Новостная лента 94-ого

Иногда свою реальность Выносить невмоготу. И во сне от мук спасаясь Часто вскакивал в поту. Как же быть, раздумья гложут Лучше одному в глуши, И страданье приумножит Поиск родственной души.

Август 1994       Болезненного вида девушка медленно шла вдоль полупустых прилавков и продуктовых полок. Ее размеренный шаг сопровождался треском холодных электрических ламп, заставлявших ее и без того худое и бледное лицо казаться совсем неживым. В тонкой ручке была зажата еле дымящаяся сигарета, точнее окурок, который, судя по всему, уже начинал обжигать пальцы. Это было больно, но не так больно как все остальное, что происходило в жизни этой мрачной девочки.       Магазин пуст, лишь за кассой, небрежно натянув козырёк кепки на лицо, одиноко посапывал единственный продавец. Бери и иди, никто не заметит.       Ночная посетительница, внимательно осмотрев все спиртное, выставленное на продажу, тянется к одной из верхних полок, но не достаёт. На лице на мгновение проскальзывает легкая, но болезненная усмешка, сменившаяся после на то же непроницаемое выражение, что и до этого. Хватает тонкими пальцами ближайшую склянку и плетётся к кассе все тем же медленным шагом. Ровно идёт, хотя видно, что не совсем трезвая. Кассир, заслышав чьи-то шаги, встрепенулся: «Документики ваши покажите.»       В следующую секунду перед его заспанным лицом уже был паспорт на имя Софии Васильевны Боголюбовой 1976 года рождения. Потерев усталые и чуть покрасневшие глаза, продавец начал всматриваться в снимок с документа и стоящую по ту сторону кассы девушку.       Пожалуй, понять что это один и тот же человек можно было лишь по пронзительным зелёным глазам: раньше они блестели от восторга, а сейчас- от слез и алкоголя, но, тем не менее, взгляд оставался узнаваемым. В остальном, были одни различия: густые чёрные волосы, забранные на снимке в пышный хвост, сейчас превратились в тусклые тонкие пряди, небрежно обстриженные и ниспадающие на хрупкие сутулые плечи, чуть подрагивающие от каждого вздоха, лучезарная улыбка сменилась на поджатые растрескавшиеся в кровь губы, а некогда круглое и румяное личико стало тусклым и угловатым, с запавшими глазами, обрамлёнными тёмными, в тон волос, кругами.       Мужчина за кассой, небрежно махнув рукой в сторону протянутого документа, произвёл после вполне обыденные действия: пробил штрих-код на бутылке и озвучил ее стоимость.       Свет от небольших зарешеченных окон продуктового постепенно мерк в ночной темноте, поглотившей, казалось, весь Санкт-Петербург: большая часть фонарей была выключена, как и лампы в бесчисленных серых многоэтажках. София шла в достаточно легкой одежде, особенно учитывая то, что на дворе стоял конец промозглого питерского августа.       Чуть приподняв ворот измятой темно-зелёной куртки, украшенной множеством карманов и застёжек, девушка наконец оторвала пустой взгляд от дороги и посмотрела на небо; серые, еле различимые в темноте, тучи мирно плыли в неизведанные дали, унося с собой воспоминания о прошедшем дне. Сегодня все так же, как и всегда.       В тишине раздался приглушённый скрежет, которым обычно сопровождается открытие дешевых горячительных напитков. Наощупь девушка ловко открутила жестяную крышечку и бросила ее под ноги. Это и без того грязный город, город шлюх и воров. Случится ли что-то от очередной выброшенной жестянки, от очередного шприца или любой другой ерунды, выкинутой случайным прохожим? Уже ничего не произойдёт, абсолютно ничего. Один мусор будет тонуть в горах другого мусора.       Улица была абсолютно пуста.       Вновь опустив взгляд, девушка с сожалением посмотрела на зажатую в худой обветренной руке бутылку. Стекло и жидкость в нем заключённая завораживающе поблескивали в лунном свете, мерцали, призывая незамедлительно либо опробовать содержимое, либо выкинуть куда подальше. Домой не хотелось, а на улице лишь холодало, поэтому, чуть сморщившись, Соня сделала первый глоток. Привкус алкоголя неприятно отдавался на языке, но девушка заставила себя вновь прислониться губами к прозрачному горлышку. Что ей остаётся, кроме как спиться или сторчаться? Лучше убить себя самостоятельно, чем дожидаться приговора от других. Февраль 1994       В последнее время в семье Боголюбовых происходили вещи страшные и обескураживающие, попросту удивляющие не только своей абсурдностью, но и своей несвойственностью для таких некогда тихих людей.       Соня, до дня рождения которой оставалась неделя, сидела на кухне и бездумно смотрела перед собой.       Уставший взгляд иногда чуть дергался из стороны в сторону, но неизменно возвращался в изначальную точку- вазу с увядшими цветами. Некогда пышные розы померкли и иссохли по непонятным девушке причинам. У них было все для того, чтобы прожить достаточно: свет, свежая вода, тепло, но они все равно погибли. Всему виной какая-то таинственная причина, которую брюнетка никак не могла отыскать.       За приоткрытой дверью раздался крик и звон бьющегося стекла, маты. София даже не дернулась, лишь перевела разочарованный взгляд на источник шума. Не впервой ей слышать все это, у неё уже не осталось слез и сил для грусти, не было желания встревать в конфликты. У неё не было, но младший брат, Вася, все еще боялся, старался что-то предпринять, но так наивно, так безуспешно.       Тяжело вздохнув, подгоняемая «сестринским долгом», девушка поднялась со стула и, стараясь быть как можно тише, прошмыгнула в смежную с кухней комнату.       Девятилетнего брата девушка нашла лежащим на полу. Мальчик, смахивая тёмными ресницами крупные слезинки, появляющиеся на зелёных глазах вопреки его желанию, нервно сопел и смотрел в потолок. В руке ингалятор.       Молча, аккуратно переступая через горы игрушек, разбросанных на полу, Соня подошла к брату и, неуклюже плюхнувшись на колени, обняла его. Она не могла сейчас дать ему ничего кроме поддержки, но как же сильно она мечтала через пару недель собрать вещи, Ваську и уехать куда-угодно, лишь бы подальше от этого треклятого места. Пусть он не увидит все те ужасы, которые происходят вокруг, пусть его детство будет счастливым, пусть встречает рассвет на море, в Крыму, пусть живет. Крики за дверью все не утихали, давая возможность всем в многоэтажке расслышать каждую деталь бессмысленного конфликта, заставляя Соню с Васей ближе жаться друг к другу в поиске хоть какой-то поддержки. Как же больно было девушке от мысли о том, что плохо ее единственному и самому любимому братику, что пока им остаётся только терпеть и верить в эфемерное «счастливое завтра». Март 1994       На что вообще были возложены надежды? На счастливый случай? На госпожу удачу, которая так редко снисходит до простых людей? Видимо так оно и было.       Дни тянулись нескончаемым конвоем, бесконечной вереницей один за другим, постепенно опустошая душу Сони, отнимая надежды на светлое будущее. Она не могла уехать, не могла забрать брата и оградить его от всех ужасов, происходящих дома и ставших чем-то привычным, эдакой каждодневной рутиной, она не могла оставить мать с бесноватым отцом, которого будто бы подменили. Девушка вроде бы и была свободна, но ни шагу прочь ступить не смела, сама себе запрещала.       Скандалы стали утихать, им на замену пришли молчаливые побои и угрожающий отцовский шёпот. Это было страшнее криков. Страшно, когда люди перестают сопротивляться судьбе, покорно склоняют голову и терпят бессмысленные и жёсткие издевательства, считая их неизбежными. Это неправильно, это ошибка, за свою жизнь и счастье нужно бороться до последнего.       Прижавшись чуть посиневшей и отёкшей щекой к окну, девушка смотрела на блестящий холодным светом асфальт. Глубокие лужи отражали в своей глади серое питерское небо, затянутое тучами, немного подрагивали от ветра и падающих на них капель.       Соня, несмотря на учинённые ей побои, чувствовала себе не так уж и плохо: душу грело то, что она вступилась за мать, что она не опускает руки и отстаивает не только свою честь, но и честь отчаявшихся близких.

Они вместе все переживут, справятся.

      Прислонив розовую ладонь к холодному стеклу, брюнетка начала выводить на его запотевшей поверхности незамысловатые узоры: цветочки, звездочки. Она никогда не была каким-то особенно выдающимся художником, питала большую страсть к музыке и всему тому, что с ней связано. Когда-нибудь, когда все устаканится, она сходит на концерт. Это будет самый лучший концерт в ее жизни, ознаменующий начало «нового этапа». Быть может, это будет концерт ДДТ, а может Наутилуса... Апрель 1994       Шаркая потертыми ботинками по родному проспекту Косыгина, пиная то и дело встречавшиеся на пути камушки, Соня старалась всеми силами оттянуть своё возвращение домой. Получит ведь нагоняй от отца за такой проступок, знает это, но все равно упрямо тянет время. Брат, на ее великое счастье, временно был у бабушки и за него девичья душа была спокойна. На счёт матери этого сказать было нельзя.       Некогда счастливая и румяная женщина лет 40 становилась с каждым днём все мрачнее, превращалась в собственную исхудавшую тень. Чёрные волосы теперь были украшены редкой проседью, на лице залегли глубокие морщины. Она часто хмурилась, думала о чем-то. Почему не уходила от мужа-тирана? Почему не рвалась на свободу, не пыталась спасти как себя, так и детей своих?       Спрашивать напрямую Соня не хотела, в конце концов, если мама поступает именно так, значит на это есть причины, если она их не озвучивает, значит детям не стоит их знать.        Поправив лямку висящего на спине рюкзака, девушка, успевшая дойти до своего любимого 11 дома, нервно бросила взгляд в сторону множества подъездов, которые своей вереницей уходили в самую глубь городского дворика. Ей нужно было в третью по счету дверь, на 2 этаж...        На улице так хорошо, чуть солнечно. Знаете, такое красивое предзакатное освещение, украшающее золотом все вокруг: деревья, дома, людей. Птицы вдалеке свои незатейливые песенки пели, перелетали с одной ветки на другую, махая маленькими крылышками. Беззаботные, весне радуются.       Где-то из-за раскидистых кустов, после которых начиналась небольшая, но весьма неплохая детская площадка, слышался перезвон гитарных струн, сменившийся вскоре на какую-то песню. Не слышала раньше Соня подобной музыки, было в ней что-то самобытное, цепляющее.       Желание быстренько посмотреть, «кто же так красиво играет» боролось с не менее сильным, только-только появившимся желанием избежать скандала по поводу «позднего возвращения», которого, к огромному сожалению Сони, избежать бы получилось с почти нулевой вероятностью. Не даром она минут 20 ходила кругами и пинала камни где только это было возможно.       В нерешительности девушка мотала головой по сторонам: то ли высматривала родителей, то ли просто решала куда отправится. Боязно ей было отчего-то, в душе резко, без каких-либо предупреждений, поселилось неприятное чувство, которое описанию даже не поддавалось. Просто перенервничала.       Шаг в сторону двора. Она быстренько, пара минут ничего не сделают. Поправив в очередной раз рюкзачок, ускорив шаг, София юркнула за кусты. По правую руку она тотчас приметила сидящих на скамейке парней с гитарой. Лет им было по 20 или около того, двое с тёмными волосами, третий- блондин, все с выразительными чертами.       Смущенно потупив взгляд, зеленоглазая хотела было уже произнести что-то, познакомиться, узнать что за песни ребята играют, но ее слова опередил отцовский крик из окна, который спутать с чем-либо было нельзя, хотя очень бы хотелось.       Девушка вздрогнула, обернулась в сторону дома и замерла на мгновение. Отец очень зол, пьян к тому же.       «Эй, слышь, ты чего застыла?»—из процесса осознания неприятной действительности девушку вырвал чей-то чуть язвительный вопрос       Снова обратив свой взгляд на скамейку, запуганно бегая глазами из стороны в сторону, Соня лихорадочно пыталась придумать какую-нибудь отговорку, позволившую бы ей не выглядеть совсем глупо и «не выносящую сор из избы». Один из парней, на вид самый холёный, видимо заметил отражающийся на румяном девичьем личике страх. Качнув головой в сторону одного из друзей, того, который и задал вопрос, он проговорил: «М-миш, не веди ты с-себя как животное, в конце т-то концов,—после обратился к Соне,—ты что-то хотела спросить?»       «Нет, нет, то есть хотела, но...хах, видимо времени нет совсем. Извините!»— виновато улыбнувшись, брюнетка бросилась в сторону подъезда, провожаемая недоумевающими взглядами ребят.       Наспех достав из кармана ключи, чуть не выронив их из трясущихся рук, Соня открыла железную дверь. Парадная встретила её холодным полумраком, заставила почувствовать себя будто в чьем-то старинном склепе. Не обращая внимания на бегающие по телу мурашки, девушка, придерживая рюкзак одной рукой, а второй цепляясь за деревянные перила, побежала по лестнице.       Стоило несчастной показать нос на проклятом втором этаже, как с громким стуком распахнулась и ударилась об выкрашенную стену тяжелая дверь ее квартиры.       «Быстро сюда, маленькая ты шлюха»