Любовник смерти

Проблема пришла откуда не ждали. Мы завтракали, когда меня вызвали по парному зеркалу. Я поставил сигналку на вызовы и почувствовав её вибрацию, достал зеркало из браслета. Мягко светился янтарный камешек, значит Лили. Я потёр его и увидел её улыбающееся лицо. Мы болтали о статье в пророке, она восхищалась изящностью исполнения и Томом, потом рассказывала о Гарри и вскользь упомянула, что Питер заглянул к ним на огонёк. У меня слова застряли в горле. Я принёс извинения, сославшись на то, что меня вызывает Том и свернул разговор. На этих словах он выглянул из-за газеты и вопросительно посмотрел на меня. Я положил зеркало отражающей поверхностью вниз и опустил голову, сжав кулаки и сцепив зубы. Меня лихорадило. Предметы на столе начали вначале подрагивать, а потом трястись. Похоже сейчас будет магический выброс. Хвост приходил на Гриммо, выразить свои соболезнования Лили и Сириусу и играл с малышом Гарри! Этот предатель, эта крыса! Меня накрыло белым безумием. Спас Том. Я не помню, как он выдернул меня из-за стола, как швырнул в стену. Я пришёл в себя от боли. Моя губа была прокушена, затылок болел, рёбра ломило, на плечах Тома были глубокие царапины, как от когтей. Том был сосредоточен, меня трясло, как в ознобе. — Дыши! — монотонно повторял он, слегка встряхивая меня, — дыши, слышишь, дыши! — Он встряхнул меня сильнее и снова начал говорить как мантру: — дыши! Я приоткрыл рот и начал дышать. Вдох носом, выдох ртом. Он положил мне руку на грудь, там где сердце, слегка надавил. И снова, снова говорил со мной своим спокойным низким голосом. — Том. Что со мной? Почему ты ранен? Он вскинул голову и произнёс только одно слово: «Жнец». Мне стало плохо. Наследие пыталось прорваться в мир раньше срока. Ни моя психика, ни моё тело, ни моя магия не были к этому готовы. Потом, когда всё успокоилось, когда он отпустил, залечил мои и свои раны, когда я выпил умиротворяющий бальзам, он спросил: — Что случилось. Почему тебя так накрыло? Что такого сказала Лили? — Из-за Хвоста. Она сказала, что Питер приходил к ним выразить соболезнования и поиграть с Гарри. Зашевелились после статьи в «Пророке», суки. Как он смел выражать соболезнования! Как он смел прикасаться к Гарри! Он — предатель! — Ты забываешь, мой дорогой, что в этом течении времени Хвост по своим воспоминаниям потащился за мной в бордель, а не к Поттерам. И мы знаем реальное положение дел, а он — нет. По сути — да, он предатель. По сфабрикованным нами самими фактам — нет. Я замер. Какой же я тупой! Мои эмоции, моя ярость убивают меня и наносят вред окружающим. — Ты слишком верный, Харон. Слишком любящий. Слишком справедливый, — продолжил Том, не понимая, что втирает соль в мои раны. Ха, нашёл верного и любящего. Да я каждый день раздвигаю перед ним ноги, любя другого. И справедливость из меня так и хлещет. Особенно тогда, когда я остановил сердце собственного отца. Нет, увольте, этот нимб мне жмёт. Я не заслуживаю к себе такого отношения. Я вообще ничего не заслуживаю, кроме наказания. Том опять пострадал. — Том. Я измотал тебе все нервы. Я порчу твою жизнь. Добавляю проблем. Тебе давно пора вышвырнуть меня из своей жизни! Я не достоин твоего времени и внимания. Посмотри! — я оглянулся вокруг. — Посмотри, что я опять устроил! Столовая выглядела, как после урагана. — Ты готов к правде, Харон? Я непонимающе посмотрел на него, всё ещё горя негодованием на самого себя. — Ты научил меня чувствовать что-то кроме злости. Ты раскрасил мою жизнь яркими красками. Ты добавил мне приключений. Ты уже часть, цель, смысл моей жизни. Только ты достоин моего времени и внимания. Посмотри! Неужели ты не видишь и не понимаешь, как я к тебе отношусь? Раньше я еле тлел. Теперь я горю. Это была та самая тема, которую я не готов был обсуждать. Совсем. Я опустил глаза. Мне было стыдно. Я ничтожество. Я яд, отравляющий всё вокруг. — Не готов… Я не знаю, кто вложил в тебя эту деструкцию. Это чувство вины и привычку к самоистязанию. Но я не буду тем, кто подогревает эти чувства. Я закрываю вопрос до тех пор, пока ты сам не захочешь это обсудить. Не хочу потом вылавливать тебя по лесам. Он всё знал про меня. Я уже крутил змейку портключа, и останавливало меня только то, что Тому это вряд ли понравится. Я никогда не думал, что признаю своего врага… великодушным. Моё чувство вины достигло крайней точки, начало переливаться через край. — Накажи меня! Том, вырванный из размышлений, посмотрел на меня нечитаемым взглядом. — Я хочу наказания. — Если он сейчас скажет, что я ни в чем не виноват, меня просто разорвёт. — Ты знаешь, куда идти. Я хочу, чтобы ты был готов, когда я приду. Я встал и, слегка пошатываясь, пошёл в подземелья. Дверь в камеру была приоткрыта, я зашёл, разделся и встал лицом к стене. Минут пять я стоял на холодном полу, травясь собственным ядом. Потом услышал шаги за спиной — Не оборачивайся. Подними руки. Я поднял и, как в прошлый раз, наручники охватили мои запястья, а цепи подтянули меня вверх. Я обхватил их руками, ища точку опоры. — Я буду бить. Ты считать. Я хочу слышать тебя чётко. Раздался свист, и мои ягодицы и бедро обожгло. Розга! Влажная, хлёсткая, оставляющая за собой неровный горящий след. — Раз. Свист. Удар. Болью плеснуло по всей длине спины. — Два. Свист. Тело интуитивно пытается уйти в сторону. Удар. Ожог. — Три, — я почти кричу. Свист. Я сжимаюсь. Удар. Спину как будто обдало кипятком. — Четыре, — я сжимаю зубы. Свист. Меня трясёт. Удар. Пришёлся на ноги, колени подгибаются. — Пять, — обморочно выдыхаю я. Я жду свиста и я жду милосердия. В прошлый раз Лорд остановился на пяти. Свист. Мне становится страшно. Удар. — Шесть, — хрипло, дрожащим голосом. В голове пусто, только страх ожидания следующего удара. Но цепи ослабевают, я чувствую руки на талии, меня разворачивает. Я вижу широкую грудь Тома, утыкаюсь в неё, всхлипывая и дрожа. Он гладит меня по голове, плечам, исхлёстанной спине и ягодицам. Бережно и осторожно. Наручники раскрываются, я обнимаю его. — Спасибо. Он вздрагивает, подтягивает за ягодицы, поднимая вверх, прижимая к себе. Я обнимаю его крепче за шею, забрасываю ноги на поясницу, скрещивая их. — Знаешь, почему я пошёл у тебя на поводу? — сказал Том мне на ухо. В гулкой темнице не хотелось говорить громко. — Потому что я виноват? — Нет. Потому что ты попросил. Потому что по-другому ты не умеешь избывать чувство вины. Вины, которой нет. Может, хотя бы розги смогут вбить в тебя, что ты ни в чём не виноват и никому ничего не должен!