Любовник смерти

Мы оделись и вышли в сад. Лили с Гарри и Тинки уже скатали несколько шаров разного размера, и сейчас Лили левитацией собирала снеговика. Гарри хохотал, глядя на планирующий в воздухе ледяной шар. Когда третий был установлен на два побольше, Лили трансфигурировала из веточек ведро, морковку и три круглых уголька, придавая снеговику законченный вид. Я понял, что нужно купить фотоаппарат и делать колдографии. Лили обернулась к нам и улыбнулась. — Судя по вашим лицам, у тебя вышло, Харри! — Да! Благодаря тебе и Сири! Спасибо, родные! Неожиданно на плечо мне сел Цер. — Ты от Тома или просто? — Просто. — Знаешь, а твой ворон и Цербер очень похожи. Только ты крупнее, — заметил Сириус, внимательно разглядывая птицу на моём плече. — Зато я красивый! — важно каркнул Цербер. Гарри смотрел на него во все глаза. — Птичка говорит? — Ещё как, родной. — А ты говоришь, когда ты птичка? Я поразился проницательности Гарри. Сейчас он напоминал мне Луну, которая видела то, что не видели другие. Возможно, моя интуиция — нечто большее, чем чувство. Ведь в своём магическом потенциале мы с Гарри идентичны. — Пока не знаю, хочешь покажу? — Да! И котика! Я не был уверен в возможности обернуться и в ту, и в другую форму. Ещё меньше был уверен в успешности выхода из них, а конкретно из пантеры. Но можно попробовать. Сириус и Лили не понимали нашего диалога, что шёл на парселтанге. Цер же прислушивался с умным видом, слегка склонив голову на бок. Я мягко согнал Цера, тот заложил вираж и сел на ближайшую ветку. — Лили, я сейчас покажу тебе своего ворона. А потом попробую обернуться пантерой. Если я зависну, позови меня, пожалуйста. Я немного отошёл от них, прикрыл глаза, представил щекотку ветра на кончиках пальцев и понял, что голым птичьим лапам очень холодно стоять на утоптанном снегу. Я смешно заскакал, боком, а потом взмахнул крыльями и начал закладывать виражи над группкой, запрокинувшей лица в небо. Я сгруппировался, спланировал и уселся на плечо Сириуса, слегка покачнувшись. Но сжавшиеся когти не дали мне упасть. Надеюсь, я не слишком сильно их сжал и не поцарапал его. Лили рассматривала меня с восхищением. Так же я поймал очень внимательный взгляд Цера. — Жаль, что ты не самка! — вдруг выдал он. — Докаркаешься, и я признаю тебя достаточно привлекательным! — язык странно двигался в клюве, голос звучал хрипло, с металлическими, механическими нотками. Я чуть не упал с плеча от неожиданности. — Птичка говорит! — удовлетворённо подытожил Гарри. Я спланировал с плеча на снег и вновь представил свои руки. И вот я на корточках сижу на снегу, рассматривая их. — Хочу котика! — Сири, как ты думаешь, смогу я сейчас обернутся в пантеру? — Не попробуешь, не узнаешь — философически ответил он. Хм, перенастроиться и призвать кошку после таких ярких ощущений птицы было вызовом. Я закрыл глаза, успокаиваясь. И увидел внимательный взгляд зелёных глаз из темноты леса. Мягкие шаги, фырк, и кошка трётся о меня всем телом. Я дёрнул кончиком хвоста и открыл глаза. Люди, трое. Один пахнет собакой и мокрой землёй, второй родным гнездом и осенью, третий детёнышем и летним лугом. Я фыркнул, медленно подошёл к тому, что пах летним лугом. Лёг перед ним, подполз ближе и ткнулся лбом в протянутую ладошку. Меня накрыло любовью, теплом, и я громко заурчал, заваливаясь на бок, выворачиваясь, подставляя шею. — Котик! — маленькая ладошка прошлась неловким жестом по шее, слегка потянув за шерсть. Зелёные, как у меня глаза, но с круглым зрачком столкнулись с моим перевёрнутым взглядом. Я почувствовал, как ко мне аккуратно прикоснулась узкая лёгкая ладонь той, что пахла родным гнездом и осенью. Я прикрыл глаза от удовольствия и неги. Передние лапы то сжимались в кулаки, то разжимались в пятерню с натянутыми между пальцами перепонками. Урчание рождалось глубоко в грудной клетке, слегка щекоча подреберье. Потом ласка пропала, я открыл глаза, сузил зрачки и ушёл мягким перекатом в сторону, вскочил на четыре лапы и унёсся в глубину сада в ворохе взметнувшихся снежинок. Почти уйдя от снежка, что летел в спину. Я метался между розовыми кустами, вспахивая рыхлый снег, прыгал, изгибался, припадая к земле или резко уходя в сторону. А белые снежные комочки всё летели и летели ко мне. Некоторые я ловил зубами, отфыркиваясь, некоторые телом, от некоторых просто уворачивался. Через некоторое время человек меня позвал. — Харон. — Я не хотел идти на зов. Но звали всё настойчивее. — Харон, возвращайся. Голос был грудным, нежным. Я почувствовал необходимость подчиниться, не расстраивать звавшего меня. И вспомнил свои руки. Видимо, это было моим якорем. Я где-то читал об осознанных сновидениях. Какую-то маггловскую книгу мне подсунула Гермиона. Я тогда очень мучился от снов, что продуцировала связь с Волдемортом. Смысл осознанности сновидения в том, чтобы осознать себя в нём и начать управлять им. Точкой осознанности было смотреть на свои руки. Управлять сновидениями я так и не научился. Но это запомнил очень хорошо. Я сидел на корточках, ощущая своё тело неловким и деревянным. И смотрел на мозоли на ладонях. — Харри, твоя пантера просто великолепна! Ещё лучше, чем в воспоминаниях! Я поднял глаза и встретился с сияющими глазами Лили. В этот момент я был бесконечно, бескомпромиссно, оглушающе счастлив.