Fall in (sleep) love

Чон открывает глаза и видит его перед собой. Тяжело хлопает ресницами, пытаясь отогнать остатки сна. Видимо, всё таки не сон, раз парень напротив не растворяется в облаке сизого дыма. Он лежит напротив. Спит, рассыпав золотистые кудри на подушку. Спит так самозабвенно, словно он один в этом огромном мире и ни единая душа не потревожит его сон. Его грудь тихо вздымается, а ресницы невольно подрагивают. Он сопит себе под нос и мило выпячивает верхнюю губу вперёд. Он всё делает мило. Даже спит. Маленькие ручки с крошечными пальцами запрятаны глубоко в подолах просторного тёплого свитера. Этот свитер так отлично ему подходит. А ещё сочетается с его глазами. Небесно-голубыми. Но даже небо не так прекрасно, как эти два аквамарина, спрятаных от самых искусных ювелиров в его бездонных глазах. Но это не единственное сокровище, которым природа наделила это прелестное создание. Его губы, словно пурпурный жемчуг, даже в полумраке рассветного солнца, переливались ориентом и были слаще самой сладкой карамели в мире. Чон боялся даже задержать на них взгляд, потому что такому соблазнению невозможно сопротивляться. Чон тянет руку к заветному – хочет прикоснуться. Дотронуться. Завладеть. Кончики пальцев покалывает от настолько будоражущего кровь желания. По телу разносятся молнии, что аж с глаз сыпяться искры. Еще немного – и он сорвётся. Рука зависает в воздухе и словно немеет от мечещухся мыслей. Тянет, словно магнитом. Затягивает, словно чёрная дыра, из которой нет пути назад. А может и никогда не было. Дрожь мелко разносится по телу, мурашки пробегают сотни километров. Дыхание сбивается – и парню кажется, что он сейчас задохнётся. В глазах чернеет, потому что потемнело там уже давно. Сердце разрывается бешеной трелью, как будто его пронзили одновременно сотнями иголок. Оно стучит, резонирует по рёбрам. Отдаётся эхом где-то глубоко в подсознании и проникает аж до костного мозга. Там накапливается едким экстрактом и разъедающей жидкостью растекается по организму. Наконец он сдаётся, рвёт все невидимые ниточки, которые так старательно плёл его здравый рассудок. Чон аккуратно касается щеки Пака, но под пальцами ощущает нежнейший шёлк. Холодные пальцы вырисовывают незамысловатые линии, после срываются в безудержный танец. Касаются трепетно, но в тоже время настойчиво ведут своё соло по чужому лицу. После опускаются ниже, оглаживая тонкую шею. Очерчивают хитросплетение вен, голубеющих под кожей. Чон гулко сглатывает, теперь неуверенное юношеское желание превращается в несдержанное влечение, которое сложнее подавлять с каждой секундой. Он приближается ближе к спящему парню и утыкается носом куда-то между ключиц. Вдыхает насыщенный аромат, который моментально заполняет его изнутри. Переполняет настолько, что рецепторы отказывают и перестают воспринимать этот пленительный запах, как нечто непринадлежащее раньше. Чон тонет, уже давно утонул в ощущениях, которые испытывает рядом с Чимином. Чимин. Его имя патокой разливается на языке, оседает как сахар на дне бумажного стаканчика. Только вот вместо картонки — душа Чонгуковская. Истерзанная непреодолимой тягой, необратимым вожделением, непомерной грустью и неблаговольным трепетом. Он касается губ и замирает, словно  осознав, что вкусил запретный плод без разрешения Создателя. Поддался Змею-искусителю и пал, прокляв весь человеческий род на вечные страдания. Ведёт по бёдрами, наблюдая за умиротворённым дыханием парня. Упивается вседозволенностью, которую себе позволил. А Чимин утопает в неге. Ему снится разгарячённый песок, который обжигает, словно пламенем. Блики солнца искрятся на его бледной, еще неуспевшей стать бронзовой, коже. Он тонет в океане так же глубоко, как и в своих ощущениях. Захлёбывается от удовольствия, но покорно не впускает в свои лёгкие спасательный кислород. Пак готов в любой момент достичь пика, но он продолжает терзать своё тело и подставлять его под ласки. Внезапно всё обрывается, пелена спадает с глаз. Он выныривает из затянувшегося сна и смотрит на растерянного Чона, который пытается незаметно для другого убрать свои руки. Становиться неймоверно холодно и одиноко без этих прикосновений, от которых Чимин плавился секундами ранее. А у Чонгука эйфория, он практически не дышит. Ловит тот момент, когда на него обращены те самые аквамарины. Запечатывает на сетчатке поистине священный образ.  Простого смертного, которого зовут Пак Чимин.