Изменить всё

       Это утро началось для Гарри со скандала. Нет, поначалу все было нормально, правда.       Гарри, следуя своей любимой традиции, проснулся в холодном поту. Каждое утро он открывал глаза, ощущая на языке ненавистный ему сладковатый привкус кошмара — отступающего, но не уходящего, оставляющего напоследок, будто в издевку, бешено колотящееся сердце и едва теплящийся ужас, текущий по его маленькому детскому телу вместо крови.        Каждый раз он невидящим взглядом шарил по неизменно пустой комнате, будто ища... что? Гарри сам не знал, что он хотел увидеть. Это неясное желание появлялось лишь в те моменты, когда его сознание все еще пыталось вырваться из слабеющей хватки издевательски смеющегося Волдеморта, и, не утолившись, это желание растекалось холодным ядом по венам мага. Гарри ощущал это почти физически. Кажется, он искал и ждал кого-то. Может, Джинни. А может, терзающие его во снах призраки погибших друзей. Или сгорбленную тень бледного друга, который после их встречи в этом мире также стал фигурировать в его кошмарах.        Однажды утром, еще в первые дни его жизни на этой Тисовой, которую он искренне полюбил всеми фибрами своей изможденной души, он нашел глазами не привычную пустоту, а Петунью. Но...        "Это не то," — шептало ему горькое разочарование, делая пару мягких, неслышных шагов назад, в зияющую пустотой и мертвым холодом тьму. Туда, где когда-то горело ярким огнем его сердце.        "Это не то," — тихим голосом вторили ему задушенными голосами искорки неясной надежды, которую столь жестоко Гарри раз за разом убивал каждое мгновение своего существования.        "Это не то," — пустыми глазами ему издевательски ухмылялось его же собственное отражение в зеркале.        Чего Гарри ждал?        Он и сам не знал. Но от этого ожидания, теряющегося в коридоре мрачных лабиринтов его разума, внутри что-то с тихим-тихим звуком обрывалось. Будто ниточки, из которых сплетена веревка. Треск. Треск. Треск.        Что будет, когда последняя порвется? Гарри не хотел знать этого. Или пытался убедить себя в этом. Хах.        Маг, отвернувшись от предателя-отражения, на губах которого все никак не желала таять насмешка, спустился вниз, на кухню.        Петунья не любила какие-либо завтраки, помимо яичницы с беконом, но из-за Гарри ей пришлось пересилить себя и немного изменить их рацион. Что произошло? Ну, Гарри, наверное, переоценил себя. Когда во второй день он проснулся и ощутил запах жареного бекона, в голове сразу замелькали воспоминания.        Точно также пах горящий заживо Хагрид, в которого угодило проклятие адского пламени. Эти чары предназначались не ему, но он закрыл собой Гарри с таким лицом, будто это было само собой разумеющимся поступком, в котором не было ничего особенного. Великан улыбался покрывающимися струпьями губами, пока отчаянно давящаяся слезами Гермиона пыталась вытащить его из зоны действия антиаппарационных чар.        Постоянно. Дорогие ему люди постоянно жертвовали собой ради него. Они верили в него, верили в то, что пока он жив — все хорошо, что все еще есть надежда. И эта их вера, теплящаяся в них до самого конца, ранила его куда чаще и куда сильнее, чем их уход из его жизни.        В тот раз Гарри лишь чудом не вырвало прямо на идеально вымытый пол кухни мисс Эванс. Петунья не стала задавать вопросы, как, впрочем, и было всегда. Она лишь молча придержала лезущую в лицо отросшую чёлку и открыла окно, безошибочно поняв причины такой его реакции и ничего не спрашивая. Женщина лишь смотрела весь день такими понимающими глазами, что маг невольно задался вопросом: а не бывало ли у нее похожих реакций из-за Вернона?               Сегодня у них на завтрак были какие-то бутерброды и еще горячий сладкий кофе — с молоком и тремя ложками сахара, точно как любил Гарри. Каждый глоток он смаковал, будто самую бесценную в мире амброзию, ведь никогда раньше это удовольствие не было ему доступно. Он вечно спешил, ему было не до наслаждений — да и как он мог бы чем-то наслаждаться, зная, что по его вине в этот самый момент могут пытать, например, беспомощного и наивного Колина Криви?..        В целом, этот день бы прошел как-то даже слишком грустно, ведь отчего-то воспоминания и странная хандра преследовали его с момента пробуждения, — но у жизни были на сегодня другие планы, ведь уже через пару минут после завтрака в их доме появилась точёная фигурка Лили Поттер.        Гарри бы застонал, но это было бы совсем уж нагло с его стороны. Наверное. В любом случае, и без того хреновый день стал ещё хуже.        Петунья как-то неуловимо подобралась, напряглась. Его, разумеется, выгнали на улицу, ведь мисс Эванс не теряла надежды на то, что он заведет друзей — и тот небольшой инцидент с похищением её в этой надежде не переубедил. Единственное, что отныне было запрещено для него — покидать территорию Литтл-Уингинга, ведь здесь всегда кто-то был поблизости, но не более.       Первые пару минут в доме Петуньи было тихо, и маг уже было успокоился... но последовавшие за этой тишиной крики разом переубедили его в мирном настрое обеих сестёр. По рассказам Петуньи, они с Лили не то чтобы не ладили — они ненавидели друг друга, и чего-то навроде этого скандала она с Гарри и ожидала.        Маг просидел на крыльце перед домом мисс Эванс почти час. Крики, правда, стихли лишь под конец, и практически сразу после этого распахнулась входная дверь. Лили чертыхнулась, поняв, что чуть было не пнула его в спину занесенной для шага ногой, и тут же нацепила на лицо даже слишком нарочитое равнодушие.        — Акцио, вещи Гарри, — сухо бросила она, и из дома неровным ручейком вытекла небольшая такая горка смешавшихся вещей. Повинуясь воле волшебной палочки, они уменьшились в размерах ровно настолько, чтобы спокойно могли поместиться в неприметный кармашек сбоку новенькой мантии Лили.        Женщина даже не дала ему попрощаться с Петуньей. Просто схватила его рваным движением за плечо и аппарировала в Косой переулок, не дав ни секунды на то, чтобы поблагодарить свою сестру за всё.        От этого внутри Гарри медленно приподняло голову жуткое чудовище, которое, казалось, мирно дремало внутри него столько лет. Оно, не особо понимая спросонья сути происходящего, скалило блестящие клыки во тьме и утробно рычало, желая ощутить ржавый привкус горячей крови на своем шершавом языке. Огромным усилием воли Гарри смог вновь его усыпить, чего, впрочем, не заметила Лили, кажется, задавшаяся мыслью облететь весь Лютный настолько быстро, насколько это вообще возможно.        Краем глаза Гарри выхватил из толпы знакомую блондинистую макушку Драко Малфоя, затем яркие рыжие костры Уизли.       Гарри дёрнулся. Видеть Рона и Джинни сейчас... он не мог сделать это. Это было невыносимо — видеть лица самых дорогих его сердцу людей и видеть в них всех, кого он любил, но именно тех самых — не находить.        Осознание того, что совсем скоро он должен будет с ними общаться, ведь учиться они будут на одном факультете, прошибло будто молнией. Гарри покорной тенью плелся вслед за молнией-Лили, даже не желая сопротивляться такому ходу.        Путь на Гриффиндор отныне был закрыт для него, но куда тогда...        — О, миссис Поттер, снова вы! — прервал только начавшую зарождаться мысль смутно знакомый голос. Гаррик Олливандер смотрел на них сверху вниз теми самыми пугающими белесыми глазами, улыбаясь сухими губами. — Привели второго своего сына, да?        — Пожалуйста, не могли бы вы побыстрее? — даже не поздоровалась женщина, поправляя словно пылающие волосы в мутном зеркале, висящем на стене. — Мы с Джеймсом уже опаздываем на встречу с Дамблдором, и...        — О, конечно-конечно! — сладко улыбнулся старик, но Гарри заметил в его улыбке странную натянутость. — Я всё понимаю.        Точно как и в прошлый раз, гора палочек перед Гарри всё росла и росла, а его родной всё не было и не было. Лили нервничала всё больше, поглядывая раздражёнными глазами на аккуратные золотые часики, мягко обхватившие её тонкое запястье.        Гарри, наконец не выдержавший всё больше тяжелеющей атмосферы, попытался сделать то, что без малейшего труда спокойно делал раньше. Он выпустил немного своей магии, призывая свою лучшую и единственную подругу. Обычно она прилетала в его руку мгновенно, но сейчас в лицо Гарри повеял лишь легкий ветер.        Раздражение сменилось растерянностью. Что? Это всегда работало, ведь он очень и очень долго тренировал этот приём, специально настраивая его на одну-единственную конкретную палочку. Неужели... в этом мире её не существовало? Гарри скрыл лицо челкой, сглотнув.        Олливандер, заметив взгляд медленно закипающей Лили, сконфужено опустил глаза. Гарри скривился, заслышав голос женщины, и тут же лицо продавца осветило озарение:        — Сейчас, подождите!        Дедок шустро скрылся где-то в коридорах, а затем вернулся к почти погребенному под завалами неподошедших палочек Гарри. В его старческих руках лежала коробочка —такая же, как и десятки её предшественниц, потрёпанная жизнью и очень сильно потёртая. Лили скривила свой аккуратный носик, заметив огромный слой пыли на картонной крышке.        Гарри медленно приподнял эту самую крышку, ничуть не смущаясь от грязи, и заглянул внутрь.        Самая простая на вид палочка светлого цвета, напоминающего любимый им кофе с молоком, лежала на мягкой подушечке. Гарри, уже потерявший особую надежду, взял деревяшку в руки.        Тут же его словно обдало мягким, ласковым потоком теплого ветра, взъерошившего и без того растрепанные волосы ещё больше. Это чувство не было похоже на чувство, возникшее при первом контакте с палочкой из остролиста, но в нем была своя неизъяснимая прелесть. Олливандер торжествующе улыбнулся:        — Кедр и сердечная жила дракона, — произнес он, покивав чему-то своему. — Легка на подъем, подходит людям с обострённым чувством справедливости. С ней легко учиться, но ещё легче — расставлять неверные приоритеты.        Подслеповатые белые глаза смотрели на Гарри, но не видели его совсем. Поттеры неловко попрощались, и дверь магазинчика, тихо звякнув напоследок привязанными к ней колокольчиками, закрылась за их спинами.        — Мерлин, наконец-то, — пробормотала Лили, выдыхая. Взгляд её упал на Гарри, привычно сунувшего палочку в рукав. — Потеряешь ведь.        Гарри, бегавший со своей палочкой в рукаве по лесам Албании от егерей готов был с ней поспорить. Гарри, стоящий перед входом в лавку Олливандера, сурово поджал губы, что на детском лице смотрелось крайне комично, и отвернулся от матери.        — Миссис Поттер, — послышался радушный голос, и все тело маленького мага замерло. — Не ожидал увидеть вас сегодня здесь. Голос Фенрира Сивого Гарри не смог бы забыть и спустя несколько десятков лет непрерывной тишины.        И без того хреновый день обратился в ночной кошмар наяву.        Оборотень скалил желтоватые зубы в лицо Лили и косился светящимися интересом зрачками на статую имени Гарри. Женщина что-то ядовито отвечала ему вульгарно напомаженными красной помадой губами, он смеялся.        Этот же смех звучал в памяти Гарри, медленно вселяя в крошечное сердце подступающую мягкими, неслышными шагами панику        — Смотрите, как он защищает эту грязнокровочку! С неё и начнем, а? — весёлая улыбка, дружный гогот десятка оборотней.        — Это твой сын, Лилс? Ещё один? Выглядит поумнее предыдущего, — хриплый смех разнесся эхом в голове Гарри. Предыдущего? А ведь Олливандер тоже говорил что-то про второго сына... Неважно.        — Быть оборотнем не так уж плохо, — разбитые губы Гермионы улыбаются ему ласково, нежно, но сорванный голос предательски дрожит. — Зато я буду сильнее. А как быстро будут затягиваться мои раны, вау, Гарри, ты можешь себе представить!..       Едва слышные всхлипы в темноте, горячие слезы на её исцарапанных об пол щеках. Гарри хочет подбежать к ней, хочет обнять и скрыть от всего мира, поклясться вылечить её от ликантропии, сделать всё, чтобы она не плакала — но звенящие холодные цепи не дают сделать этого. Гарри проклинает самого себя и клянётся, что убьет Фенрира во что бы то ни стало.        — У меня больше нет второго сына, Сивый, — шипит ядовито Лили, и крылья ее носа трепещут от ярости.        — Как там твоя подружка? Не перегрызла никому ещё горло? — издевательская ухмылка. Отражение пустых глаз Гарри в голодных глазах оборотня. — Ах, точно, я забыл... она же повесилась, — громогласный хохот звенит в тишине, а Гарри не может унять дрожь. Ему невыносимо холодно на этом полу, в то время как Фенриру здесь — потрясающе жарко.        — Эй? Лилс, твой мелкий неадекватный какой-то... — качает головой мужчина, смотря вслед убегающему ребенку. Ужас и узнавание в его глазах точно не почудились Фенриру, но мальчишка точно не мог застать его темные времена. Слишком мал был помнить такое, да и на семью Поттеров налётов Пожиратели не совершали последние годы войны.        Лили повернулась, и, прошипев себе под нос грязное ругательство, услышав которое оборотень присвистнул, бросилась вдогонку сыну. Душащий запах ненависти вперемешку с липким страхом, исходящий от младшего сына Поттеров, заставил Сивого фыркнуть, заинтересованно блеснув глазами.        Гарри бежал. Страх топил его с головой. Почему? Почему именно тогда, когда он успокоился, когда поверил в собственную бе-зо-пас-ность, когда сеансы мистера Моргана начали давать результат, — почему его прошлое проявилось сейчас?        Гарри проклинал себя самого. Он бежал так, как раньше бежал каждый день, каждое мгновение своей убитой жизни. С остервенением он втаптывал в грязь брошенную кем-то газету, с которой ему белозубо улыбался Том Реддл, и не мог дышать из-за объятий бессильной ненависти.               Это он во всем виноват! Это проклятый темный лорд, этот ублюдок!..       О, как же Гарри ненавидел его! Если бы кто-то хотя бы краем глаза увидел пылающую ужасом вперемешку с ненавистью душу Гарри, он никогда бы больше не смог открыть глаза. Просто потому, что их бы выжгло даже легким порывом ветра со стороны этого пылающего ада на месте еще минуту назад мертвой пустоши.        Гарри, услышав шорох за углом, дернул головой в по-звериному диком движении, и вновь испуганной ланью бросился вперед. Куда, зачем? Разум вопил, что нужно было бежать. Иначе — пытки, иначе — смерть. Иначе — Волдеморт.        — Смотри, куда прёшь, придурок! — его оттолкнули, и сжавшийся испуганным комком Гарри ощутил, как на его локтях кривым асфальтом сдиралась кожа. Эта боль привела его в чувство, и маг огляделся заполошным взглядом. Тени прошлого, ворча, нехотя отступали, не зная, во что бы ещё им вцепиться, напиваясь досыта слабостями Гарри.               Улицы были знакомы ему. Даже слишком.        Перед ним стоял рыжеволосый мальчишка с ярким спелым яблоком в грязной руке. Мальчишка шмыгнул, окидывая его подозрительным взглядом, и фыркнул, вытирая яблоко о свою грязную мантию. Треск яблока на мгновение огласил пустынные улицы Лютного переулка. Мальчишка жевал, не сводя глаз с ошарашенного Гарри, и явно чего-то ждал.        — Что? — спросил он грубо, заметив, что Гарри беззастенчиво его рассматривает.        — Ничего, — поспешно ответил Поттер, усилием воли окончательно откидывая неприятные воспоминания поглубже в память.        — Извиниться не хочешь? — безмятежно спросил незнакомец. Гарри моргнул, и он услужливо пояснил: — Ты в меня чуть не влетел. Если бы не моя просто потрясающая реакция мангуста и ловкость кошки, лежал бы на земле вместо тебя я.        Гарри сдержал порыв истерично расхохотаться в лицо звонко грызущему яблоко ребёнку.        — Извини, — сдержанно проговорил он, но улыбка все же вырвалась на его лицо. Рыжий подозрительно сощурился.        — Ты смеёшься надо мной?        — Нет, ты что...        — Гарри Джеймс Поттер!        Рыжий, услышав из-за угла разъяренный вопль Лили, крупно вздрогнул и, не дожидаясь конца реплики Гарри, нырнул куда-то в проулок.        — Вот ты где, мордредов засранец! Это что такое было? Сейчас же домой! Мерлин, не ребенок, а проклятье какое-то!