Блэк была готова поклясться: она видела, как у Сириуса в его человеческой форме вилял хвост, и это было хуже всего. Он бросился к Поттеру, не слушая её, позабыв о гордости и о принципах, вновь готовый принять даже яд, если ему скажут.       Отпуская сына в Косой переулок, Вальбурга запасалась успокоительным чаем и отправляла Кричера за бесконечно длинным списком лекарств и алкоголя.       Тем удивительнее было видеть совершенно счастливого и такого же, как десять лет назад, живого Сириуса дома с совсем мелким мальчишкой в холле своей гостиной.

***

      — О, это моя мама, Гарри, познакомься, Вальбурга Блэк, Леди Блэк. Мама, познакомьтесь, это Гарри Поттер, — проговорил улыбающийся Сириус, суетясь возле вешалки с легкой курточкой Гарри.       — Я вижу, — Гарри, уже наслышанный от Сириуса о матери и успевший пережить удивление от самого факта того, что она еще жива, поёжился от полного брезгливости и неприязни взгляда той, кого видел лишь на портретах.       Вальбурга была красивой. Красивее, чем та безумная седая старуха с перекошенным яростью лицом, без устали вопящая с холста. Эта Вальбурга была степенной, одетой в элегантное полностью закрытое платье старого покроя без единой складочки. Слегка хромая, она опиралась на тонкую длинную трость со стальным отблеском. Волосы ее были еще чернее, чем волосы Сириуса. Тёмные глаза были совсем не по-старчески живыми и цепкими, а пухлые губы были сурово поджаты.       Гарри этот контраст удивлял. С портрета в прошлой жизни на него смотрела двухсотлетняя старуха, а в реальности, здесь и сейчас, перед ним стояла совсем ещё молодая женщина лет сорока. Неужели горе так состарило ее в свое время?       Гарри усмехнулся своим же мыслям. Если бы он был на ее месте, ему бы было не легче. Муж погиб, один сын пропал без вести, а второй по собственной глупости попал в тюрьму, из которой живыми не выходят...       Вальбурга странно посмотрела на совсем неуместно хихикнувшего мальчишку, но не стала это комментировать. Сириус, конечно, ничего не заметил.       — Матушка, присоединитесь к нам на чаепитии?       — Кричер, подай чай в голубую гостиную, — сухо распорядилась она в воздух вместо ответа, зная, что ее услышали.       Гарри проводил взглядом безупречно выпрямленную спину женщины, и вновь оглядел холл.       Воспоминания накатывали волнами.       Вот здесь Тонкс постоянно запиналась об эту несчастную ногу тролля, переделанную под стойку для зонтиков. В гостиной впереди Орден Феникса проводил свои собрания, а вон с той лестницы он, Гарри, с Джинни и близнецами отчаянно пытался подслушать взрослые разговоры.       Они были молодыми, наивными и счастливыми. Гарри невольно заулыбался, вспоминая многие случаи. Сириус что-то рассказывал и заливисто смеялся, но Гарри его уже совсем не слышал.       Блэк провел его в голубую гостиную, и вот тут Гарри на мгновение замер. Изменения были разительными.       Он помнил запустение и брошенность, вечные пыль, грязь, и вечно колышащиеся от расплодившихся докси занавески. Сейчас же он понял, почему Сириус, несмотря на всю свою ненависть в этому дому, порой с тоской вспоминал "былой лоск".       Дом на Гриммо действительно выглядел иначе. Блестящие лакированные столы без единого пятнышка, сияющие золотые ручки шкафов, переливающаяся хрустальная люстра на потолке — ничего этого не было здесь никогда ранее. Гарри был очарован.       Мрачное, готичное обаяние поместья Блэк, и раньше манящее Гарри, сейчас с концами забрало его любовь. Вальбурга, уже сидевшая возле небольшого круглого столика, заметив блеск его глаз, на секунду, казалось, о чем-то задумалась.       — Проходите, — проговорила она ничего не выражающим голосом.       Гарри сел возле Сириуса, и перед ними появились дымящиеся кружки с чаем.       Даже без вечного бурчания Кричера и скрипа всего подряд этот дом, на удивление, не казался пустым.       Когда Сириус ушёл за фотоальбомом, вспомнив школьные годы, повисла неловкая тишина. Вальбурга сверлила стушевавшегося Гарри тяжёлым взглядом.       — Итак, — заговорила она наконец сухо, — Зачем ты здесь?       — Я хотел увидеть Сириуса, — честно ответил Гарри, упорно разглядывая блики на столе.       — Не лги мне. Зачем они подослали тебя?       Гарри поднял взгляд и оглядел женщину. Вальбурга всем своим видом выражала сдержанную неприязнь. При этом она все также сидела прямо, аккуратно попивая чай с какими-то травами.       — Я не... — запнулся он, и рука Блэк нервно дернулась.       — Вам мало было того, что вы с ним сделали? — несмотря на то, что дикция женщины была отменной и говорила она совсем обычным голосом, Гарри послышалось змеиное шипение. — Возвращайся сейчас же и передай, что здесь вам делать нечего.       Гарри наконец понял: она боялась. Зная чувство страха лучше, чем себя самого, он разглядел что-то в облике, что-то в положении головы Вальбурги, что дало ему это неожиданно чёткое знание.       Леди Блэк была напугана.       Гарри представил, что пережила эта женщина, и его сердце болезненно сжалось. Он знал Сириуса, и теперь знал, как ужасно обошлись с ним Поттеры. Если уж он ощутил ненависть к родителям, как же ощущала себя Вальбурга, бывшая всё это время подле сына и, — Гарри был уверен, — вытаскивающая его со дна? Её колоссальная работа ощущалась во всех разговорах Сириуса, в его совсем другой походке, в манере держаться.       Гарри прокашлялся, тоже отпив чай. Тот был отменным — не то водянистое месиво, что делал на его памяти Кричер.       — Леди, — осторожно начал он, поймав ее взгляд. — Я понимаю вас и ваши чувства. Прежде чем вы прикажете мне выметаться из вашего дома, посудите сами, так ли глуп Сириус? Он распознал бы ложь, вы тоже это знаете.       — Не в этом случае, — отрезала женщина, снова отпив чай. — Хорошо, — вздохнул Гарри, вспомнив, как сильно был привязан к Джеймсу Сириус, и как порой был слеп. — Я клянусь своей магией, что меня никто не подсылал сюда. Я действительно хотел лишь встретиться с Сириусом, и никаких плохих намерений у меня нет.       Вальбурга, казалось, слегка расслабилась, но всё еще смотрела так, что Гарри ощущал, будто кто-то опускал многотонную гору на его плечи.       — Я не могу рассказать вам всего, но прошу, поверьте: я никогда и ни за что в своей жизни не сделаю того, что причинит Сириусу боль, — произнес Гарри, отслеживая любую реакцию на непроницаемом лице Вальбурги, — Я тоже недолюбливаю Джеймса и Лили. У нас имеет место... конфликт. Они не услышат от меня ни о Сириусе, ни...       — Я вернулся... о, — возвестил радостный Сириус, влетевший в гостиную и тут же явно сбитый с ног странным напряжением, — Все в порядке?       — Да, — даже слишком поспешно сказали Гарри и Вальбурга одновременно, переглянувшись.       — Ну, — явно не поверил им Блэк, — Может, Гарри хочет взглянуть на матушку в молодости?..       — Сириус, не...       Гарри фыркнул, заметив ужас на лице Вальбурги, а затем Сириус раскрыл альбом. ...к колдографиям пьяной Вальбурги, пытающейся неясно что сделать с метлой и молодым полуголым Абраксасом Малфоем, он явно был не готов. В принципе, как и увидеть, как та же Вальбурга, только уже трезвая, треплет молодого Волдеморта за уже покрасневшие щёки, а тот отчаянно упирается в попытках сбежать.       Это бальзамом пролилось на душу Поттера. Впервые он не ощутил желания немедленно выхватить палочку и разорвать изображение Темного лорда. Возможно, в чае было намешано очень много успокоительного?..       Эту догадку подтверждал и успокоившийся Сириус, и почти умиротворенная Вальбурга.       Гарри выдохнул и почему-то ощутил себя так, будто оказался дома, рядом с Петуньей, в тишине и безопасности.