Фальшивая игра

Раннее утро. Море. Погода сегодня спокойная. Такая погода должна дарить только умиротворение. Утреннее солнце совсем ещё низко, светит неярко и его словно тут ещё нет. Небо розовое, готовится к рассвету. Море такое лазурное, гладкое и тихое. Пейзаж вокруг главной базы готовится к пробуждению. Но Казухира проснулся раньше. Если он вообще спал. В последнее время, события прошлого давили на него тяжким грузом. Было трудно с этим справиться и просто продолжать жить и работать. Он смотрит вдаль, наблюдая за потихоньку восходящим солнцем. Оно немного слепит и без того больные и уставшие глаза, но оно слишком завораживает, чтобы оторвать взгляд. Он боится перестать смотреть на этот свет, словно он вот вот ослепнет навсегда и больше ничего не увидит, и поэтому пытается насладиться моментом, пока это возможно. Он отворачивается только когда становится невыносимо больно и глаза начинают слезиться то ли от избыточного света и влияния светобоязни, то ли от тяжёлой и удручающей печали. Он отворачивается. Теперь остаётся глядеть только в море, в бездонную тëмную мглу. Глядя в морскую пучину ему становится не по себе. —Эх, хотел бы я утопиться в этом море. — Он позволил сказать себе эту мысль вслух, всё равно никто не услышит. Все спят. Иногда и командир может позволить себе быть слабым и честным с собой. —Каз. — Послышался негромкий встревоженный голос, кажется, за спиной. Каз резко повернулся, немного испугавшись и вздрогнув. —Чёрт… Оцелот! Ты меня до сердечного приступа доведëшь однажды. Чего тебе надо в такую рань? — Он был удивлён и раздражен, что в столь раннее время не только он не спит. На этой базе как в дурдоме — нигде нельзя побыть наедине с собой и своими мыслями. —Каз, я всё слышал. — Голос Оцелота слегка дрогнул, но всё же он привык держаться всегда уверенно и невозмутимо. —Неужели ты это серьезно? Вообще-то он серьёзно, но ему совсем не хочется, чтобы об этом знал кто-нибудь, особенно Оцелот. Хоть этой странноватый чувак, называющий себя разведчиком, но похожий на ковбоя уже давно на этой базе, по правде говоря, Миллер никогда ему не доверял. Язык у него как помело иногда, то что не нужно, он разнесëт без проблем по всей базе в кратчайший срок. И Миллер об этом знал. Проверено на собственном опыте. Быстро. Придумать, что сказать, чтобы отвести от себя любые подозрения. Он как-нибудь справится со всем сам…а может и нет. Но лишние чужие мнения по этому поводу ему вовсе не нужны. —Вовсе я и не собирался. Тебе наверно послышалось. — Глупое оправдание, но вдруг прокатит. —Миллер, не забывай, кто я. У меня идеальный слух. — Оцелот начинал называть Каза по фамилии каждый раз, когда его начинало раздражать его поведение. —Я бы не стал топиться в море, отстань от меня. И вообще я высоты боюсь. — Что правда, то правда. От долгого осматривания морской глубины с палубы у него немного закружилась голова, поэтому он поспешил отойти от края платформы, а желательно и от Оцелота подальше. Он решил сделать вид, что больше не замечает седого и пройти мимо него. —Ну и куда ты собрался? — Оцелот подошёл и схватил его за руку. Догнать Миллера было нетрудно. С костылëм далеко не уйдëт. Что он себе позволяет? Такое поведение Миллера только раздражает. Он пытался вырваться, но Оцелот держал его достаточно крепко, но было ощущение, будто ему это не составляет никаких усилий. Седой военный просто ухмылялся и наблюдал за чщетными попытками Каза выбраться. В любой другой ситуации он бы огрел Оцелота костылëм как следует. Но этот парень с кошачьим именем не так глуп, как Миллеру постоянно кажется. Он и это предусмотрел, отобрав костыль. —Адам, мне же больно.отпусти. — Когда сил и смысла вырываться уже не хватает, ему остаётся только просить оставить его в покое, глядя на Адама умоляющим взглядом. —Ну нет, Каз, так дела не делаются. Ты сейчас не в том месте, где все твои капризы будут выполнять за красивые глазки. — Адам внимательно всматривался в его взгляд, словно пытаясь заглянуть в душу и видя там зловещий блеск. Он провёл в глазах Миллера нечто, что заставило его отвести взгляд и тяжело вздохнуть. На эти глаза больнее смотреть, чем на любое яркое солнце. И даже сквозь очки. Такое ощущение, что здесь собрана вся вселенская печаль и безнадëга. Годы потерь и мучений одинокого человека, который лишился всего и в нём нет ничего кроме ярости, чередующейся с бессилием и усталостью. Надоело на это смотреть. Жалкое зрелище. Адам не привык к сопливому и бесполезному сочувствию по отношению к другим. Он привык играть другую роль. Поэтому просто взвалил Каза себе на спину, относя его подальше, куда считает нужным. Прямо как Босс тогда. Но и нервы Каза не вечные. Он далеко не всё готов позволять делать с собой и вот такое в его зону комфорта точно не входило. — Что ты позволяешь себе, придурок?! Отпусти меня сейчас же, иначе тебе хуже будет! — Но всё что он мог, это бить Оцелота по спине единственной рукой, сжатой в кулак. Только реакции на это никакой, а на руке после столь крепкой хватки останется синяк. — Ну да, ну да, и что же ты мне сделаешь, калека? — Он снова сжал руку Миллера. — И удары эти тоже ни к чему, мне не в первой уже. Миллеру оставалось только обречëнно вздохнуть. Никаких путей к отступлению. —Ну и куда же ты меня тащишь? — Спросил он раздражённо, устало вздохнув. — Это секрет. Туда надо, туда и тащу. — Чёрт, а иногда ты умеешь держать рот на замке. И всегда тогда, когда не нужно. — И не сжимай ты меня так крепко своими грязными лапами. Это действительно немного смутило Адама. Он никогда не любил, когда его ловили на его настоящих чувствах. Хорошо, что Миллер не видит, как он слегка покраснел. — Ладно, прости. Я буду аккуратнее. — Всë, что он мог сказать. Всë остальные мысли — это неловкость и неприличные фантазии. Он притащил Каза в свою комнату. Одно из немногих мест на базе, куда никто просто так не зайдёт. По крайней мере, если Оцелот сам так не пожелает. Тут бардак как всегда. Адам всегда находил более важные и интересные дела, чем просто уборка комнаты. Так что, для него это вполне привычная обстановка. Его ничего не смущает. Притащить в свою грязную берлогу брезгливого человека, который бы тебя прибил, будь у него возможность? Да без проблем! — Оцелот! Блять, ты что, серьезно? Получше и почище мест не нашлось? — Такое ощущение, что постоянно возмущаться — это хобби Миллера. Адам в ответ молчит, слегка улыбается. Конечно, его порой подбешивает, когда на него орут, но чтобы справиться с этим, он представляет агрессивного оппонента в виде маленькой тяфкающей собачки, вроде чихуахуа. Миллер выглядит очень смешно в образе мелкой злющей собачки. Эта мысль всё больше вызывает ухмылку на лице Адама. — Вот чё ты лыбишься? Смешно тебе? — А нельзя что ли? — Он отвечает игривым тоном. Оцелот редко бывает серьëзным. — Может быть, был бы ты более весёлым, было бы не так больно на тебя смотреть. — Адам.кончай свои шутки. Ты не знаешь. — Действительно, в этот момент Адам решил закончить шутки. У него было немного идей, как прикрыть Казухире рот, но вдруг прокатит. «Кто не рискует, то не пьёт шампанское…или вино…или.водку.Без понятия, что именно там было, но суть одна» — подумалось ему. Он притянул Каза к себе, снова крепко обхватывая его руками, чтобы не убежал (в этот момент он даже не вспомнил о том, что Каз не из тех, кто смог бы убежать) и поцеловал его в губы. Да, это точно заставит его заткнуться. Кто сказал, что радикальные меры — это плохо? И неважно, что именно он не знал. Он и не хочет знать, поэтому он целует Каза жадно, будто чувствуя, что это между ними ненадолго, второго шанса не будет. Сначала он чувствовал сопротивление, но в итоге и Каз решил принять это. У них нет никакого завтрашнего дня, никакого будущего. Никогда невозможно знать, что произойдёт дальше. Но они-то сейчас есть. Оцелот проводит рукой по его спине, затем, закончив с поцелуем, всё ещё облизывает партнёра, изучая подробнее его губы и щёки, спускаясь ниже к трёхдневной щетине, которая щекотно колит кончик языка, поэтому он переходит к шее. Нет. Пора остановиться. Адам провернул эту игру не для этого. У него было и другое развлечение. Когда он решил, что уже достаточно, он тут же оттолкнул Каза от себя. Ох, это будет фальшивая игра. Но он привык делать всё, с чем несогласен и считает неправильным, пряча своё мнение и истинного себя где-то глубого внутри. А может, он потерял себя уже совсем давно, продав то ли какой-либо из организаций, то ли одной из тех великих идей. Будет фальшивая игра. —Руки вверх! — Он мгновенно достал из кабуры один из револьверов и направил прицел на Каза. — Ты совсем сдурел? — Каз пытается не показывать того, что его это удивляет и немного пугает. Сначала он на несколько секунд смог почувствовать к себе хоть какое-то тепло и внимание, а теперь вот… Словно током ударило от таких резких смен событий. — А что такое, а, Каз? Мне уже нельзя испытать тебя? — На лице Оцелота та же улыбка хищного наслаждения, такая же, как в тех случаях, когда он пытает пленных. Миллер тоже это видит, это заставляет его нервничать только больше. Только как-нибудь заставить его не стрелять. Оттянуть немного времени и что-то придумать. — Ты уверен, что у тебя револьвер вообще заряжен? — Заряжен, насчёт этого не переживай. Барабан для двенадцати патронов. Ты не знаешь, сколько из них есть в барабане и каков уровень твоей удачи. Ну что, сыграем? Хочешь узнать, на твоей ли стороне Леди-Удача сегодня? — Но Адам не собирался ждать согласия или несогласия. Он и не надеялся услышать что-то дельное. Он демонстративно выстрелил наугад. Грохот. Разлетается на осколки ваза с цветами. Теперь должно быть меньше вопросов по поводу того, почему у него всегда в комнате срач. А Миллер просто вздрогнул от резкого звука. «Чёрт, я имею дело с настоящим безумцем”- Он и раньше думал об этом, но сейчас данная мысль укрепилась в нём окончально. — Ты реально придурок. Это же может кто-то услышать! — Ну и пусть услышат, то же мне проблема. — Оцелот заметил, что уже вызвал немалые волнения даже у профессионального солдата и командира, который повидал всякого. Определённо успех. Нужно продолжать. Он подходит ближе, привычно крутя револьвер в руке. Вот револьвер уже у виска Миллера, а палец Оцелота на курке. — Ну что, последние или не последние слова? — На лице Оцелота прежняя зловещая улыбка. Словно он совсем не переживает, что убьёт Каза или не убьёт. Он действует сейчас словно фаталист. Мол, что будет, то будет. Может быть, он убьёт Миллера прямо сейчас. Иногда ему действительно хочется это сделать. Да, прицел револьвера на виске Казухиры — вот одна из его мокрых фантазий. И это уже реальность. — Последние слова? — Каз был в растерянности. Он не был уверен, что Оцелот реально это сделает, но мало ли, на что способен этот придурок. — Возможно последние. Сегодня решает револьвер. — Адам.зачем? Просто зачем? — Болезненное чувство где-то внутри, словно жизнь может вот вот оборваться. Сейчас ему страшно и больно. — Я слышал. Я слышал, что ты говорил, пока смотрел в море, стоя на палубе. Неужели ты правда хочешь этого? — Что? Нет! Я бы никогда! И вообще я высоты боюсь, а там очень высоко. — Каз пытался оправдаться. Зачем? Тоже неясно. Каким-то образом он понимал, что Адам словно читает его насквозь и всё прекрасно понимает. Но сейчас.что-то изменилось. Чувствуя холодное дуло пистолета у своего виска и думая о патроне, который может в любой момент разнести тебе мозг, начинаешь совсем по другому думать, переоценивать своё мышление. Вся жизнь пробегает перед глазами. Каз уже не раз испытывал страх перед смертью и это вспоминалось с крайней ясностью. Когда он был в плену в Афганистане, когда его ежедневно жестоко пытали, лишив его всего, он испытывал крайне похожие чувства. Жизнь словно покидала его тело, да и не так уж он был против. Но он не хотел умирать. — Ну всё, достаточно, меня твои оправдания не интересуют. Было приятно поболтать, Каз. — Оцелот спускает курок. Сердце Миллера замирает. Он резко закрывает глаза, ожидая конца. Выстрел не срабатывает. Ни первый, ни следующий. — Что ж, Каз, похоже, сегодня удача на твоей стороне. — Оцелот был готов к обоим вариантам исхода событий, но всё же и он вздохнул с облегчением, когда выстрел не произошёл. Он мысленно усмехнулся над собой. Нет, пока он не готов убить Каза. Не сегодня. — Ты сумашедший. Тебе бы к мозгоправу сходить хоть раз. — Ворчал Миллер. — Кто бы говорил, Каз. — отвечает Оцелот, проверяя револьвер. — Представляешь, а патрон-то в барабане был всего один. Поздравляю, сегодня вместо тебя умерла ваза. Ты действительно очень везучий чувак. — Да пошёл ты. — Всё ещё недружелюбным тоном говорил Миллер. Но всё-таки он был благодарен, что Оцелот сегодня спас его от самоубийства, хоть и таким странным способом. Спас от самоубийства, угрожая убить. Что за наглая сука, эта ирония? Хоть Оцелот был только что послан куда подальше, он всё равно начал немного посмеиваться. — Ну, а сейчас что? — Каз не видел в этом ничего смешного. Достаточно стресса он сегодня перенёс. — А ты на себя посмотри. Конечно, я старался войти в образ и напугать тебя, но я не думал, что это выйдет настолько успешно. Чтобы я так тебя. — Как Миллер этого не заметил? На его штанах образовалось небольшое пятно, а на кровати можно было видеть небольшую лужицу. Осознание того, что его напугали так, что его угораздило обоссаться, заставило его покраснеть и разозлиться. Оцелот всё ещё смеялся, пока не почувствовал глухой удар уже знакомым костылëм по затылку. — Ты мне ещё за весь этот стресс ответишь, сукин сын! — Каз замахнулся на него костылëм снова. Ну вот. Старая история. Оцелоту опять приходится искать пути к отступлению, а лучше просто бежать, если он снова не хочет быть в синяках на ближайшую неделю. — Да? Ну тогда попробуй догони. — Он выбежал из комнаты, чтобы не словить больше ударов. Он подумал о том, что неплохо заодно и сыграть с Казом в догонялки сегодня и о том, что хорошая же получилась игра сегодня. При возможности надо будет повторить. Обязательно.