Любовник смерти

Потом на моё обнажённое тело была неторопливо и вдумчиво надета целая система ремешков, что стягивала бёдра, оплетала торс и хитрым способом чуть раздвигала ягодицы. Я чувствовал себя беззащитным и доступным. Когда Том достал из ящика ошейник из чёрной кожи, в россыпи бриллиантов и с крупным кольцом для крепления поводка, у меня засбоило сердце. — Всё самое лучшее для моего мальчика, — любовно проговорил Том, застёгивая ошейник сзади. Его пальцы подушечками погладили выступающий позвонок, бережно, нежно. Потом его коснулись тёплые губы. Ошейник изнутри был обит чем-то мягким и не вызывал неприятных ощущений ни физических, ни моральных. Да и вообще, эта полярность, что я был обнажён, а Том — одет, сводила меня с ума. Я вспомнил, что в начале наших отношений шутил про себя, что Том будет водить меня на поводке по Косой аллее и оттягивать за него от витрины с мётлами. Что ж, стоит быть аккуратнее со своими желаниями, ошейник у меня уже есть. Когда Том достал пробку с чёрным пушистым хвостом, я чуть не упал в обморок. Он провокационно облизал её, а потом засунул себе в рот, внимательно смотря на меня, и у меня болезненно встал. Том вытащил глянцевито блестящую от слюны пробку изо рта, улыбнулся влажными пунцовыми губами, и меня затрясло. Я замычал. Сильные пальцы пережали член у самого основания. — Не сейчас, моя любовь. Ты же помнишь, нельзя без разрешения? А я ещё не разрешал, — он отложил пробку с хвостом, призвал Акцио металлическое кольцо, разомкнул и туго обхватил им основание моего члена. — Это не даст тебе кончить раньше времени. Выдержки у тебя совсем нет. Я тебя разбаловал, разрешая кончать столько, сколько ты хочешь и когда хочешь. Член, ограниченный кольцом, покачивался, налитый дурной кровью, пускал слюни, хотелось потереться им обо что угодно, хотелось разрядки. Я почти ничего не соображал. — На четвереньки! Я покорно встал на колени и опёрся на ладони. Ворс ковра щекотал, и даже это возбуждало. Задница под натяжением ремешков открылась ещё откровеннее. Входа коснулись пальцы, прошлись, мягко кружа, лаская. Я потянулся за такой редкой лаской. — Сладкий. Бесстыжий. Мой! — выдохнул Тёмный. Когда анус обожгло дыханием, а потом коснулся мягкий язык, я взвыл, и у меня изо рта потекли слюни. Член подрагивал, задница сладко сжималась, а Том всё ласкал меня, придерживая за бёдра, потому что я дёргался, как больной. Потом тепло его языка пропало, и сзади раздался хлюпающий звук. Я обернулся. Том сосредоточенно покрывал пробку смазкой. Улыбнулся и деловито начал ввинчивать её мне в задницу. Когда пробка вошла, заставив мышцы раздвинуться в самой широкой части, а потом сомкнуться, плотно обхватывая более узкую, Том застыл, любуясь. Я же подумал, что это самое страшное наказание, которое он мог выдумать. Пробка давила на простату, мех хвоста щекотал мошонку и внутреннюю часть бедра при любом движении, а выражение лица Тома просто сводило с ума. Я мучительно застонал и вновь затрясся. — Ну-ну, солнышко, потерпи, — он успокаивающе погладил меня горячей рукой по пояснице. А потом подёргал за хвост. Я закатил глаза и чуть не упал в обморок, когда пробка зашевелилась. Очнулся я от похлопывания по лицу. Открыл глаза, и на меня накатил весь спектр ощущений. Пробка в заднице, которая при любом движении вызывала звёзды из глаз, возбуждение, которое никак нельзя было сбросить, и хвост, мать его дери, что щекотал мне нежные места. Я замычал. Том бережно погладил меня по лицу и поцеловал в уголок раскрытых губ. — Тебе придётся потерпеть, солнышко. Ты вчера поступил плохо, испугал меня и теперь с честью должен понести своё наказание. Будь хорошим мальчиком, становись на колени. Если ты устал, я могу поставить тебя на пуф. Хочешь пить? Я закивал. Между уголком губ и кляпом Том ловко ввинтил соломинку, и я жадно попил, кашляя и давясь. Том поддерживающе гладил меня по плечу и уговаривал не торопиться. — Пуф? Я не знал, нужен он или нет. Мне хотелось только одного — кончить. Поэтому я невнятно мотнул головой, и Том, который держал меня в объятиях, поставил меня на колени, а потом толкнул легонько в спину, понукая опереться на руки. Я вновь оказался на четвереньках, стоя параллельно дивану. Том же спокойно сел на него, закинул ногу на ногу и вызвал эльфа. Заказал тому кофе и газету. Когда требуемое принесли, он поставил кофе на подлокотник, развернул газету и стал читать. Я же стоял на четвереньках рядом с ним, голый, в ремешках, с кляпом во рту, пробкой в заднице и стоящим багровым членом. Мне стало так обидно, что я расплакался. Слёзы капали на ковёр, а я даже не мог вытереть их, потому что Том велел мне стоять неподвижно. Вдруг моего члена легко коснулся кончик ноги. Я повернул голову и увидел, что Том продолжает читать газету, но пальцами ноги легко касается меня в очень нужном месте. Я часто задышал. Это было так унизительно и возбуждающе, что меня пробило дрожью. Нога отодвинулась, и я застонал. А потом он слегка пнул меня в мошонку. Я взвыл от дикого возбуждения и, не выдержав, попытался притереться к ноге, что вновь ускользала. — Стоять! — осёк меня Том. Он откинул газету, встал, склонился надо мной и дёрнул за ошейник. — Ты совсем непослушный мальчик! Я просил тебя предупреждать, где ты и с кем. Ты не послушал. Я просил не лезть в приключения. Ты лезешь. Даже такую простую вещь, как дать мне попить кофе и почитать газету в тишине, ты не можешь исполнить. Мне придётся научить тебя быть более сговорчивым. Вставай! Я уже ничего не соображал. Вставая, я пошатнулся, и Том придержал меня за локоть. Он сел на диван, чуть раздвинул ноги и похлопал по коленям. — Ложись животом. Я затоптался на месте. На колени. Животом. Как маленькому? Стыдно. — Почему я должен повторять? Я опёрся о колено руками и лёг, положив живот и грудь на колени и свесив ноги. Мой член притёрся к ткани брюк, пачкая их смазкой, и я тихо застонал. Том легко погладил меня по пояснице, прошёлся пальцами по позвонкам, а потом с оттяжкой звонко шлёпнул меня по ягодице. В теле всё зазвенело, будто тронули туго натянутую струну. Рука мягко огладила разгорячённую половинку. А потом на неё опять обрушился хлёсткий удар. Хвост мотался, пробка двигалась, яйца поджались, дыхание спёрло. Я задышал как бегун. Замычал. Из глаз брызнули слёзы. — Ты плачешь, солнышко? Почему? Я зарыдал ещё сильнее от дурацкого вопроса. Я же не могу ответить! Дёрнул бёдрами, тычась головкой куда придётся, давая понять, что мне надо. — Хочешь кончить? Я закивал, как китайский болванчик. — Ты обещаешь быть послушным впредь? Теперь я ещё и мычал, подтверждая кивки. — Ты ведь помнишь, в чём клялся мне? Я дёргал бёдрами, головой, мычал, давая понять, что готов на всё и даже больше. — Хороший мальчик. — Том вновь погладил мою поясницу, а потом обвёл пальцем растянутое вокруг пробки колечко мышц. У меня потемнело в глазах. Кровь прилила к анусу, и сфинктер стал гиперчувствительным. Эта нехитрая ласка просто сводила с ума остротой ощущений. У меня всё встало дыбом: волосы на теле, соски, что тёрлись о ткань брюк, кажется, даже дурацкий хвост. Про член я молчу. На левом бедре мелко затряслась мышца. Том щёлкнул пальцами. С моего члена исчезло ограничительное кольцо, изо рта пропал кляп. — Можно! — сказал Том и, обхватив корень хвоста, задвигал пробкой в моей заднице. Я заорал, срывая связки, мышцы низа живота резко сократились, задница сладко сжалась, член запульсировал, и я кончил так, что просто потерял самого себя в ощущениях, пространстве, времени. Это был очень долгий, мощный, яркий оргазм. Я бился на коленях Тома, пока он остервенело двигал пробкой в заднице. Когда меня отпустили судороги оргазма, Том скинул меня на пол и скомандовал: — На колени! Я встал, Том сдёрнул штаны, вцепился в колом стоящий член, весь в потёках предсемени, и в два движения разрядился мне прямо на запрокинутое лицо. Зарёванное, всё в слюне и красных следах от ремешков. Он пожирал взглядом моё лицо, и тёплые струйки попадали мне на щёки, ресницы, лоб, чуть приоткрытый рот. Я вдруг увидел нас будто со стороны. Голый я, в ремешках и с хвостом в заднице, стою коленопреклонённым перед мощной фигурой полностью одетого Тома, который лишь приспустил штаны и кончает мне на лицо. Не выдержав, я схватил свой многострадальный член и начал дрочить, нарушая запрет. Внутри всё сладко сжалось, и я вновь кончил, хватая ртом воздух и ловя на язык последние капли семени, которые на меня выплёскивал Том. Облизавшись, я завалился на спину, раскинул руки, ноги и закрыл глаза. Я был опустошён, разрушен и снова собран. Сильные руки потянули меня вверх, аккуратно переложили на диван, накрыли пледом. В губы ткнулся край бокала. Я жадно попил. По лицу прошлась влажная ткань, убирая сперму. Виска коснулись губы. — Как ты? Я не знал точно, как я. Я ощущал себя новорождённым. Чистым, пустым, гулким, как только что отремонтированная комната без мебели. Как это выразить словами, я не знал, поэтому сказал: — Хорошо. Спасибо. — Ты идеальный, — выдохнул Том и мягко, бережно поцеловал меня. Я ответил. Мы оба были опустошены, поэтому поцелуй вышел нежным и без подтекста на продолжение. В таком умиротворённом состоянии я и уснул на груди своего Тёмного, слушая стук его сердца. В душе царил мир и покой.