Доверяй только мне

Ночь, медленно подбираясь к рассвету, стала уже непроглядно тёмной, когда взгляд мой упал на дверь, некогда служившую входом в подвал — единственное место, где могли держать Нику. Теперь внешний проход в него был наглухо заварен. Мной на мгновение овладела злость — я хорошо помню время, когда этот этаж служил не темницей для неугодных, а складом и винным погребом моего отца, куда тот любил спускаться именно с улицы, лично, чтобы не спеша, отдыхая от суеты, выбрать нужную бутылку, пока во дворе шумит светский бизнес-приём. Они всё изменили на свой лад, перекроили, бесповоротно превратив жилой дом в деловой центр ручных ворон Ноктюрнал. Существовал лишь один способ попасть в подвал — пробираться изнутри дома. Конечно, я не собирался идти в лоб, через парадную дверь — это было бы слишком самонадеянно даже для меня. Но и осторожничать настолько, чтобы остаться призраком, и пальцем не тронувшим никого, я определённо не планировал тоже. Я обошёл дом неслышно, укрываясь за вечнозелёной можжевеловой изгородью, сейчас казавшейся чёрной, и подобрался к тускло освещённому заднему входу, где торчал охранник, скучающе расхаживающий вдоль стены. То и дело он оказывался в тени, вне поля видимости со стороны окон. Мне не пришлось долго думать. Пара капель крови брызнула на мою щёку, когда случайный камень опустился на короткостриженную голову. Парень едва слышно вскрикнул и обмяк — я поддержал его под руки, на всякий случай зажав рот, и аккуратно опустил на землю. Вряд ли его обнаружат скоро, ещё менее вероятно, что он очнётся в ближайшее время — возможно, я свалил его вовсе навсегда. Что ж, в таком случае он явно не последний в эту ночь. Обыскав бессознательное тело, я нашёл нож-клык в кожаном футляре и пистолет в кобуре на поясе — тяжёлая модель, не для меня, я лишь разрядил его, а нож забрал.  Вламываться в дверь, которую он пас, я не стал, прекрасно зная, что за ней хорошо освещённый коридор, в котором может торчать ещё парочка дуболомов — прошёл чуть дальше, к небольшому вертикально сдвижному окну. Я помнил планировку как свои пять пальцев, ведь я вырос здесь — когда-то этот дом служил мне целым миром, который надлежало исследовать, и я исследовал, изучал всё детство, а после, когда пригласил сюда Соловьёв, лично планировал, как всё будет, хладнокровно отдавая то или иное помещение под общие нужды. Достав из ножен трофейный клык, я наудачу вставил его в щель между створкой и рамой окна. Поддалась она не сразу, но всё же, чуть скрипнув, открылась. Отодвинув тяжёлую портьеру, придерживая норовящее захлопнуться окно, я запрыгнул внутрь, в крошечную комнату, где-то когда-то хранились шторы и чистое бельё. Теперь встроенные в стены полки пустовали, покрытые пылью. По углам стояла неопознанная мебель, накрытая белым брезентом, и пара старых картин из кабинета отца. Я не задержался здесь, лишь окинул напоследок комнату мимолётным взглядом. Дверь кладовой не была заперта — я приоткрыл её и выглянул в пустой коридор, где горела пара настенных светильников. Чуть поодаль мой острый слух явственно выхватил чьи-то шаги — наверняка ещё одного охранника. Я успел понаблюдать за домом из тени, оставив свою машину неподалёку от того самого парка, где мы обменивались записками. И успел за время наблюдения понять — меня не ждали. Встреченный отпор, вернее, его отсутствие, даже разочаровывал. Судя по редким силуэтам в окнах и тишине, царящей во всём доме, все преспокойно спали — все, кроме обычной охраны, судя по всему, в том же количестве, что и всегда. Едва ли кто-то из тех, кто знал меня раньше, мог представить, что я буду так рисковать, возвращаясь за схваченным подручным. Впрочем, это лишь моё преимущество. Выйдя в коридор, я тихо ступал по мягкому ковру. Шаги мои маскировало ещё и странное размеренное гудение — труб, наверное. Хм, они реформировали всё здесь, но так и не удосужились позаботиться о доме, обслуживая вовремя сантехнику и электрику — жёлтые тусклые лампочки на стенах то и дело мигали. В былые времена в гостиную — ныне пространство для соловьиных собраний — вела дверь со стеклянными матовыми вставками. Я подошёл, прислушиваясь — судя по шагам и приглушённым покашливаниям, внутри было двое. Пройти через эту комнату мне придётся в любом случае, но как сделать это, не привлекая лишнего внимания? Я понял поздно, что один из них идёт патрулировать коридор — мне едва удалось затаиться у шкафа возле выхода, когда за мутным стеклом проступила размытая фигура. Он вышёл, а я, едва закрылась дверь, схватил его сзади, крепко, у самого горла, перекрывая доступ к кислороду и возможности сказать хоть что-то. Он какое-то время сопротивлялся, цепляясь за мою руку, как за жизнь — так оно и было на самом деле, но я с мстительным наслаждением забирал её, подстёгнутый адреналином, пока он окончательно не перестал брыкаться. Ещё какое-то время я держал руки на его шее, а потом осознал, что вдоха ему больше не сделать. Никогда. Перед тем как устремиться дальше, я решил навестить ещё кое-какое место. Много лет назад, в один пасмурный день, я своими руками превратил подсобку для горничных в оружейную. Сдвинув щётки и салфетки, я вывалил из сумки на полку гору огнестрела, случайно подвернувшегося мне на очередном деле, незадолго до того, как нас возжелала заграбастать Ноктюрнал. Теперь "подсобка" стала больше — кто-то сломал перегородку между ней и прачечной. Оружия прибавилось в десятки раз. Мне пригодится пара легковесных пистолетов и глушители под них, но я должен оставаться налегке. Будь у меня больше времени, я поступил бы иначе, теперь же совершил почти честный обмен — иронично оставив два любимых револьвера, таких привычных рукам. Соловьи… их главы — точно заметят. Второй охранник из гостиной даже не взглянул в мою сторону, когда я спокойно открыл дверь, зная, что иного выхода нет. Вероятнее всего, он принял меня за своего приятеля, вернувшего в зал после обхода. Я не таил шагов — не было смысла, да и трубный гул порой становился оглушительным почти до свиста. Пистолет лежал в руке непривычно, но приятно. Ничего личного. Пуля влетела в затылок цепной псины. Путь до следующего коридора был свободен. И пока я шёл среди знакомых мне с детства стен и антикварной мебели, где всё теперь стало иным и обросло своей историей, чужой, и оттого такой отвратительной, я ощущал… ликование. Я пришёл взять реванш. Пришёл забрать то, что принадлежит мне по праву, забрать прямо у них из-под носа. Мне не хватало этого — риска, поглощающего с головой, азарта в игре со смертельно высокими ставками. Это стало моим осознанным выбором. Не бежать — вернуться, вступить в открытое противостояние, дать Соловьям и Ноктюрнал знать о том, что я был здесь. Отнять своё, потому что хочу — и могу это сделать. Я больше не крался. Я сделал окончательный выбор — выбор не в сторону скрытности, но скорости. Одного из охранников, болтающегося у лестницы на второй этаж, я положил не без возни — хотя этот идиот не попробовал даже позвать на помощь. Возможно, принял меня, так невозмутимо идущего вперёд, за рекрута, а, может, новеньким был он, но, так или иначе, он сперва лишь кивнул, бегло посмотрев мне в глаза — видимо, он не знал меня в лицо и не ожидал нападения, за что поплатился пропущенным ударом в челюсть. Завязалась драка, мне удалось заломить его руки — сначала я попытался вновь придушить противника, но тот оказался сильнее, чем предыдущий. Я не без труда зажимал его рот, но он силился вывернуться и закричать, и тогда левой рукой я молниеносно достал клык, чтобы перерезать его горло. Он больше не держал меня за руки — лишь зажимал рану, беспомощно хрипя и блуждая пустым взглядом. Я никогда не отличался избыточной кровожадностью, но сегодня, подбираясь к искомому, я чувствовал лишь исполненную злости радость. Я был в своей стихии. Я был совсем у цели. Возле самого спуска в подвал ещё двое — мужик и баба, развалившиеся в креслах спиной к нужной мне двери, окутанные сигаретным дымом, играли в покер, раскидав деньги и карты на журнальном столике, когда-то купленном мной. Их идиллия была нарушена очень скоро. Сначала моим появлением — уж они меня точно узнали, вскочили одновременно, в явной уверенности, что смогут остановить. Я ухмыльнулся им напоследок, а сразу после два негромких одновременных выстрела окропили кровью и кусочками плоти их карточный натюрморт. Дверь не была закрыта снаружи. Мне стало ясно, почему, как только я спустился, — теперь от стены до стены слева тянулась решётка, делящаяся на одинаковые клетки. Настоящая тюрьма. Я узнал его сразу — он стоял спиной ко мне у одной из клеток. Старый друг, мать его… Вот тут в дело вступает ещё и личное. Вальд был одним из первых людей, приставленных к Соловьям Ноктюрнал — и я невзлюбил его с первого взгляда. Вряд ли Галл с Карлией расстроятся из-за этой потери — Вальд всегда был бездельником, дармоедом и тупицей. Мне претила сама мысль об обязанности терпеть такого придурка рядом с собой, но когда-то она существовала. Что же, я избавлю от неё всех — это станет моим прощальным подарком. Я подошёл к нему бесшумно, на мгновение превратившись в тень, а после тень эта обрела вполне осязаемую форму — и сломала ему шею. В кармане мёртвого Вальда я без особых эмоций отыскал ключ, так же спокойно открыл нужную дверь. Ника лежала на полу — кажется, спала, подтянув ноги к животу и закрыв голову руками, будто всё ещё защищалась. Я подошёл к ней и присел на корточки — коснулся плеча. Она подняла на меня малоосмысленный взгляд — глаза её были красными, заплывшими кровью, а под одним чернел фингал. Серое лицо было испещрено ссадинами и гематомами, пепельные волосы, тоже покрытые кровью, скатались. Наверняка с ней поработал Вальд. А Ника тем временем вдруг поняла, на кого смотрит. Тут же схватилась за мой рукав, скривившись, и попыталась что-то сказать — возможно, извиниться. Я покачал головой — не время, и, крепко взяв её за плечи, помог встать. Уходя, я наступил на грудь Вальда, вместо того чтобы перешагнуть его бездыханное тело. Если бы я только увидел её раньше… Я повёл Нику прочь. Медлить мы не могли, а в нынешнем состоянии она вряд ли вообще была способна красться. Поэтому мы просто плыли по расчищенному пути к чёрному входу — медленно, но уверенно. Меня охватила почти паника, а после досада — когда я понял, что у лестницы нет трупа с перерезанным горлом. От подножия лестницы по коридору тянулся, пропадая в темноте неосвящённой его части, кровавый след. Вряд ли тело забрали — иначе давно поднялась бы тревога. Скорее всего, я полоснул по горлу не так глубоко, как рассчитывал, и бедолага уполз за помощью сам, лишённый голоса, неспособный позвать на помощь. Мы должны торопиться. И уже в холле, метрах в четырёх от нужной двери — неожиданно, но предсказуемо — я услышал характерный щелчок затвора. Чёрт. Ника бросила на меня затравленный взгляд, оцепенев, а я безысходно потянулся рукой к кобуре. Нет. Напрасно. Оборачиваясь, я уже знал, что встречусь с дулом пистолета. Но предположить, в чьих он будет руках, не мог. Галл… Он был один такой. Мне всегда было непросто расслышать его шаги. Галл смотрел на меня мрачно — но настоящие его эмоции считать было трудно, хотя я помнил его человеком с самой живой мимикой, с глазами, блестящими даже в моменты глубочайшего сосредоточения — они были полными жизни и воли, сейчас же он был просто… угрюм? Тяжёлый неприязненный взгляд, больше ничего. Я всё держал руку на кобуре, хотя понимал — если сделаю одно лишнее движение, буду застрелен на месте. Это не дуэль, где у меня появилось бы сильное преимущество. Мы смотрели друг на друга в молчании, и в какой-то иррациональной части меня горел пессимистичный интерес — чем всё кончится? Он медленно перевёл взгляд на Нику, и на лице его мелькнула бледная тень удивления, а после он снова посмотрел мне в глаза. Мы стояли так ещё несколько длинных, почти мучительных мгновений. Я думал о многом — и ни о чём. А потом Галл нахмурился, не опуская взгляда. И молча кивнул на дверь. Едва заметно и в то же время совершенно честно, пусть и безмолвно, объявляя мне своё решение. Резко развернувшись без малейшего промедления, я ухватил Нику, таща за собой. Открыв дверь, я обернулся, чтобы взглянуть на Галла, не сдвинувшегося с места, ещё раз. Не для того, чтобы убедиться, что он не станет стрелять нам в спину. Я понимал, что произошло. Он вернул мне свой долг.