Подозреваемая

— Лалиса Манобан, это Вы убили Чон Хосока? Острый взгляд прокурора заставляет поёжиться. Лиса уверена, что властность, исходящая от юриста, могла бы выудить признание у любого. Даже у невиновного. От волнения у напуганной Манобан ладони потеют, желудок изнывает от нехватки еды, а сердце неистово бьётся, норовя выпрыгнуть из груди. Перед глазами продолжают возникать кадры с места преступления — мёртвый мужчина в окровавленном дорогом костюме. Из-за этих образов общее состояние Лисы оторопело стремится к истерии.  — Нет, — слабым голосом отвечает подозреваемая. Она делает глубокий вдох, а затем уже четче повторяет, заламывая пальцы на руках. — Нет, это была не я. Прошу, прокурор Пак, поверьте, я даже не знаю, кем был убитый! — Тогда как Вы оказались на месте убийства? И почему на найденном орудии Ваши отпечатки? — прокурор Пак остаётся непреклонной. Ей и не таких крепких орешков приходилось раскалывать. Хоть Лиса и выглядит весьма искренне, честно вызывая некую жалость, Чеён не может дать волю эмоциям. Позволить субъективизму решить исход данного дела. За пределами прокуратуры она — самый добрый и понимающий собеседник. Однако здесь, в кабинете для допросов, у неё нет ни капли милосердия. В особенности по отношению к людям, сидящим по другую сторону стола. Такая уж особенность профессии. — Я же Вам объясняю, у меня дар… Меня привело туда чутьё. Знаю, звучит абсурдно, но Вы должны мне поверить. Я хотела его спасти! — Так Вы знали, что пострадавшего планировали убить? — Да… В смысле, меня никто не предупреждал. Я увидела его смерть в видении, — Лиса понимает, что звучит абсурдно и нелепо. Однако всё сказанное — это чистейшая правда. — Думаете, если бы я его убила, то стала бы вызывать полицию и скорую? Попыталась бы зажать рану? Зачем мне оставаться на месте преступления? — Здесь вопросы задаю я, мисс Манобан. Лиса от безысходности прижимает ладони к лицу, пытаясь сдержать выступающие слёзы. Нет, она не верит в то, что всё это происходит на самом деле. Её же просто настигает очередное видение, да? Манобан отказывается принимать такую реальность; с усилием колотит себя по щекам, мечтая очнуться ото сна и прийти в сознание. Но всё в округе остаётся слишком… Настоящим? Я никого не убивала. Я никому не причинила вреда. Я абсолютно невиновна, поверьте мне! Криком проносится в мыслях подозреваемой. Она так надеется, что её состояние и испуг хоть на толику пошатнут вердикт ледяного прокурора Пак, но та — железная леди — и бровью не ведёт. Неожиданно, дверь в допросную комнату распахивается, а в проёме показываются двое деловито одетых мужчин, с под копирку выполненными портфелями. Расположившаяся вдоль стены длинная лампа расходится тёплым светом, отчего у незнакомцев за головами возникает некое подобие нимбов. Мужчина, что стоит к входу ближе всего, первым решается подать голос. — Мисс Манобан, больше ни слова без нашего присутствия. — Адвокат Пак. Адвокат Чон. На минутку, — следом отзывается Чеён. Её лицо отливает смятением; она кивком головы указывает коллегам на дверь и поднимается со своего места. — А Вы, мисс Манобан, оставайтесь здесь и ещё раз подумайте над моими вопросами. Запястья Лисы изнывают от наручников; холодный металл при движении врезается в нежную кожу. Она пальцами зарывается в темно-русые волосы, начиная нервно массировать корни отросшими ногтями и скулить. Ей нужно ехать домой, помогать родителям в кофейне и приветствовать посетителей, а не сидеть в прокуратуре, пытаясь оправдаться за то, чего не совершала. Когда дверь в допросной комнате запахивается, Манобан неизбежно даёт волю эмоциям. Плачет с надрывом, не понимая, почему всё это происходит именно с ней. Почему только Лисе от бабушки достаётся дар видеть больше, чем другие? Почему она чувствует вину за то, что не смогла спасти бедного Чон Хосока? Почему ей кажется, что она причастна к тому, что этот человек лежит посреди люксовых апартаментов в луже собственной крови? Кровь… Господи, крови кажется настолько много, что она впитывается во всё. В пол, в одежду, в мои руки, пока я пытаюсь зажать рану и спасти чью-то жизнь. Я настолько под впечатлением от увиденного, что не понимаю главного — человек передо мной мертв уже какое-то время. Манобан несправедливо обвиняют. Она лишь обычная девушка, впервые столкнувшаяся с чьей-то насильственной смертью лицом к лицу. Ей бы психолога, горячий чай и теплые объятия близких. А не статус «главной подозреваемой» в общественно-резонирующем убийстве.

~

— Вы взялись за это дело? — Лиса — дочь одного уважаемого господина. Знакомого моего отца. — Чимин, она обвиняемая в деле об убийстве племянника окружного прокурора, — прямолинейничает Чеён, переправляя неряшливо завязанный галстук собеседника. — Для вашей адвокатской конторы это может иметь негативные последствия. — Просто признай, что боишься нам проиграть. — Адвокат Пак хитро сверкает глазами; дарит прокурору Пак беглый поцелуй в щёку и ещё больше заходится от её недовольного взгляда в ответ. Достает из кожаного портфеля маленькую бенто-коробку, нагло вручая в родные руки. — Держи. Ты снова его забыла. Чеён виновато уставляется на протянутый контейнер. В последнее время на неё наваливается слишком много работы, так что времени следить за питанием, да что там, даже за приёмом лекарств банально не хватает. Конечно, когда она ночует дома, а не на неудобном диванчике в своём кабинете, она всегда готовит по утрам и бережно упаковывает обед для себя и любимого. Вот только свой с пугающей периодичностью забывает в холодильнике. — Что бы я делала без тебя, Минни, — мило улыбнувшись, воркует Чеён и, с чувством невероятной заботы, забирает деревянную бенто-коробку. Она мысленно благодарит Чимина за то, что он не закатывает никаких сцен и причитаний, а просто — в очередной раз — отдаёт обед. Адвокат Пак вообще у неё идеальный — и от этого в сердце вновь становится больнее. — В любом случае, подумайте дважды, прежде чем браться за это. Всё выглядит слишком очевидным. — Не беспокойся, Чеён. Ты же знаешь, что я и твой муж — профессионалы, — горделиво подмечает Чонгук, ободряюще хлопая другая по плечу в качестве подтверждения. — Лучше ты убедись в том, что доказательной базы обвинения будет достаточно. — Бесспорно. Готовьтесь к тому, что я размажу вас обоих в зале суда. — Тогда почему бы нам не поспорить на ужин? — Чимин на ощупь разбирается с непростой застёжкой на портфеле и одёргивает подол женского пиджака. Он не заметно подкладывает маленькую упаковку натурального мармелада в карман супруги. — Проигравший угощает. — Хорошо, тогда готовьтесь заказать самое дорогое шампанское, — прокурор Пак самодовольно ухмыляется и принимает условия пари, посильнее вцепляясь в тёплый контейнер. Чонгук кивает. Оперативно подходит к дверям и нажимает на металлическую ручку; та со скрипом распахивается, вынуждая юристов состроить серьёзные выражения и притихнуть. Череда слабых всхлипов, раздающихся в допросной комнате, точно рукой снимает всё веселье, оставляя лишь недюжинный профессионализм. — Только после Вас, — двояко прыскает адвокат Чон, поклоном приглашая прокурора Пак пройти внутрь помещения.

~

— Значит, наши родители знакомы? — осведомляется Манобан, откладывая палочки в опустевшую тарелку из-под рамена. Урчащий живот не позволяет Лисе спокойно продолжить допрос, поэтому им приходится ненадолго прерваться. Руки подозреваемой освобождены от пугающих оков, однако кольцевые следы на запястьях покраснением напоминают о двух часовом ношении наручников. Чонгук решает, что сейчас в них нет никакой необходимости, поэтому до конца встречи те прохлаждаются в центре стола. Тем более Манобан не выглядит как человек, способный вонзить палочки для еды в глаза своим адвокатам. — Да. Мы с Вами даже встречались. Лет пятнадцать назад, — с дежурной улыбкой на губах отвечает Чимин, перелистывая табель с материалами дела. — Послушайте, так как мы — Ваши адвокаты, с нами следует быть откровенными. Поэтому если есть что-то, о чём нам стоит знать, то лучше расскажите об этом сейчас. — Так вы мне не верите, — с грустью в голосе подытоживает Лиса. Она отчаянно старается не унывать и подаётся в разъяснения, — знаю, моя версия звучит как полнейший бред, но всё, что я говорю, — правда. Я невиновна! Я не знаю, кто такой Чон Хосок, но я знаю, кто его убил. Точнее в моём видении я видела спину убийцы… Чонгук недоверчивым взглядом изучает подозреваемую, который та расценивает как «ну и сумасшедшая». Манобан не удивляется, лишь чуть вздергивает плечи; за двадцать пять лет она привыкает к подобному отношению. К постоянным издевательствам, насмешкам, скепсису со стороны общества… Но что поделать, если Лиса такая? — Кхм, — адвокат Чон кашляет в кулак и откладывает тёмно-синюю папку на край стола. Он взирает на подозреваемую исподлобья, будто стремится прочитать её истинные мотивы. — Исходя из того, что Вы уже успели поведать прокурору Пак, скорее всего сторона обвинения потребует провести психологическую экспертизу. Что и требовалось доказать. Лалиса устало облокачивается о спинку стула и согласно кивает. Перспектива быть упрятанной в клинику для душевнобольных кажется не особенно притягательной, однако вполне щадящей, по сравнению с тем же тюремным сроком. — Понимаю. Но я вас уверяю, что… — Мы поняли Вас, мисс Манобан. Нет надобности повторять ещё раз. Мы верим в Вашу невиновность, — поспешно заключает Чимин, зарабатывая недоумённый взгляд со стороны друга и его слегка приоткрытый от удивления рот. — Поэтому давайте сейчас Вы успокоитесь. Выпьете ещё немного травяного чая, а затем расскажите нам всё по порядку, идёт?

~

Я знала, что сегодня произойдёт нечто неладное. Меня потряхивало с самого утра, а затем, когда я варила кофе, то внезапно увидела это. Я увидела, как Чон Хосок автоматически отворил ворота своего забора, как припарковал автомобиль и прошёл внутрь дома. Как поднялся по лестнице, ничего не подозревая о негодяе в собственном жилище. Его поджидали; убийца был одет во всё черное, с банданой на голове и в маске. Это я поняла благодаря торчащим за ушами резинкам. Он был около шести футов в высоту, может быть, пять и десять, но точно выше убитого. В руках держал остро заточенный нож. Всё произошло настолько быстро, что я толком ничего не запомнила. Имею в виду того, что действительно могло бы помочь в расследовании. Вполне возможно, я бы увидела намного больше, если бы не налетела локтём на турку и не обожглась. В голове чётко отпечаталась картинка с большим жёлтым баннером за окном. Наверное, потому что он мне знаком заочно — такой виден из дома моей бабушки. Так что я завернула завтрак и поехала в пригород, надеясь предупредить этого человека. Я не всегда так поступаю, просто здесь мне примерно удалось угадать месторасположение, а ещё… Я ни разу не предсказывала убийства. На дорогу ушло около двух часов. Я вышла на железнодорожной станции и сразу увидела тот злополучный баннер. Однако понятия не имела, как к нему подступиться, и как из всех домов у меня получится найти нужный. Так что решила сократить путь через сквер, который звездой расположен вокруг всей территории. Я долго блуждала по диагоналям, вымеряла ракурс. Встретила какую-то парочку подростков, но они были слишком заняты лобзаниями, чтобы заметить меня. Поэтому не думаю, что кто-либо может подтвердить мои скитания. В конечном итоге, мне всё же удалось определить подходящий ракурс и выйти на нужную улицу. Забор оказался раскрыт нараспашку, поэтому я сразу заподозрила неладное. Хотела постучать во входную дверь, но та лишь легко отъехала в сторону. Я собралась с силами и зашла внутрь; благодаря остаточным воспоминаниям быстро сориентировалась внутри. А там уже лежал он… Чон Хосок. Мне честно казалось, что он ещё дышит, поэтому я подняла нож и откинула тот в сторону. Одной рукой зажала рану, а другой принялась набирать телефон скорой. Но потом до меня дошло, что я не чувствую пульсации в ране. И что человек передо мной слишком бледен и холоден, чтобы быть живым. От шока и испуга я забилась в угол, набирая полицию. Было так страшно, просто невероятно. Меня всю колотило. От непонимания происходящего первый звонок я случайно сбросила, на подкорке осознавая, что не в состоянии объяснить ситуацию. Потом собралась с силами и во второй раз дозвонилась до участка, кое-как сумев рассказать про труп мужчины. Для того чтобы вспомнить адрес, мне пришлось выйти на лужайку перед домом Чон Хосока и посмотреть на номер улицы. Там я и осталась ждать приезда полиции, вся в крови… Да даже мой телефон испачкался. У меня не было причин, убивать Чон Хосока. Я его не знала, никогда с ним не встречалась; я всего лишь хотела помочь. Пожалуйста, поверьте мне. Даже если вы сочтёте мой дар глупостью и посмеётесь, просто поверьте в то, что я невиновна.

~

— Что ты думаешь на счёт этого всего? — интересуется Чонгук, озадаченно затягиваясь электронной сигаретой и выпуская клубы дыма в воздух. — Серьёзно ей веришь? — Нет, конечно. Но в том, что Лиса — убийца, тоже сомневаюсь. Есть что-то мутное в ситуации. Чутьё мне подсказывает, — сообщает Чимин. Он вытаскивает использованный стик из IQOS-а и аккуратно запускает тот в мусорный бак поблизости. — Нужно хорошенько всё проверить. Съездить на место преступления, посмотреть, не припаркованы ли где машины? Возможно, показатели видеорегистраторов что-то дадут. Адвокат Пак кивком соглашается, почти что безвольно. Облокачивается на скользкие металлические перила и смотрит на закатный Сеул, расстелившийся перед ними с высоты птичьего полёта. Адвокат Чон же заботливо устраивается рядом с другом, втягивая вишнёвый запах внутрь лёгких. — Даже если дело не выгорит то, хотя бы Чеён отвлечется. — Как она? Я знаю, что близится год с того… — Чонгук неуверенно замолкает, не решаясь продолжить. Он переводит сочувственный взгляд на Чимина, а затем выпрямляется. Перекатывается с пятки на носочки, точно что-то понимает. — Поезжай-ка ты домой, а я смотаюсь на место преступления. Проведу небольшую оценку местности. Может, удастся убедить начальника дорожной станции предоставить нам видео с того дня. — Лучше я с тобой. Чеён всё равно предпочитает мне уголовный кодекс, — болезненно ухмыляется Чимин. — Всё настолько плохо? — Иногда я боюсь, что приду домой, а там она — с порезанными венами в ванной и запиской на столе, — честно признаётся адвокат Пак, мотая головой и пытаясь отпугнуть ужасные картины от глаз. — Она забросила пить антидепрессанты, совершенно не следит за здоровьем. Единственное, что хоть немного позволяет ей расслабиться — это работа. На эту тему говорить не даётся, всё заканчивается либо сексом, либо бурной ссорой. — Мне очень жаль такое слышать, хен. Если бы я только знал, чем могу тебе помочь… — Всё наладится, Гук. Просто нам обоим нужно ещё какое-то время. — И Чимин натянуто улыбается. Специально, дабы заверить взволнованного адвоката Чона в том, что у него полный порядок в душе. Но Чонгук знает друга чуть меньше двух декад; его не проведешь. Он готов поклясться, что различает за наигранностью во взгляде озеро горечи, выходящее за берега. — Ладно, хватит с нас драматических отступлений. Лучше давай решим, куда заедем перекусить по дороге, — заканчивает адвокат Пак и с усердием бьёт по поручням, — ещё нужно купить кофейные зёрна, потому что кофемашина пустует.

~

Лиса смотрит на родителей, прижимая трубку к уху, и из последних сил держится, чтобы вновь не расплакаться. Она через силу заверяет, что с ней не обращаются как с мусором. Что вполне себе неплохо кормят. Что у обвинения нет никаких серьёзных доказательств и что за неё не нужно волноваться ни в коем случае. Сокамерниц окрещивает просто милейшими женщинами, умалчивая про одну дамочку, публично сознавшуюся в убийстве собственного мужа. — Моя маленькая девочка, — шепчет госпожа Манобан и прикладывает руку к плотному стеклу. Отчим поддерживающе обвивает плечи женщины и улыбается дочке. — За нас не беспокойся, мы будем в порядке. Папа переночует в твоей квартире, чтобы котам было не так одиноко. — Спасибо вам. — Манобан сглатывает ком грусти и думает, что должна как можно скорее перевести тему на что-либо другое, иначе не выдержит и даст волю эмоциям прямо здесь. — Па, а откуда ты знаком с адвокатом Паком? — С Чимином? С ним я практически не общаюсь, а вот господин Пак — мой хороший друг ещё со студенческих лет. Он влиятельный бизнесмен и соучредитель нашей кофейни, — увлеченно повествует господин Манобан. Он заботливо растирает плечи жены ладонями. — Как только мне сообщили о случившимся, то я сразу набрал его. Тем более адвокатское агентство Чимина и Чонгука — одно из лучших в Сеуле. — Адвоката Чона зовут Чонгук? — удивляется Лиса, чувствуя, как неприятно напрягаются извилины, отвечающие за память. Она даже ненадолго зависает, пытаясь угадать, где могла слышать данное имя? Чон Чонгук — звучит до боли знакомо, только вот ничего на ум так и не приходит. Манобан решает лишний раз не заострять внимание на заносчивом адвокате, вместо этого сосредотачивается на встрече с родителями. Ей нужно продержаться всего лишь десять минут; после этого она поддастся панике, страху и ощущению конца. Вспомнит ужасные картинки, мёртвого Чон Хосока и пальцы, перепачканные в липкой стягивающей крови.

~

— Четыре дома в округе пустуют. Не хочу этого говорить, но, кажется… — Он жил в идеальном месте для совершения убийства, — довершает мысль друга Чонгук, когда они с Чимином ныряют под желто-чёрную ленту. Перед ними предстаёт шикарный особняк, с ухоженной лужайкой и огромной примыкающей территорией в качестве заднего дворика. Адвокат Чон фонариком освещает бермудский треугольник из неработающих камер наблюдения и про себя кое-что подмечает. Кто бы ни был убийцей, он должен хорошо разбираться в технике. Если убийца, конечно же, работает в соло. — Знаешь, какую статью сейчас мы нарушаем? — Статья 319 УК Южной Кореи. Незаконное проникновение в жилище. — Чимин направляет фонарик прямиком в лицо Чонгука, а затем дважды щёлкает по концу, запирая и выпуская свет соответственно. Адвокат Чон недовольно хмурится и перекрещивает руки перед лицом, издавая кроткое «Ты-идиот-или-как?». — Это моё устройство стирания памяти. — Дуй внутрь, человек в чёрном. Они спешно юркают за дверь с вырванным замком и понимающе переглядываются. На втором этаже горит свет, слышатся чьи-то мельтешащие шаги — адвокат Пак кивает напарнику и первым взбирается по ступенькам. Чонгук не спорит; Чимин старше его, поэтому в ситуациях, подобной этой, он всегда перенимает пальму первенства. Инстинктивно защищает адвоката Чона как младшего брата. Потому что в доме опасно. Сюда может забрести любой, от воришки — прознавшего об убийстве — до убийцы, вернувшегося на место преступления. Либо, что маловероятно, но не невозможно, это… — Чеён?! — возмущённо восклицает адвокат Пак, складывая руки на груди в возмущении. Его глаза мерцают недовольством. — Какого чёрта ты делаешь в этой дыре в такое время и одна? — То же, что и вы, — спокойным тоном отвечает прокурор Пак, поднимаясь с корточек и вновь смотря на очерченный мелом участок комнаты. — Но, в отличие от кучки адвокатов, я здесь на законных основаниях. Она на секунду теряет равновесие, — чёртовы шпильки! — руками упираясь прямиком в кровавый эпицентр на полу. Чимин на подхвате; делает несколько широких шагов и помогает жене подняться. — Чеён, я согласен с Чимином. Одной в такое время ходить небезопасно. Мы все знаем, какие уроды шатаются по улицам, — поддерживает позицию друга Чонгук и проходит внутрь комнаты. Здесь по-настоящему уютно и чисто, даже не смотря на тот факт, что над этим местом целый день порхает команда лучших криминалистов Сеула. Адвокат Чон цепляется взглядом за череду фотографий, висящих в форме семейного древа на стене. Кажется, что за пятилетие юридической практики он насматривается всякого, но каждый раз дома погибших умудряются оставлять новые рубцы на его сочувствующем сердце. — Если верить рассказу Лисы, то Чон Хосока зарезали вон там. — Чимин пальцем указывает на выход из комнаты, а затем послушно выглядывает, проверяя свою теорию на правдивость. Это случилось поздним утром, почти днём. Следовательно, в коридоре было весьма легко заметить нападавшего. Если убийца всё это время прятался в прилегающей к коридору комнате, то Чон Хосок должен был услышать шаги. Но как тогда его застали врасплох? И почему он не сопротивлялся? В заключении судмедэксперта нет ни слова о том, что жертва дралась с убийцей. Значит, напали со спины… Ботинок адвоката Пака натыкается на что-то малое и круглое, овальной формы. Вещица противно хрустит под подошвой, так что Чимин с удивлением поднимает ногу и рассматривает маленький беспроводной наушник, примкнувший к косяку на чёрном возвышении. Наверное, вот из-за чего Хосок ничего не заподозрил — он попросту ничего не слышал. — У него остались жена и четырёхлетняя дочь, — резюмирует Чеён, ставя рамку со снимком на кофейный столик обратно. Прокурор Пак слишком занята рассказом о произошедшем, чтобы обратить внимание на то, как её муж со вспышкой нагло фотографирует одно из доказательств. — Сегодня я виделась с ними и окружным прокурором. У убитого иногда были не затяжные романы, вполне возможно, что это было убийство на почве ревности. — Чеён-Чеён, — недовольно сетует Чонгук, натягивая латексные перчатки и раскрывая ежедневник Чон Хосока, — а как же презумпция невиновности? Лиса, может, и сумасшедшая, но явно не убийца. Вполне возможно, что из-за случившегося у неё помутился рассудок. — Кончайте сплетничать, — приказным тоном просит Чимин, возвращаясь обратно в комнату. — Нам вообще-то запрещено между собой разглашать материалы дела. — Но ты первый начал. — И первый закончу, — уверенно докладывает адвокат Пак и на носочках крадётся к жене. Но только для того, чтобы заковать её в замок из рук и ласково прижать к груди. — Попалась. Если бы я был какой-нибудь маньяк или насильник, то давно бы начал приставать. Так что больше никаких рейдов по местам убийства в одиночестве, идёт? — Хочешь, расскажу, как я бы тебе ответила, применяя тхэквондо? — Прокурор Пак поворачивает голову и носом упирается в мужскую щёку. — Начала бы с удара локтём по кадыку. — М-м, продолжай, — инстинктивно понизив голос, произносит Чимин практически в губы Чеён. Парочка на несколько мгновений забывается. Опьяненные чувствами и тем фактом, что это второй раз на неделе, когда у них получается так много времени находиться в компании друг друга, они беззастенчиво целуются. — Побойтесь Бога, бесстыжие, — хмыкает Чонгук, закрывая ежедневник убитого, полностью скопированный на телефон, — благо там заполнено страниц двадцать от силы — и закатывает рукава на пиджаке. — Мы всё-таки на месте преступления. — И у меня все ещё есть право вас арестовать. — Прокурор Пак ухмыляется. Стягивает использованные перчатки и нарочно втягивает мужа в требовательный поцелуй, оплетая его шею руками. А тот и не против, лыбясь как мартовский кот и утопая в лакомых прикосновениях. — Как обычно жду в машине, — возмущённо выдаёт адвокат Чон, кривляясь и собираясь покинуть место преступления от греха подальше. — И лучше вам тоже поторопиться и не оставлять никаких биологических следов! — кидает он вдогонку.

~

Я следую за высоким мужчиной, везущим чьё-то мокрое увесистое тело на тележке. Из-за запрокинутой головы лица утопленника никак не удаётся разглядеть, однако можно без проблемно различить белесые волосы и дорогой костюм с люксовыми ботинками. В заброшенном помещении пахнет ужасным смрадом; в этом пристанище для наркоманов вообще тяжело находиться длительное время из-за смеси не самых приятных запахов. Убийца одет всё в тот же наряд, что и вчера — в кепке, со знакомой банданой на голове, в широких солнцезащитных очках и маске-респираторе. Он медленно шагает, носком дешевых кроссовок отталкивая от себя использованные шприцы, по направлению к большому резервуару, бывшему когда-то бассейном. Мы останавливаемся у бортика, когда убийца скидывает грузное тело вниз, в небольшую лужу, образовавшуюся после ночного дождя. Дырявая крыша позволяет осадкам попасть внутрь бассейна и слегка наполняет его водой, отчего кровь, скопившаяся на одежде трупа, окрашивает всё в красный. Убитый лежит лицом в плитку, неестественно расставив руки и ноги, и от этого страшного зрелища бунтуется желудок. Убийца закидывает чёрненький портфель рядом, позволяя вещице размокнуть в этой каше из грязи и крови. Он разминает шею, достаёт фотографию, с перечерканными лицами, и уже собирается в сторону выхода, когда позади раздаётся отчётливый звук каблуков. Его кулаки невольно сжимаются, тележка неосторожно остаётся на месте, а сам мужчина бросается в укрытие в сторону давно неиспользуемых душевых.

~

— Мисс Манобан, давайте договоримся, что впредь подобного рода информацию Вы будете сообщать сначала нам, а потом уже прокурору Пак, — стараясь сдерживать эмоции в узде, негодует Чонгук. Он нервно щёлкает дорогой ручкой, делая очередную пометку в углу бумаг: «чокнутая или соучастница?». — Но я сообщила об этом лишь охраннику нашей камеры, попросив кого-нибудь проверить бассейны. Я уверена в том, что за этим стоит тот же человек, что убил Чон Хосока. И если полиция поймает настоящего убийцу, то с меня смогут снять обвинения, — взбудоражено сообщает Лиса, пытаясь жестикулировать скованными в наручниках запястьями. — Боюсь, что это могут неверно истолковать в суде. — Адвокат Пак замечает скептический настрой адвоката Чона и поэтому — под столом — весьма красноречиво наступает на пятку друга. — Пока что закона о поддержке ясновидящих у нас, увы, нет. Мисс Манобан… — Можно просто Лиса. — Лиса, — Чимин приветливо улыбается давней знакомой. И подозреваемая понимает, что в этой комнате находится, по крайней мере, один человек, который верит ей или хотя бы заинтересован в том, чтобы её освободить. Когда она успевает впасть в немилость Чонгука, Лиса не знает, но его тяжелый взгляд чёрных глаз теперь кажется ещё более знакомым. — Мы должны уведомить Вас, что сторона обвинения запросила провести психологическую экспертизу, назначенную на завтра. Вы должны письменно дать согласие на это. Адвокат Пак протягивает двенадцать бумажных страниц, скреплённых сверху скобкой, где наперёд — галочками — отмечены места для подписи. Затем он выхватывает зажатую между пальцев ручку адвоката Чона и с самым невинным видом протягивает её подозреваемой. Чонгук охает от наглости, скользя на стуле и упираясь в пластиковые боковушки. — Сегодня мы получим записи с камер видеонаблюдения железнодорожных станций. Если мы сумеем доказать, что Чон Хосок был мертв до Вашего приезда в дом, то нам останется сочинить правдоподобную речь для защиты. Вряд ли суд поверит в потусторонние силы, даже если это и правда. — Если вдруг Вы вновь увидите… видение, — Чонгуку слова даются особенно тяжело, потому что, в отличие от искусного обольстителя Чимина, врать он не умеет. Адвокат Чон закусывает внутреннюю стенку щёки, в очередной раз осматривая подписывающую документы Манобан, и недоумевает, как им удастся доказать её невиновность, если она сама ведет их под следствие? — Пожалуйста, попросите охранника, чтобы он вызвал нас. Соответствующие указания они получат. Лиса понимающе кивает, не решаясь заговорить. Она боится вступать в диалог с Чонгуком, потому что тот, очевидно, не намерен общаться с ней больше, чем того требует судебное разбирательство. Её, в принце, такой расклад устраивает — дружелюбный адвокат Пак располагает к себе гораздо сильнее. — Готово! — заявляет Манобан и возвращает соглашение с ручкой обратно. — Это всё? — Да. На сегодня. Адвокаты встают со своих мест, одновременно под копирку запахивая пиджаки. Лису такое зрелище невольно веселит, но ей блестяще удаётся подавить смешок и сохранить серьёзное выражение лица. — И помните, если Ваши права как-то будут нарушены или ущемлены, Вы тотчас об этом докладываете нам. Ваше дело немного осложнено тем, что убитым оказался племянник окружного прокурора, поэтому… Как бы помягче выразиться, возможны акты не вполне законного вмешательства. — Погодите, адвокат Пак, кем-кем был Чон Хосок? — искренне удивляется подозреваемая, округляя глаза от захватившего разум шока. Племянник окружного прокурора? Мамочки, да меня теперь по стенке размажут! А вдруг произойдёт фальсификация доказательств? Нет, спокойно, Лиса. Тебе не о чем волноваться, ты ничего не совершала и правда на твоей стороне. — В суде так же мастерски изобразите, что Вы ничего не знали. — Адвокат Чон, — сквозь зубы рычит Чимин, незаметно дубася друга портфелем по бедру. Он никак не может совладать с этим неугомонным борцом за правду, а в последнее время тот совсем отбивается от рук, — прошу, простите его, Лиса. У моего коллеги остались самые худшие прокурорские замашки. Такие как бестактность и недоверие. — Всё в порядке, я с таким сталкиваюсь большую часть жизни. Как и с прозвищем «чокнутая». Но мне достаточно хотя бы Вас, адвокат Пак. Спасибо, что взялись за это дело и помогаете, — искренне благодарит Манобан, поднимаясь с места и услужливо кланяясь на прощание. И хотя Чонгук чувствует себя довольно пристыженно, он ничего не может выдавить в ответ. Лишь возвращает привитую обществом любезность, искоса поглядывая на Чимина. — И ещё кое-что, — напоследок уточняет подозреваемая, когда адвокаты уже доходят до двери. — В сегодняшнем видении, убийца был в наушниках и слушал радио. Негромко, чтобы не перекрыть посторонние звуки, но я запомнила, о чём там говорилось. Германия обыграла Бразилию со счётом семь-один. Надеюсь, это поможет определить время, когда преступник был в заброшенном бассейне. — Боюсь, Вы только что предсказали счёт в полуфинале чемпионата мира по футболу. Он сегодня начинается в два часа дня, — пораженно выдаёт Чимин. — Хотя у нас всё равно не было бы времени посмотреть, правда, адвокат Чон? — Я не люблю футбол. — До свидания, Лиса. Берегите себя, — дружелюбно выуживает адвокат Пак, выталкивая хмурого коллегу за дверь со словами «да что с тобой сегодня такое?».

~

Чеён не должна выполнять обязанности полицейского участка, самолично разъезжая по заброшенным бассейнам Сеула и проверяя факты. Но что делать, если ей весьма доходчиво намекают, что нет ни свободных офицеров, ни веских оснований заниматься погоней за призрачными трупами? Вот будет сообщение о теле, тогда они и поговорят, а на данный момент, «милочка», — покиньте участок и не мешайте работать. Прокурор Пак не верит в видения и ни на секунду не сомневается в причастности Лалисы Манобан к делу. Однако ей кажется, что эта хитрая подозреваемая может из-за страха за собственную шкурку сдать сообщников в обмен на сокращение тюремного срока. И прикинуться какой-то ясновидящей — очень даже рабочая схема. Изобретательности таким махинаторам не занимать; вот только Чеён обязательно ту прижучит, вместе со всей преступной группировкой, и добьётся самой высшей меры наказания. Мысли о работе хотя бы на некоторое время отвлекают её о мыслях о… суициде. В последнее время внутренняя тяга к жизни опускается на дно Марианской впадины, а каждый новый день даётся тяжелее, чем предыдущий. Прокурор Пак отчаянно пытается не сдаваться, слушает какие-то аудиокниги, вселяющие веру в завтрашний день, но фальшивый оптимизм авторов не прошибает, а лишь наоборот. Чеён и держится только благодаря Чимину, который так старается сохранить их брак и их самих, взваливая на свои плечи непосильную ношу тягача. Но чем дальше всё заходит, тем больше она думает, что ему пора двигаться дальше. Без неё. Найти себе кого-то не поломанного, не разбитого, с огоньком внутри — прокурор Пак слишком тёмная и мрачная для такого солнечного мальчика. У Чеён даже есть намётки для завещания, и если до конца дела у неё не получится победить эту апатичную тоску в груди, то она применит заготовленный план «Б» на практике. Таблетки куплены, текила спрятана — если честно, прокурор Пак где-то на подсознательном уровне чувствует, что ей не удастся выйти из этого состояния живой. Да, Чимину будет безмерно больно какое-то время, но затем он оправится. Переживёт, создаст семью с кем-то, кто сможет дать ему «и жили они долго и счастливо». В конце концов, незаменимых не бывает, а найти кого-то получше прокурора Пак у адвоката Пак получится в два счёта. Чеён медленно плетётся по коридору заброшенного бассейна, освещаемого дырами между настилом над головой. Она и думать не хочет о том, во что наступает подошвой лаковых дизайнерских туфель, выходя в общую комнату с аварийно-опасной крышей. В нос сразу же ударяет ни с чем несравнимый запах гниющего человеческого тела, отчего желудок прокурора Пак затевает войну. Неужели я действительно нашла кого-то? У Чеён кофта отдаёт жасминовым кондиционером для белья, так что она рефлекторно натягивает рукав потуже и закрывает нижнюю часть лица. Рядом с краем бассейна стоит окровавленная тележка, а внизу лежит труп непонятно сколькидневной давности; прокурор Пак сильнее вдыхает аромат и различает на лежащем рядом портфеле знакомый бейджик. Её взгляд рентгеном скользит по телу, отчего Чеён точно пробивает током, и она хватается за поручни, бегло спускаясь на семи сантиметровых шпильках вниз по лестнице. Прокурор Пак не знает, откуда набирается столько смелости, чтобы подойти к убитому и, при помощи лежащего в кармане белесого платка, повернуть его лицо. Но когда она видит стеклянные глаза, набухшую кожу и чувствует непередаваемый трупный запах, Чеён не выдерживает. Она делает несколько поспешных шагов в сторону, падает на колени и позволяет себе опорожнить желудок. По спине проходит беглая дрожь, смесь ароматов не оставляют и шанса скудному завтраку, который, по чистой случайности, ей сегодня удается разделить с мужем. Но самое худшее заключается не в том, что прокурор Пак зарабатывает очередную психологическую травму и чувствует, как судорожно опустошается желудок. И даже не в том, что за ней несколько секунд наблюдает убийца, а затем напряженно удаляется к выбитым в душевой окнам. Самое худшее — это то, что она знает убитого. Это её коллега и тот, с кем Чеён уже три года делит кабинет. Это Мин Юнги.