Prêt aux délations

Ему приходится осмелиться постучаться. Инструкции были простыми и понятными. Очевидно, что до этого его пускали исключительно в гостевую спальню, но в действительности узнать о тайной части дома, где его хозяин уязвим, почему-то волнительно. Как открывать желанный подарок на Новый год. Это действительно приятный сюрприз. «Приходи на третий этаж. Не по работе, в десять.» Нейтральность формулировки была более возбуждающей, чем любое откровенное приглашение, потому что интерес к тому, зачем именно Алтан пригласил его — подпустил гораздо ближе, чем следовало бы — терзал весь день. Достойный аперитив, не затмевающий вкуса основного блюда, но дразнящий достаточно — — достаточно, чтобы отвечая хрипло «это я», он чувствовал себя дьявольски голодным. Конечно, спальня больше похожа на президентский люкс, чем на место где действительно отдыхают (и в чем он начинает сомневаться), цветы и растения в многообразии тонут в оттенках золотого — среди вычурного и изысканного самым драгоценным является черный георгин. Для того, чтобы отвлечь его от просчета ходов для отступления, Алтану не нужно много. Скажем, на нем вообще совсем немного. — Ты же понимаешь, — пронизывающий взгляд оценивает сверху вниз, — это только для твоих глаз. — Да чтоб мне их лишиться, — не раздумывая, он опускается на колени перед расслабленно сидящим на краю постели Алтаном, — можно? Тот почти безразлично кивает. Ведь так интереснее играть с огнем, на контрасте — он не торопится, касается затянутого черным нейлоном колена кончиками пальцев, и смаргивает. То, что чулки смотрятся на изящных сильных ногах так красиво — неудивительно. Но в то, что этот человек позволил ему увидеть это — верится с трудом. Алтан опирается на руках назад и наклоняет голову, намекая на продолжение, и черный шелковый халат разъезжается на широких плечах. Затянутая в нейлон стопа скользит снизу вверх, от паха по животу и груди, касаясь практически невесомо — и тяжело ложится на плечо. В том, как сильно эта изящная нога прижимает его к земле, достаточно смысла. Под губами он чувствует гладкий нейлон и выступающий шрам. Грубые пальцы, медленно скользящие вверх, под коленом, выше к бедру, чтобы перехватить и целовать дальше, приносят Алтану не меньше ощущений — ведь он даже выражает свою благосклонность прищуром глаз. Кружево на ощупь нежнее, и он ведет по атласной полосе пальцем до пояса, не решаясь зацепить застежку. Так он понимает, как первые люди находили ядовитые растения, чтобы открыть все многообразие дурмана — что-то в сердце цветка манит, и не устоять перед тем, чтобы попробовать. Отравиться будет сладко. — Я не знаю, чего хочу больше — снять их с тебя, или оставить, — честно признается он и потирается щекой о голень. Алтан вздрагивает. — Сделай так, чтобы стоило без них оказаться, — он вздергивает подбородок. Щелкает застежка спереди. Он ставит ногу Алтана себе на колено, чтобы расстегнуть застежку на задней поверхности бедра. Кружево скользит медленно; нейлон собирается нежным облаком на голени, и когда горячее дыхание обдает колено, Алтан напрягается всем телом. Чулок соскальзывает с ноги, обнажая белую кожу, испещренную шрамами — какие-то из них светлеют ровными линиями, оставленные рукой хирурга, какие-то змеятся. Поцелуй острой лодыжки заслуживает награду в виде прикушенной губы. Черный нейлон — невесомый в его ладонях. — Дай мне свои руки, — приказывает Алтан, продолжая игру. Протягивая покорно сложенные вместе кисти, он думает, что если Алтан не прирежет его на утро, то точно сделает это, когда закончится контракт, потому что живой такая игрушка уйти не может. Но возможно, что в его планы уходить и не входит. Чулок стягивает кисти до боли, и рука в его волосах — неласковая.