Тёмные хроники: Становление

      Проплывавшая мимо Ирланда кинула на архисерафима многозначительный взгляд. Что скрывалось за ним, размышлять не хотелось. Вместо этого Аркт, чуть заметно поморщившись, предался мечтам о том, как было бы славно и вовсе проигнорировать созыв в Инодан.       Пусть это было явным проявлением слабости — возможно, даже трусости, — но в последние столетия он всеми возможными способами избегал вероятности остаться с Творцом наедине. Кто-то мог бы сказать, что и раньше Аркт не слишком-то стремился к близкому общению с владыкой, но… В прошлом причины у него были иными.       В прошлом Тир обижался на долгие отлучки своего архисерафима, и тот, пусть и нехотя, признавал свою вину. Тогда безразличие было напускным, а сейчас обвинить в нём кого-то одного стало невозможно. Причиной тому не был недуг Творца. Просто в их случае «вечность на двоих» оказалась слишком непохожа на фантазии, которые некогда лелеял Золотой мальчик.       Сердце всегда глупо, и лишь сохраняя холодный рассудок можно было помнить о простых истинах.       Вечность охватывает мириады дорог. Ты не найдёшь их конца, а ступив по ним и обернувшись назад, уже не найдёшь их начала. Ты не знаешь, что принесёт следующий шаг, ибо бредёшь в вязком тумане. Дорогу, по которой шагают двое, может ждать неминуемая развилка. Вечность коварна и не считается ни с чьими желаниями.       Последним Зал Совета покидал Эродан. Он медлил, но уже не потому, что надеялся услышать от деда мудрые напутствия или слова ободрения. Краем глаза Аркт видел, что мальчишка робел — хотел сам сказать что-то, но не решался.       — Эродан.       Тихий оклик Тира удивил обоих, архисерафима и покровителя Нерима. Последний застыл, одной рукой сжимая массивную, позолоченную ручку двери, а другой — небрежно сложенный веер. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем молодой Рождённый Светом решился оглянуться на Творца.       — Впредь постарайся не бросаться в бой не подумав. Богу не пристало идти на поводу своей вскипевшей крови. Для подобного рода сражений Инодан взрастил немало бойцов, а ты…       Тир вдруг осёкся, всмотревшись в лицо Эродана. Оно заледенело, и в этот миг внешнее сходство деда и внука могло испугать — даже заставить Вечность вновь ослабить цепкую хватку. Придя в чувства и кашлянув, Творец постарался зайти с другой стороны:       — Не заставляй свою мать лишний раз тревожиться о тебе. Она не могла найти себе места, когда узнала о твоей схватке с ратша.       Однако этим он сделал только хуже. Взгляд покровителя Нерима сделался колючим, а его губы искривила ухмылка.       — Жаль это слышать, — медленно, едва ли не по слогам произнёс Эродан. — И всё же… Возможно, моей матери стоит напомнить, что властвование не только даёт привилегии, но и обременяет обязательствами. Вступив в бой, я уберёг своих людей от гибели и защитил свои земли от ещё больших разрушительных последствий демонической магии, чем они есть сейчас. Даже если бы я оказался ранен, оно стоило бы того.       — Эродан…       — Я и без того слишком долго медлил, слишком на многое закрывал глаза, — уже резче и громче выплюнул покровитель Нерима, непримиримо вздёрнув подбородок. Отняв ладонь от ручки двери, он тут же стиснул её в кулак. Даже со своего места Аркт услышал, как зазвенели кольца на его пальцах, ударившись друг о друга. — В очередной раз потерялся во времени и столкнулся с последствиями. Я сам разберусь, как реагировать на свои промахи и оберегать своё королевство! А вы и дальше продолжайте тревожиться и умиротворять друг друга высокопарными речами!       Лёд хрустнул, и яростная обида Эродана вырвалась через этот разлом. Двери перед ним едва не слетели с петель, и молодой Рождённый Светом стрелой вылетел на площадь перед Залом Совета. До ушей Аркта донёсся весёлый щебет птиц; лёгкий, по-утреннему свежий ветерок принёс за собой аромат роз, всколыхнул пряди волос, огладил щёки. Перед тем, как несчастные двери с грохотом захлопнулись, отрезая все звуки и запахи, архисерафиму удалось оценить недоуменные выражения лиц ещё не успевших разойтись по своим делам Мальфаса, Ирланды и Венд.       Казалось бы, за тысячелетие иноданцы должны были привыкнуть к взбалмошному характеру Эродана, но с каждым новым его проявлением они не уставали удивляться этим взрывам эмоций.       Однако: такой уж ребячливой была злость Эродана — хотя бы в этот раз? В задумчивости Аркт уставился на носы своих чёрных сапог. «Потеряться во времени» — архисерафим уже слышал эти слова как из уст внука Тира, так и раньше, от Заорея. В какой-то мере и этот феномен нёс в себе дыхание Вечности — если вовсе не был её прямым проявлением наряду с потерей чувств. Неудивительно, что он пугал покровителя Нерима, привыкшего к обществу своих маложивущих подданных, которым подобное от природы было неведомо.       — Ещё совсем мальчишка, — пробормотал Тир. Его плечи понуро опустились. — Такой вспыльчивый… Хотел бы я сказать, что он — точная копия отца. Но я помню, что в его возрасте тоже не отличался хладнокровием… Присмотри за ним, Аркт.       — Эродан уже давно вышел из возраста, когда ему требуется нянька, — сухо возразил архисерафим. — Если и правда помнишь себя в его годах, то должен знать: что ему ни говори, он поступит по-своему.       Творец, помедлив немного, слабо улыбнулся и кивнул.       — Я хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, — затем произнёс он — так, как будто бы у Аркта могли остаться сомнения.       — Говори, — бесцветным голосом отозвался архисерафим, высокой чёрной статуей застыв у изножья трона Салдрина.       Поджав губы — не в недовольстве, но в порыве усилия, — Тир тоже поднялся на ноги. Он двигался с той же грацией и лёгкостью, как и тысячелетия назад, не растерял ни осанки, ни достоинства в каждом движении. В своих белоснежных одеяниях, сверкающих серебряными узорами, он действительно походил на божество, чистое и возвышенное. Однако только дурак мог не заметить, какого труда Творцу стоит скрывать вес груза ответственности, что клонил его к земле. Что это был за груз, что это была за ответственность — никто не знал. То была тайна, которую Верховный Рождённый Светом не доверил никому — даже Аркту, которому когда-то едва ли не клялся в вечной искренности и которого едва ли не умолял о том же в ответ.       — Как только ты появился в Зале, я заметил твою тревогу, — со свойственной ему туманностью начал Тир. — Я полагал, что, если это относится к делу, ты поделишься своими мыслями на совете, но ты промолчал. Значит, эта информация не для лишних ушей. Я прав?       Изумляться было нечему. Творец — один из многих, кто мог с лёгкостью прочитать на бесстрастном лице Аркта потаённые эмоции. Когда-то это было удобно, сейчас — весьма досадно, но…       — Пока я не могу сказать ничего определённого, — уклончиво ответил архисерафим. Он никогда не любил делиться домыслами. — Но не переживай, Творец. Если информация окажется достойна твоего внимания, ты узнаешь об этом первым.       Длинные ресницы Тира затрепетали, когда он утомлённо прикрыл глаза.       — Вот как. Тогда позволь мне поведать тебе кое о чём. Вдруг это поможет тебе в твоих изысканиях.       Он подошёл ближе, и Аркта окутал знакомый древесный запах, но сегодня он горчил новыми травяными нотами. Соглядатаи докладывали архисерафиму, что в последнее время Творец изводился от бессонницы и даже попросил Салдрина отыскать действенное снадобье от этого недуга. Покровитель Киры со всей серьёзностью отнёсся к просьбе старого друга, но вот беда: ни одно из зелий, доставленное в Инодан, не возымело над Верховным Рождённым Светом должного эффекта.       — Помнишь, я рассказывал тебе о своих снах, где неясная чёрная фигура показывала мне головы наших врагов?       Аркт медленно кивнул.       С самых первых дней их знакомства — когда ещё была цела Пангора, а Тёмный Святой и ученик Башни Всезнания не подозревали, сколь долгую и извилистую дорогу им придётся пройти рука об руку, — Тир видел много вещих снов. В нём были все задатки Оракула, и, пусть его ученичество оказалось прервано столетней войной с Азатороном и его союзниками-ратша, после Звездопада Заорей, Глава Оракулов, предложил передать ему все знания Ордена. Однако будущий Рождённый Светом ответил решительным отказом. К тому времени он слишком многое пережил, и это многое помогло ему понять: он не прочь заглядывать в прошлое, но будущее страшит его. Тир был измучен бесконечными горестями и смертями, не хотел большей ответственности — тогда. А когда ответственность сама нашла его, не оставив другого выбора, просить Заорея о чём-то стало поздно: Святой Дракон ушёл в затворничество и не собирался прерывать его даже ради Творца.       Так или иначе, дар Тира давал о себе знать и без должного обучения. Происходило это не по воле несостоявшегося Оракула, но свою пользу приносило — Творец научился извлекать её. Это всегда были сны, запутанные и опустошающие. Некоторые из них Тир без труда разгадывал, но смысл других открывался ему лишь тогда, когда события, о которых они предупреждали, оказывались в самом разгаре или вовсе подходили к концу.       Первый особенный сон он увидел перед последней битвой с Азатороном и Тирнасом. Чёрная фигура провела его по разрушенным коридорам дворца Всевеликого к Лунному залу и указала на расколотый трон, где лежали две головы. Одна была завёрнута в чёрный шёлк, и глазницы её через ткань горели алым светом. На вторую был небрежно наброшен белоснежный сатин, и когда холодный осенний ветер потревожил его, Тир увидел череп с клеймом в виде солнца на лобной кости.       Через сутки с Азатороном и владыкой Ратшека было покончено.       Второй сон настиг Тира перед сражением в Каллидаре. Вслед за чёрной фигурой Творец поднялся по лестнице из окровавленных человеческих костей, наверху которой оказался постамент, где вновь лежала голова с горящим красным светом глазами, завернутая в чёрный шёлк. Однако проводник Творца лишь указал на неё и без остановки проследовал дальше — в ледяную бездну. Там, в лабиринте из пещер, их поджидала следующая голова; она, прикрытая алым атласом и проткнутая мечом, лежала в окружении пяти жаровен, что пылали голубым пламенем. Но и здесь их путь не был окончен. Чёрная фигура привела Тира в заброшенный храм под землёй, к алтарю, на котором лежала третья голова. Скрытая от глаз уже знакомым алым атласом, она рассыпалась прахом от лёгкого касания Творца.       Через пять дней в Каллидаре, у Чёрной башни, Зорас убил второго владыку Ратшека, Армонаарта. Через двадцать пять лет после этого он пал от руки своей дочери Аглаи, — в ледяной тюрьме под Нортфорджем, в которую он был заключён за своё предательство перед Вином. А ещё через семь лет в древнем храме на краю света распрощалась с жизнью и сама Аглая: обезумевшая и осквернившая всё, за что когда-то сражалась, она осыпалась пеплом под гнётом гнева Творца.       Третий сон грянул словно гром посреди ясного неба. Дрожа от мороза, то и дело спотыкаясь о припорошенные снегом черепа, но не отставая от чёрной фигуры ни на шаг, Тир спешил по улочкам разрушенного предместья. Их путь лежал на холм, где в окружении столетних сосен дымились руины замка. На его обугленном пороге нашёлся укутанный чёрным плащом маленький мальчик. Он не был мёртв, но остался неподвижен, даже когда Творец опустился перед ним на колени. Он лишь смотрел на него горящими алым светом глазами, и по его щекам текли чёрные слёзы. В оторопи разглядывая его лицо, Тир не сразу заметил, что мальчик прижимал к груди какой-то свёрток, завёрнутый в непритязательную серую ткань в пятнах крови. То была чья-то голова, но когда Творец потянулся к ней, она обернулась клубком змей, и мальчик страшно закричал, разрушив видение на тысячи острых осколков.       В отличие от первых двух, этот сон оставил Тира в полном недоумении. Тогда Рождённые Светом ещё не знали о предательстве Глерболлоров и десятков других семей, служивших им не одно поколение. Это был изощрённый, поражающий своей рисковостью и наглостью план; предотвратить его удалось ценой сотен и сотен жизней. Пал Тредомар, следом полетели головы изменников, но по сей день — спустя без малого век — Инодан не смог до конца подсчитать, сколько урона нанёс ему этот удар в спину. А Тир не знал, правильно ли он поступил, позволив жить ребёнку-полудемону, и чью голову тот сжимал в объятьях в его видении.       Выходило, что сны с участием чёрной фигуры всегда предрекали самые мрачные испытания, выпавшие на долю Верховного Рождённого Светом. И пусть он со временем разобрался, о чём они ведали, тревога снедала его. Творец был уверен, что его проводник существует на самом деле, но не знал ни кто он, ни где его найти. Тир хотел бы считать его другом, но сомневался, что это в самом деле так. Из раза в раз он чувствовал опасность и ядовитую насмешку, исходящие от незнакомца. Казалось, тот потешается над ним.       Не раз Аркт предлагал Творцу обратиться за помощью к Ирланде. Сам он, хоть и приучил себя со всей серьёзностью относиться ко снам Тира, ничем не мог ему помочь. Пользуясь псионикой, он был способен увидеть воспоминания другого существа, однако видения Оракула имели под собой природу иного толка, неподвластную ему. Ирланда же, имея схожие с Творцом таланты, могла попытаться пролить свет на эту тайну. Но Тир в свойственной ему упёртости не хотел тревожить подругу, считая, что раз чёрная фигура приходит только к нему, то он лично должен разобраться в её мотивах.       — Ты снова видел похожий сон? — спросил Аркт, склонив голову набок и прислушиваясь к себе. Странное предчувствие охватило его. С одной стороны он не желал слышать, что увидел Тир в переплетении вероятностей, а с другой — жаждал, чтобы это видение ознаменовало собой конец застоя, в котором погрязла их жизнь.       — Не так давно, — ответил Тир и — нахмурился, тут же сам усомнившись в своём определении времени. — Хм… В этот раз чёрная фигура не встретила меня. Мне пришлось найти её самому. Не помню, сколько мне пришлось блуждать, но я прошёл и заснеженные холмы, и морской дождливый берег. В конце концов, я очутился в отсыревших руинах и долго сновал там, пока не нашёл зал с единственным пятном света. Когда я вошёл в него, то ослеп и оглох, а когда пришёл в себя… Я уже был в Инодане. Стояла ночь, в нём не было ни души, и никто не мог подсказать, куда мне идти дальше. Впрочем, откуда-то это было мне уже известно. Ноги сами вели меня к той парящей беседке, что так любит Ирланда.       В ней меня и ждала чёрная фигура. Она расхаживала у одной из скамей и держала в руках две головы, обвитых змеями. — Вдруг голос Тира предательски дрогнул, и Аркт впился в его лицо испытующим взглядом. — Когда я подошёл ближе, она протянула мне сначала одну голову, завёрнутую в белую парчу с золотым узором из солнц, а затем и вторую — в чёрной парче с золотым узором из полумесяцев и волн. В те мгновения я сам себе не принадлежал: принял каждую и мог только смотреть — сначала на них и на змей, переползших на мои руки, а затем на то, как чёрная фигура отходит от скамьи и показывает разложенные на ней ещё шесть голов. Все они, как и первая, были укрыты белой парчой.       Тир замолчал, глубоко, рвано вздохнув, и Аркт, хоть и пытался сдержаться, не мог не ответить ему тем же. Он с лёгкостью признал, что не был готов услышать это. И одновременно с этим — готов.       Аркт знал, что Творец не ждёт от него каких-то умных комментариев, и всё же понимал, что в этот раз отмолчаться не получится. Вот только впервые за долгие годы ему нужно было время, чтобы хорошенько обдумать услышанное, а уж потом говорить. Не так-то просто подобрать слова, когда Оракул увидел смерть не только Рождённых Светом, но и твою собственную.       Но внезапно Тир продолжил:       — Я ожидал, что вот-вот очнусь от этого видения, а оно не заканчивалось. Мне оставалось только стоять с головами в руках, смотреть на головы напротив и слышать шипение змей уже у самого уха. Меня одолевали и гнев, и горечь, и странное чувство облегчения. А затем я услышал за спиной чьи-то шаги и обернулся. Я не помню лица этого человека, не знаю даже, был ли он мужчиной или женщиной. Я запомнил только Пожиратель душ в его руке, и как, окончательно потерявшись в эмоциях, сам позволил ему пронзить меня. Последнее, что я видел, как всё вокруг превращается в пыль, и только человек, убивший меня, остался невредим. Он так и не отпустил меч, и на его руку с моей груди переползали змеи.       Договорив, Творец поднял на Аркта глаза. Архисерафим против воли вздрогнул: он уже и позабыл то чувство, когда Тир смотрел на него — не сквозь. Под этим взглядом темнить было невозможно, и, сдавшись, он передёрнул плечами и тихо сказал:       — Кажется, тут есть, над чем поразмыслить.       Тир улыбнулся, вновь став до боли знакомым:       — Действительно. Сначала я был обескуражен тем, что несмотря на все мои усилия Бог Тьмы явит себя и покончит с нами. Затем я даже злорадствовал: видел нечто справедливое в том, что проблемы, донимавшие меня — змеи, — перекинутся на него. Как ты можешь представить, я уже отвык от такого количества эмоций — они захватили меня целиком. Мне понадобилось немало дней, чтобы понять свои чувства и отринуть их. Тогда-то я понял кое-что: змеи из этого сна были мне знакомы. Это в них обернулась голова, которую обнимал юный Цилин в моём прошлом видении.       — Ты уверен? — резко переспросил Аркт. — Это слишком тонкая деталь. Сам Заорей, бывало, не мог запомнить все мелочи и признавал, что даже тренированное сознание Оракула способно на самообман — для успокоения или…       В глазах Творца появилось снисхождение.       — Я уверен. Змеи — последнее, что должно было бы беспокоить меня… Меня — увидевшего смерть свою и всех людей, что мне дороги. Странно, если моё подсознание со мной не согласно и пытается утешить меня расцветкой змеиной шкуры.       — Надо же, — не выдержал и фыркнул Аркт, — ты ещё способен шутить!       — Не думай о моём состоянии так плохо, — поморщился Тир. Он опустился на трон Эродана и взмахом руки указал на трон Салдрина, предлагая архисерафиму вновь усесться неподалёку от него. — В любом случае, я более чем заинтересован в том, чтобы это предсказание не сбылось. И потому я уверен: если поимка ратша увенчается успехом, это окажет мне неоценимую помощь… станет подспорьем.       Приняв предложение Творца, Аркт украдкой покосился на него. Когда потрясение отпустило архисерафима, к нему начало возвращаться хладнокровие. Вместе с этим он смог сложить пазлы мозаики. Бессонница Тира, донесения о его приказах усилить поиски Предопределения — всё это началось с ночи, когда он увидел очередной пророческий сон. «Прошло полгода. Он внезапно созвал Семерых в Зале Совета и потребовал отчёты о ходе поисков, и тогда точно стояла зима… Вот уж и не поспоришь: не так давно, как могло бы быть».       — Неужто ты думаешь, что цель этого ратша — откопать где-то Бога Тьмы и подначить его на скорейший бой против Рождённых Светом? — съехидничал Аркт. — Это…       — Больная фантазия, — закончил за него Тир, тонкими пальцами перебирая длинные концы своего пояса. — Верить в неё значит быть круглым дураком. Однако в мире всё взаимосвязано, вероятности переплетены. Властвование Рождённых Светом над Вином всегда было зыбким, пусть смертные и верят в обратное. Действия этого ратша могут зародить губительную волну в Море. Сначала обрушившись на Нерим, она с рокотом пронесётся и по другим королевствам.       — И тогда в наступившем хаосе поднимет голову Бог Тьмы, — кивнул Аркт. — Однако он может заявить о себе и позже. И ратша будет абсолютно ни при чём.       — Конечно. Но мы не можем знать наверняка. А я не готов верить в удобные варианты — я отсеку каждый, — непоколебимым тоном отрезал Тир. — Как правильно заметил Эродан, этот ратша — наша единственная реальная проблема, и мы обязаны разобраться с ней. Инодан не должен пасть.       Аркт опустил голову. Где-то в его груди — сердце? это было сердце? — разрасталась саднящая боль. Она была ему так знакома: немало сотен — тысяч? — лет он игнорировал её, отмахивался от неё, но она стала ему роднее матери. Он не ведал другой её природы, кроме той, что служила напоминанием: Вечность охватывает мириады дорог, и она же их коварный архитектор; одна дорога будет прямой, как шпала, другая проведёт тебя путём извилистым, как русло горной реки, а третья окажется замкнутым кругом, и ты будешь бродить по нему до скончания веков, даже если поймёшь, что очутился в ловушке.       Аркт догадывался, когда ступил на ту самую, третью. В ненастный день, за несколько часов до падения Вораны, когда в расплавленных руинах Рахставасы поддался слабости — удушающему чувству беспомощности и одиночества, своему глупому сердцу — и принял тёплую ладонь…       Погрузившись в тяжёлые мысли, архисерафим не заметил, как Тир поднялся с трона Эродана и подошёл к нему. Его лёгкое прикосновение едва не заставило Аркта вздрогнуть.       Теперь эти некогда тёплые руки были холодны как лёд. А в нём самом, казалось, не осталось ничего, кроме теней — ничего, что можно было бы согреть.       «Как прискорбно».       — Если этот ратша уже встречался нам в прошлом, не думай, что его будет легко выследить — не то что победить, — сухо заметил Аркт, стряхивая пальцы Творца со своего запястья. Архисерафим выбрал быть честным: — Ведь он не только сбежал от Эродана этой ночью — он смог обхитрить меня. Я был уверен, что моё претворение выкосило всю ратшековскую дрянь в Тредомаре. За прошедшие сто лет я не чувствовал присутствия сильного ратша в Вине. Я могу лишь надеяться, что выясню, каким образом он прятался от меня — от всего Инодана, — пока он не сделает следующий шаг.       Несколько мгновений Тир разглядывал свою отвергнутую руку, а затем медленно спрятал её за спину. Печаль, омрачившая его лицо, тут же сменилась равнодушием.       — Я ещё не выжил из ума. Я понимаю, что не стоит ждать лёгкой победы, — покачал головой он. — Этот ратша скрывался от нас куда дольше, чем сто лет. Я могу допустить, что Инодан не заметил открытие портала в Ратшек, но порталы пригодны только для слабых ратша. Очевидно, наш противник не из их числа. Что во времена войны с Тирнасом, что во времена войны с Аромонаартом, такие, как он, проходили в Вин исключительно через врата — вместе со своими владыками. Представить же, что мы упустили открытие третьих врат… Это исключено. Но именно поэтому ситуация кажется ещё страшнее. Получается, ратша, о котором мы узнали только сегодня, находится на наших землях тысячелетия. Что он делал всё это время? Как он умудрился оставаться незамеченным? Благодаря своему уму и магическим изысканиям, или же дело в чём-то другом? Цилин рассказал о кулоне — неком устройстве, — что помогал ратша подавлять силу, но — когда он появился у него? Как и из чего ратша его создал? Эти вопросы не дают мне покоя… так же, как и тебе.       Не дожидаясь ответа, Тир неспешно проследовал к окнам.       — Ведь именно это тревожило тебя с самого начала собрания, я прав? — спросил он, вглядываясь в витражи. — Как ты узнал обо всём этом раньше прочих?       Скривив губы, архисерафим отвёл взгляд. Он не сомневался, что его информатор рано или поздно заинтересует Верховного Рождённого Светом. Вот только рассказывать о талантах юного Арантэаля Аркт был не намерен — до поры до времени. Наратзул был совсем ещё мальчишкой, неопытным и глуповатым, обласканным хвалебными одами в свою честь и оттого возомнившим о себе слишком многое. Если он окажется в центре внимания Творца в состоянии неподготовленном к столкновению с суровой действительностью, быть беде.       Однако времена, когда Аркт был способен долгое время оставлять Тира в неведении, давно прошли. Тот вполне мог уже и сам прознать о талантах Наратзула. В этом случае архисерафиму оставалось только надеяться, что его молчание ясно даст понять: сейчас этот щенок не принесёт Инодану ничего, кроме проблем.       — Не забивай голову. Как я уже сказал: пока это неважно.       — Что ж, — протянул Тир, — раз ты так говоришь, я доверюсь тебе. И я… я не смею тебя больше задерживать. Как и всегда, ты волен действовать так, как считаешь нужным. Но помни: я жду от тебя хороших вестей.       Мрачно ухмыльнувшись, Аркт поднялся со своего места. Повторять дважды ему было без надобности: пусть и мнимая, но свобода манила, и архисерафим, не размениваясь на прощание, сразу же взял скорый шаг. Однако стоило ему оказаться у выхода, как Творец снова заговорил:       — Я молю тебя лишь об одном. Не дай моему видению сбыться. Думай обо мне всё, что хочешь, будь не согласен со мной и спорь, избегай меня и даже украдкой мечтай от меня избавиться, но… Не дай мне увидеть твою смерть.       От неожиданности Аркт вцепился в ручку двери с такой силой, что она едва не смялась в его пальцах. Зал Совета вдруг показался ему невероятно крохотным — из него будто выкачали весь воздух.       Тир так и не оглянулся. Он всё всматривался в витражи, но плечи его были напряжены, а его руки за спиной были сцеплены так, что побелели костяшки пальцев.       Сердце всегда глупо, и только сохраняя холодный рассудок…       «Будь ты проклят! Столько тысячелетий прошло, столько перемен случилось с тобой, но одно остаётся вечным: ты живёшь тем, что мучаешь нас обоих», — с отчаянной злостью подумал Аркт.       И попросту сбежал, пока не стало слишком поздно.       ***       Впрочем, далеко сбежать у него не вышло. Глядя на Ирланду, расхаживающую по площади и явно ожидающую его, Аркт пожалел, что не телепортировал прямо из Зала. Он был слишком устал и зол, чтобы терпеть хитроумные уловки богини. Но у него снова не было выбора: площадь окружали караульные, и уж им точно не следовало видеть, как мало стоит внимание Рождённой Светом для архисерафима. От осознания этого удручающего факта настроение Аркта стало ещё хуже. Направившаяся было к нему Ирланда под его взглядом замерла, дала себе несколько секунд на размышления, а после поманила его в тенистую аллею за площадью — подальше от любопытных глаз.       Они проследовали по мощённой мраморной плиткой дорожке в полном молчании. Играя кольцами на пальцах, Ирланда задумчиво смотрела только вперёд. Аркт, отстающий от неё на полшага, то и дело косился на богиню, гадая, что ей могло понадобиться от него — настолько, что она не побоялась его дурного расположения духа. Они оба были известны тем, что сбрасывали свой гнев на неудачливого собеседника — Ирланда не могла верить, что её минует сия незавидная участь.       Она остановилась лишь тогда, когда они оказались на берегу небольшого круглого озерца. На другом его берегу располагались пустующие оранжереи; от главной дороги аллеи их скрывал пологий склон и старые кривые ивы, опустившие свои ветви до самой земли.       — Могу ли я радоваться тому, что вы проговорили больше пяти минут? — вздохнула Ирланда, наблюдая за тем, как лёгкий ветер пускает рябь по озёрной глади.       — Какая тебе от этого радость? — усмехнулся Аркт.       — Не прикидывайся ещё большим дураком, чем ты есть, — отрубила богиня, заправляя за ухо выбившуюся из причёски каштановую прядь. — Даже ты должен понимать, что в нынешнем состоянии Творца твоя вина едва ли не самая большая. Вы отдаляетесь друг от друга всё сильнее, но никто другой не может удержать его от падения в Вечность. Однажды он окончательно потеряет себя, потому как не найдётся того, кто осмелится напомнить ему, кем он всегда был.       Аркт криво улыбнулся. Кого-кого, а Ирланду время точно не изменило. Внешне богиня осталась всё такой же изумительной красоты женщиной из далёкого прошлого, когда за ней ещё не закрепилось звание Кровавой Суки Аразеаля. Каждый её поступок был выверен до мелочей, и, глядя на неё, попадая под влияние её чар, никто не мог поверить, что ею движет что-то помимо добросердечности. Возможно, если бы их первая встреча не началась с того, что Ирланда показала свою истинную натуру, даже Аркт поначалу был бы одурачен её отменной игрой.       — Что тебе нужно?       Богиня резко повернулась к нему:       — Мне нужно, чтобы Творец не превратился в равнодушную ко всему марионетку Вечности…       — Нет, — оборвал её Аркт, и серые глаза Ирланды опасно сверкнули. — Тебе нужно совершенно другое. Я не забыл: когда ты так искренне беспокоишься о ком-то, за свою доброту ты хочешь получить что-то взамен. Можешь опустить вступительную часть, мне она безынтересна. Я слишком дорожу своим временем, и потому — что тебе нужно?       Злость уродовала даже самые красивые лица. Когда Ирланда позволяла своим тёмным эмоциям выплеснуться наружу, многие предпочитали оказаться как можно дальше от богини. Вот и сейчас: воздух над озером потяжелел, запах озоном, птицы с криком вспорхнули с ветвей; казалось, вот-вот в землю у ног Аркта ударят молнии.       — Как же я мечтаю вырвать твой ядовитый язык! — прошипела Ирланда. — Пусть мне и правда кое-что нужно, это не означает, Бездна тебя раздери, что я не беспокоюсь о Тире! Возможно, и тебе следует хоть немного побеспокоиться о нём.       — Кто меня беспокоит, а кто нет, не твоего ума дело, — пожал плечами Аркт. — Начинай говорить, пока я всё ещё согласен выслушать тебя.       Сцепив зубы, Ирланда прикрыла глаза и попыталась обуздать своё бешенство. Когда-то давно, примерив статус Рождённой Светом, она пыталась поставить наглого архисерафима на место. Даже использовала Творца, надеясь с его помощью приструнить бывшего Тёмного Святого. Сложно было припомнить, какими уловками не пользовалась покровительница Аразеаля, чтобы добиться если не его послушания, то уважения к себе, но все её усилия оказались тщетны. Аркта это всегда забавляло; он даже расстроился, когда Ирланда смирилась с положением дел. Её бесконечная злость и громкие возмущения не были и вполовину так же увлекательны.       — Видит Эллиас, однажды ты поплатишься за своё равнодушие, а вслед за тобой и все мы, — предрекла богиня. А затем, одёрнув широкие фиолетовые рукава платья, выплюнула: — Я хотела поговорить с тобой о Наратзуле Арантэале.       — Неужели? — в фальшивом изумлении приподнял бровь Аркт. — С каких пор тебя интересуют молоденькие паладины?       — Он — сын моего друга, и я…       — А сыновья твоих несуществующих друзей?       — Замолчи! — не сдержавшись, рявкнула Ирланда и едва не замахнулась, чтобы ударить архисерафима. — Я не позволю рушить жизнь сыну Теалора!       — Не понимаю, о чём ты говоришь, — покачал головой Аркт, но про себя усмехнулся.       Конечно же, он всё понимал. С тех самых пор, как до Инодана дошли вести из Башни Паладинов — о том, что юный Арантэаль, не справившись с собой, убил соученика, — Ирланда потеряла покой. За минувшие полгода Аркт не бывал в Городе Богов, но знал, что поведение покровительницы Аразеаля не изменилось даже тогда, когда Наратзулу удалось избежать смертной казни. Подобное было для неё противоестественно: Ирланда всегда волновалась лишь за себя.       Теалор Арантэаль служил подле неё пару-тройку лет — быть может, дольше. Ирланда была довольна им и даже благоволила ему, но представить, что за это время холодная эгоистичная богиня и благонравный амбициозный серафим стали друг другу друзьями, было затруднительно. С тех пор, как Теалор получил другое назначение, а вместе с тем продвижение по службе, они никогда не виделись, и Ирланда не стремилась изменить ситуацию. Да и зачем? Арантэаль был лишь смертным, исполнявшим свой долг перед ней, Рождённой Светом.       Не то чтобы у Аркта не возникло подозрений, что это далеко не так.       — Я знаю, что ты положил на мальчика глаз, — процедила покровительница Аразеаля. — Даже приставил к нему своего цепного пса, Глерболлора. Ты хочешь взрастить из него свою новую боевую единицу, но я не могу позволить этому случиться. Его отец — хороший человек, и, я знаю, он растил сына самым достойным образом. Под твоим началом все его старания обернутся прахом!       — Насколько мне известно, — насмешливо заметил Аркт, — пока Теалор Арантэаль рьяно исполнял обязанности серафима, Наратзула самым достойным образом растила Мириам.       Ирланда озадаченно моргнула. Конечно же, она не помнила этого имени.       — Та аэтерна, которую казнили вместо сына твоего друга, — подсказал ей архисерафим, и богиня тотчас небрежно отмахнулась:       — Ах, она!.. Конечно же, я не преуменьшаю её заслуги. Более того, благодарна ей за жертву, хоть, как слуга, она и должна была…       — Наратзул не считал её слугой, — тонко улыбнулся Аркт, и Ирланда вздрогнула от этой улыбки. — Для него она была единственной матерью, которую он знал.       Сказав это, архисерафим принялся внимательно следить за реакцией богини. Конечно же, она чувствовала его интерес — знала, что он обязательно возникнет, и осознанно пошла на риск, заведя этот разговор. И конечно же, Ирланда пыталась скрыть свои истинные эмоции и мотивы. Вот только смятение, заставившее её лицо глупо вытянуться, она удержать не смогла.       — Если это так, — наконец богиня подобрала слова, — то тогда я ещё больше уверена, что мальчик не должен попасть к тебе в руки. Мириам казнили из-за того, что однажды он позволил тёмной магии взять над собой верх — и именно на неё ему придётся полагаться, оказавшись под твоим началом. Это уничтожит его!       — Магия есть магия, — с лёгкостью отбил Аркт. — Она не тёмная и не светлая — не смеши меня этими условностями, ты и сама в них не веришь. Если у кого-то есть предрасположенность к определённой форме магии, он должен научиться контролировать свои умения — как раз для того, чтобы не быть уничтоженным ею. Наратзул Арантэаль не исключение из правил. И не станет им лишь потому, что ты захотела этого.       Эта правда была жестокой: заслышав её, на пару мгновений Ирланда словно окаменела. Однако Аркт знал, что его отказ не остановит эту женщину — лишь заставит переосмыслить подход к решению проблемы. Она слишком привыкла получать желаемое — любой ценой. Тот факт, что стоящий перед ней архисерафим был достойным противником, лишь подстёгивал богиню придумывать всё более и более хитрые уловки.       За прошедшие тысячелетия Аркт не единожды становился свидетелем ухищрений Ирланды, но подозревал, что в этот раз она сможет превзойти себя. Ему оставалось лишь понять причину её стараний — найти неопровержимые доказательства своим догадкам.       — Значит, ты не отступишь? — тихо и задумчиво спросила богиня, вновь отворачиваясь к озеру.       — Я ещё никуда и не подступал, — пожал плечами архисерафим и, поразмыслив немного, добавил: — Я слежу за щенком, потому как он талантлив и пока мне интересен. Если он докажет свою ценность, то только в моих рядах раскроет свой потенциал. Если же нет, то мне будет абсолютно безразличен его дальнейший путь. В любом случае, позволю напомнить: не в твоих силах повлиять на будущее мальчишки. Если паладином не заинтересован ни один из архисерафимов, его распределением занимается Мальфас.       Кусты на противоположном берегу озера вдруг задрожали, и из-за их затрещавших ветвей величественно вышел белоснежный павлин — один из любимцев Творца. Магический узор на его голове вспыхнул на солнце чистым золотом. Едва взглянув на двух аэтерна, он спрыгнул с травы на песок и прошёл к воде.       — Возможно, Мальфас окажется благоразумнее, — не отрывая взгляда от птицы, сказала Ирланда, и Аркт иронично приподнял бровь.       Да, не оставалось сомнений: движимая неким отчаянием, в этот раз богиня была готова взяться за дело всерьёз. Обратиться за помощью к Мальфасу — последнее, на что бы она решилась, не вынуждай её обстоятельства. В конце концов, Аркта она попросту ненавидела, а вот покровителя Эндерала — презирала всей душой.       Впрочем, Мальфас отвечал ей тем же. Быстрее вторая Ворана упадёт на Вин, чем он окажет Ирланде услугу.       — Благоразумнее? Я бы на это не рассчитывал.       ***       Воздух в оранжерее был невыносимо тёплым и влажным. Даже приоткрытое окно не избавляло Цилина от ощущения, что с минуты на минуту он позорно упадёт в обморок. Спасало ситуацию лишь то, что он был поглощён куда более важным делом, чем пребывание в отключке: шпионил за своим командиром и Кровавой Сукой Аразеаля.       И не он один.       — Прекрати ёрзать! — едва слышно прошипел Асферон, когда Глерболлор в очередной раз задел его плечом. — Ещё немного, и ты сдашь нас с потрохами!       Засев под гигантским вечноцветущим папоротником, доставленном в оранжерею Богов с южных берегов Мьяр Араната, два капитана обратились в слух. Точнее: поначалу Цилин был здесь один и совершенно не ожидал компании. Знакомые, крадущиеся шаги раздались за его спиной чуть погодя, когда Сука уже подрастеряла лицо и закипела праведным гневом. Глерболлор не оглянулся даже тогда, когда Асферон остановился в надёжной тени раскидистых лап папоротника и с укором шепнул:       — Подслушиваешь?       — Подслушиваю, — подтвердил серафим и только шикнул на опережение: — Побрюзжишь потом, а сейчас помолчи. Это важно.       Возможно, не будь Цилин так занят, он бы тотчас картинно схватился за сердце: Ньердрэаль и не собирался сдавать или журить наглого ворона. Вместо этого Асферон фыркнул, опустился на пол рядом с ним и замер, ловя каждое слово из разговора архисерафима и Рождённой Светом.       Разговор этот оказался недолгим, однако за это время только один из неожиданных шпионов доказал свою стойкость к превратностям судьбы. Казалось, Ньердраэль даже не вспотел в своих дурацких серафимских доспехах, когда Цилин уже был готов продать душу владыке Ратшека — лишь бы головой окунуться в снег. Перед его глазами мерцали тёмные круги, он весь извёлся, и только чудо помогло им остаться незамеченными. Когда из кустов неподалёку выскочил дурацкий павлин, привлекая внимание Аркта и Ирланды к оранжерее, Асферон даже вцепился в руку Глерболлора, безмолвно, но настойчиво призывая к неподвижности и тишине.       — Что-то я теперь сомневаюсь в твоей компетентности, — насмешливо произнёс Ньердраэль, когда берег озера наконец опустел и территория оранжереи вновь погрузилась в утреннюю тишину. — Чему ты учишь своих воронов, когда сам так плошаешь на…       — Мне нехорошо, — оборвал его Цилин и, позабыв о всяких приличиях, сплюнул вязкую слюну прямо на пол оранжереи. Она оказалась зелёного цвета — явно точно такого же, каким было зелье Дулгуун. Его вкус так и стоял в горле серафима. — Сделай одолжение: выведи меня из этой пыточной.       Асферон, до этого напряжённо выглядывающий в окно, посмотрел на него с явным неверием, но — тут же посерьёзнел и нахмурился. Ему пришлось едва ли не за шкирку поднимать разомлевшего Глерболлора на ноги, и, вероятно, это даже испугало его.       — Что за дрянь ты пил? — шипел он, волоком таща Цилина за собой по узким, окольным переходам между растениями. — Ты уверен, что это было лекарство, а не отрава?       — Уверен, — вяло отзывался тот. — Но оно не предназначалось для восстановления здоровья. Кажется, меня знатно измотал этот бой с ратша. Что сказать?.. Старею.       — Ты несёшь такую чушь, что я не нахожу слов, — рыкнул Ньердраэль, пинком открывая заднюю дверь оранжереи и вытряхивая Цилина на лужайку, закрытую от любопытных глаз высоким кустарником.       Посреди этой лужайки стоял небольшой фонтан, и, если бы Асферон не вёл его к нему, Цилин из последних сил дополз бы до него сам. На его чаше величественно расправил крылья каменный дракон, и из его пасти лилась, журчала вода, маня скорым обещанием вожделенной прохлады. По бокам бортика фонтана разместились две статуи молодых дев, зачем-то тянущих к дракону свои изящные руки, и Глерболлор, усаженный рядом с одной из воздыхательниц, поспешил прислониться к её спине. Она, находящаяся в вечной тени раскинувшихся над лужайкой деревьев, тоже была прохладной, и серафим блаженно закатил глаза.       Спешно, помогая себе зубами, Асферон расправился с ремешками на перчатке и отбросил её куда-то под ноги. Придерживая болезного товарища свободной рукой, он наклонился к фонтану, зачерпнул полную пригоршню воды и — обрушил её на горящее нездоровым румянцем лицо Цилина. Тот вздрогнул от неожиданности, но в следующий же миг расслабился и позволил аэтерна творить с ним всё, что вздумается.       — А ты хорошо устроился! — возмутился Ньердраэль.       — Страдать тоже нужно со вкусом, — вяло пошутил Цилин и — тут же запричитал, когда молодой капитан в спешке едва не выбил ему глаз: — Будь нежнее!       — Нежнее? Да я бы с удовольствием утопил тебя в этом фонтане! Клянусь всеми святыми, от тебя одни проблемы! — в сердцах воскликнул Асферон.       Впрочем, в противовес его словам его движения стали куда аккуратнее, и Цилин слабо, но довольно улыбнулся.       — Это ведь из-за того, что ты использовал свои истинные силы? — после недолгого молчания высказал догадку Ньердраэль. — Но я и не думал… Почему твоя магия и твоё тело находятся в такой дисгармонии?       Цилин улыбнулся ещё шире. Асферон злился, фырчал, но продолжал так трогательно заботиться о нём, что юлить перед этим вредным аэтерна совершенно не хотелось.       — Представь пьяницу в завязке. Долгие годы в его рту не было ни капли спиртного, но однажды он дал слабину. Нажрался, как свинья, — вылакал все запасы трактира за какие-то жалкие часы. Как думаешь, каково ему будет? — лениво протянул Глерболлор и посмотрел на Ньердраэля сквозь мокрые ресницы.       Асферон нахмурился так, что татуировка священного дерева на его лбу стала похожа на волны штормящего моря. Некоторое время он молчал, тыльной стороной ладони стирая с подбородка Цилина капли воды, а затем спросил:       — Если ты знал, что тебе будет так плохо… Почему ты не обратился к здешнему целителю?       От смеха в горле Глерболлора поднялся новый ком тошноты, и он, склонившись к земле, вновь сплюнул зелёную слюну. Асферон бережно придержал его за плечи.       — Всё просто. Во-первых, веришь или нет, но я позабыл, каково это. В последний раз я срывался… ну, наверное, лет двадцать тому назад. Вот сейчас вспомнил: тогда я несколько дней ветошью валялся и был ни на что не годен. В этот раз мне как будто бы лучше. А во-вторых… Не любят меня иноданцы, парень. Целители — в особенности. Я для них всех нечто противоестественное, и тратить на меня время…       — Какой бред! — зло выплюнул Ньердраэль. Удостоверившись, что Цилин может сидеть без его помощи, он зачем-то принялся стягивать вторую перчатку. — Пусть магия у тебя и демоническая, но тело-то человеческое! Что за отребье пригрелось на груди?..       — Не кипишуй, — поморщился Глерболлор. С каждой секундой его голова болела всё сильнее, и любой громкий звук отзывался в нём нестерпимым колокольным грохотом. — Всё, что я тебе сказал, уже давно не новость, так чего ты так злишься?.. Эй, ты чего удумал?       Не обращая внимания на его бубнёж, Асферон придвинулся к нему почти вплотную. Одной рукой обхватил его лицо, мизинцем задев родинку за ухом, а вторую положил ему на грудь. От изумления Цилин даже забыл о тошноте и тупо уставился на нагрудник аэетрна прямо перед своим носом.       — Парень. — Он уже и не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так неловко. — Только представь, если какой-нибудь караульный случайно забредёт сюда и увидит, как неприступный капитан Ньердраэль зажимает капитана Глерболлора у фонтана…       — Заткнись, — донёсся сквозь шум крови в ушах раздражённый голос Асферона. — Будешь так много болтать — я усомнюсь в твоём недуге. И правда утоплю тебя здесь, вот увидишь!       Не успел он договорить, как чистый поток целительной магии заструился по венам Цилина. Тот ошарашенно замер и опустил было поднятые, чтобы оттолкнуть аэтерна, руки. Теперь он и не знал, куда их деть.       Не сказать, что целительная магия была ему в диковинку, но Глерболлор прибегал к её помощи лишь в крайних случаях. В обычное время свои раны он залечивал сам — колдовством, о котором любой следующий Пути даже слышать не хотел. Ощущения от него были совершенно другими. Кто-то назвал бы их мерзкими, но за долгие годы для Цилина они стали настолько привычными, что он не задумываясь переживал их.       — Ты меня поражаешь, — пробормотал он, пытаясь хоть как-то побороть сковавшее его напряжение. — Я и не знал, что ты хорош в целительстве!..       — Ты вообще ничего обо мне знаешь, — отрубил Асферон.       — Ну, тут ты не прав! Я…       — Заткнись, — повторил аэтерна, едва ли не до боли сжимая пальцы на его лице, и Цилин наконец послушно затих.       Но он действительно знал об этом грубияне немало! Пусть Асферон был скуп на рассказы о себе и своей жизни, это не означало, что Глерболлор, однажды заинтересовавшись, смирился с таким положением дел. Довольно быстро ему стало известно, что в главных ветвях рода Ньердраэлей роли были чётко разделены: мужчины становились Загонщиками, и лишь редкая женщина могла затесаться в их ряды; обычно всех девочек сызмальства наставляли на путь врачевания. Отец Асферона также взял в жёны ту, чьё имя было известно в определённых кругах — поговаривали, что к ней, как к целителю, обращалась даже королевская семья Треомара. Она родила ему трёх сыновей, но мечтала о дочери, которой могла передать все секреты своего ремесла — небеса смилостивились к ней лишь четыре года тому назад.       Так неужели до этого времени она, порядком отчаявшись, поделилась некоторыми премудростями со своим вторым сыном? Или же таланты матери передались Асферону по наследству, и он украдкой развивал их? Ведь если рассудить, и для Загонщика умение вовремя подлатать себя или товарища было на вес золота.       Так или иначе, Асферон знал, что делал. Пока Цилин от безысходности предавался пространным размышлениям, он и не заметил, как недомогание стало потихоньку отпускать его. Сердце под рукой Ньердраэля уже не билось как бешеное, грозясь проломить грудную клетку; ослабло давление в висках. К Глерболлору возвращалась способность воспринимать мир вокруг как должно, и он почувствовал тонкий, изысканно-горьковатый запах масел, которыми пользовался Асферон, и грубость мазолей на его ладони, к которой Цилин — так уж получилось — прижимался щекой. «Да, эти руки с девичьими не спутаешь», — с неискренним сожалением подумал он и громко вздохнул.       — Тебе лучше? — напряжённо спросил Ньердраэль.       — Ты творишь чудеса, — заверил его Цилин. — Меня будто поцеловала… Эй!       Асферон отстранился так резко, что разомлевшего серафима повело в сторону. Вцепившись в тонкую талию каменной девы, он поднял на него едва ли не обиженный взгляд.       — Просил же тебя: будь нежнее!       — А я просил тебя заткнуться, — огрызнулся аэтерна, отряхивая ладони. — Судя по всему, мы оба оказались неуслышанными.       — Как я мог заткнуться и одновременно отвечать на твой вопрос? — хохотнул Глерболлор, наблюдая за Асфероном. Лицо того посмурнело от усталости: целительство всегда отнимало много сил. — Вот же, сам не знаешь, чего хочешь, а срываешься на мне!..       Кинув на него полный презрения взгляд, Ньердраэль опустился на корточки рядом с фонтаном и погрузил ладони в прохладную воду. Благодаря наступившей между серафимами тишине стали отчётливо слышны звуки окружавшего их мира: щебет птиц в кронах деревьев и гул облаков, над которыми парил Город Богов. Лужайка, ставшая их временным прибежищем, как раз располагалась на границе Инодана, и заканчивалась округлой смотровой площадкой, за перилами которой раскинулось бескрайнее, лазурное ничто. Некоторое время Цилин бездумно вглядывался в него, а затем вновь перевёл взгляд на Асферона.       — Спасибо, — тихо, но абсолютно искренне произнёс он.       — Всегда пожалуйста, — не громче него отозвался аэтерна. Он продолжал сидеть у фонтана, изредка водя ладонями под водой.       — Что ты делаешь? — не сдержал любопытства Глерболлор.       — У меня руки свело от непривычки. Вода помогает. Унимает судорогу.       — Это… Это тебе мать подсказала?       Поджав тонкие губы, Асферон явно задумался, стоит ли отвечать на столь личный вопрос. Цилин уже даже приготовился подколоть упрямца, как вдруг тот с неохотой кивнул:       — Она научила меня многим полезным вещам. — Подняв руки, аэтерна придирчиво осмотрел свои длинные пальцы; те ещё подрагивали, но сделать с этим уже ничего было нельзя. С тяжёлым вздохом Асферон уселся на бортик фонтана рядом с Глерболлором. — Впрочем, настоящим целителем меня эти премудрости не сделали — сам понимаешь. Сейчас нас ждут в Эрофине, но как закончим с Гальфанд, будь добр: обратись к мастеру. То, как тебя изводит собственная магия… Это не шутки.       Поднявшийся ветер игриво разметал серебристые волосы Ньердраэля, и тот, поморщившись, пригладил их. Не задумываясь Цилин повторил его движение и — только сейчас понял, что лента, удерживающая его хвост, где-то потерялась. Но горевать по этому поводу серафим не собирался. Во-первых, что за беда? Во-вторых, все его мысли заняло сожаление иного толка.       С таким добрым сердцем и таким скверным характером, постоянно находящимися друг с другом в конфликте, жизнь Асферона однажды превратится в пытку. Но он как будто и впрямь пытался работать над этим. И становился ещё более интересным, чем прежде. Быть может, через пару лет…       — Ну что ты так уставился на меня?! — наконец не выдержал взгляда Цилина аэтерна.       — Ты и правда изменился, парень, — развёл руками Цилин. Рассудив, что предаваться домыслам — занятие в крайней степени неблагодарное, он тотчас поменял приоритеты. Его недуг сменился лёгким недомоганием, а упускать возможность обменяться жизнеутверждающими колкостями с Асфероном Глерболлор точно не собирался. — Сначала ты соглашаешься на мои авантюры в битве, а теперь лечишь меня… Кроме того, на пару со мной подслушиваешь разговоры самой владычицы!       — Не тебе стыдить меня за мелкие грехи, — утомлённо оборвал его аэтерна и скрестил руки на груди.       — Мелкие?!       — К тому же, — продолжил Ньердрэаль, пропустив замечание мимо острых ушей, — если бы я не поддержал твою авантюру, скорее всего, нас бы уже и в живых не было. Так что тебе не нравится?       — Мне нравится абсолютно всё, — заверил его Цилин, ни секунды не кривя душой. И подсел к аэтерна ещё ближе. — Но это так на тебя не похоже! Вот мне и интересно…       — А мне интересно, — вновь оборвал его Асферон, скривившись и отсев, — отчего вдруг все так носятся с этим мальчишкой, Наратзулом Арантэалем. Ирланда и Венд только и говорят о нём последние полгода, а теперь и вы с Арктом кружите над ним словно две курицы-наседки. Что в нём такого особенного?       «Две закадычные подружки обсуждают нашего паренька? Это и правда любопытно», — отметил про себя Цилин, а вслух, ухмыльнувшись, протянул:       — Разве это похоже на загадку? Он талантлив.       — Инодан и Святой Орден полны талантливых людей, но я не припомню, чтобы хоть кто-то из Рождённых Светом или архисерафимов принимал такое участие в их судьбе, — отрезал Асферон.       Замечание его было в равной степени и справедливым, и наивным.       — Талант таланту рознь — тебе ли не знать? — покачал головой Цилин. Серые глаза Ньердрэаля тут же потемнели, но Глерболлор успокаивающе взмахнул рукой: он не собирался бередить старые, незажившие раны аэтерна — всего лишь напомнил о ярком примере. — Иногда бывает так, что как бы ни был талантлив человек, он не вызывает ни у кого интереса. Но иногда с первого же взгляда становится ясно, что, как только птенец оперится, он сможет изменить целый мир.       — И Наратзул Арантэаль — именно такой случай? — недоверчиво уточнил Асферон.       — Есть в нём что-то такое, да. Рядом с ним охватывает странное чувство: ты то ли смотришь на яркое солнце, то ли заглядываешь в непроглядную тьму. Волны Моря вокруг него никогда не знали штиля.       — И ты ещё меня называл чересчур поэтичным! — усмехнулся Ньердрэаль, но от дальнейших колкостей воздержался. За годы знакомства аэтерна уяснил одно: каким бы легкомысленным ни казался капитан Глерболлор, он не пустословил, когда касалось дела. И никогда не ошибался, примечая среди юных служителей Богов особенную личность. — Как бы то ни было, даже мне стало любопытно, и я навёл об этом мальчишке справки. Он показался мне тяжёлым случаем. Не только Инодан считает его… восходящей звездой — он и сам о себе высочайшего мнения. Характер у него в крайне степени спесивый, и тот факт, что пока этот Арантэаль блестяще справлялся со всеми порученными ему заданиями, не отменяет его абсолютного незнания дисциплины и субординации. Он всё делает если не наперекор, то по-своему. И… Тебя ведь не зря приставили к нему, верно? Аркт наверняка хочет этого мальчишку себе. Но владычица Ирланда права: в вашей воронятне он совсем отобьётся от рук.       — Да ты пессимист! — возмутился Цилин, но вяло. В конце концов, Асферон стал капитаном в столь молодом возрасте не потому, что приглянулся Венд прелестной мордашкой. Он тоже никогда не ошибался, оценивая желторотиков.       — Он уже убил человека, не справившись с собой и своими силами, — сухо напомнил Ньердрэаль. Убедившись, что его руки высохли, он склонился за брошенными в спешке перчатками. — Не будь он Арантэалем, за это он бы уже расплатился высочайшей карой. Но родство с грандмастером сделало своё. За его грехи расплатилась невинная женщина, а он вышел сухим из воды — уже вкусил безнаказанность.       — Я бы не сказал, что Наратзул ощущает себя безнаказанным. Скорее, смерть Мириам и стала для него той самой высшей карой.       — Он сожалеет? Этого недостаточно, — непреклонно покачал головой Асферон, а затем, наконец справившись с ремешками перчаток, встал с бортика. — Если ты пришёл в себя, то нам пора отправляться в Эрофин. Мы и без того потеряли много времени.       Безропотно кивнув, под пристальным взглядом аэтерна Цилин поднялся на ноги и прислушался к себе. Ньердраэль был прав: в этот раз без помощи настоящего целителя ему не обойтись. Всё его тело потяжелело от слабости, и в случае боя от него не будет никакой пользы. Но разве может обычное задержание пособницы ратша — даже не арорма — обернуться схваткой? Волноваться было не о чем.       — Мальчишке нужна жёсткая рука наставника, но не такая, какой славится твой командир, — продолжил аэтерна, когда удостоверился, что Цилин последовал за ним в оранжереи. — Аркт жесток и скорее сломит Арантэаля, чем исправит его. Ты же уже к нему слишком мягок. На пару вы взрастите… непредсказуемую проблему.       — Дай угадаю: ты хотел сказать «монстра»?       — Могущественны юные маги всегда идут по скользкой дорожке, — вздохнул Ньердрэаль. — Они становятся или благословением своей эпохи, или великим бедствием. Взять, к примеру, Тирнаса, которому, кстати, мы опять позволили уйти. — Аэтерна бросил уничижительный взгляд через плечо, и Цилин саркастично дёрнул бровью. Вины он не чувствовал: в этот раз зеробилонец улизнул из лап Инодана исключительно с позволения Эродана. — Я слышал, что на него с детства возлагались большие надежды — и кто он теперь?       — Тирнас — плохой пример. Он чернодушник. Никакие надежды, никакое правильное воспитание не превратили бы его в нормального человека.       — Тогда вспомни о Ткаче, — прошипел Асферон и даже остановился посреди кустов полуночной киранийской камелии, зло всплеснув руками. — Он должен был стать лучшим из нас, Загонщиков, а стал позором не только Святых Столпов, но всего аэтернийского рода! И всё потому, что едва ли не весь Треомар пел ему хвалебные оды!       От неожиданности громко усмехнувшись, Цилин покачал головой. Воистину сегодня был знаменательный день: Асферон не переставал удивлять его. Вспоминать, что Первый из Зеробилона появился на свет в золоте Святых Столпов, среди Загонщиков было не принято. Однако, несмотря на все попытки скрыть неудобную правду, все знали, что Ткач являлся старшим блистательным сыном Тиора Валандрэйса и должен был возглавить род после смерти отца. Вместо этого, сбившись с Пути, он основал Зеробилон, прибежище воров и убийц со всех уголков Вина. Пятый Святой Столп так и не оправился после такого репутационного удара. Даже по прошествию столетий на его представителей смотрели косо и подвергали сомнению каждый из методов их работы.       — Думаешь, если бы его меньше обожали, Ткач выбрал бы путь праведника? — Не желая ни секунды оставаться в проклятой, уже раз подкосившей его оранжерее, Цилин подпихнул Асферона в бок. Тот поморщился, но возобновил шаг. — Брось, даже в своём упрямстве ты должен понимать: иногда человек делает свой выбор вне зависимости от внимания или невнимания других людей к его персоне. Тирнас, Ткач… Да даже Зорас — почему бы уже не вспомнить о нём?.. Сдаётся мне, они стали бы теми, кем стали, в любой из возможных вероятностей.       — Мы никогда не узнаем наверняка, — поджал губы Асферон и тут же тряхнул головой, меняя тему: — Но раз уж мы заговорили о Валандрэйсах… Они откликнулись на мой зов первыми. Насколько мне стало известно, их люди уже на пути в Эрофин, и в худшем случае готовы объединить свои усилия со Святым Орденом и Иноданом в поимке этого демона.       — Какие они шустрые! — поразился Цилин. К этому времени они вышли к озеру, и первым же делом серафим поджёг самокрутку.       — Дело не в скорости, — мрачно возразил Ньердрэаль, — а в том, что кто-то из них уже был неподалёку от Эрофина… А может, даже и от Зильдрена.       — Ну что за траурный тон? — рассмеявшись, выдохнул табачный дым Глерболлор. — Разве это не знак большой удачи? Для нас ни один помощник не будет лишним. Или ты не доверяешь Валандрэйсам настолько, что видишь подвох во всём, что связано с ними?       Спина Асферона окаменела. Некоторое время он молчал, однако его шаг становился всё медленнее, а затем аэтерна и вовсе вновь остановился и повернулся к Глерболлору с кривой улыбкой на губах. Белый павлин, всё ещё нежившийся у кромки озера, покосился на них с явным подозрением. Возможно, несчастная птица всерьёз опасалась, что иноданцы вступили в сговор и с этих пор начнут скандалить только у неё под боком.       — Знаешь, я не удивлён твоему вопросу. Вы, вороны, слишком уж схожи с Валандрэйсами. Ваши взгляды на мир и на… сотрудничество далеки от нормы, но вы не понимаете этого. Даже если все ваши действия направлены исключительно на благо, вы ведёте себя так, что вас легко спутать с беспутными. Лишь единицы знают, чем вы заняты большую часть времени и что у вас на уме, а некоторых из вас никто не видел в лицо. Но чаще всего ваши имена всплывают в делах, где пролились реки крови — в том числе от вашего клинка. За вами по пятам следует беда.       — Ну надо же! — протянул Цилин. Наверное, другой бы на его месте обиделся этим словам, но он не почувствовал ничего. В конце концов, он знал, что думают о воронах — и о нём самом — люди. — Говоришь о нас как о каком-то тайном зле.       — Я говорю о вас как о тех, кому сложно доверять, — поправил Асферон и устало прикрыл глаза. — Просто… Хотя бы раз не притворяйся идиотом и на самом деле постарайся посмотреть на себя со стороны.       Ох уж это мнение со стороны! В мире не было ничего проще и сложнее. Большинство живущих на земле были крайне зависимы от одобрения или порицания людей вокруг, но Цилин был с детства приучен мало заботиться о чужих чувствах. И он не сомневался, что Валандрэйсы не отличаются от него в этом.       Иначе их жизнь стала бы невыносимой.       Даже до предательства Ткача Пятый Святой Столп был тёмной лошадкой. Несмотря на соглашение между Треомаром и Эроданом, ограничивающее влияние аэтерна в Нериме, Валандрэйсы действовали в обход него, но столь хитроумно, что уличить их в своеволии было практически невозможно. Точнее, вывести их на чистую воду было бы легко — если бы Эродан действительно был в этом заинтересован. Однако Асферон не зря сравнивал этих Загонщиков с Воронами: им было дозволено нарушать некоторые правила — во имя высшей цели.       Покровитель Нерима был прекрасно осведомлён, что в каждой аэтернийской труппе, путешествующей по всем Трём королевствам, есть представители Пятого Святого Столпа. И конечно же, ему было известно, что Валандрэйсы обучают делу Загонщиков не только магов — и не только аэтерна: забирают талантливых сирот с улиц Эрофина, Кабаэта и Остиана, выкупают детей у бедняков и готовят их к жизни, где они примерят тысячи личин и, возможно, позабудут своё истинное лицо.       Считалось, что любой слуга, любой мелкий торгаш мог быть глазами и ушами Пятого Святого Столпа. Также поговаривали, что Валандрэйсы никогда не обрывали связей с Ткачом и потому имели крепкие связи с теневым миром в Нериме и за его пределами. Их окружало много слухов и легенд, и никто не знал, что из этого правда.       Одно Цилин мог сказать, не побоясь ошибиться: все бесчинства Валандрэйсы творили с полного разрешения как эрофинского трона, так и треомарского. Ведь только в песнях бардов герои исключительно благонравны. Любой разумный правитель нуждается в тех, кто не побоится замараться в грязи и крови, предпочтёт тень солнечному свету, не возжелает славы, весть о которой разнесётся среди простого люда, и согласится слышать проклятья, брошенные в спину, а не слова благодарности, сказанные с улыбкой и в лицо. В Инодане эта роль была отведена Воронам, в Треомаре — Валандрэйсам.       — Парень, — усмехнулся Цилин, глядя на Асферона, того самого благонравного героя бардовских песен, почти что с жалостью, — вероятно, ты удивишься, но доверие — последнее, что мы желаем. Как бы высокопарно это ни звучало.       На красивое лицо аэтерна легла тень сложной эмоции. Было в ней и разочарование, и обида, и вымученное смирение, и непреклонная уверенность в своей правоте. Иногда Цилин диву давался: как Ньердрэаля ещё не разорвало под натиском всех этих противоречивых чувств, которые он умудрялся переживать за одну секунду?       — Вот как? — выплюнул Асферон. — Наверное, именно поэтому несколько часов назад ты просил меня о доверии?       — Того требовал случай, — пожал плечами Глерболлор и хитро улыбнулся: — А ты взял и доверился. Значит, не такой уж я пропащий человек в твоих глазах, а?       В ответ Ньердрэаль аж побагровел, подавляя порыв разразиться гневной тирадой. Несколько мгновений он буравил наглеца перед собой гневным взглядом, а затем прошипел:       — Не заставляй меня пожалеть о своём решении.       — Иначе в следующий раз?..       — Иначе следующего раза не будет! — рявкнул Асферон и быстрее ветра унёсся в Зал Телепортации.       Посмеиваясь, Цилин отправился следом за ним.