Глицинии и розы

      В холодильнике пусто. Там всегда ничего нет. Не ясно, откуда они берут продукты для готовки, ведь, сколько бы туда не заглядывай, найдёшь лишь покрытые кристаллами льда и снега стенки. В лучшем случае будет лежать иссохший лимон и графин холодной воды. Сегодня не повезло.       Он захлопнул дверцу холодильника, вздрагивая, постоянно забывая, насколько хлипко она приделана и что вот-вот может сорваться. Порыскав в кармане по пути в зал, Даст нашёл сухарик и мигом съел его, разжигая аппетит ещё больше. С потолка капнуло. Он остановился у доски объявлений. Одна из самых интересных частей зала, помимо кофейного столика и неудобных кресел. Она была чуть потёртой, пробковой, в трещинах и дырочках от кнопок, которыми крепили записки. Там можно было найти много интересного — каждый, кто в графе «кому» видел своё имя, мог незамедлительно сорвать записку и надеяться, что там что-то интересное, а если там что-то интересное, молиться, чтобы никто не прочитал раньше самого получателя. Не самый надёжный способ передавать информацию, но это лучше, чем плутать по длинным плешивым коридорам, натыкаться на тупики и спотыкаться о выступы, мусор. Никто не хотел блуждать, ища нужную комнату до самой ночи, — тем более из-за какого-то пустяка. Иногда на доску клеились объявления Найтмера, сообщающие о собрании или новом правиле. Пользоваться доской удобнее, чем отлавливать нужных людей.       Дасту редко писали записки. Он сам по себе чаще всего запирался в комнате и никуда не выходил, а все объявления получал через Киллера, комната которого находилась не так далеко от комнаты Даста. Но он каждый раз останавливался у доски и читал новые записи, даже если от Босса ничего не было.

Требую реванш преферанса! В 21:30, в беседке.

От кого: Киллер

Кому: Кросс

Забери чёртовы шахматы, поскорее. Третья комната слева, второй этаж.

От кого: Кросс

Кому: Хоррор

      Ничего необычного и интересного. Даст пошаркал по шероховатому бетону тапками, достал сигарету и закурил. Завитки сероватого дыма ветвились вокруг него и растворялись в воздухе. На доске виднелись ещё пару записок, но голова начала побаливать, — рассматривать бумагу, просто не было времени. Он зажал сигарету зубами и поспешил на второй этаж, к разрисованной замазкой двери. Его ждала унылая комната, захламлённая и пахнущая гарью.       Обыденность.

***

      Даст в очередной раз зевнул. Киллер завывал песни про поля и дальние леса, заманивающие путников и странников. Они все, как ни странно, погибали. Кто-то из несчастных тонул, кто-то путался в сухих ветках мёртвых ив, а некоторых Киллер добродушно миловал. А потом их заклёвывали вороны, выедая печень и выклёвывая глаза.       Он мельком скользнул взглядом по комнате и остановился на пыльной книге. Она покоилась, всеми забытая, на прикроватной тумбе, но продолжала сверкать синей обложкой. Золотые буквы складывались в слова, вырисовывая имя и фамилию, название и цену. Он потянулся к книге, уже не обращая внимание на смерть очередного путника. С желтоватых страниц полетела труха некогда живых растений. — Что это? — Киллер подполз к Дасту, игнорируя мусор на коленях. По пути с одного конца пледа на другой, он опрокинул пепельницу с кучей окурков. Киллер мельком просмотрел предложения и абзацы, пока Даст стряхивал со штанов остатки сухих листьев и цветов. — Чьё это? — он положил раскрытую книгу перед Киллером и, встав, отряхнул плед. — Вот у себя и спроси. — Владелиц бывшего гербария с интересом перелистывал страницы, ища побольше сухих веточек и лепестков. — Ху-ху-ху… — протянул Киллер, вертя перед глазами обломок помятого листа рябины. — Кто-то явно не умеет собирать гербарии. — он отложил книгу и бесцеремонно достал из кармана друга пачку сигарет. Закурил и посмотрел на часы. — Скоро я отыграюсь на его глупости! Хе-хе, я точно обыграю этого оборванца. — он вытянул руки вверх, к потолку, и упал на матрас, заливаясь собственническим хохотом. — А вы на что играете? — На интерес! — и снова он разразился смехом. В Киллера полетела подушка, говорящая, что пора заткнуться. Берёзы тянули тонкие угловатые ветви к небу, чёрные сети пленили небо. Темнело рано. Солнце катилось за горизонт, окрашивая его огненно-розовым пламенем, но железная лазурь вытесняла огненные переливы, размывая тепло и заливая холст неба пенистой тьмой. Чёрные стволы размеренно качались, размазывая небесную пену по всей поверхности. Играть в преферанс на интерес бесполезно, как ждать вечного пламени заката. Можно тешить своё самолюбие и кормить эго выигрышем, но ум всё равно останется незамеченным и бесполезным. В этом нет прока, нет ценности. Всё размоет слепое желание признание и время. Игра на интерес просто оттягивает неизбежное. — Уф, ну сам подумай, ему нечего ставить! — он сделал затяжку, — Я единственный, у кого есть что-то ценное. — Такое же ценное, как этот гербарий или книга с распустившимся корешком? — Даст проводил взмывающих в небо птиц тоскливым взглядом. Размышления о преферансе его утомили, собственные догадки о бесполезности тянут на дно. — Конечно нет, ты во мне сомневаешься? — Нисколько. — «Проста игра на интерес — пустая трата времени», продолжил он про себя. Киллер встрепенулся, как птенец. Будто прочитал его мысли. Похлопал глазами, разочарованно выдохнул и потушил окурок. Белый пепел не стирался с растянутых колен. — Ты ничего не понимаешь. — огласил приговор Киллер и поплёлся к двери, захватив карты. Дверь захлопнулась, пошатнув кружевной тюль. Он откинул голову назад и посмотрел в тёмный потолок. Синева заполонила пространство, в беседке снизу загорелся фонарик. Часы тикали, а рой мыслей, постоянно витающих в голове, никак не хотел посещать его. Послышался вскрик Киллера. Он потянулся и спина хрустнула.       Всё-таки идея абсурдная и провальная.

***

      И снова он около доски. Она манит всех обитателей дома к себе неясной, мутной аурой. Зовёт вмятинами кнопок и иголок, следами от ударов, отметинами паники и стресса. Узорами, напоминающими ветки с весенними ранними листочками, по углам. Мазками чёрной туши и белого грунта, что некоторые соскребают и оттягивают плёнкой, оставляя только пупырчатые ошмётки. Обрывки бумаг, которые и служат записками, безмолвно и тихо висят, стараясь не привлекать внимания, будто солдат в засаде, но есть что-то манящие в палочках и загнутых линиях, выведенных на скорую руку, или с трепетностью, аккуратностью. Доска останавливала всех. Она любила, когда смотрят. Когда курят рядом, читают журналы, отвлекаются, просто стоят.       Иногда Даст пытался не тормозить, а идти вперёд, без оглядки. На встречу делам и заботам, что не собираются ждать. Но каждый раз он снова стоял перед ней и читал имена. Этот раз не стал исключением.

Попробуй, переиграй. 21:00

От кого: Кросс

Кому: Киллер

Не буду появляться до пятницы.

От кого: Эррор.

      Странно, что Эррор удосужился предупредить об отсутствии. Обычно он просто пропадает, не оставляя весточки. Киллер и Кросс так и не успокоились с преферансом. Их бесполезно отучать, да и нужно ли? Их нейтральные игры в кошки-мышки, без явно выявленных ролей, давно всем притёрлись. Каждый развлекается, как может и хочет. Неожиданно только, что пока не страдает мебель или другие жильцы. Хотя может, они просто не заходят в те комнаты, где прошёлся настоящий торнадо?       Думая об этом, его взгляд устремился в низ. Туда редко что-то крепят, просто не удобно и не факт, что заметят. Но кто-то замечает. Маленькая пометка на листочке в клеточку, приделанная на малярный скотч и выведенная не самым ровным почерком:

Прекратите курить и кидать окурки в саду. Или носите хотя бы пепельницу.

От кого: Хоррор.

      До смеха наивная и глупая просьба. Пепельницы, которые каждый раз появлялись там, постоянно разбивались или переполнялись, из-за чего всё содержимое летело на землю. Все курили и будут там курить; тушить окурки о беседку или цветы, столы и скамейки. Это уже до того приелось всем, что обращать внимание, как минимум, бесполезно. Легче забить, но, видимо...«...столь умные мысли пролетают мимо него».       Он отошёл от доски и побрёл в сторону входа в сад. Его поприветствовал шелест листьев плюща и старая, облупленная скамейка. Трава щекотала лодыжки и затаскивала в себя, желая остановить идущего. Он посмотрел на беседку. На столике стояла керосиновая лампа, а рядом прилепили жвачку. Под ним покоилась пустая бутылка алкоголя и смятые пластиковые стаканчики с потёками кофе. Растения, ветвившиеся в сетке стен беседки, местами были прожжены и пожелтели, где-то листья опали. Ветки ближайшего дерева били по крыше, ветер уносил с собой пыль, грязь, опавшие листья и мелкий мусор. Крупные ветви кустарников скрипели, стучали по бортикам скамеек и балкам. Растительность не давала большей части солнечных лучей проникать в беседку и на тропу, — они оставались в тени.       Иногда не было понятно, как в таком жутком месте, как замок Найтмера, мог образоваться прекрасный сад, с множеством цветов и деревьев. Кто ухаживал за ними? Куда девается мусор, коего остаётся не мало? Как размашистые, душистые травы уживаются с пристанищем негатива и боли? Ступая на мягкую подушку из сухой травы, он не мог ответить на заданные себе же вопросы. И не хотел. Теперь тень тропы укрыла и его, с головы до ног. Ветви с тёмно-зелёными листьями принимали его, укутывали свежестью и посыпали росой. Тут можно было вдохнуть глубоко, без страха подавиться пылью и разочарованием. Сейчас только ветер убаюкивал свистящей мелодией, а тропа вела вперёд. Камни неровно легли, но идти было легко — ноги сами вели его вглубь. Пройдя сквозь обмотанную пушистой лозой арку и услышав тихое дыхание, он замер.       Там, за свисающими кистями мелких цветов, сидела фигура в куртке с обилием меха и обламывала погнутые, сухие ветки секатором. Биомусор летел в шелестящий чёрный пакет. От него веяло холодом и негодованием, алый глаз опасно поблёскивал. Рядом стояли другие, уже полные пакеты. Грозди глицинии пошатнулись, задевая капюшон Даста. Запах воздушных цветов пьянил, усмиряя воющий гул мыслей.       Хоррор покосился на стоящего через плечо. Смерил того взглядом и продолжил работу. Трава шелестела, ветки трещали под напором секатора. Цель такого усердия не была ясна, — всё равно скоро всё опадёт, вымрет. Хотя, наверное, это очередной способ отвлечься от происходящего в стенах. Оттягивать момент, думая, что ты такой же, обычный, когда размахиваешь секатором и наводишь красоту. Правда помогает, но не когда в голове крутится приговор «виновен».       Даст подошёл чуть ближе и встал около живой изгороди. — Зачем тебе это? — спросил он, перебирая малахитовые листочки фалангами пальцев. — Люблю, когда красиво. — Руки были изрядно исцарапаны, наверное жгло, но он будто не замечал этого. Хоррор постепенно передвигался, обрывая трещавшие ветви, что уже не имели смысла и жизни. Каждый раз, когда он останавливал работу, дабы присмотреться, руки его мелко подрагивали, но вскоре он прикрывал дрожь занятостью. — А смысл? — он сел на траву. — Просто красиво. — Хоррор спокойно посмотрел на него. — Внутреннее удовлетворение. — по земле потянуло холодом. — Почему тут никогда не поют птицы? — птицы и в правду не пели. И насекомых тоже не наблюдалось, по крайней мере признаков жизни они не подавали. Стрекозы не стрекотали, кузнечиков не слышно. Изредка попадались мошки и комары, но сейчас тихо. Животных тоже нет. Максимум, что он смог выжать за всё время — труп кошки и останки мышей. Ни гнёзд, ни насекомых, ничего. Место будто вымерло и они — единственные выжившие на острове тишины и смерти. Хоррор отвёл взгляд, улыбка его перекосилась. — Время — страшная штука. — Уклонился он, поднимая заброшенную в кусты недопитую банку от энергетика. Ответ не устроил никого. — Тут всё искусственное, ненастоящее, — он взглянул на красную розу, лепестки которой потрескались и выцвели за ночь. В глазах блеснула тоска. — никто не хочет жить в кармане увядших растений. Мы сами мусорим и сами убираем. Приходим и уходим. Ухаживаем и убиваем. Ничего не уживётся в пластмассовом мире. Никто не хочет быть скотом этого места. — Он подцепил жухлую розу, что уже не спасти, и сорвал её. Алые лепестки, украшенные гарью и пеплом, посыпались из-под его пальцев. Хоррор посмотрел на Даста. — Не туши сигареты о цветы. Если куришь, носи хотя бы пепельницу.       Его глаз горел на фоне зелёных листьев и плюща. Лепестки сыпались из-под пальцев, не медля. Они пылали огнём, смотря на который забываешь, что всё ещё можно обжечься. Языки пламени леденеют, успокаивают пощёлкиванием, выделяются на фоне растений-изумрудов, всем видом говоря, что можно и нужно подойти ближе. Но от их вида в голове пульсирует лишь одно слово «Беги». И нужно бежать без оглядки, иначе яд расползётся по телу, парализуя. Кто-то не справился и теперь сам пленник из рассказов Киллера, обманутый красотой и невинностью пластмассового мира. На кого-то магия не действует.       Даст молча встал и направился к выходу, стягивая капюшон ниже. Шорох падающих лепестков не стихал, эхом распространяясь по черепной коробке. Глицинии задели голову и обдали ароматов сладости. Кустарники неодобрительно хлестали беседку, плющ шуршал на сетке, споря с кустами. Смятые стаканчики скатились на траву. Лампу забрали. Прутья дерева сметали черепицу, укоризненно воя о произошедшем. Он спотыкался о неровно уложенные кирпичи и чуть не вывихнул лодыжку. Трава, подобно болоту, не выпускала его, кидая камни под ноги и цепляя колючки на одежду, обувь. Небо затянуло плотными серыми облаками, в груди нарастало чувство давно забытой тревоги. Перед глазами мельтешили багрово-розовые лепестки и гудели слова «Не туши сигареты о цветы» вперемешку с «Беги».       Он не помнил, как оказался в зале, в кресле, со стаканом воды в руках и таблетками во рту, но он знал точно — курить в мёртвом цветочном кармане и тушить окурки о бархатные бутоны — не лучшая из идей.