Доверяй только мне

Я был слегка на взводе уже в тот момент, когда они уходили, через несколько же часов их отсутствия напряжение это начало подбираться к крайней (для такого случая) точке. Что происходило у Береники и Мавен мне известно не было, об этом я мог лишь догадываться, и ни одна из догадок не была приятной. Что бы ни задумала Блэкбрайер — от неё я мог этого ожидать. Почему Береника, судя по всему, согласилась участвовать в этих замыслах и плясать под виноградную дудочку — вот это уже вопрос. Ника была моей ученицей, всё последнее время я лепил из неё идеальный инструмент, универсальную отмычку… Я не собирался позволять Мавен плести за моей спиной свои сети, пытаться использовать этот инструмент не так, как задумано создателем, и, по-моему, дал ей это понять весьма прозрачно. Хотя и ни на секунду не поверил, что она не попытается. Мне оставалось лишь надеяться, что моя протеже не такая дурочка, чтобы действительно идти у неё на поводу. В полумраке комнаты мелькали чёрно-белые быстро сменяющие друг друга кадры — я пытался следить за происходящим, но фильм, когда я включил телевизор, уже шёл некоторое время, потому я никак не мог уловить суть происходящего. Мой блуждающий взгляд упал направо — на то место, где ещё вчера почти в то же время сидела Береника со своим доморощенным пауком. Паука, к счастью, теперь там не наблюдалось. Девочки тоже — и где она сейчас, я мог лишь гадать. Большой палец привычно откинул крышку пачки сигарет, оказавшейся пустой, и я, со вздохом выключив бесполезный телевизор, направился к своему рабочему столу, в одном из ящиков которого хранил запас. Вот только в каком? Всегда внимательный, даже въедливый, я постоянно забывал это. Так-так. Выдвинув верхний, я усмехнулся — на меня воззрилось моё же лицо, только куда моложе, с того старого розыскного плаката, который выдал Нике моё настоящее имя. Пошарив рукой в глубине, я быстро взял в толк, что клад мой зарыт не здесь, вот только… Нащупал кое-что другое. Я понял, что это, почти сразу, понял с изумлением. Неужели эта штука всё это время была здесь? Положив её на ладонь, я усмехнулся, тут же невольно погрузившись в воспоминания.

***

За мной распахнутое настежь окно. Тёплый ночной ветер приносит удушающий запах сирени и ранних роз, лениво колышет атласные занавески. Я взламываю сейф на столе в кабинете сенатора. Стол дубовый, заботливо отполированный — прислуга трудится, даже когда хозяев нет и не предвидится на горизонте в ближайшие дни. Им достаточно для этого платят. Сенатор может себе это позволить — как и этот, по правде говоря, совершенно неоправданно роскошный загородный дом, и тяжёлый блестящий стол, скрипящий от чистоты. И сейф, надёжный, крепкий — я всё равно его взломаю, и заберу всё, что найдётся внутри, уверен, пустым он не окажется точно. Из окна вдруг доносится трель — любой посторонний, услышавший это, подумал бы: птица, страдающая бессонницей, но мне этот звук слишком знаком. «Всё чисто» — на нашем, на языке Соловьёв. Соловьями нас называть придумал Галл, как и все эти звуковые знаки. Больших трудов стоило запомнить, что означает каждый из них, особенно научиться воспроизводить, со слухом — музыкальным — у меня так себе. А вот у Галла получается слишком ловко, и пользуется он ими с превеликим удовольствием, как и нашим самоназванием — он, кажется, очень им гордится. Ещё немного — вот-вот я открою этот чёртов сейф и выгребу оттуда все сокровища. Вряд ли там будет много денег — всё же, сенатор здесь не живёт, но пара цацек, с которых можно неплохо поднять, ждёт нас точно. Я усмехаюсь, услышав ещё одну трель, уже более длинную — Галл сообщает, что идёт ко мне. Вот неугомонный. Мне не слишком нравится эта идея — я поднимался по водосточной трубе, которая и сейчас держится на честном слове, потом мне пришлось карабкаться по черепице, норовящей сковырнуться моим "когтем" — а Галл ещё и тащит сумку с тем, что мы уже собрали на первом этаже — пара статуэток, несколько золотых приборов. И чего ему не сидится внизу? Ладно, он, конечно, не я, но достаточно ловкий, поэтому раньше времени я не раздражаюсь, и правильно — уже через несколько минут за спиной раздаётся тихий стук по ковру — Галл запрыгнул в окно. Я не оборачиваюсь, спрашиваю лишь тихо: — Что, шикарные фонтаны и скульптуры в живописном саду успели надоесть? Понимаю, у нас в Рифтене же на каждом шагу такое, меня тоже уже с души воротит. Галл посмеивается, но не отвечает сарказмом на сарказм. — Да нет, просто я решил, раз уж мы здесь, натаскаю немного книг. В этом весь Галл. Я даже не удивлён, лишь бросаю взгляд мимолётный через плечо, приподняв бровь. Галл кивает мне и начинает ходить вокруг, пробегать пальцами по корешкам, открывая по очереди книжные шкафы с витринами. — Такие вот библиотеки людям как наш "клиент" служат лишь украшением, поводом почувствовать себя умными — читать это в самом деле вряд ли кто станет, — едва слышно комментирует свои действия Галл. — Я лишь помогаю им. Пусть тренируют память, соображают, что пропало, может, что-то в итоге даже прочтут… Я справился со своим сейфом, драгоценности сгребаю в рюкзак поменьше, пока Галл набивает сумку талмудами — явно со знанием дела. Странный он, конечно. Интересный. С юности работал на заводе, с детства учился воровать — и преуспел, надо сказать. Никакого образования, а хватается за любую интересную ему информацию, попадающую в поле зрения, и знает же правда много, побольше некоторых профессоров, с которыми мне довелось пообщаться в университетское время. — Странный ты человек, — озвучиваю я собственные мысли, покачав головой. Галл не отвечает, задумчиво смотрит на меня, зависнув на миг с книгой в руке, и спрашивает вдруг: — В таких местах. Ну, когда ты… на работе. Не думаешь ли ты о том, что то же самое может произойти с твоим отцом? Что его ограбят вот так же. Я, не ожидавший этого вопроса, удивлённо хмыкаю и, ненадолго совсем задумавшись, отвечаю: — Нет. Знаешь, нет, никогда. — Как же мало я о тебе знаю, — усмехается Галл. Я вторю ему усмешкой: — Может, ещё узнаешь больше. Я всегда больше всего любил работать в одиночку, а потом встретил их — Галла и Карлию. И Галл мне даже нравится — почти. В особенности если вспомнить прошлую банду, в которой мне довелось состоять. И моего частого напарника — неповоротливого до неуклюжести, немногословного и не шибко умного парня по кличке Сучка. Сообразительный, ловкий, смуглый Галл со своими чёрными волосами и густыми подвижными бровями, на его фоне слишком выигрышно смотрится.  

***

Пустынные улицы промзоны всего в нескольких сотнях метров от особняка сенатора предрассветно синие, когда мы идём "домой" c награбленным. Галл, сумка которого побольше и набита куда плотнее — ясно почему — доволен, насвистывает что-то едва слышно, я искоса наблюдаю за ним. — Спину не надорвал ещё со своими книгами? — шучу я беззлобно. — Знания весомые, конечно, — чуть сдавленно отвечает он, посмеиваясь. — Но оно того стоит. Я фыркаю, услышав его каламбур, но не продолжаю разговор, вряд ли Галлу вообще удобно говорить, таща такую тяжесть. Однако, спустя ещё минуту, он произносит сам: — Может, зайдём куда-нибудь позавтракать? — Ещё рано. Мало чего открылось, да и, думается мне, логичнее будет сперва отнести всё это на базу, — базой мы называем наше очередное временное укрытие на заброшенном складе, который снимаем за бесценок у людей, не задающих вопросов. — Твоя правда. Захватим Карлию, она там заскучала уже, наверное, после вчерашней одиночки, и пойдём в какую-нибудь приличную забегаловку. Мы заслужили. — Угу. Я поднимаю взгляд, когда мы поворачиваем за угол и сразу же встречаюсь им с другой парой глаз — смотрящих на меня из тени со злостью и вызовом. А вокруг ещё четыре пары — и все, разумеется, на лицах — странно было бы, будь иначе, гм… Лица эти так же искажены неприязнью и желанием подраться если придётся. Мы с Галлом быстро переглядываемся — я понимаю, что он тоже узнал их. Это наши конкуренты — шайка воров, укрепившаяся на пару лет раньше, чем мы. Только методы их от соловьиных отличаются кардинально — они скорее бандиты, грабители, налётчики, а не сторонники воровского искусства. Впереди всех стоит их главарь, Ригель — крепкая баба неопределённого возраста. Знаю, что когда-то она зарабатывала на подпольных драках — сперва как боец, потом и организовывать их стала. Из этого бизнеса её кто-то подвинул. Теперь она в другом, и пытается подвинуть каждого, кто, по её мнению, способен перейти ей дорогу уже здесь. — Ну и что тут у вас, парни? — спрашивает она, сделав ещё шаг вперёд, кивая на наши сумки. На поясе её увесистая кобура. И не только на её поясе. Я снова смотрю на Галла. Нужно отдать должное, в патовых ситуациях с него слетает любая игривость и несерьёзность — он сосредоточенно глядит на меня и кивает едва заметно. Мы оба понимаем, что разговорами дело не окончится. — А что? — спрашивает Галл. Тянет время. — Я бы посмотрела, — бросает Ригель. — Интересно мне, что это вы за хабар такой несёте… интересный, с территории, которая, это… наша. — Не думаю, что тебе это будет интересно, — если это шутка про книги, то понимаю её только я, и, хотя я не смеюсь, Ригель будто тоже осознаёт что-то. Или просто устаёт от разговоров, не столь важно, ведь в итоге она одним быстрым движением выхватывает огнестрел, направив его на Галла, и её прихвостни не отстают. Как и я, мгновенно достав из кармана свой. — Галл, револьвер! — бросаю, быстро пятясь обратно за угол. Тот мешкает. — Но я не смогу тебя прикрыть… Стрелок из Галла так себе, и он сам прекрасно это знает. Куда полезнее будет, если я заполучу весь боезапас в свои руки, а Галл побережёт наш, как выразилась высокоинтеллектуальная Ригель, хабар. — Слушай, главное, чтобы было кого прикрывать, — раздражённо сквозь зубы отвечаю я, когда револьвер уже летит ко мне в руку. Вскоре я сбрасываю рюкзак, чтобы стрелять сподручнее было, и мы прячемся от пуль за строительным мусором, бетонными блоками — такого добра здесь валом, ведь один за другим как грибы после дождя в округе растут заводы. Ригель со своей шайкой порываются следом, но когда они выходят из подворотни, их встречаю уже я, несколькими выстрелами с двух рук, не давая заглянуть в наше укрытие, а потому успеваю и перезарядиться. К счастью, в отличие от меня, эти ребята стреляют паршиво — может, патроны с их пистолетами не так нуждаются в экономии, но они не успевают задеть меня, когда я выглядываю, а вот я их — ещё как. Не люблю полагаться на удачу и суету, в выстрелах уважаю лишь точность. Я помню, что в паре метров от нас есть люк — сквозь зубы почти приказываю Галлу спускаться туда с вещами. Он сперва тормозит, пытается, видимо, придумать план получше, или соображает, как ещё помочь, но оружия у него нет, и Галл здесь, по правде, бесполезен, только отвлекает моё внимание и создаёт большую площадь для их оглушительных бездарных выстрелов, со свистом рикошетящих от всех поверхностей. Слышу за спиной, как Галл, с усилием отодвинув металлическую крышку, прыгает вниз, свистит (да уж) — мол, всё окей. Двоих я нейтрализовал, не знаю, убил ли, ранил — в этой неразберихе (что логично) не разберёшь, но, по крайней мере, летящих пуль становится чуть меньше. И мне не помогает это ни на йоту, потому что через несколько секунд я ощущаю в плече знакомую боль. Меня подстрелили. Сука Ригель в порядке, я даже не задел её, она замечает мою кровь и злорадно ухмыляется, а я, зажав здоровой рукой рану, продолжаю отстреливаться, бросив один из кольтов — даже успеваю задеть её — попадаю, правда, всего лишь в ногу. Внезапно слышу вой полицейских сирен — вот это да, в кои-то веки стража порядка в Рифтене работает, да ещё и с такой оперативностью! Хотя это и неудивительно, если учесть, чьи дома располагаются в каком-то километре. Ригель злобно кричит что-то своим, оставшиеся на ногах пытаются ей помочь, но мне уже всё равно. Я не хочу попадаться копам так же сильно, как и получить мстительную пулю в спину, а потому, даже не заглянув перед этим в люк, наплевав на брезгливость, молниеносно присоединяюсь к Галлу. Прыгать невысоко, внизу с мерзким хлюпом моё тело встречает канализационная стоячая вода. И Галл, попытавшийся его подхватить и потерпевший в этом поражение. — Ты ранен, — замечает он вполголоса. — Да, — отвечаю я, не имея ни малейшего представления, что тут ещё сказать. Конечно же, в этот день мы не отправляемся ни в какую забегаловку. Через несколько невыносимо длинных часов пуля, засевшая в моей руке, с громким отрезвляющим от боли бряцаньем падает на тарелку — туда же вскоре отправляются и прокипячённые щипцы, которыми Галл так ловко смог её достать вместе с кусочками моей кожаной куртки и хлопковой рубашки. Да уж, воистину, книжки в его случае — не просто развлечение. По понятным причинам в больницу я обратиться не смог бы, а потому только Галл может мне помочь, ну и Карлия тоже — держит она меня так крепко, будто всю жизнь только и занималась, что ассистировала подобным операциям — наверное, это от нервов, представляю, каково ей было, когда мы ввалились на склад вот так. Хотя, думаю, она почувствовала немалое облегчение, поняв, что Галл цел. — Сейчас будет полегче, — с улыбкой пытается подбодрить меня тот. — Самое сложное уже позади. Я, сжимая жгут в зубах, смотрю на него не особо веряще, пытаюсь, по крайней мере — по лбу на глаза стекает пот. Карлия вытирает его тряпкой, ещё несколько, окровавленных, уже плавают в одном из двух тазов, вместе со спринцовкой. Впрочем, Галл оказывается прав. Он не жалея обрабатывает рану водкой, и, по сравнению с горячими щипцами, эта боль почти незаметная. Ладно, она тоже жгучая, почти невыносимая, но ключевое слово — почти, я сношу её, не издаю почти никаких звуков, и повторных бессознательных попыток вырваться не предпринимаю. Интересно, остальные слышали мои крики? Мы, на правах главных членов банды, обосновали своё место для мозгоштурма и отдыха в лучшем помещении склада, здесь же и устроили сегодня операционную. Изгвазданную теперь кровью и канализационным смрадом.  — Вот и всё, — резюмирует Галл, снимая перчатки, после того, как перебинтовал накрепко мою руку. — Зашивать будем не сегодня. Дней через шесть посмотрим. Сейчас выпьешь антибиотики и попробуешь поспать. Я выпиваю послушно всё, что он мне даёт — антибиотики, обезболивающее, но спать не могу, лежу молча, пытаясь прийти в себя, пока Галл рассуждает о чём-то — толком не слышу. Карлия, тем временем неспешно убирающая весь бардак, который мы тут развели, сочувствующе спрашивает: — Может, водки? Немного, чтобы уснуть. Галл раскрывает рот, чтобы что-то сказать, и явно что-то неодобрительное, но, поймав мой взгляд, лишь качает головой. Следит за тем, как Карлия откупоривает для меня бутылку, наблюдает, как я делаю глоток и… тут же отбирает. — Болеть будет так, может, и в самом деле меньше, но поверь, для тебя куда опаснее другое. Алкоголь жутко разжижает кровь. — Ладно, — отзываюсь я тихо. Внутри разливается тепло, которое, впрочем, мало скрадывает жжение в руке. А Галл берёт пулю, извлечённую из меня, и зачем-то поливает конфискованной водкой. — Держи вот, — он протягивает её мне, когда завершает своё странное дело, — на память. Я усмехаюсь приглушённо, стараясь не зашипеть от боли.  — Мне на память вон, — киваю на плечо. — Шрам уже. На долгую память, — на вечную, я бы сказал — Галл говорил, пуля едва не застряла в кости, а уж вмятину оставила точно. — Всё равно. Будет тебе напоминание о том, что ты бесстрашный сукин сын. Я тебе за эту малютку жизнью обязан. Я беру пулю здоровой рукой, и долго смотрю, молча, задумчиво — так и засыпаю незаметно, сжав её в кулаке.

***

Так же лежала она на моей ладони и теперь — блестящая, словно отполированная, пусть и в едва заметных царапинах, будто не было всех этих лет. Сколько пуль я поймал после этой, да и до, бывало, и ни одну не сохранил. А эта, вот, дожила со мной до сего дня. Почему — не знаю. Та перестрелка была далеко не самой кровавой и опасной в моей жизни. Тогда она, конечно, стала самой масштабной и запоминающейся, но всё же… Да, есть что-то сентиментальное в этом, даже забавно. И день я тот запомнил так, будто он произошёл совсем недавно, а не тысячу лет назад. Несмотря на предположение, сделанное мной в том роскошном кабинете ночью, Галл вряд ли узнал меня ближе. Мы так и не стали друзьями, во всяком случае, я никогда таковым его не считал. И кто его знает, оставалось бы это так, если бы вскоре нас не заприметила Ноктюрнал. Тогда, конечно… Это был триумф. Мы поднялись стремительно, словно на экстремальном аттракционе, деньги потекли рекой, и ни одна тварь больше не осмелилась бы выступить против нас так нагло, как сделала это Ригель в тот день. Но мне всегда чего-то не хватало. Я почему-то так и не оставил самодеятельность, и, собственно, не собирался оставлять. Впрочем, я знаю, почему. Тогда, в уличной, грязной и бессмысленной перестрелке, да даже после неё, я чувствовал себя свободным, сильным. Я был куда живее, чем… сидя в кресле напротив Ноктюрнал и обсуждая её никчёмные хотелки. Галла теперь было даже жаль. Мне всегда казалось, что он больше похож на меня. Но, видимо, я ошибался, и ему всё же уютнее под каблуком. Интересно, каково Галлу в наше время, когда каблук этот стал таким неподъёмно тяжёлым и острым? Когда-то Соловьи подавали большие надежды. Когда-то они были на пике. Очень давно. И вскоре их ждёт окончательный крах. Даже жаль, что я не увижу этого падения своими глазами, не своими руками обрежу поводок, ручка которого крепко зажата в ладони их хозяйки. Им останется лишь разбрестись, как осиротелым псам, которым никогда вновь не удастся стать той дикой стаей, которой мы были вначале. Если, конечно, Ника не подведёт меня. Да, кстати, где она, чёрт побери? Дыхание моё почти замерло на мгновение, когда я так кстати — и так неожиданно — услышал хлопнувшую дверь и голоса, зазвеневшие в коридоре. А затем до меня донёсся смех, и секундное оцепенение тут же развеялось злостью.