Искушение

Каково это — кануть в лету, кануть в собственном омуте запретов и страстей? Слишком неправильно, слишком отчужденно, как кажется со стороны, слишком жарко, слишком, слишком, слишком.. Дазай слишком близко. Самозабвенно руки перехватывает, обжигая поцелуями щеки, скулы, виски — Дазай наслаждается своей работой, распластанной под ним, с расширившимися, как в ту роковую встречу в кафе, глазами. Дазай вырисовывает языком причудливые узоры на шее, волосы назад оттягивая. Фёдор не сопротивляется. Федор даже воздух ртом поймать не всегда успевает, цепляясь пальцами за края бежевого плаща, что уж говорить о том, чтобы сопротивляться слишком сильному искушению. Обычно змеем — искусителем подрабатывает он, но, видимо, сатана решил изрядно пошутить над любимым сыном. Излишне тут пошлые словечки над ухом, излишней определённо будет нежность. К "чертям собачьим" мигом расходятся пуговки на белоснежной рубашке, чего больше нельзя сказать про кожу — плечи и ключицы Осаму не оставляет без цепкого внимания, целуя, кусая, помечая их. На что его очаровательный партнёр глухо стонет, окончательно теряя контроль над своим телом. Над податливым до запретных ласк, коими его буквально осыпал самый, кажется, заклятый враг, телом сложно не потерять контроль. Сложно оставаться в здравом смысле, когда тебя, обнажив полностью, целуют неожиданно нежно, ловя каждый выдох, каждый миг рядом, особенно в момент, переполненный жаром и желанием. Дазай толкается вперёд рывком, без намёка на прелюдии, а Фёдор лишь голову назад откидывает, непроизвольно подставляя ещё больше пространства для жадных поцелуев. Каково это — кануть в лету? Раствориться в своих же собственных грязных желаниях, в жизнь постепенно, раз за разом, одна за другой воплощенных? Дазай цепляет подбородок, ловя аметистовых глаз взгляд — наслаждаясь каждым мигом, в них утопленном.