Другой способ

На самом деле, Ваня сразу понял, что ему пиздец. Ещё в тот момент, когда Даня, нависая над ним, тихо отчеканил: — Если хочешь, чтобы родители об этом не узнали, придётся выполнить кое-какую работу. Спокойно сказал, но уверенно. В глаза смотря. Вот прям так, чтобы Ваня взгляд опустил и задышал через раз, как всегда, когда с Даней общается. Он привык видеть своего «братца» стеснительным и невысоким (ну, по сравнению с ним, разумеется), упорно не замечая скрытой в нем силы, а порой — даже надменности; но вот сейчас, чтобы посмотреть на него, приходится поднимать глаза. Наверняка Ваня выглядит очень уязвимым. Он соврал, конечно, соврал, Даня не пахнет хвойным мылом, Даня пахнет собой, и Ваня хотел бы впитать этот запах, чтобы никогда с ним не расставаться. С некоторых пор он стал очень хорошо разбираться в мужских парфюмах — все думал, какой из них больше понравится Дане. Ваня в Бога не верит, по крайней мере, не упускает шанса сказать, что ему "все равно, есть ли где-то в стратосфере мудрый дед", но, чтобы Даня обратил на него внимание, он готов молиться, а чтобы молитвы сработали наверняка – начать встречаться с Элей. Хороший план: и отвести девушку от Дани, и отвести от себя подозрения за один ход. Правда, от такого неожиданного шантажа его никакое планирование не спасло бы, и сейчас Ваня между Сциллой и Харибдой. Как говорится, есть два стула: на одном — наказание от родителей, наверняка ещё более серьезное, чем обычно, а на другом — сами-знаете-что. И выбор точно не в пользу заостренных металлических предметов. Ваня, на самом деле, даже втайне рад, что так вышло: теперь он может выполнять все, что скажет Даня, и прикрываться страхом перед наказанием. Боже, да в том, чтобы отвечать на звонки фразой «Говорит личный секретарь Данилы Иванова» точно что-то есть. Ваня, конечно, показательно возмущается, а потом берется и уроки за Даню делать (даже почти без ошибок!), и его вещи разбирать, раскладывая неисчислимое количество одинаковых футболок по оттенкам. Задания становятся все страннее, но остановить это безумие уже не в силах ни один, ни другой, как не остановить двух упрямых противников в шахматах, чьи силы примерно равны. Ване никто, разумеется, не расскажет, что Даня тоже подсел на эту полу-игру, и его цель из «заставить брата во всем сознаться» давно уже переросла во что-то намного более серьезное, в чем он самому себе признается с трудом. Ото всех душевных метаний, правда, есть одно проверенное лекарство: Ванины глаза. В них можно разом утопить и сомнения, и страхи; и так спокойно от них делается, потому что невозможно в эту зелень смотреть без одной простой и очевидной мысли: он Дане нравится. Очень. Нравится его ужасный характер, нравятся его выходки и глупые шутки. И ради него можно и не на такое безумие решиться. В конце концов, Даня не ссыкло. Да и вообще, кто сейчас контролирует всю ситуацию, если не он?! Вот именно. Имеет полное право, в конце концов, раз уж его братец опять прое… провинился. Даня просто обязан хотя бы попробовать.

***

— Совсем кукухой поехал?! — Ну, у тебя есть прекрасная возможность избежать этого, сам ведь знаешь: расскажи все родителям, — завел Даня старую песню. — Ты, мелкий, говори, да не заговаривайся. Я тебе уже и блины готовил, и кровать заправлял, и массаж делал, — на этом моменте Даня немного стушевался, — но это уже перебор. Ты рил думаешь, что я лучше эту херню выложу, чем ремня от папы Леши получу? — Во-первых, не «эту херню», а нашу фотографию с подписью «мой король <3», а во-вторых — давай, рассказывай, раз смелый такой! Даня сидит, развалившись на диване в их комнате, смотрит насмешливо и явно изо всех сил старается показаться уверенным, но мелькающий в пальцах край свитера все выдает. Он, правда, в любом случае в выигрыше: Ваня, скорее всего, забьет на их соревнование и признается, и это даже хорошо, ну а если чаша с чистосердечным все же не перевесит — тогда… О, об этом даже думать страшно. У них у обоих будут огромные проблемы в школе, им уже не избежать насмешек и косых взглядов, но это почему-то будоражит похлеще самого серьезного экзамена. Это определенно наилучший из вариантов, хоть иногда и кажется, что он просто не вывезет ответственности за все вот это. — Дань… — голос Вани вдруг смягчился, словно он сейчас заговорит о чем-то очень сокровенном. — Дань, ну зачем тебе это? Мало ты надо мной издевался? Подумай, что в классе скажут. Ты ведь тоже под удар попадешь вместе со мной. А Даня просто довольно смотрел, как Ваня с размаху падает на диван рядом с ним и приобнимает за плечи, заглядывая в глаза. Нет уж, Вань, на этот раз твой милый взгляд не прокатит. Даня снисходительно осмотрел его с ног до головы (хотя страшно было так, что хотелось прямо сейчас крикнуть «Забудь!» и выбежать из комнаты) и насмешливо проговорил: — Нет, ну если такое задание тебя не устраивает, то есть и другой вариант… В его интонации Ваня уловил тщательно замаскированное напряжение и… предвкушение? Теплая ладонь вплетается в его волосы и тянет вниз. Вау. Неожиданно. Хитрый огонек блеснул в Ваниных глазах, и после этого потребовалось всего пару мгновений на принятие решения. Он вдруг поддался, позволил притянуть себя ближе, и, уткнувшись носом в Данину футболку, опустился ниже, щекоча его дыханием. Замер на секунду, поднял глаза. Выражение растерянности на лице Дани нужно было видеть. Нет, не то чтобы он был против — даже наоборот, Ваня на его коленях ощущался максимально правильно, — но он был полностью готов к тому, что его обложат матом и выставят из комнаты. Не обложили. Не выставили. Мягко огладили плечи, обвили за талию, выдохнули его имя куда-то в шею так, чтобы мурашки побежали, и, пока он не успел опомниться, подхватили под колени и опрокинули на спину, уложив голову на подушку у подлокотника. Он захлебнулся воздухом, еле найдя силы всполошенно выдавить: — Ва… Вань, стой! Ты что делаешь?! — Пытаюсь заслужить твое молчание, конечно! Кстати, теперь тебе действительно лучше молчать, потому что мама Лида вряд ли такому обрадуется. Он весело усмехнулся, словно ему ничего не стоило сейчас сидеть у Дани на бедрах и аккуратно убирать челку у него со лба, а потом, опираясь на локти, ложиться сверху. Он так с девушками десятки раз проделывал, и им обычно нравилось, но сейчас страшно, как в первые, и сердце стучит сильнее, чем с любой из них. Правда Даню тоже, видимо, пробрало: скулы раскраснелись, глаза прикрыты, он только дышит тяжело и руками вцепляется в Ванины плечи. Только бы не сорвалось, только бы не сорвалось, только бы не— Даня первым подается вперед и касается его губ своими. На Ваню накатывает первая, самая сладкая волна эйфории. Он Даню за эту смелость готов расцеловать, что, в принципе, и делает: мягко прижимается ближе, горячо дышит в чужие губы, ведет языком — так, как только он умеет. Уж он расстарается, уж он сделает так, чтобы Даня не пожалел о своем решении. У него только один шанс, и он обязательно использует его на все сто: будет нежно гладить запястья, будет нарочно щекотать каштановыми кудрями, будет задерживать дыхание почти на минуту, лишь бы подольше не отрываться друг от друга. Единственное его желание сейчас — вечно лежать вот так в теплых объятиях и чувствовать горячее дыхание на коже. Но через несколько минут он все же отстраняется, чуть привстает на коленях, откидывает волосы назад и смотрит на Даню. Вид у него такой, что хоть прямо сейчас фоткай да выкладывай в Инсту с каким-нибудь глупым хэштегом. Они вдруг встречаются глазами, Даня секунду медлит, а потом вскидывает брови и спрашивает, едва отдышавшись: — Ты же не думаешь, что я засчитаю это за отработку желания? А потом, уже улыбаясь куда-то в макушку упавшему на него от смеха Ване, думает, что точно не прогадал с очередным заданием. Деньги в «семейный бюджет» Ваня, кстати, возвращает тем же вечером. И Боже, если Даня каждый раз будет так его благодарить, то он готов косячить снова и снова.