Любовник смерти

Я всё же намерен был попасть к Лили! Сообщать ей, предусмотрительно, ничего не стал. Но пойти намеревался. Во-первых, хотелось успокоить маму и удостовериться, что всё хорошо. Во-вторых, я очень соскучился. События были настолько травмирующими и наполненными эмоциями, что мне казалось, что я не видел родных год, как минимум, хотя в реальности прошли лишь сутки. И в-третьих, это уже стало принципиальным вопросом. К моему удивлению, все наши покупки пережили это «приключение». Добби, который приводил нашу с Томом одежду в порядок, сложил их аккуратной горкой в спальне. Надо попросить уничтожить все тряпки, что на нас были. Чтоб ничто не напоминало. Б-р-р-р. После душа Том торжественно обрядил меня во все мои артефакты, снятые Дамблдором. Собственноручно надел колечки Сговора и Намерения, сразу переплётшиеся между собой в одно на пальце. Дракончики поёрзали на моей руке, устраиваясь, и застыли. Браслет — портал на остров. Жемчужина — портал друг к другу. Серьга — портал в нашу спальню. Кольца рода, палочка, браслет с расширенным пространством (вскрыть его Дамблдор так и не смог). Я был обвешан украшениями, как ёлка. Том скрыл всё, кроме кольца рода Певерелл и помолвочных колечек-драконов. Поцеловал меня в ладонь. Потом в другую. Взялся за запястье, коснулся внутренней стороны губами, ловя учащающийся пульс. Я осторожно высвободил руку из его горячих ладоней. — Мы же не остановимся. — Нет. — Лили. — Хорошо. Но вечером отдашь долг. — Конечно, отдам. Ещё ни разу не удалось зажилить. — Не копи долгов, Хар-р-рон! Бля, это нечестно! Я содрогнулся всем телом, вырвал забранную вновь в плен руку и ушёл в гостиную. Надо было поговорить с Цером — это всегда охлаждает. В гостиной Фоукс с философическим видом чистил перья, Цербер скакал на соседнем шестке, переговариваясь с Нагайной на парселтанге. Чёртов полиглот. Перед фениксом красуется. Увидев меня, он спикировал на плечо и прижался к скуле в редкой неожиданной ласке. Я поднял руку, поглаживая его. Что за бесценная птица. Цербер спас Тома от паники. И меня от убийства. Наги скользнула ко мне текуче и неуловимо, обвиваясь вокруг бёдер. Это выглядело впечатляюще, если бы она атаковала. Начинаю понимать внутренний круг, регулярно сталкивающийся с пантерой и гигантской змеёй. Это я знаю, что никогда не нападу без причины, да и вообще не зверь, я лишь его форма. Но если бы я со стороны увидел дикую кошку под девяносто килограммов весом, то неизвестно, смог бы контролировать сфинктеры или нет. Мало ли, что там у неё на уме. То же можно сказать и про четырёхметровую ядовитую змею. Том собрал отличную команду. Крепкие ребята. Не впечатлительные. Я погладил Наги свободной рукой по гладкому лбу. Кошечка, а не змея. Только не мурлычет. Завести что-ли змея в пару? А потом представил себя, заваленного с двух сторон Нагайной и её партнёром, и резко передумал увеличивать наш зоопарк. Нагайна, почувствовав, как я неуверенно переступаю, выпустила меня из своих хладнокровных объятий и скользнула на диван, собравшись кольцами. Я накинул на неё плед и сел рядом. Цер всё ласкался ко мне. Потом перескочил на спинку дивана, важно переступая лапами и при этом отчаянно косолапя, отошёл, чтобы мне было видно его. Я понял, что он хочет поговорить и спросил: — Испугался? — Я — нет. Твой Тёмный — да. Обосрался по полной программе. — Цер! — Ну, извини. За правду. — Цер, Том мой человек. Любимый. Очень важный для меня. Да что там важный. Смысл и свет моей жизни. Не говори про него плохо. Если бы я оказался в такой ситуации, я не знаю, как вёл себя. Вряд ли более адекватно. Это ты у нас Мыслящий. Древний и умный. — Он слишком помешан на тебе. — Что мы можем с этим сделать? — Ничего. Шутки в сторону. Я тоже обосрался, уж извини за подробности. Но состояние Тома привело меня в чувство. Я увидел, как это выглядит со стороны и собрался. Да и опыта мне не занимать, я старше вас вместе взятых. Рад, что ты в порядке. Ты, на текущий момент, основа мира. Тома и моего — так точно. Нельзя быть таким лопушком, Харон. Я действительно лопухнулся. Ни один опыт, никакая бдительность, никакие тренировки не подготовят к людской подлости, если ты изначально не подл и не коварен. Каждый объективизирует реальность по себе. Я, к примеру, даже не подумал бы кого-то похищать для шантажа или ритуального убийства. Том более хитровыдуман, в силу негативного опыта. Но он в данной реальности тоже до этого вряд ли бы додумался. Что должно быть в голове у Дамблдора, чтобы похитить любимого человека и шантажировать им любящего? Что такого случилось в его жизни, чтобы так свернуть мозги набекрень? И так изуродовать совесть? Холокост? Газовая атака? Изнасилование в детстве? Заставили отдать любимую игрушку младшему брату? Чем может быть оправдана такая жестокость для себя самого? Цербер, видя моё состояние, скакнул ближе и заглянул в глаза. — К этому нельзя быть готовым, Харон. Каждый судит по себе. И если ты не собираешься красть детей и сажать людей на кол — ты не ожидаешь этого и в отношении себя. Но это не отменяет того, что ты лопушок. И Тёмный твой — дурак. — Почему?! — Мне просто нравится так его называть, — металлически хохотнул ворон. Я фыркнул. Даже самые умные из нас иногда такие дураки. А потом вспомнил, зачем я, собственно, пришёл в гостиную. — Прими мою благодарность, Мыслящий. Ты в очередной раз спас меня. — Ты бы и так не пропал. Но я принимаю твою благодарность. Лучшим ответом на неё будет, если ты больше не будешь влипать в неприятности. — Будто я этого хочу. — Рассказать тебе про вселенную, что отвечает на наши самые горячие просьбы? — Цер, это чересчур! Моя горячая просьба — это мир и тишина рядом с любимыми. — Откуда ты знаешь, каким именно путём туда можно дойти? Я завис, обдумывая сказанное, а потом махнул рукой. Этот спор я не выиграю. Хотя было интересно. Никогда не знаешь, во что выльется любой диалог с Цером. — Ты знаешь, что я люблю тебя? — Знаю. Но слышу — впервые. — Я был не прав. — Принимаю твои извинения, — Цербер надулся, как огромный игольчатый шар. Видимо от избытка эмоций. Я действительно никогда не говорил ему, что люблю. И мог не успеть это сделать. Как сказал великий русский писатель Булгаков устами Воланда: «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!». Сколькие из нас горевали, что не успели или постеснялись сказать о своих чувствах ушедшим внезапно? Я осознал это в полной мере после битвы за Хогвартс. И видел ту же растерянность и раскаяние в глазах выживших. Однажды мы случайно столкнулись с Джорджем на Косой аллее. Северусу понадобились ингредиенты для эксперимента, и я потащился в аптеку Малпеппера. Я тогда ещё сам везде ходил. Позже мы стали посылать Кричера. И буквально споткнулся о Джорджа. Он после смерти Фреда был рассеянным, а я был нагружен свёртками и кульками по макушку. Джордж поймал меня, помог собрать рассыпавшиеся покупки. Выглядел он потухшим и каким-то выцветшим, как дагерротип самого себя. Я потащил его на почту, отправил Севу совой покупки, а Патронусом послание, что проведу этот вечер с Джорджем. Мы пошли на Радужную, в небольшой трактир «Дуб и ленточка» и напились вдрызг. И вот тогда, между стаканами старого доброго Огденского, Джордж рассказал мне, что до сих пор жалеет, что не сказал Фреду самого главного. Пока Фред был жив, казалось важным разговаривать о делах, о том, как продвигать продукцию или о количестве перуанского порошка, входящего в состав порошка мгновенной тьмы. А сейчас он понимает, что почти никогда не говорил, что любит его, как дорожит им. — Понимаешь, Гарри, ведь я ни разу не сказал ему, насколько он важен для меня! Ни разу! Что я люблю его. Как брата, как личность, как партнёра, как любовника, как самого близкого в моей жизни человека. А вот он — говорил мне. А я лишь посмеивался над своим более чувствительным и эмоционально открытым братом. Я думаю об этом каждый день! Каждый день своей грёбаной нежизни. Знаешь, какое моё самое заветное желание после того, чтобы Фред был жив? — Какое? — я прятал повлажневшие глаза. Я тоже не так часто говорил Северусу о своих чувствах. Он этого не приветствовал, а я стеснялся навязываться со своей слюнявой любовью. — Чтобы Фред меня слышал. Прямо сейчас. Эй, Фредди! Я люблю тебя! — крикнул он в потолок. На нас начали оборачиваться, но я видел, что Джорджу на это наплевать. — Если бы я мог отмотать время назад, я говорил бы ему это каждый день, глядя прямо в глаза. Раньше мне казалось, что это и так понятно. Что это ванильный девчачий бред. А сейчас я понимаю, что у чувств нет гендера. И самое страшное, что мы можем с ними сделать — это утаивать их в себе. Не успев сказать важных слов любимым и близким. Каждый раз, когда я вижу своих, я обнимаю их и говорю, что люблю. Они думают, что я окончательно сошёл с ума от горя. А я всего лишь вынес страшный урок из жизни. Ты ведь не считаешь меня сумасшедшим? — Нет, Джордж. Я считаю тебя лучшим из людей. Живи, как тебе вздумается, без оглядки. Я только сейчас понял, что внутренняя свобода важнее мнения окружающих. — Да, вам с Северусом досталось. Даже от моих. Ты прости их, Гарри, они просто не понимают. Они тоже потеряли Фреда. Но как-то по-другому. Не сделав выводы. Только озлобились. Особенно Рон. — Знаешь, Джорджи, я настолько счастлив с Северусом, что все остальные эмоции поблекли. Я даже почти не обижен на Рона. Да и то, не за то, что он от меня отвернулся, а за то, что запретил общаться с нами Гермионе. — Он не первый раз отвернулся от тебя, братишка. Не первый. Тебе не привыкать. Если мы с Фредом выглядим как дураки… выглядели… это не значит, что мы дураками были. Мы всё видели. И на турнире трёх волшебников. И когда он вернулся, оставив вас с Герми. Фред тогда ему высказал всё, что думал по этому поводу. А я просто начистил морду. И за тебя, и за Фреда, который чуть не плакал тогда от стыда и разочарования. — Я не знал. — Конечно, не знал. Ты с Гермионой бился об обстоятельства в кровавую кашу, выполняя задание Дамблдора. А Рончик, видите ли, приревновал, считал себя недооцененным, изголодался и мёрз. Джинни, когда услышала этот его лепет, плюнула ему в лицо. Он пару дней перекантовался, а потом свалил искать вас. — Знаешь, никто из нас не знает, как отреагирует на стресс. У каждого из нас свой запас прочности. Я не оправдываю Рона, но и не осуждаю. — Я слышал, что у магглов принято святых разбирать на части и поклоняться им. Ты, когда помрёшь, завещай мне свою тупую башку с приметным шрамом. Я выставлю тебя в витрине и буду собирать деньги на строительство храма Пресвятого Поттера. Несколько секунд я смотрел на Джорджа ошалевшими глазами, а потом захохотал в голос. Джордж присоединился ко мне, периодически всхлипывая от смеха и восклицая: — Скажи, Фредди, вот это идея для бизнеса! После этого меня так накрыло, что я метал в себя стакан за стаканом и не помнил, как попал домой. Как рассказал потом Северус, я умудрился отправить Патронус с нашим местонахождением и он аппарировал нас домой. Джорджа уложил в гостевой комнате. А моё пьяное тело отнёс в спальню. Я плакал, признавался ему в любви и лез целоваться, пока он меня не усыпил. Та встреча произвела на меня сокрушительное впечатление. Я больше не молчал о своих чувствах и достал Северуса до кровавых пикси. Но я не жалею ни об одном сказанном слове. Только о несказанных.