Черепашки-ниндзя: Большой запретный плод

Удовольствия от секса она не получала. Нет, сам процесс её не интересовал, но истинное наслаждение крылось вовсе не в этом. Понять такие вещи могла только настоящая женщина, коей она, конечно, и являлась. Для настоящей женщины важен не сам акт соития как таковой, а всё, что идет с ним рука об руку. Ей нравилось, как горели его глаза, когда она растворяла дверь после короткого условного стука. Нравилось, что именно она возбуждает в нем этот животный голод. Нравилось, как он наблюдал за ней, пока она неторопливо снимала одежду, и, равнодушно перешагнув оставленное белье, ложилась рядом, прижимаясь к теплому меху. От него шло живое, обжигающее тепло. Это было таким правильным, таким естественным. Он был мужчиной, она была женщиной, и каждый отдавался своей роли до конца. Он обнимал её, прижимал к себе, и говорил, облеченно закрыв глаза. Он говорил: «ну наконец-то ты здесь». Он говорил: «я так устал моя девочка, так устал». Он говорил: «только ты меня и понимаешь». И все эти горячие вздохи облегчения накатывали на неё волной любви и сочувствия к этому большому, одинокому мужчине. И боги, как же ей нравилось оттягивать тот самый момент удовольствия, забалтывать его, пока её пальцы раз за разом выводят на его груди «люблю». Эйприл писала букву за буквой, играя с его мягкой податливой шерстью, и в голове это слово горело ярким огнем, написанное заглавными буквами. А он прятал улыбку и позволял её намеренно наивным вопросам уводить повествование в сторону, ударяясь в излишние детали. И хоть он, как и положено мужчине, в первую очередь желал её тела, девушке всё же казалось, что эти разговоры нужны и ему. Ведь, как признавался он сам, до этого он никому об этом не рассказывал. «Только тебе, » — горячо шептал он ей в шею, и Эйприл в очередной раз задумывалась, как, должно быть, это было тяжело. Столько лет носить это в себе, ни имея возможности ни с кем поделиться. Он рассказывал свою историю частями. На каждом из их свиданий девушка узнавала об одном из этапов его жизни. Сплинтер рассказывал ровно столько, сколько хватило бы для того, чтобы её заинтриговать — а потом не отвечал ни на какие вопросы, сколько бы она его не умоляла. «Ну хватит, » — в какой-то момент серьезно заявлял он, — «пора тебе немного поработать». Но до этого момента… До этого момента истории отправляли их на много лет назад, в те времена, когда молодой одинокий мужчина переехал в Нью-Йорк, чтобы сбежать от самого себя. «После смерти Танг Шен и Мивы мне хотелось исчезнуть. Попасть туда, где абсолютно все будет другим, где ничего не будет напоминать о том, что было.» — А она была красивая? — наивно спрашивала Эйприл, заглядывая ему в глаза. Он только усмехался и целовал её в макушку. Потом Хамато Йоши устроился работать на стройку. Ему было необходимо что-то простое, чтобы не нужно было ни о чём думать. «Тяжелый физический труд не оставлял сил ни на что другое. Да и парнем я был крепким, привыкшим к нагрузкам.» И Эйприл зажмуриваясь, представляя молодого накаченного красавчика с фотографии. Стройка была где-то на отшибе, большой проект, нужны были лишнее руки. И в один из дней в вырытом под фундамент котловане обнаружилась лужа. «Сразу поползли какие-то странные слухи. Рабочие говорили, что лужа-то была не простая, но мне не хотели пояснять, что это значит. А потом одно за другим: решено было перенести место стройки на пару сотен метров в сторону, а яму закидать грязью. А это месяц работы насмарку, начинай сначала. И вроде бы даже земля, на которую перенесли стройку, нам до этого не принадлежала. Откуда взялись деньги, кто так быстро дал разрешение — ничего не понятно. Опять же, поговаривали, что дали приказ «сверху». Но что стояло за этим «сверху» никто толком пояснить не мог.» Яму быстро отгородили заборами, завесили все предупреждающими знаками. Но засыпать не торопились — не было ясно, кто должен был этим заняться, и пока тянулись споры, котлован наполнялся водой под открытым небом. «Из-за заборов было сложно разглядеть, что происходит внизу. Мы больше не ходили через эту территорию, но я пару раз уходил в обед, чтобы поглазеть. И при ярком солнечном свете этого было почти не разглядеть, но я могу поклясться, что снизу шло слабое зеленое свечение.» А через неделю пропал работник — один из тех новичков, которых наняли на стройку вместе с Йоши. Ему тоже не давала покоя зеленая жидкость, может потому, что именно он работал на экскаваторе в тот день, когда обнаружилась лужа. «Коди, кажется так его звали. Мы мало общались. Знал о нем только то, что он держал дома ручного крокодильчика. Здоровый был парень, немного нервный, но добродушный.» А однажды… Однажды он вновь решил прогуляться до заборов во время обеда. Мимо него прошмыгнула крыса, коих было просто уйму в те дни, и бросилась прочь через котлован, спасаясь от непрошеного гостя. «И с одной стороны туда залезла крыса… А через пару секунд, не знаю, как это описать… С другого конца вылезло какое-то существо, покрытое наростами, и шустро вскарабкалось по стене ямы. Всё произошло так быстро… До сих пор я не могу сказать, была ли эта та крыса, или же что-то иное…» И тогда Йоши решил с этим разобраться. Он пошел в зоомагазин, и с порога попросил дать ему любых мелких зверей, да побольше. Как раз кстати совсем недавно вылупился выводок черепашек: ему сразу могли продать шесть штук, включая маму. «Пойдет, » — ответил Йоши, доставая бумажник, — «Аквариум и лампы не нужны. Просто положите их в какую-нибудь коробку.» Он пришел туда ночью, когда на стройке никого не осталось. Во тьме таинственное зеленое свечение было абсолютно бесспорно. Перелезать через забор с коробкой под подмышкой было чертовский неудобно: черепахи все время пытались выбраться наружу. Да и спуск к луже был очень крутой, практический отвесная стена. «Я сорвался. Полетел вперед, коробка открылась. Часть черепах сразу полетела в воду, две остались на земле. Я бы смог сохранить равновесие, если бы не запнулся об последнюю — она упала в воду вместе со мной. Только одна чудом осталась на берегу. Оттуда я уже вылез таким, каким знаешь меня ты — а за мной потянулись странные человекоподобные дети.» Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы рассказать эту историю целиком. Множество, множество ночей, под покровом которых она в тайне пробиралась в логово. Он настаивал на том, что её никто не должен видеть. — Ты узнал, что это была за жидкость? — спросила Эйприл, прижимаясь к нему покрепче. — У меня было время, чтобы изучить этот вопрос. Много, много времени. Я до сих пор не могу с уверенностью сказать, что именно превратило меня в то, чем я являюсь сейчас. Но… — Но? — Всё-то тебе надо знать, — усмехнулся Сплинтер, — У меня есть предположение, что это связанно с заводами, которые не утилизируют свои отходы. Всё это слишком дорого, миллиарды и миллиарды долларов каждый год. Гораздо дешевле дать пару взяток тут и там, и построить подземные трубы, которые будут выводить все эти отходы прямо в море. Но поддерживать эти трубы в хорошем состоянии сложно, ведь по документам их нет, а они зачастую пролегают под чужими и городскими территориями. Вот они и стачиваются, и постепенно дают течь по всему городу. — А правительство? — возмутилась Эйприл, — Неужели они об этом не знают?! — Милое, милое дитя. А кто, по-твоему, получает все эти взятки? — И откуда тебе всё это знать? — Дело в том, — отозвался Сплинтер, — Что я как раз строил один из таких заводов. А теперь иди ко мне и займемся делом, малышка. Эйприл нехотя позволила ему усадить себя сверху. Ему нравилось так, и только лицом к лицу. Почему-то Сплинтера страшно раздражал иероглиф, набитый у неё между лопаток. Впрочем, девушка никогда не пыталась узнать, почему. Итак, они «занялись делом». Признаться, ей этого не хотелось. Сплинтер был не осторожен, и ей не раз бывало больно в процессе. А ещё ей не нравилось, как пристально он за ней наблюдал. Она всегда пыталась смотреть куда-то в сторону, поэтому в этот раз не сразу заметила, что он смотрит куда-то мимо неё, и его морда вытягивается в непонятном выражении. Она остановилась лишь через пару секунд, когда было мучительно поздно. А он… Он что-то подозревал уже давно. Ведь Донни, в отличии от своих братьев, частенько не спал ночами. И иногда он что-то слышал, нечто, похожее на шаги, но в гостиной никогда никого не было. И Эйприл… Почти перестала к ним заходить днем, но при встрече продолжала упоминать тренировки или говорила о Сплинтере так, словно видела его совсем недавно. И он подозревал… Но не верил. Не верил до той самой секунды, пока вновь отчетливо не услышал то ли смешок, то ли стон, не верил, пока все голоса не возвопили «иди!», не верил, пока не вошел в додзе, и не увидел дрожащую полосу света на полу… Не верил до тех самых пор, пока не увидел Эйприл О’Нил, скачущей на его отце, а на её спине, в довершении ко всему, как большой средний палец, ровнехонько между её лопаток… Иероглиф, кричащий ему в лицо «хуй». — Донни… — тупо прошептала Эйприл, оборачиваясь через плечо. — Тебе бы стоило… Написать на себе «пизда», — четко выговорил Донателло и со стуком захлопнул раздвижную дверь. — Это он что... — шокировано пробормотала девушка, обращаясь к Сплинтеру, — Про мою татуировку что ли?!