Наследный принц, укравший сердце генерала

Свечи тихо потрескивали, создавая в шатре Мина особую атмосферу и даря любимый для Чимина аромат уюта. Юнги пах почти так же. Он пах чем-то хвойно-лесным после дождя. Будто путешественники остановились после дождя в лесу и развели небольшой костерок. Это была магия. Она очаровывала так же как и аромат истинного. Прощаться сил не было. Юнги почти не спал в ту ночь. Он смотрел, наблюдал, любовался. Хотелось плюнуть на всё и поехать в своё поместье, где они в первый раз полюбили друг друга физически. Хотелось не показывать мальчику ужасы войны. Хотелось защитить. Чимин же… а что Чимин? Он уйти от Юнги под утро не мог. Ему давно пора бежать запрыгивать на коня и нестись в свой холодный дворец, где не слышно больше смеха служанок и шуток стражников. Его не тянуло домой ничего, ничего кроме долга. Сердце, этот глупый орган, осуществляющий жизненно важную функцию не желало покидать ложе любимого, оставляя его на милость жесткой судьбы и стального меча. Открыв глаза, он ещё долго любовался задремавшим Мином, прикасаясь к его лицу мягкими пальцами. Желания спать не было. Сны вместе всегда были спокойными и без кошмаров, дарили силы и желание двигаться, но не сейчас. Сейчас хотелось лишь остаться в этом мгновении на веки. Хотелось запечатлеть это мгновение в себе. Медленно отстранившись туловищем, Чимин давал себе поблажку полюбоваться подольше. Но его план побега был сорван собственнической рукой, которая тут же вернула его к налёжанному месту подле Юнги. Мин нахмурился во сне и крепче обхватил тонкую талию, прижимаясь носом к затылку младшего и вдыхая аромат. Аромат из детского лета. Лимон, яблоко, слива, ваниль и корица смешались и укутали Чимина с ног до головы. Ни один парфюмер не мог бы воспроизвести его, но в этом была какая-то грусть. Мир наполнен самыми разными запахами, а такое произведение искусства такое хрупкое и фантомное… стоило Чимину не быть рядом день или два начиналась ломка. – Мне пора, дорогой. – Нет… Юнги молил. Молил о вечности рядом с Чимином. Молил о безопасности младшего. Молил о родной улыбке. – Ты ведь знаешь. Одно твоё слово, и я не уйду. Чимин знал на что перевести внимание Юнги. Мин сам запретил юноше хоть как-то подвергать себя опасности или приближаться к местам сражений. Сам взял честное слово и сейчас боролся. Боролся с ароматом, который пленял; боролся с желанием уснуть вот так навсегда; боролся с желанием оставить мальчика тут, но подвергнуть его опасности, возможно даже, смертельной. – Нет. Ты поедешь в безопасный дворец. Будешь спать в безопасных покоях на нормальной кровати. Будешь в безопасности. Словно себя, а не омегу убеждал Юнги, сильно зажмуриваясь и прикусывая тонкие губы. Омега грустно выдохнул и сжал Мина в несильных объятиях, помня о свежей ране, которая почти затянулась за эту ночь как окажется на перевязке. Чимин целовал грудь, шею и подбородок альфы беспорядочно. Прощался. Он всегда прощался с улыбкой и частыми недолгими поцелуями, которыми осыпал Юнги практически с ног до головы. Он старался улыбаться при прощании, запоминаясь счастливым для всех кроме Юнги. Только Юнги разгадал фокус и просил честно плакаться в его рубашку и понимающе поглаживал по неровно поднимающейся из-за всхлипов спине. Он прекрасно знал, как больно отпускать того, кого любишь всем своим сердцем и всей своей сущностью. – Тогда пора прощаться. До рассвета ещё час. Ты… поспи немного, милый. Только не расстраивайся. Подумаешь я уеду. Всего то... Пак всегда начинал нести всякую чушь, когда волновался или нервничал. Уже мокрые от подступающих слёз нижние веки Чимина сморгнули первые слёзы. Юнги чувствовал солёную влагу оголённой кожей груди. – Чимин, я люблю тебя, чтобы не происходило. Оставайся во Дворце. Я приду за тобой ровно через неделю мы будем около дворца. Не рвись вперёд. Возьми Хвиуни и сидите под нашим деревом. Как бы страшно не было, не иди ко мне. Там будет слишком опасно. Юнги молил, чтобы доброта Чимина не вылезла ему же боком и не стала причиной травмы или ранения.