Любовник смерти

Я затеплил огонёк Люмоса над нами и посмотрел в серьёзные глаза своего Тёмного. — Что ты видишь? — Тебя. — Чей я? — Мой. — Что-то ещё? — Нет. Большего не надо. — Вот и не надо больше прошлого, Том. Для тебя так и не случившегося. Есть только настоящее и возможное будущее. Но настоящее настолько хорошо, что не стоит отвлекаться. Том отбросил свитер, который держал в руках, притянул меня и поцеловал. Нежно, очень нежно. Вытравливая из души призраки прошлого, что так неосторожно мы разбудили в темноте. Я легонько оттолкнул его, когда совсем стало не хватать воздуха. — Нам пора. Не забывай, мы замок встряхнули основательно. — И кто в этом виноват? — Конечно я, Том. — Ты так привык брать всю вину на себя, что никогда не сопротивляешься. — Ну, я все же гриффиндурок. — Ты благородный олень. Ну ничего. Это я из тебя вытряхну. — Скорее вытрахаешь, — хохотнул я, накидывая на плечи зимний плащ. И протянул руку полностью одетому Тому. Сила моей связи с Хогвартсом перенесла нас в Тайную комнату. Наш василиск не спал. Он проснулся после того, как мы встряхнули замок. Том сделал змею предложение, и тот не отказался. Длинная цепочка-портал, сделанная гоблинами по моему заказу, оказалась накинута на хвост змея. Мы с Томом взялись за неё. Портал срабатывал не на время и не на ментальный посыл, а на слово «Портус». Оглядев нашу скульптурную группу и кинув прощальный взгляд на Тайную комнату, я произнёс пароль, и нас дёрнуло в подпространство. Ментальный посыл уточнял точку выхода. А так как я представил себе внутреннюю пещеру, то оказались мы именно там. Василиск осмотрел помещение, оценил тушу оленя, которую ему подготовили домовики, и мы пошли проходом вверх, оставив змея подкрепляться. Я ушёл в ванную, отдавшись в руки Добби, а Том двинулся в библиотеку к своим сокровищам. Добби ругал меня на все корки за запущенные и запутанные волосы и вообще для профилактики, а я тихо млел. Если он со временем превратится в Кричера, я буду счастлив. После привязки его кровью Добби неуловимо менялся. Не внешне, а внутренне. Из восторженного идиота (простите, но так и было. Он меня раньше даже немного пугал), он превращался в сдержанного ворчуна. Но я знал, что он меня любит. Я вышел через час, ухоженный и умиротворённый, и пошёл в дуэльный зал. Со всей этой суетой я почти не занимался, и тело ныло, лишённое привычной нагрузки. Здесь дуэльный зал был прямо в теле скалы, основанием в которую был встроен замок. Но в скале были вырублены окошки. Утром, когда солнце вставало из-за леса, оно било прямо в эти окна, расцвечивая мрачный зал золотистыми квадратами. Разогревшись в комплексе приветствия солнцу, я дважды призвал меч Гриффиндора и отдался тренировке. Тело пело и радовалось нагрузке. Мышцы налились жаром и энергией. Я остановился, когда пропустил третий удар от манекенов. Руки подрагивали, плечи болели. Но боль была приятная. Я сел в медитацию и посмотрел на своё ядро. И выпал. Из медитации. От удивления. Шар стал в два раза больше. Мой магический резерв стал в два раза больше! Стихийная магия очевидно развивала ядро больше всего. Отдышавшись и успокоив ум, я вновь вернулся к созерцанию своего ядра. Ядро дышало вместе со мной, увеличиваясь и уменьшаясь. Амплитуда мерцания тоже стала больше. То пушистый чудовищный шар, то маленький плотный, с металлическим отблеском. Связи окружали меня тонкой сетью. Новая связь с Орлиным гнездом была мной обласкана с особой тщательностью. Это был мой дом, который я нежно любил. Тронув нить Певерелл-кастла, я почувствовал печаль. Пора идти кормить этого монстрика. Я полюбовался на набирающую силу ниточку Маши. Деликатно тронул её. Она зазвенела родниковой чистотой. А потом обласкал своих фамильяров и домовиков. Как говорится, чем могу. Цербера я совсем забросил. Он скоро будет пинать меня не меньше Тома. Это Наги хладнокровная в прямом и переносном смысле. А Цер — горячий скандинавский парень. Удивительной силы внутренний огонь горел в его мрачном теле. Я подумал, что они с Фоуксом птицы наоборот. Фоукс внутри спокойный и строгий, а снаружи просто феерия красок. Цербер же строг и лаконичен внешностью, но внутри него карнавал и страсть. Увлёкшись, я напитал своих фамильяров так, что они, наверно, икали. Щедро напитал жгуты нитей домовиков. Про них вечно забывают, просто привыкнув к тому, что эльф — константа жизни. Единственная семья, которая не игнорировала своего домовика — это Блэки. Поэтому и Кричер у них такой… своеобразный. Добби тоже таким станет. Я понял, что увлёкся, когда золотая нить Тома напряглась и завибрировала. Я вывалился из медитации и увидел его прямо перед собой. — Ты просидел в этой грёбаной медитации три! Гребаных! Часа! — О! Прости. Том ожёг меня злым взглядом, выпрямил мои ноги, которые сразу начало колоть и жечь, и начал растирать их. — Ты псих! Я боялся вывести тебя. Из медитации человек должен выходить сам. Но не три же часа, Харон! Я положил руку на его кисть, что тёрла меня. — Извини. Том, я сейчас обернусь, и меня отпустит. Сосредоточившись и отключившись от «интересных» ощущений в затёкших ногах, я призвал зверя. Упористо вскочил на мягкие лапы. Принюхался. Мой человек пах гневом. Чихнул. И мотанул по залу от его Жалящего. Он гонял меня по залу не меньше получаса, стравливая накопившийся гнев. Когда мы оба устали, я подошёл к нему, боднул в бедро. И почувствовал на своих ушах руку. Помимо меня из груди вырвалось низкое мурчание, и я упал к его ногам, выворачивая беззащитное пузо. Мой человек присел возле меня, запустил пальцы в мех. Я поплыл от прикосновений. — Возвращайся, Харри. Голос звал, и я не мог противится. И ощутил себя лежащим на матах дуэльного зала. Том поглаживал мой живот под задравшейся футболкой. Рука его была горячей. Ой. Я сейчас не готов. Я ушёл в бок мягким перекатом, присел на корточки и прищурился. Поиграем? — О нет, мой дорогой, мы не будем играть. Я тебя сейчас трахну. Так трахну, что мало тебе не покажется! Убежать я от Тома не смог. И он меня не обманул. Он вообще меня никогда не обманывал.