Подозреваемая

Чимину дико стыдно за всё происходящее. На самом деле, никакой информационной огласки он не планирует; сердобольные первокурсники сами проявляют инициативу, распространяя в социальных сетях всю подноготную совместно с хештегом «спасём Лалису». История про миловидную девушку, подрабатывающую волонтёром, состоящую в обществе защиты животных и имеющую довольно небольшой круг общения, сразу же находит отклик в сердцах миллионов. За какие-то сорок восемь часов она умудряется пересечь океан, разойтись по новостным изданиям Бангкока; на родине Манобан её особенно поддерживают, практически так же яро и живо, как в Сеуле. Там, на следующий день, люди выступают с протестами и весьма нелицеприятными плакатами вокруг зданий, вершащих правосудие. Жалобы на прокуратуру сыплются тоннами, подставляя под удар не только начальство, но и бедных прокуроров, судей и всех остальных людей, замешанных в судебном процессе. Хуже всего приходится Чеён, — как ведущему прокурору по делу Лисы — чья страница в социальных сетях просто пестрит ненавистными комментариями, угрозами и пожеланиями смерти. Чимин едва ли не в истерике уговаривает жену закрыть профиль, дабы не читать весь негатив; он видит, как подрагивают руки прокурора Пак каждый раз, когда та дергает шторку уведомлений. Как меркнет и без того безжизненный взгляд. Господи, да адвокат Пак ненавидит себя за то, что ненароком запускает разрушительное цунами ненависти. Историй про несправедливо посаженных людей просто навалом. От того-то народ и становится неравнодушен по отношению к Лисе; они мечтают спасти хотя бы этот незаслуженно обвиненный цветок из лап прогнившего аппарата власти. — Хён, это будет третья по счёту сигарета, — взволнованно подмечает Чонгук, нагло выдергивая из губ друга пресловутый IQOS. — У тебя мозги не поедут? Что сделано, то сделано. Тем более наши клиенты весьма довольны оглаской. — Какой из меня адвокат, Чонгук? Я даже с восемнадцатилетними договор о неразглашении подписать не могу. Чимин переплетает пальцы за своей шеей и локтями утыкается в перила. Внизу расстилается обеденный Сеул с людьми, пикетирующими у подножья здания. Что, точно соль на рану, напоминают ему о несовершенных действиях. — Ты не мог знать заранее. Хватит винить себя в том, за что ты не в ответе. Адвокат Пак издаёт нервный смешок. Разве? Не в ответе? — Послушай, благодаря огласке мы получили два новых сведения от очевидцев, которые подтвердили местонахождение Лисы. И одну видеосъёмку с наружных камер местного магазина, — адвокат Чон изо всех сил пытается взбодрить повесившего нос юриста, попутно вытаскивая использованный стик из устройства. — У нас четыре человека подтверждают маршрут подозреваемой, и то, что на момент совершения убийства она находилась в двадцати минутах ходьбы от дома Чон Хосока. С такими стойкими фактами, даже я — скептик — начинаю признавать очевидное. Чимин тяжело вздыхает, оборачиваясь на из кожи вон лезущего Чонгука. Ему хочется сказать, что он безумно рад за сдвинувшееся с мёртвой точки расследование. Однако от этого бессменное переживание за жену никуда не девается. Наверное, будет звучать довольно эгоистично, но для адвоката Пака выигранное дело не стоит самочувствия прокурора Пак и её безопасности. — Ещё и гребаная пресс-конференция. — Чеён — большая девочка. Уверен, она справится… — Да как ты не понимаешь?! — У Чимина — разрушающая совокупность эмоций, вынуждающая повысить голос и с силы зарядить по невиновным металлическим перилам. Чонгук даже вздрагивает от грозности удара. — Она и так едва держится, а тут ещё и мишура с нападками. Читать рапорт для людей, которые заведомо желают тебе зла и посылают кучу угроз… Пиздец, Чонгук, я так проебался. Адвокат Пак, кажется, ничего не слышит кроме обвинительного приговора в голове и бешеного биения сердца. Он без сил опускается на пол балкона, спиной прижимаясь к ограждению, и скрещивает горящие от удара ладони на колене. — Чимин, что происходит? — уточняет адвокат Чон, понимая, что за подавленным состоянием друга скрывается нечто посерьёзнее банальной обеспокоенности за супругу. — Ты в последнее время сам не свой. Ведёшь себя так, будто во что-то вляпался. Адвокат Пак размышляет всего секунду, — нет, он больше не может выдерживать это в одиночку — поэтому запрокидывает голову и выпаливает всё как на духу… — …Чеён собирается покончить с собой. Я нашёл завещание. И признание выходит совершенно не тем, чего адвокат Чон ожидает. Чонгук от шока приоткрывает рот и глазами встречается с обесточенным взглядом Чимина; тот выглядит настолько потерянным и несчастным, что адвокат Чон сам тускнеет на его фоне, присаживаясь подле. Не верит в прозвучавший вердикт. Конечно же, он догадывается, что с душевным равновесием прокурора Пак не всё в порядке, однако чтобы настолько? Когда адвокат Пак впервые упоминает суицид, адвокат Чон и не думает, что тот говорит буквально. — Это из-за…? — Но Чонгук не решается продолжить. Лишь нервно раскручивает электронный IQOS на манер спиннера. — Да. Она вбила себе в голову, будто подвела меня. Будто её уход из жизни сразу решит все проблемы. Даже не могу представить, в каком отчаянии она находится. Адвокат Чон впадает в ступор. Он теряется в том, как продолжить диалог. Что ему следует сказать? Держись, всё образумится? Нужно не переставать верить? Такой ответ будет фальшивой демонстрацией, попыткой соблюсти приличия, но реальных чувств не отразит. В действительности, Чонгук понимает, что если не предпринять каких-либо мер, состояние подруги дойдёт до плачевного. Прокурор Пак уже балансирует на грани — впрочем, раз она не скрывает опасности, значит, её ещё можно спасти. — Хён, я сейчас скажу такую вещь, из-за которой ты меня возненавидишь, но ты должен выслушать, — адвокат Чон сглатывает нервозность, убирая злополучное устройство в карман пиджака, и макушкой утыкается в небольшой выступ. — Мы сделаем всё, чтобы этого не допустить, однако… Если всё-таки случится так, что Чеён не сможет обрести волю к жизни, то ты в этом не виноват. Чимин в неверии поворачивается на друга, гневно сводя брови к переносице и яростно раздувая ноздри. Слова Чонгука звучат для него как для военных сирена к наступлению. Также лихорадочно. — Повтори. — Я имел в виду… Это её решение. Не пойми меня неправильно, я уверен, что этого не случится. Просто нельзя винить себя в том, что предпринимает другой человек. Сначала выкидыш, потом смерть матери, затем внематочная беременность, и это не говоря о том, сколько она пережила до всех этих событий. А ещё возьми во внимание, что Чеён постоянно работает с делами об убийствах, насилии и прочей людской жестокости. Ты всё сделал правильно, ты был постоянно с ней рядом. Просто у каждого человека есть лимит, по достижению которого тяжело выносить что-то ещё. Адвокат Пак нервно разлепляет пальцы и пропускает между ними светлые прядки. Подушечками надавливает на корни. В душе дискомфортно свербит, одна только мысль, что в словах адвоката Чона есть толика правды, видится невыносимой. «Лимит, по достижению которого тяжело выносить что-то ещё», — отдаётся эхом в голове, пугая и огорчая гораздо сильнее предыдущего. А если прокурор Пак и вправду достигла своего предела? Что если у неё не осталось даже крупиц стремления к жизни? Пожалуйста, Ён-ни. Только не оставляй меня… Обесточенным голосом молит Чимин. Он знает, без Чеён его сердце разойдётся по швам.

~

Окружной прокурор Чон явно не в духе — Чеён старается игнорировать колкости и язвительные замечания в свою сторону, сжимая в руках портфель с документами. Она беспокойно поглядывает на наручные часы, понимая, что заседание о будущей конференции слишком затянулось. Прокурор Пак через полчаса должна быть в полицейском участке, а она до сих пор не покинула стены родной прокуратуры. Не говоря уже о том, что не завела мотор автомобиля и не заехала в вегетарианское кафе за легким перекусом. Сегодня снова без обеда. — Простите, господин окружной прокурор. Чеён наконец-то рискует обратиться к мужчине, что сидит подле судебного секретаря Пан и совещается насчёт стратегии выступления. Окружной прокурор Чон недовольно вскидывает брови на звук своего имени и показательно откладывает ручку в сторону. — Я вынуждена принести свои извинения и попросить досрочно покинуть совещание. Меня ожидает следователь Ким. — По поводу? Ледяная стойкость неприятно обжигает. Впрочем, не впервой. — Мы едем в «Атласную ленту». Вполне возможно, что Ваш плем… Чон Хосок мог познакомиться там с подозреваемой, — достаточно лаконично оглашает прокурор Пак и тут же опускает голову. Следом осторожно кланяется начальнику, попутно разглаживая собирающуюся на животе юбку-карандаш. Она совершенно не замечает, как мужчина нездорово сверкает глазами, обмениваясь с Юи несколькими неразборчивыми взглядами. И как уголок его губ трогает непреднамеренная ухмылка. — Вот как. Окружной прокурор Чон приподнимается с места, поправляя запонки на запястьях. От него исходит неприятное чувство властности и угрозы, вынуждая Чеён покрепче вцепиться в ручку портфеля. — Ну, раз такое дело, то не смею Вас больше задерживать. Принесите хорошие новости, прокурор Пак, — начальник поджимает уста в ровную линию, ловя короткие женские кивки. — И помните. Я на Вас рассчитываю. Прокурор Пак поспешно прощается. Оборачивается и ведет плечами, сбрасывая скопившееся на поджилках напряжение. Она спиной ощущает, как две пары глаз смотрят ей вслед; судорожно дергает дверную ручку, мечтая как можно скорее оказаться в коридоре и облокотиться о подоконник. Чеён плохеет от враждебности атмосферы; в голову набатом бьёт желание вернуться домой. К дурманящим объятия Чимина и к его рассказам о планах родителей на жемчужную свадьбу. В такие моменты грусть хоть немного отступает, а навалившаяся усталость не чувствуется столь ярко выражено и отчаянно. В ласках мужа весь остальной мир теряет всякий смысл. Окружной прокурор Чон присаживается на место, стоит двери за прокурором Пак закрыться. Мужчина заговорщически придвигается к невестке и осторожно трогает ту за локоть. Юи немного тушуется из-за раскрепощённых действий, однако не отодвигается — обидеть отца Чанмёна ей жуть как не хочется. — Думаю, самое время позвонить Марку. — Как скажете, господин окружной прокурор, — оглашает Юи, в готовности протягивая ладонь к телефону, спрятанному в кармане. Она нервно закусывает нижнюю губу и украдкой осмеливается посмотреть на мужчину. — Мы же собираемся просить его о… — Да, — без лишней заминки перебивает окружной прокурор Чон, поддерживающе сжимая ткань рубашки судебного секретаря Пан. — Сложные времена требуют крайних мер, Юи. Надеюсь, ты понимаешь это столь же хорошо, сколь и я.

~

Чонгук сегодня выглядит особенно привлекательно. Лиса не понимает, в чём кардинальное отличие от вчерашнего образа — то ли лазурная рубашка ярче подчеркивает бронзовую кожу, то ли забытая в ухе серёжка придаёт адвокату Чону посвежевший вид. Однако подозреваемая глаз отвести не может; каждый раз украдкой поглядывает на заинтересованного Чонгука, внимательно вслушивающегося в доклад друга. Её мысли путаются из-за ровного мужского профиля и сосредоточенности в тёмных радужках. — У адвоката Чона что-то на лице? — неожиданно подлавливает адвокат Пак Лису, вынуждая стыдливо разлепить губы и уткнуться в предложенные бумаги. Чонгук без заминки оборачивается на смущенную подозреваемую, пытающуюся не выдать истинных эмоций. Про себя ухмыляется и невольно вскидывает брови. Неужто любовалась? — Просто… Он напоминает мне одного знакомого, — чуть погодя, нерешительно озвучивает Лиса. Она пододвигается на стуле и прокашливается, стараясь потянуть время. — С тем… С кем мы единожды пересеклись на бал-маскараде. От былой уверенности не остаётся и следа, и теперь наступает очередь адвоката Чона взволнованно кашлять в кулак. Чимин не дурак — он с легкостью различает накаленную атмосферу и ворохом собравшуюся недоговоренность. Вот только сообразить почему, покамест, не может. — Но Вы точно не он, — спасительно добавляет Лиса, выруливая из ситуации, — тот человек был весьма эмпатичен. В груди адвоката Чона едва ли не вспыхивает негодование. Это ему сейчас комплимент делают или, наоборот, дерзко принижают? Возможно, Чонгук и впрямь слегка грубоват по отношению к подозреваемой, но лишь от того, что он — представитель закона. А закон не терпит симпатий. Он опирается исключительно на вереницу фактов и умозаключений. — Думаю, Вы просто встретились с ним при иных обстоятельствах. Уж точно не в допросной комнате, где находитесь в роли подозреваемой за два предумышленных убийства. Лиса не ожидает парирования, но объясниться для адвоката Чона становится делом чести; никто прежде не учиняет его в черствости столь нелицеприятным способом. Чонгук нестерпимо забывает о субординации и секретности — что, по правде говоря, давно трещит по швам под работающие шестерёнки Чимина. Папка в его руках с нажимом деформируется. — Всё равно это уже не имеет никакого значения. Разве я была для тебя особенной? Вряд ли. Обычное развлечение, навеянное алкогольной дымкой. — Оно могло бы быть, если бы человек не сбежал утром, оставив возмутительную записку: «спасибо, всё было очень круто», — недовольно мычит адвокат Чон. В своих словах он пытается завуалировать вихрь разочарования, захватившего его на день «после». Подозреваемая критично качает головой, не принимая прозвучавшее признание за чистую монету. — А что если человеку стало стыдно? Стыдно, потому что он никогда подобного не совершал. Да и вообще, зачем тешиться глупыми надеждами? Очевидно, что для другого наша ночь была обыкновенной потехой... — А Вы не допускали, что не была? — вылетает из груди запутавшегося Чонгука, неотрывно глядящего на собеседницу. Впервые в представшей перед ним Лисе прорезаются нотки знакомой Тигровой Лилии. — Что для него это тоже нетипично. Что он долгое время искал этого человека, но так и не нашёл. Шесть чертовых месяцев думал о ней, пока она не взяла и не возникла перед ним в допросной комнате с закованными запястьями. В помещении происходит настоящая баталия. Подозреваемая ушам своим не верит; неужели, адвокат Чон действительно думал о ней? Неужели, она была не просто красивой девушкой, какие, несомненно, плеядами выстраиваются перед Чонгуком на подобных мероприятиях? Он ведь такой, — такой — что коленки сводит и хочется игриво закусывать губы в надежде привлечь внимание. Лиса обомлевает, не в силах подобрать выражений. Из-за того, что её единственные отношения заканчиваются сокрушительным провалом, она поверить не может в интерес Чонгука на долгосрочной перспективе. Обидные слова, ядовито выплюнутые бывшим партнёром, до сих пор петляют в подсознании и влияют на дальнейшее мировоззрение. Заставляют поверить, что подозреваемая никогда и никому не будет нужна. Так с чего бы ей предполагать, что адвокат Чон —заносчивый засранец, едва не взявший её прямо в такси — думает иначе? Голова Лисы вскипает от противоречивых мыслей. К счастью, на подмогу ей приходит взбодрившийся Чимин. — О. Мой. Бог, — членораздельно богохульничает адвокат Пак, ладонями упираясь в поверхность стола. Он понижает голос, пытаясь запрятать приятную взбудораженность; впрочем, без каких-либо усердий. Наблюдать за взаимодействием этих двух — одно сплошное удовольствие. Покруче любого бразильского сериала, сезонов так на двадцать. — Вы переспали. — Безапелляционно разрезает повисшую тишину. И это впервые, когда и Лиса, и Чонгук признают данный факт друг перед другом — до текущего момента никто из них не решается озвучить горькую истину вслух. Она помнит, он тоже. И этого хватает, хотя оба с ума сходят из-за непреодолимого притяжения между ними и картин январской ночи, хранящихся на подкорке. Адвокат Чон и подозреваемая ведут себя слишком нерационально и как-то по-детски глупо. Отрицают сладкое чувство, вторящее, будто они знакомы целую жизнь. — Ну и что мне с вами делать? — вполне профессионально интересуется Чимин, сдерживая поток похабных шуток. Адвокат Пак прекрасно осознает, что весёлого в сложившихся обстоятельствах мало. Да и озадаченный вид друга отбивает всяческое желание пускать в ход юморески. — Давайте так: сначала мы выигрываем дело, а затем вы восполняете полугодичные пробелы. Лиса затаивает дыхание и стратегически молчит. Ожидает, когда же Чонгук первым выступит с отрицанием и объявит, что не о каких «восполнениях» и речи быть не может. Потому что Лиса — чокнутая, обвиняемая в убийстве племянника окружного прокурора, постоянно подкидывающая масла в огонь своей небезразличностью. Подозреваемая морально готовится к тяжелой агрессии и к тому, что её смешают с грязью; при всех прочих достоинствах, такое поведение вполне в характере адвоката Чона… …но этого не происходит. Не происходит! Чонгук лишь обречённо выдыхает, подчиняясь провозглашённой воле старшего. — Идёт, хён. — Он так и не рискует посмотреть на подозреваемую, в нервозности складывая папку пополам. Что это означает? Это вообще что-то означает? Но, увы, из-за гремучей смеси эмоций на мужском лице, Лисе никак не удаётся разобрать отношение адвоката Чона к данному вопросу.

~

Мероприятие выходит весьма скучным. К тому же тянется бесконечно долго; я опустошаю очередной бокал с шампанским, думая, что неплохо было бы сворачиваться. Напыщенные богачи нисколько меня не впечатляют, а светские беседы матери уже в печенках сидят вместе с пресловутой надменностью высшего класса. Я невольно оттягиваю аксессуар от стоящего воротника и расстёгиваю несколько верхних пуговиц. От батареи исходит неимоверное тепло, меня добавочно морит от количества выпитого спиртного — здесь душно и скучно, и до отвращения пафосно. Я с уверенностью поднимаюсь с подоконника, в надежде отправиться к матери и доложить о своём уходе, когда неожиданно врезаюсь в задумчивого человека у стола с напитками… — …Ауч! — Pardon, — нелепо выпаливаю, разглядывая скромный силуэт девушки в коричневой маске. Она тут же поднимает виноватые глаза на меня, и я невольно подмечаю, насколько те красивы — кажется, алкоголь в голову бьёт, поскольку они действительно цепляют с первого взгляда, — то есть, простите. Я Вас совершенно не заметил. — Нет-нет, это моя вина. Я засмотрелась на башню с шампанским, встав прямо на проходе. Незнакомка дарит мне теплую улыбку, а затем, в попытке сгладить углы возникшей неловкости, дотрагивается до хрустальной ножки бокала. А она не из робких. — Полагаю, хорошо, что в нём не было напитка, — изыскано добавляет девушка. От её тонкого голоса по телу проходится приятная взволнованность. — Согласен, ведь иначе у меня не появился бы повод проводить Вас к столу, — бессовестно флиртую, в ответ получая лёгкий румянец на щеках красавицы. Она заправляет волосы за ухо, беззлобно посмеиваясь. — Возьму и себе и Вам ещё одну порцию. — Предлагаете угостить меня бесплатным шампанским? До чего щедро. Она стоит в симпатичном платьице и в обуви на небольшом каблуке, с вызывающей помадой, поверх лепестковых губ. Однако даже так незнакомка выглядит миниатюрной — её пропорции действительно дурманят, и мне становится дико любопытно, приходит ли она сюда одна? — Если Ваш молодой человек не будет против, то могу угостить Вас ещё и закусками, — без промедления делаю ход конём, игриво подмигивая. Лицо красавицы немного грустнеет, а затем она виновато прячет взор в ближайшей компании шумных бизнесменов. — Боюсь, ему будет всё равно, — через несколько секунд проясняет незнакомка, пока у меня где-то на кончиках пальцев собирается слабая грусть. Действительно, как такая роскошная девушка могла оказаться здесь в соло? Наверняка, её парень — один из тех вычурных понторезов, размахивающих отцовскими деньгами направо и налево. Правда, она совершенно не выглядит как охотница за состоянием; я бы сказал, как раз наоборот, поскольку в отблеске манящих очей сверкает знакомый дискомфорт от многообразия пафоса. — Потому что у меня его нет, — поспешно добавляет красавица, издавая губами кроткое «па», — ну так что? Угощение с бесплатным перекусом всё ещё в силе? Я ярчайше улыбаюсь, понимая, что впервые встречаю по-настоящему живую душу на этом затхлом вечере. Душу, умеющую забавно разрядить обстановку и готовую пообщаться на тему вне юрисдикции успешных инвестиций и статистики выигранных дел. Пустующий бокал из-под шампанского отправляется на уголок скатерти, а освободившаяся правая рука выкидывается вперёд в интеллигентном жесте. — Чон Чонгук, — без стеснения представляюсь я, фундаментально решая задержаться на мероприятии немного подольше. Красавица в уверенности обхватывает мою широкую ладонь тонкими пальчиками и дружелюбно пожимает в знак знакомства. — Tiger Lily. Я прыскаю смехом с миловидной шутки, однако настаивать на большем пока что не решаюсь. Возможно, имя красавицы мне удастся узнать по ходу вечера, когда наш диалог будет более полноценным и насыщенным. — Что же, приятно познакомиться, Тигровая Лилия. Сначала за напитками или тарталетками?

~

У прокурора Пак остаётся менее трёх минут до начала выступления. Окружной прокурор Чон уже заканчивает общие положения о работе прокуратуры, взращивая недовольство в слушателях своим профессиональным безразличием. Чеён старается скрыть мандраж, что возникает при одном только взгляде на разгневанную толпу, мечтающую разорвать следующего спикера. Выражением лица прокурор Пак, естественно, не выказывает никаких эмоций, но тремор в руках и слабость в ногах спрятать не получается. — Куда это ты ездила со следователем Кимом? — раздаётся сладкий шепот на ухо, опаляя нежную кожу и вынуждая подпрыгнуть на месте. У Чеён чуть сердце из груди не вырывается — прокурор Пак и без того волнуется, когда рядом вырисовывается шкодливый муж с его не менее затейливым другом. Она заслуженно ударяет адвоката Пака по предплечью и, чертыхаясь, шипит. — Чёрт, Минни, мы же уже говорили, что нельзя ко мне так подкрадываться! — Вообще-то мы с Гуком стоим здесь добрые пять минут. — Чимин театрально дуется, нагло укладывая руку на правую ягодицу жены. За что добавочно получает. — Совсем шестифутовый полицейский голову вскружил? Адвокат Пак и его ревность — это бесконечная сага. Какая-то катастрофа. Прокурор Пак закатывает глаза, благополучно переключаясь с переживаний по поводу выступления на нечто похуже. На собственничество господина Пак Чимина. Невероятно, как при всем происходящем он умудряется ревновать? Чеён ведь даже в теории не смотрит в сторону других парней, поскольку юриста абсолютно и полностью устраивает низенький игривый муженёк. — У меня чуть инфаркт не случился. Серьёзно, хватит подкрадываться со спины. — Ладно-ладно, прости, родная. Я действительно не хотел тебя пугать. Ладони адвоката Пака незаметно поднимаются выше, а сам он пододвигается ближе, до последнего надеясь, что их тактильное взаимодействие окажется тайным для всех остальных. Чонгук располагается позади, прикрывая тыл. — Так что вы с бигфутом делали сегодня, м? Адвокат Чон подмечает движение подле них и опрометью тыкает друга в лопатку. Однако поздно — недовольный мужчина, с чутким слухом, выпрямляет спину и отводит плечи назад, из-за чего его вид становится намного грознее, а мускулы на теле рельефно выступают. — Ездили в бордель, — басит «бигфут», когда семейство Пак в замешательстве оборачиваются на звук. — Брать показания. Чеён сразу распыляется в извинениях, в то время как Чимин даже не думает сбавлять обороты. Он недовольно прищуривается, скептически оценивая внушительные формы полицейского перед ним. Подумаешь, тот всего лишь выглядит как древнегреческий Бог. Аполлон. Адвокат Пак нисколечко (не) завидует. — Следователь Ким, прошу простить моего супруга. Сегодня выдаётся жаркий день. Вероятно, ему нехорошо. — Не переживай, я всё понимаю, — «бигфут» дарит Чеён белозубую улыбку и нарочно подливает масла в огонь, — и, кажется, я просил свести все формальности к минимуму. Чеён, для тебя я просто Намджун, помнишь? Намджун? Ну всё, пизда тебе, дылда охранопорядовская. Чонгук отрезвляюще ударяет друга по плечам; причём с таким нажимом, что Чимин едва ли не пищит от дискомфорта. Адвокат Чон потряхивает адвоката Пака, доходчиво приказывая прийти в себя, и приветливо кивает старому знакомому. — Работа под палящим солнцем довольно небезопасное занятие, — в оправдание чеканит Чонгук, отцепляясь от юриста, и специально протискивается между ним и следователем Кимом, — кстати, у Вас довольно симпатичные часы, что за ма-… Адвокат Чон останавливается на полуслове, поскольку из их закутка доносятся аплодисменты, знаменующие окончание речи окружного прокурора. Чеён чувствует подступающий тремор, на ощупь находя руку супруга и сжимая её в поиске поддержки. Чимин ответно переплетает их пальцы, а затем, без тени сомнения, заглядывает в два опаловых омута. Про ревность, бордель и бигфута-следователя-Ким-Намджуна он тут же забывает. — Ты справишься, — уверенно говорит адвокат Пак, неохотно выпуская ладонь жены из захвата. Но лишь для того, дабы переместить ту к пояснице. — Просто говори, хорошо? И ни в коем случае не слушай гнусных выпадов — они не знают тебя. Не знают, какая ты удивительная и замечательная. Чеён несмело кивает, не в силах произнести что-либо вслух. В животе бабочки щекочут желудок, тело заряжается позитивной энергией, исходящей от взволнованного Чимина, а сама она ставит внутренний таймер. Ей нужно продержаться каких-то пять-семь минут, прежде чем она спустится с трибун и носом уткнётся в шею мужа.

~

Плакаты с моим именем обескураживают. Я засматриваюсь на огромное количество людей, находящихся за ограничительной чертой, — за той, куда не пускают никого помимо прессы — не в силах поверить в происходящее. Неужели, все пикетирующие приходят, чтобы меня поддержать? Меня? Чокнутую подозреваемую? В ушах стоит гул из голосов, — пренебрежительная россыпь ругательств вкупе с поставленным ледяным тоном — пока я делаю два шага навстречу к трибуне, едва ли не налетая на аккуратную женскую фигуру. В знакомых очертания признаю прокурора Пак, укутанную в шифоновую рубашку и юбку, длиной чуть выше колен. Именно Чеён сосредоточенно вещает в микрофон о деле, практически не подглядывая в листок с заготовленной речью. Прокурор Пак не выдвигает каких-либо личных наблюдений, основывая свой доклад непосредственно на подтвержденных фактах. Её пальцы сокрыты от общественности небольшой перегородкой, поэтому только мне удаётся лицезреть, как девушка нервничает на самом деле. Кончики бумаги судорожно изогнуты с каждого уголка. Кое-где красуются маленькие разрывы. Интересно, почему она так встревожена? — Помимо этого, сегодня были получены новые сведения о том, что подозреваемая и погибший сост… Новые сведения? Что? Я чувствую, как первые бисеринки пота выступают на лбу, а желание физически ворваться на сцену плотно обосновывается в мыслях. Вот же я. Здесь! И я невиновна! У меня нет никаких секретов, касаемо произошедшего; я рассказала обо всём в деталях, ничего не утаивая. К горлу подкатывает ком паники, в голове пульсирует тревога с навязчивой идеей, что меня, в конечном итоге, подставляют. Я собираюсь от безысходности опуститься на покрытие сцены, собранной на скорую руку, когда до ушей доносится рык… — … таким, как ты, место в Аду! — нетактично перебив, выкрикивает рыжеволосый юноша. Из толпы протестующих слышится пугающий «чирк». Секунда… … И следом в пальцах подростка вырисовывается сигнальная вспышка. С алеющим пламенем, исходящим из увесистой металлической упаковки в форме цилиндра. К тому времени, когда Чеён успевает переварить ситуацию, в неё уже направляется горящий фальшфейер, грозящий приземлиться прямиком в голову. Все инстинкты — помимо злополучного шока — отключаются, а тело застывает на месте в испуге. Я чувствую неимоверный страх за жизнь прокурора Пак, понимая, что сделать что-либо, увы, не в моей власти. Происходящее замирает в моменте. А затем, точно в замедленной съёмке, белокурый мужчина отталкивает прокурора Пак в сторону. Загораживая широкой спиной от опасности, за что болезненно получает сигнальным устройством в правый нижний бок. Чеён оказывается спрятанной в защите, в надежных объятиях возлюбленного, смекалисто отвернувшего их от толпы. Адвокат Пак максимально притягивает женское тело к своему. Пока полицейские впопыхах задерживают рыжеволосого подростка, решительный адвокат Чон взбирается на сцену и одним точным замахом выпинывает фальшфейер в безлюдную область улицы. Цилиндр звонко отскакивает от стен здания прокуратуры, немного прокатываясь по асфальту. Для человека, не терпящего футбол, у адвоката Чона случается хорошо поставленный удар левой ногой. Я с облегчением выдыхаю, осознавая, что в этом напряженном эпизоде никто не пострадал. Чонгук, оказавшийся рядом со мной, выглядит крайне обеспокоенно и чертовски привлекательно; как настоящий герой из книжных романов. Заводит пятерню в волосы — по моим скромным наблюдениям, он делает так исключительно тогда, когда нервничает — и всматривается в силуэты устремляющихся в безопасность коллег. А поскольку они находятся прямиком за мной, то выходит так, будто с подобным неподкупным трепетом адвокат Чон разглядывает именно меня. Я тут же физически ощущаю, как сердце делает ускоренное «тук-тук-тук», а щёки становятся пунцовыми. Меня вновь тянет к адвокату Чону. То ли из-за нашего общего прошлого, то ли потому, что я различаю в нём родственную душу; неважно, какова причина. Важно лишь то, что его ровный стан и хранящаяся в памяти нежность постоянно заставляют робеть. Заново разжигают давно потухший пожар в груди. И чем дальше это заходит, тем сложнее становится препятствовать глупым, несбыточным порывам. Это ведь ужасно, просто до невозможности неправильно… … Начинать влюбляться в собственного адвоката!