Черепашки-ниндзя: Большой запретный плод

Холодно. Суставы какие-то ломкие, кожа, набравшая воды, разбухла и пошла волнами. Голова… Ставшая уже привычной ватная глухота в черепной коробке, заменяющая мозг после ударной дозы таблеток, но также и что-то новенькое: пустота слева, словно мыши прогрызли утеплитель в стене; продуваемая ветрами дыра с сухим мышиным пометом в том месте, где раньше были рисунки и песни. Майки стало не по себе. Он дернулся, окончательно просыпаясь, и его тело содрогнулось в испуганном спазме, не найдя под собой опоры. Худшее пробуждение в его жизни, как внезапное падение во сне, только наяву — Микеланджело ушел с головой под воду и судорожно рванул наверх, наглотавшись воды. Ощущение ломоты во всём теле навалилось на него уже в полную силу, дыра никуда не исчезла. Всё же не лучшей идеей было засыпать в воде… Засыпать?! Чёрт! Сражаясь с кашлем и бессистемно хлопая руками по воде, в попытках удержаться на поверхности, подросток закричал: — Кожеголовый, вставай! Просыпайся немедленно! Ящер моментально открыл глаза, но пробуждение в воде явно не выбило его из колеи; аллигатор изящно перевернулся и спросил: — Что такое, парень? — Ты должен… Вот чёрт! Боже! Лео меня убьет! Отнеси меня в логово! — Ох, блин… — поморщился Кожеголовый, — Я же обещал тебя вернуть… Неловко вышло. Ладно, главное — без паники. Домчим тебя в момент. С этими словами аллигатор выбрался из бассейна и с легкостью вытянул за собой подростка. Кожеголовый не соврал — они и правда добрались до места в момент, и когда ящер вынырнул из-под воды и Майки оказался на суше, аллигатор смущенно сказал: — По поводу того, что произошло вчера… — Нет времени! — прервал его Микеланджело и буквально рванул с места, отправившись петлять по запутанным туннелям. Подросток словно бы пытался обогнать само время, что, конечно же, было невозможно. Как бы быстро он сейчас не бежал, это не отменило бы того факта, что Майки пообещал не задерживаться, а потом пропал, опустившись под воду с трехметровым зубастым монстром. Микеланджело не знал, сколько он проспал, но по его ощущениям он проторчал в логове Кожеголового где-то пол ночи. Боже! Леонардо наверняка считает, что он уже мертв, а когда окажется, что это не так, с удовольствием воплотит своё предположение в жизнь, и будет прав! Майки прибавил ходу. Он старался не думать о вакууме слева, старался, но все равно думал. Чем больше проходило времени, тем больше в Майки крепла уверенность — он в себе что-то сломал. Это ощущение оббивки, стекловаты, наполняющей голову после каждой отвязной тусовки давно стало ему привычным, но каждый раз длилось всё дольше и дольше, до этого самого момента, пока не образовалась дыра. В дыру эту упирались рассуждения, проваливались куски идей, пустота была сродни чёрной дыре: она меняла мысли вокруг себя, заставляя их быть тяжелее, неповоротливее, и в конце-концов они стекались к ней. Дыра. И от чего-то Микеланждело был уверен в том, что это навсегда. Он пытался утешить себя тем, что ему поможет Донни, но даже его оптимизма не хватало на то, чтобы настолько игнорировать реальность: сегодняшний Донателло едва мог помочь самому себе. Майки было страшно. Но думать уже было некогда: за поворотом показался вход в убежище, и Микеланджело влетел туда, выпаливая заготовленную речь: — Боже, Лео, я виноват, я знаю, просто там был бассейн, и ещё куча всего, и… Но речь тут же заглохла. Что-то было не так. Лео и правда был в гостиной, но старший брат совершенно не отреагировал на появление пропавшего подростка, и не выразил ни ярости, ни удивления, только продолжал смотреть в одну точку, стоял и смотрел, нависая над… Над… — Циклоп пал! — выкрикнул Донни и глупо хихикнул, — Атлант повержен! Донателло сидел на полу, обхватив ступни руками, сидел прямо напротив Боттичелли, обездвиженного, серого, опрокинутого на спину, обмякшего. Гигант валялся на полу, и его конечности были нелепо раскинуты в стороны, и расслабленную шею венчала свернутая голова, и лицо больше не выражало ни страха, ни напряженной задумчивости, равнодушная маска с лунными месяцами приоткрытых глаз, мёртвых глаз. — Я пытался ему помочь, — еле слышно сказал Леонардо, — Должно быть, проглотил что-то с пола. Я забыл его покормить… Тебя искал. — Прием Геймлиха не окажешь тому, у кого вместо живота — панцирь! — продолжал веселится Донни, раскачиваясь вперед-назад, — То, что должно было случится! Пазл! Кусок к куску! — Но… Но… — заикнулся Майки, отмаргивая подступившие к глазам слезы. — Должно быть кубик лего, — продолжал Леонардо, игнорируя обоих братьев, — Я делал искусственное дыхание, но… Чем это поможет, если кубик ещё там? Микеланджело оступился. Слезы полностью размыли окружающий мир, отрезая его от реальности. Он ничего не понимал. Ужас сковал каждую клеточку его тела. — Грядет, грядет начало конца! Последние фигуры на доске! Майки импульсивно шагнул к Леонардо, обращая к нему свои испуганные, залитые слезами глаза. Брат повернул голову — и ударил поддых отстраненным, холодным взглядом. Микеланджело всхлипнул раз, другой. Истерика подбиралась к горлу. Лео отвернулся. Он смотрел на труп Боттичелли, и всё, что он мог чувствовать, это бесконечную, безграничную усталость. Донателло продолжал выкрикивать одержимый бред на фоне. Ничто больше не имело смысла. Любое сопротивление приводило к заведомому проигрышу. — Нет… Нет! — наконец дошел до осознания Майки, — Это неправда! Он зарыдал. Ему хотелось подойти к телу, но немыслимым казалось коснуться холодного панциря, нарушить безмятежный покой равнодушного ко всему Боттичелли. Если он коснется его, прижмет его голову к груди, это будет значить, что это всё по-настоящему, на самом деле, а этого просто не могло быть. Микеланджело сорвался с места, оставив позади отчужденного Леонардо и заливающегося безумным смехом Донателло. Он ворвался в комнату к Рафаэлю и вывалил на него всё вперемешку с рыданиями: — Раф, Ботти мёртв, он мёртв, а Донни сошел с ума, он подавился кубиком лего, а я, я, похоже, что-то сломал в своем мозге, я закинулся Улыбашками, Раф, и теперь совсем не могу думать… Он всё говорил и говорил, визгливо выталкивая из себя слова, и не смог остановиться, даже когда понял, что Рафаэль, похоже, настолько напился, что ушел в полную отключку, и Майки всё говорил, толкая брата, умоляя его подняться: — Пожалуйста, Раф! Пожалуйста, проснись! Пожалуйста, пожалуйста! Ботти мёртв, мёртв, и я совсем не знаю, что делать, мне так плохо, пожалуйста, Раф, я не знаю, что мне делать, не знаю, не знаю, не знаю… Рафаэль не просыпался. Он пьяно всхрапнул, когда брат принялся его трясти, но похоже, что парень находился так глубоко в алкогольном забвении, что не смог бы вернуться в реальность, даже бы если этого захотел. Майки медленно сполз по кровати на пол, сотрясаемый рыданиями. Он всё ещё продолжал повторять бессмысленные «пожалуйста» снова и снова, пока не лишился голоса. Он лежал на полу, словно раздавленное насекомое, и когда слезы кончились, продолжал сотрясаться, выталкивая из себя всхлипы и стоны. А рядом тяжелым пьяным сном спал Рафаэль, также раздавленный, прибитый к поверхности, но уже алкоголем, и внешний мир был для него недостижимо далек, как далека поверхность воды для обитателя Марианской впадины. Карай выдохнула и нажала на дверную ручку. Отец, конечно же, был там — восседал за своим монументальным столом и ожидал её. Девушка, конечно же, ничего хорошего не ждала. Ороку Саки поразил её, как только она вошла. Отец улыбнулся. Это была нехорошая улыбка — оскал собаки, за секунду до того, как она вонзит в тебя зубы. — Здравствуй, отец, — осторожно поздоровалась Карай, пытаясь оценить положение дел. И тут произошла вторая странность, напрягшая девушку даже больше. Вместо того, чтобы по обыкновению начать свою подчеркнуто-высокопарную, обвешанную излишними вежливостями речь, подбираясь к волнующей его теме постепенно, кружа вокруг своей цели, словно всё та же собака, он… Не сказал ничего. Просто поднял в воздух руку, демонстрируя дочери тонкую полоску металла. …Которую она даже сначала не опознала. До той секунды, пока отец не сдвинул этот сегмент, превращая полоску в веер. Её веер. Подарок Леонардо. — Ты рылся в моих вещах?! — вспыхнула девушка, делая шаг вперед. Это было большой ошибкой, позволить ему вывести её из равновесия, заставить повысить голос, обиженно выкрикнуть эту детскую, необдуманную фразу. Но если это была манипуляция, то она сработала — Карай была вне себя от ярости. О, Ороку Саки не принялся оправдываться. Не начал толкать спич о том, что в семье не может быть секретов. Даже не заикнулся о чести. Нет. Всё с той же змеиной, дьявольской улыбкой, мужчина поднял в воздух вторую руку. Он занес над столом кисть, показывая странный жест, два пальца, указательный и средний, сложенные вместе, по крайней мере Карай казалось, что это жест, пока он не скрестил пальцы, заставляя объект, зажатый между ними, провернутся, являя ошеломленной девушке сюрикен. Сюриен, помеченный тем же знаком, что и веер во второй руке. Улыбка медленно превратилась в оскал. Она поняла все в ту же секунду. Девушка упала на колени, умоляя её простить, снова и снова бормоча извинения, так быстро и запутанно, что Карай уже сама не понимала, что говорит. А Ороку Саки тем временем поднялся из-за стола. Обошел его. Пересек кабинет. Не торопясь. И остановился перед ней. Карай не смела поднять глаз. Она смотрела на носки его ботинок, и даже вид одной его обуви вселял в неё первозданный, дикий ужас. Он ещё не ударил. Он поднял её подбородок, глаза в глаза, кобра, гипнотизирующая кролика, и сказал, и слова звучали в её голове, и ничего более, кроме слов, не осталось. Он сказал: «Ты расскажешь мне всё. От и до. С самого начала.» На его лице больше не было фальшивой улыбки. Ничего фальшивого — только искренняя, всепоглощающая ярость. Она кивнула. Отец повалил её на пол, толкнув прямо в лицо. Леонардо натянул на труп простыню. Это была ткань с веселыми ананасами — другой под рукой не оказалось. Не сказать, что стало лучше: очертания тела явственно проступали наружу, придавая логову вид места преступления. — Судьбы не скрыть, — сказал Донателло и хихикнул. Леонардо сейчас отдал бы всё, лишь бы оказаться где-нибудь в другом месте. Он понятия не имел, что делать с трупом, и, честно говоря, у него совершенно не было сил этим заниматься. Он, как никто другой, прекрасно осознавал, чем может обернуться мешканье в подобной ситуации, но парень просто упал на диван и закрыл глаза. К чёрту. К чёрту всё. Телефон деликатно пискнул. Лео, утомленно пробормотав «ну кто там ещё?», вытащил чефон из-за пояса. В сообщении от Карай было только одно слово. «Крыша» Отправлять ответные сообщения с некоторых пор он не мог, но и этого ему хватило. Её там не было. Леонардо уже думал, что девушка имела в виду не эту крышу, или что это всё было ошибкой, или хуже того — злой шуткой. Но его сомнения рассеялись, когда в сантиметре от его ноги в бетон вонзился сюрикен, обдав его крошкой. — Ты, — прошипела она с максимальным презрением, приземлившись на другом конце. — Какого чёрта?! — воскликнул парень, отскакивая назад, — Карай, в чем дело?! Девушка выпрямилась, вставая в боевую стойку. Под правым глазом набухал мощный синяк. Лео впервые видел её в полном обмундировании: нагрудник заменял привычную ему кожаную куртку, ноги и руки сковывали железные пластины. Не смотря на всю ситуацию, парень всё же восхитился этим зрелищем. — Ты всё знал, — убежденно выкрикнула Карай, злобно выплевывая каждое слово, — Знал с самого начала. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — твердо заявил подросток, делая шаг назад. — Посмотри, — приказала девушка, — Посмотри под свои чёртовы ноги. Он посмотрел. Лео узнал его — тот самый сюрикен, отправная точка всех их проблем. Чёрт. — Я… — запнулся Леонардо, — Я должен был сказать тебе, зна… — Он мёртв, — прервала его девушка, — Если хочешь знать. Умер в течении двух дней от потери крови. Фонг Ли был в розыске, поэтому не мог обратиться в больницу. Умер в каком-то притоне, не приходя в сознание. Ты убил его. — Ох, — вздохнул Лео, — В этом всё дело? Я… Их катаны скрестились. Всё произошло молниеносно, Леонардо даже не успел заметить, как достал оружие. — Идиот, — сказала Карай, продавливая его, — Хамато Йоши убил мою мать, убил Тэнг Шен! Ты покрывал его! — Хамато Йоши? — Сплинтер! — Карай яростно выкрикнула имя, одновременно отталкивая Леонардо. Подросток повалился на спину, шокировано глядя на девушку. — Сплинтер?! Карай, я… Клянусь богом, я не знал, что… — Довольно! — девушка беспомощно стукнула клинком возле его головы, — Готовься, сволочь! Они придут за вами этим утром, клан профессиональных ниндзя, и вырежут каждого, слышишь, КАЖДОГО! И только попробуй спрятаться, только попробуй убежать, они найдут тебя, из-под земли достанут, я найду тебя, слышишь?! Она исчезла. Растворилась, как и всегда — с невероятной, нечеловеческой скоростью. Её слова, её яростный, хриплый крик, до сих пор стоял в ушах. «Только попробуй спрятаться, попробуй убежать»… Абсолютная бессмыслица. Если она хотела, чтобы их застали врасплох, то зачем было об этом говорить? Только если… Если она не хотела его предупредить. Леонардо неуклюже поднялся, пряча катану за спину. Да, он скрыл от неё тот факт, что он знал, что якудза охотятся за их кланом. Но… Неужели у Карай никогда не проскакивало подозрений, когда он рассказывал о своих тренировках ниндзюцу? Конечно, мало кто бы заподозрил, что нелепые мутанты из канализации, играющие в ниндзя, и есть тот клан, за которым приехали якудза из самой Японии, но… Неужели они оба не врали сами себе? — На улицах так опасно, Кейси! — почти кричала Эйприл, — Это простая мера безопасности, и вообще, честно говоря, мне кажется, что это не твоё дело! — Мера безопасности?! МЕРА БЕЗОПАСНОСТИ?! — возмутился подросток, — Послушай себя, Эйприл! Ты собираешься переехать к двухметровой крысе-извращенцу в канализацию! Да это в сто раз опаснее, чем любые монстры снаружи! — Следи за языком, молодой человек, — усмехнулся Сплинер и приобнял девушку за плечо, — Как по мне это и правда совершенно не твоё дело. По невообразимым причинам Сплинтер, похоже, даже получал удовольствие от этого скандала. С места, где происходила стычка, не было видно тела, накрытого веселенькой простынкой, и сам сенсей обнаружил его лишь пару минут назад, когда вышел на голоса ссорящейся пары. Труп, похоже, не вызвал у него расстройства, и учитель, лишь на секунду остановился, прежде чем переступить тело, и подойти к подросткам, как ни в чем не бывало. — Уж я как нибудь сам решу, что моё дело, а что не моё, крыса ебанная, — с агрессией выплюнул подросток. — Кейси! — возмутилась Эйприл. — Ничего, моя дорогая, — усмехнулся Сплинтер, — Беззубая дерзость — признак ограниченного разума. — Вот сейчас и посмотрим, кто тут без зубов останется… — прошипел парень. — Кейси, пожалуйста! Он же тебя убьет! — взмолилась Эйприл. — Послушай девушку, юный воин, и иди отсюда, пока не нарвался на последствия, совладать с которыми не в силах. Это перестает меня забавлять. — Это он-то меня убьет? — с презрением выпалил парень, — Это я, чёрт возьми, его прикончу. — Вон, — раздался голос сзади. Троица обернулась. За их спинами стоял Леонардо. Парень напряженно застыл у входа, глядя на присутствующих исподлобья. — Кейси, Эйприл — идите, — приказал подросток. — Лео! — воскликнул Кейси, — Но хоть ты скажи… — Потом, — через зубы процедил Лео. Это обрывистое «потом» прозвучало достаточно убедительно. Эйприл вопросительно посмотрела на Сплинтера, и тот молча кивнул девушке. Она вышла, утягивая возмущенного подростка за собой, и натирая свободной рукой пространство между лопаток — место со сведенной татуировкой до сих пор побаливало. — Так что… — начал было Сплинтер, когда возмущенные голоса окончательно затихли. И был прерван катаной, устремленной в его голову. Катана встретилась с обнаженным клинком, возникшем из трости — металл въелся в металл со злым, страшным звуком. — Что ты, чёрт возьми, себе позволяешь?! — спросил учитель, и попытался отвести оружие в сторону. Ученик, однако не позволил этому произойти — Леонардо тут же попытался нанести удар с другой стороны, метясь в открытый бок в полную силу. — Я знаю, что ты убил её, старая сволочь! — закричал Лео, ударяя катаной по подставленному клинку, — Ты всё испортил! — Убил кого, чёрт тебя дери?! — возмутился сенсей, с силой отталкивая от себя подростка. Отскочивший Леонардо тут же вновь бросился вперед, метясь острием в живот: — Тэнг Шен! — Тэнг Шен? — удивленно переспросил Сплинтер, чуть не пропустив удар, — Чушь какая. Очнувшись, учитель в последний момент отскочил в сторону, позволяя Леонардо пролететь мимо. — Чушь, чушь, чушь! — истерично закричал подросток, подкрепляя каждый выкрик ударом, — Всё-то у тебя — чушь! Я больше в это не верю! — Блядь! — выругался Сплинтер и каким-то невообразимым образом ухитрился поймать подростка за запястье, — Я говорю тебе — я не убивал Тэнг Шен! Просто… Поверь мне! Леонардо сработал инстинктивно. Он мастерски совершил зацеп, повалив учителя на пол и направил на него свою катану. Сенсей смотрел на острие, тычущее ему в лицо. Лео победил. Впервые, без поддавков, по-настоящему, и эта катана секунду назад могла оказаться в его сердце. Но нет. Подросток бросил оружие на землю и с отвращением сказал: — Люди Ороку Саки придут за тобой утром, крыса. Они знают, где ты. — Мы дадим им бой, — уверенно ответил Сплинтер, — Собери парней, скажи им, что у меня есть план. Пусть поспят этой ночью — силы им пригодятся. — Да пошел ты, — усмехнулся Леонардо и покинул гостиную. Подросток дождался, когда логово уснет. Это случилось довольно скоро — обитатели, утомленные горем, алкоголем и безумием, нашли спасение во сне. Он шел вдоль стены, завешенной экзотическим оружием, и сжимал в руке самый банальный нож. Это показалось парню забавным. Он хихикнул. Звук в пустом додзе прозвучал чрезмерно зловещим. Ну что же. Чего ещё ожидать, когда идешь на убийство? Исход был один, потому что… Хамато Йоши должен умереть. Ему было непривычно управляться ножом. Впрочем, все должно было закончится либо быстро, либо не в его пользу. Не смотря ни на что, такого противника переоценить было сложно. Панно легко отъехало в сторону. Сердце колотилось бешено — адреналин превращал его в дрожащую струну. Глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте. В комнатке постепенно проступают очертания — вертикальные полоски панелей, тумбочка, силуэт, лежащий на бамбуковом коврике. Хорошо. Значит — не проснулся. Он даже успевает сделать к нему шаг, и сжать нож покрепче. Потом понимает. Что-то не так. Глаз выхватывает все больше деталей, не совпадающих, неправильных. В эту же секунду зажигается свет: кто-то дергает выключатель настольной лампы, стоящей за его спиной. — Привет, Леонардо, — приветствует его Донателло, сидящий на полу, — Пришел его убить? Похоже, что ты опоздал. Донни хихикает в своей новоприобретенной манере. Лео резко поворачивается, и ясно видит в свете лампы: пустая бутылка саке, таблетки, разбросанные по всему полу, коробочки, пустые кластеры. Серый набухший язык, торчащий из его глотки. Глаза навыкате. — Как и я, впрочем, — ухмыляется Донни, — Забавно. Ровно те же таблетки, что я подсыпал ему в бутылку, представляешь? Ещё одно доказательство действенности планов старушки-судьбы. Нож легко выскальзывает из его ладони. Леонардо смотрит на него — бессмысленный, бесполезный кусок стали. Донни встает, и, перешагнув через нож, подходит к дальней стене. — Хочешь, кстати, раскрою тебе секрет многочасовых медитаций. Стопроцентная нирвана — до такого не додумались бы даже шаолиньские монахи. Донни пинает одну из панелей, и Лео, уже без всякого удивления видит, как она отъезжает в сторону. За ней — лестница, ведущая наверх. Донателло поворачивается к брату с абсолютным восторгом в глазах. Кажется, что он вот-вот воскликнет «таа-даа!», как паршивый фокусник. Но похоже, что произведенный на брата эффект его совсем не удовлетворяет. Поэтому он заходит с другого фланга: — Я подслушал ваш разговор, там в гостиной. Похоже отец опять лишил нас удовольствия. Решил, что такая честь, как убийство самой большой крысы во вселенной, может достаться только ему. И если даже такой самовлюбленный засранец, как он, предпочел такую смерть, то как же страшен этот Ороку Саки? Лео продолжал молчать. — Похоже, что это конец, брат. Знаешь, о чём я жалею больше всего? — Ну и о чём же? — Жаль, что, похоже, так и умру девственником, — Донателло глубоко вздыхает, — А так хотелось бы отведать хоть одну хорошенькую киску… Леонардо сдается. Он прописывает брату прямой удар, и Донателло хватается за лицо, ловя прыснувшую из носа кровь. Он смеется, позволяя крови стекать по подбородку. Смеется, и кровь везде, и он протягивает ладони, перемазанные красным, будто делясь с Лео самой смешной шуткой на свете. Смех преследует Лео, когда он уходит из додзе, и даже когда закрывается в комнате. Захлебывающийся смех настоящего безумца. Рафаэль проснулся в середине ночи. Он сел на кровати, потирая лицо, и Майки, разбуженный шумом, проснулся вслед за ним. Видимо, его настолько вымотала истерика, что он заснул прямо здесь, на полу. Рафаэль равнодушно посмотрел на брата, и даже не поинтересовался, почему он здесь. Майки сел, обняв колени, и наблюдал, как брат открывает банку пива, и, поморщившись, делает глоток. Сэмюэл Адамс. Так они и вышли в гостиную: Раф с банкой в руке, и его молчаливый заплаканный хвостик. Леонардо уже сидел там, равнодушно подпирая голову руками. Донни — тут же, рядышком, весь в потеках засохшей крови, увлеченно играет с ракеткой с привязанным шариком. Рафаэль чуть ли не буквально наткнулся на труп Боттичелли. Майки боязливо остановился в паре метров. Нарисованный на повязке Рафаэля глаз, который с пару дней назад от скуки накорябал младший брат, придает лицу Рафа легкое выражение удивления, хотя сам подросток, похоже, не очень-то и впечатлен. Раф смотрит на труп и делает ещё один глоток. — Должен сказать, — начал Донни, не поворачивая головы, — Ты был прав, Раф, во время нашей дискуссии о фатализме. Мы все заслужили небесной кары, как ты и говорил, но к счастью Фортуна справедливо прикончит нас этим утром, и все вернется на круги своя. — Вот как, — ответил Раф и сделал глоток. — Собирай вещи Раф, если есть что, — говорит Лео, — Сплинтер мёртв, и через несколько часов сюда ворвутся якудза. Нам нужно уходить. — Вот как, — всё так же равнодушно повторил брат, — И куда это? — Решим на месте, — ответил Лео, — Это всех касается. Мы уходим. — Я никуда не иду, — отвечает Донни, в очередной раз промахиваясь по мячу, — Не знаю как вы, а я планирую честно встретить свой рок. — Я остаюсь, — соглашается Рафаэль, — Хочется посмотреть, на что они способны. Уложу, сколько смогу. — Блядь… — тихо вздыхает Лео, — Завязывайте с этой хуйней, а? Через пятнадцать минут у входа. — Мы должны похоронить Боттичелли… — едва слышно произнес Майки, — Лео, ну так же нельзя… — Да ладно тебе, Лео, — утешил Раф, — Хватит. Куда мы пойдем? Если ты не забыл — мы мутанты. В городе, в котором рыщут команды по очистке, и стреляют на поражение в каждого, кто хоть немного отличается от человека. Выхода нет. Донателло залился смехом. Никто даже не дернулся — за последние дни они привыкли к этим спонтанным взрывам хохота и слез. — Ну, конечно! — выкрикнул Донни, едва борясь с гоготом, — Как же я сразу… Не понял… Всё же вело… Не к смерти! Донателло вскочил и бодро побежал в лабораторию. Он вернулся обратно, сжимая в руке пробирку, наполненную светящейся жидкостью. — Что это? — с подозрением спросил Леонардо. — Это то, над чем я работал всё это время! — воскликнул Донни, с гордостью поднимая пробирку над головой, — Я планировал, что это штука понадобится нам, чтобы сбежать от Сплинтера, но похоже, что это уже неактуально… Донни хихикнул вновь. Братья терпеливо ждали. — Концепция заключается в том, — продолжил он, — Что та жидкость, которую обнаружили мы с вами, является мутагеном. То есть, как не трудно догадаться, смешивает ДНК двух существ, принадлежащих к разным видам. К примеру, черепахи и человека… — То есть это… Мама? — удивленно переспросил Микеланджело. — Заткнись, Майки. Итак, у нас есть доминантная первоначальная ДНК черепахи, и примешанная к нему рецессивная ДНК человека. На этой основе можно создать ретромутаген — то есть мутаген, которой вернет ДНК первоначальное состояние. Но если ещё немного поработать над этой формулой… — Донни потряс пробиркой, — Мы получи рецессивный-ретромутаген, который… — Превратит черепах в людей… — закончил за него Рафаэль. — Бинго! — улыбнулся Донни, — Четыре симпатичных мальчика-подростка, которые без проблем впишутся в любое общество. Конец истории. — Мутанты снаружи… — задумчиво проговорил Леонардо, — Твоих рук дело? — Мне нужны были данные… В начале. А потом… Это просто было забавно. — Ты… — запнулся Лео, — Ладно. Не важно. Нет времени. Это… Должен признать, ебанутый ты ублюдок, это может сработать. — Секунду, — остановил его Рафаэль, — Если у тебя есть рецессивный-ретромутаген, то значит, что есть и просто ретромутаген? — Ну… — сбился Донателло, — Не так много, но да. — А это значит… Что мы сможем просто стать черепахами. Как пыталась мама, — заметил Майки. — Что? — возмутился Леонардо, — Это идиотизм. Зачем кому-то… — Бездумные, счастливые черепашки, — усмехнулся Раф, — Не знающие ни грусти, ни вины. — Даже если и так, то за ними должен кто-то присматривать. Нельзя же просто… — Потом, потом! — прикрикнул на них Донни, — У нас мало времени. Мы успеем решить и потом, кто станет черепашкой, а кто человеком. — Никто не станет…! Ладно. Ладно. Ты прав, — согласился Леонардо, — Нет времени на споры. Нужно ещё решить, что делать с якудза. Нам придется с ними разобраться, так или иначе. Они не прекратят нас преследовать, пока мы от них не избавимся. Найти новое убежище, продумать план действий… На всё это уйдет время. — Знаете… — подал голос Микеланджело, — Кожеголовый говорил, что он разбирается в сантехнике… Что если мы дождемся их и просто здесь всё затопим? Тогда ведь вода унесет наши вещи, и нас будет сложнее отследить… Братья синхронно уставились на Майки. — Знаешь что? — сказал Лео, — Это и правда хороший план. — Это возможно, — подтвердил Донателло, — Если мы забаррикадируем все выходы, кроме одного, и подорвем главные трубы… Напора хватит, чтобы затопить один отсек. — Нужно будет оставить единственный выход, по которому придут они, и уйдем мы. Устроим западню. — Да, — подтвердил Леонардо, — Да, да, да. Хорошо. Но надо работать быстро. Лео и Раф остались в логове работать над западней. Майки и Донни отправились к входу в убежище Кожеголового. Стоило им подойти к мутной воде, как на поверхности тут же показался ящер: — Хорошо, что ты пришел. Я тебя караулил. Я хотел сказать, что… О, привет, — запнулся аллигатор, увидев Донателло, — Ты тоже здесь. — Нет времени, Кожеголовый, нет времени! — Майки встал на колени, наклоняясь к каналу, — У меня для тебя большая просьба. Огромная. — В чем дело? — Нужно затопить отсек «С», — встрял Донни, — Целиком. — Вы что? Я же здесь живу, — воспротивился ящер. — Кожеголовый, миленький, послушай, пожалуйста! — взмолился подросток, — Это вопрос жизни и смерти! — Это всё же мой дом… — У меня есть что-то, что может подтолкнуть тебя к верному решению, — улыбнулся Донателло, и выудил из-за спины пробирку, — Здесь находится жидкость, которая превратит тебя обратно в человека. Это, наверное, покроет убытки от потери всего того хлама, что ты насобирал в стоке… Не говоря уже о том, что у тебя больше не будет причины жить в этой вонючей дыре. — Стать… человеком? — неверяще переспросил Кожеголовый. — Вот видишь, — усмехнулся Донни, обращаясь к брату, — Как легко повлиять на моральный выбор благодаря материальным ценностям… — Нам нужно будет затопить блок по сигналу. Причем моментально. Чтобы у нас была фора, но остальные выбраться не сумели… Ты сможешь это сделать? — Чёрт. Это будет сложно, — ответил Кожеголовый, не отрывая взгляда от пробирки, — Но… — Но? — переспросил Донни и помахал стекляшкой. — Но если я одновременно перегружу две главные трубы… И в критический момент перенаправлю поток на центральную… Да, в теории это возможно. — Вот и отличненько! — обрадовался Донни и протянул жидкость аллигатору. Ящер с вожделением потянулся на встречу, но Донателло тут же одернул пробирку, словно только что вспомнив важную информацию: — Только не выливай её на себя до того, как закончишь с работой. Нам нужны будут твои способности водоплавающей рептилии, пока всё не завершится. — Да-да-да, конечно! — с готовностью согласился Кожеголовый и получил вожделенную пробирку, — Постучите по 82 трубе какой-нибудь железякой, когда пора будет перенаправить давление. Она проходит через наши логова, я услышу. — Вопрос жизни и смерти, — напомнил Майки, — Не подведи. — Разумеется, — ответил ящер и исчез под водой. Чуть позже, когда братья возвращались обратно, Майки спросил: — Слушай, а разве в пробирках с желтыми крышками не был рецессивный-ретромутаген? — Всё верно, — согласился Донни. — Но если Кожеголовый был человеком…  — То это, блядь, будут его самые дорогие суши в жизни, — самодовольно выпалил Донни. — О боже! Это же ужасно! — возмутился Майки, — Я ещё успею его предупредить! Я должен… — Тише, ковбой, — брат поймал его за руку, — Он давно уже уплыл. У тебя нет на это времени. — Но так же нельзя… — Однако, — зловеще улыбнулся Донни, — Так будет. С этим Микеланджело спорить не мог. Дальнейший путь они продолжили молча. Эйприл О’Нил всю ночь пролежала без сна. Решить было тяжело — с какими-то из аргументов Кейси девушка не могла не согласится, хотя, конечно, во время их спора этого не признавала. Они ещё долго ругались по дороге домой. И хоть во многих словах друга была логика, у Эйприл в рукаве был неоспоримый аргумент, который пока, правда, был известен только лишь ей одной. И это знание перевесило все за и против. Поздним утром девушка просто вышла из дома, катя за собой чемодан, набитый вещами, и оставив за дверью в очередной раз пьяного в усмерть отца. Колеса весело шуршали по дороге в робком шуме пробуждающегося города, и девушка даже остановилась у какой-то клумбы, чтобы нарвать трогательный букетик мелких белых цветов. Это было не принято, но… Что из того, что собиралась сделать она, вообще было нормальным? Недалеко от входа в канализацию, которым обычно пользовалась она, девушка застала странную картину. На скамейке сидел подозрительного вида парень, в нейтральной зеленой толстовке и штанах в цвет. На его коленях покоилась коробка, в которой сидели три черепахи, занятые красным яблоком. Фрукт был слишком большой для их клювов, и черепахи по очереди пытались его надкусить, но ни одной из них эта задача не давалась. Так и яблоко и качалось из стороны в сторону, не доставаясь никому, а черепахи бездумно пытались победить его снова и снова. С нарастающим чувством сюрреализма Эйприл заметила, что парень плачет, и слезы падают всю в ту же коробку. Эта сцена отчего-то вдалась ей в память, и Эйприл ещё долго не могла избавиться от этого образа. От всего этого веяло какой-то жутью, но быть тем, о чём ей подумалось в первую очередь, это просто не могло: количество черепах не совпадало, да и вообще, это какое-то безумие. Так что девушка приказала себе выкинуть это из головы. — Отойдите, мисс, — отогнал её рабочий, засовывая насос туда, где она, собственно, планировала спустится. Вокруг сновало множество людей в жилетах. Кипела работа. К месту стекалось все больше и больше техники. Всё это совершенно не понравилось девушке. — А что тут случилось? — спросила Эйприл, состроив самые милые глазки, на которые была способна. То ли это сработало, то ли работяге захотелось поделиться горячей новостью: — Авария. Причем серьезная. Добрую половину канализации залило. На первых этажах сейчас будет… Капец. Всё попрёт обратно. Подвалы так и уже… — Так что там, внизу… Всё залило? — Ну так яж говорю! — раздраженно повторил мужчина, — Под самый потолок! Ремонт мэрии в нифиговую копеечку встанет! А потом ещё и суды… — Ясно… — потеряно отозвалась Эйприл, — Спасибо. Девушка ещё некоторое время постояла рядом, пока бегающие с инструментами и шлангами сантехники её не прогнали. Белый букетик, теперь казавшийся совершенно ни к месту, она положила на люк, попавшийся по дороге. Эйприл пошла, волоча за собой чемоданчик. Ей следовало всё хорошенько обдумать. Девушка брела, сама не зная куда, унося всё дальше и дальше от логова маленькую клеточку, покоившуюся где-то внутри, пока ещё неразумную, не похожую на человека, но уже — живую, уже обещающую расти и развиваться, чтобы в конце-концов стать большим плодом. Её большим запретным плодом. _______________________________________________________________ 1 декабря Эйприл О’Нил родила здоровую девочку, 3 килограмма, 300 граммов, 51 сантиметр, которая была названа Мэй. Эйприл и Кейси приняли решение съехаться приблизительно за девять месяцев до этого, к чему на удивление благосклонно отнесся отец парня. Джонс старший отметил, что «Кейси как будто бы взялся за ум, а учится тот никогда и не учился, пусть так хоть поработает.» По настоянию девушки Кейси забросил хоккей, и вскоре молодая пара расписалась, однако девушка брать фамилию жениха не стала. Вскоре отношение родственников со стороны жениха заметно ухудшилось — всё сильнее проявляющиеся азиатские черты лица малыша было сложно игнорировать. Кейси Джонса, однако, это похоже не сильно волновало. Через шесть лет мать Мэй Джонс отдала малышку на тренировки дзюдо, не смотря на все протесты отца. Девочка, впрочем, склонности к боевым искусствам не проявила, и куда больше заинтересовалась в музыкальном кружке начальной школы, который привил ей любовь к гобою. Примерно в это же время бесконечные перебранки окончательно надоели Кейси, и он принял решение развестись и вернутся к учебе. Эйприл, однако, до сих пор интерпретирует его поступок как: «да свалил он к той сучке блондинке из старбакса». Карай покинула Нью-Йорк с отцом в тот же день, когда больше половины их клана погибло в водяной ловушке под городом. Девушка даже мельком увидела Эйприл из окна машины, когда водитель вез их в аэропорт. Она покинула город своей первой любви со смешанными чувствами, но приняла твердое решение больше никогда в него не возвращаться. Через неделю Ороку Саки получил весточку от помощников, оставшихся в США, чтобы завершить неоконченные дела. Спустя множество взяток, полученных работниками морга разных статусов, они смогли с уверенностью сообщить, что среди тел не было обнаружено никого, кто подходил под описание Хамато Йоши. Карай, находившаяся в момент получения этой новости отцом, отметила, что тот по непонятной ей причине вздохнул с облегчением, узнав, что его злейший враг всё ещё мог быть жив. Любого, кто открыл бы в этот день газету, ждал шквал сенсационных новостей. Первую полосу, конечно же, занимала история о грандиозной аварии, повлиявшей на экономику на многие месяцы вперед, и по прошествии этих месяцев уже успевшая всем надоесть. Затопленные по щиколотку первые этажи, уничтоженная техника, компенсации, выплаты, погрязшие в густой грязи после схода воды подвалы, плесень, ремонт улицы, ремонт домов, ремонт, конечно же, самой канализации! Кто виноват, что делать? Грандиозный скандал. Тема вторая, чуть менее нашумевшая, но неразрывно связанная с первой — трупы, найденные во время ремонта. Пятнадцать человек, запертые в водной ловушке — кто они были? Бездомные? Вероятно — в затопленном блоке впоследствии были обнаружены следы проживания. Точнее сказать трудно — смертоносные потоки воды, 30 километров в час, уничтожили мелкие улики. И опять, статьи, статьи, статьи — бездомные, психически больные, безработные, кто виноват, либералы, республиканцы?! Ходили слухи, что погибшие во время наводнения были каким-то образом связанны с якудза, но источник этих слухов был неясен, да и любой здравомыслящий человек сразу бы откинул подобную версию. Потом совсем уж запозднившиеся любители кофе по утрам, пробравшись через абзацы и абзацы политики, смогли бы докопаться до темы не менее интересной, чем её предшественники, но ими же и погребенной и сосланной на страницу предпоследнюю, теснящуюся с колонкой рыболова-любителя. Эта неудавшаяся сенсация повествовала о беспризорном мальчишке, в тот же злополучный день объявившемуся на пороге приюта. Тарзан, как окрестила его одна из газет, пришел сам, однако предысторию свою либо держал в тайне, либо и вовсе оказался немым. Поиск по базам никакого результата не дал — мальчишки словно бы никогда и не существовало. Ассоциация Неравнодушных Матерей, уже было обрадовавшаяся первому успеху, вскоре подтвердила, что объявления о пропаже этого ребенка никогда к ним не поступали. Вполне вероятно, что ребенок стал жертвой семейного насилия: врачи зафиксировали на теле следы систематических избиений. Статья, агрессивно прижатая к краю секретами ловли на живца, здесь и обрывается. Только в двух других, менее крупных газетах, вскользь упоминается о том, что у мальчика, по разным версиям были с собой: а.) 3 ящерицы или б.) 4 черепахи. Кому из них верить и верить ли кому-то вообще — предоставляется на выбор читателю. Дальнейшая судьба мальчика-Тарзана СМИ не освещалась. А для любителей проверить свои дедуктивные навыки есть специальные издания, в которых сомнительных историй на любой вкус. Так называемые желтые газеты так же не упустили возможности нажиться на недавних сенсациях. Те же журналы, что недавно писали о похищениях людей розовыми пришельцами, принялись тиражировать в слух о том, что на затопленной заброшенной станции метро была найдена утонувшая двухметровая крыса, но эта утка прошла незамеченной, как и все до нее. А на сообщения об аллигаторе, обнаруженном в Нью-Йорксой канализации, даже заядлые любители паранормального закатили глаза — это байка была настолько древней, что даже среди подобных изданий считалось дурным тоном публикация такого рода историй. Ещё одна редакция упомянула о гигантской черепахе, также найденной мертвой у дальнего стока. Но эта ложь была настолько хлипкой, что её форсирование редакторы сочли излишним. Впрочем, после инцидента с чудовищами, заполонившими Нью-Йорк, подобные новости просто перестали вызывать интерес. Монстры, державшие в страхе мегаполис, исчезли так же внезапно, как и появились. Ученные до сих пор пытаются выяснить причину загадочной мутации. Но всё это доказывает лишь одно — всё, рано или поздно, приходит в норму.