Тёмные хроники: Становление

      Чем дольше Наратзул смотрел на Третьего из Зеробилона, тем неуютнее ему становилось. В конце концов, дошло до того, что юношу пробрал озноб. И это при том, что Арантэаль никогда не отличался особой впечатлительностью!.. Однако Тирнас относился к тому типу людей, которые были способны одним своим видом сокрушить даже камень. Глядя на него, невозможно было сомневаться: от этого человека не стоит ждать ничего хорошего.       — Ну что это за лица? — насмешливо цокнул языком Третий из Зеробилона. — Неужели компания мертвеца, — кивнул он в сторону трупа, разметавшегося по полу под их ногами, — для вас была приятнее моей?       Тирнас и правда походил на ожившее зеркальное отражение Цилина, и одновременно с этим Наратзул никогда бы не спутал их между собой. Те же черты лица, те же кроваво-рыжие длинные волосы, но — мимика, осанка, голос и выражение глаз убивали всякую схожесть.       Глаза чернодушника были страшнее всего. Бледно-голубые, лишённые всякой эмоции, как будто мёртвые, они смотрели и на собеседника, и внутрь него, и сквозь него. Выдержать на себе этот взгляд оказалось невероятно сложно. Арантэалю хватило пары мгновений зрительного контакта с колдуном прежде, чем он сдался и поспешно отвернулся. За что и был награждён тихим презрительным смешком.       Тирнас выглядел расслабленным. Ни дать ни взять — умудрённый жизнью, благодушный господин, вышедший на ночную прогулку. Однако то была лишь видимость. Наратзул уже не сомневался: в любую секунду Третий из Зеробилона мог превратиться в опасного противника. И драться с ним не возникало ни малейшего желания… Ведь не найдётся много дураков, предпочитающих смерть жизни, верно?       — Твоя компания, — тягуче повторил Цилин и фыркнул. — Ты и сам знаешь, что твоей компанией насладится только безумец или самоубийца.       — Знаю. — Улыбка тронула лишь губы Тирнаса. Глаза его так и остались лишёнными всякой эмоции. — Но это не помешает мне оскорбиться.       Наратзул настороженно посматривал то на напарника, то на колдуна. Глерболлор предупреждал, что в общении с Тирнасом следует держать язык за зубами и не нарываться на неприятности. Однако с первых же секунд он наплевал на собственные советы. Возможно, потому, что с ним Третий из Зеробилона никогда не будет так жесток и строг, как с чужаками? «Но я видел его страх, — вспомнил Арантэаль, краем глаза наблюдая за Цилином. — Разве можно бояться того, кто к тебе благосклонен?».       — Вряд ли ты притащил нас сюда, чтобы продемонстрировать широту своих актёрских талантов, — скривился серафим, и Наратзул недоуменно моргнул. Только спустя несколько секунд он вспомнил, что ранее Глерболлор назвал Тирнаса чернодушником, и что таким людям было попросту не понять глубину и тонкости обыденных эмоций. Обиду на остроту Третий из Зеробилона мог изобразить, но не почувствовать по-настоящему. — И кстати, почему именно сюда? Ничто не мешало тебе найти нас в Ледуре.       Что ж, подобный вопрос выглядел уместным. Наратзул и сам был бы не прочь узнать, по какой причине поднятый Тирнасом мертвец привёл их на заброшенную железнодорожную станцию звёздников в глуши Салафинского леса. Вряд ли это можно было объяснить желанием колдуна жестоко пошутить над служителями Богов.       — Я объясню, но всему своё время, — пожал плечами Тирнас. Арантэаль смотрел куда угодно, но не на него, и всё равно чувствовал его взгляд едва ли не всем телом. — Пока остановимся на том, что Ледур — не место для предстоящего разговора.       — Разговора? Неужто хочешь сказать, что тебе и правда известно о нашем деле куда больше, чем нам?       — Разве это уже не очевидно? — скучающе вздохнул колдун. — Кому как не Зеробилону будет известно о… случаях, за которыми он не стоит, но за которые ему вменяют в вину?       Служители Богов украдкой переглянулись, и в глубине глаз Цилина Наратзул увидел тень сомнения. Пусть Глерболлор почти безропотно согласился на встречу с зеробилонцем, его подозрений к нему это не умаляло.       — Если ты честен с нами, то должен понимать, — проговорил напарник, сложив руки на груди, — что слишком многое в последних случаях указывает на вашу вовлечённость. Точнее, на твою. Энтропия, тёмное зачарование, ухищрённые убийства с помощью всего перечисленного — это твой профиль. Ты уж не серчай, но тебе придётся постараться, чтобы переубедить меня.       — Как сурово! — с наигранным осуждением покачал головой Тирнас, а затем уклончиво добавил: — Но как знать, возможно, особо стараться мне и не придётся. Идите за мной. Моё время ценно, и я не хочу тратить его на дурацкие пространные разговоры. Да и вам следует поспешить.       «Поспешить? — призадумался Наратзул, наблюдая, как Тирнас первым шагает за пределы горящих жаровен. — Не похоже, что он любитель бросать слова на ветер. А значит, он и правда знает о чём-то куда больше нас».       И всё же… Можно ли ему верить?       Вновь переглянувшись, служители Богов нырнули во тьму вслед за колдуном. Буквально сразу Арантэаль почувствовал, что воздух вокруг него пропитан магией. Едва заметное ощущение, но — лишь поначалу. С каждой секундой оно проникало в самую сердцевину мозга, порождало тревогу и заставляло желать лишь одного: бежать из этого места прочь. Наваждение отступило только тогда, когда Цилин щёлкнул пальцами и над его плечом воспарил уже знакомый сгусток белёсого пламени. А до тех пор Наратзул успел сбиться с шага, пытаясь разобраться в себе и окружающем пространстве, влететь в одну из каменных скамей, протянувшихся стройным рядом чуть поодаль звёзднинской статуи, и поцарапать запястье о скол на её спинке.       «Интересно. — Наратзул вытер кровь о край своей рубахи и уставился на едва заметные очертания спины Третьего из Зеробилона, ушедшего далеко вперёд. — В отличие от нас, чёртов колдун как будто и не замечает магического воздействия в этом зале… — Помедлив, юноша оглянулся на шедшую позади Номусу. Гадалка что-то беззвучно бормотала под нос, но ни испуганной, ни встревоженной не выглядела. — Да и она чувствует себя просто прекрасно… Но стоит ли удивляться? Ведь чужаки здесь только мы».       С подобного рода претворением Арантэаль уже сталкивался, пусть и было оно в сотни раз слабее. Энтропист, повергнувший в страх Гиллиад и всю его округу, пытался защитить им своё убежище. Попытки ублюдка были вполне успешны: простые люди и посредственные маги чувствовали страх и старались обходить это место стороной. Никто и не думал, что виной тому были происки преступника, так как при всём своём безумии энтропист не был лишён хитрости. Прятался он неподалёку от древних аэтернийских руин, и обывателю было проще всего верить в тёмных призраков, разгулявшихся среди старых, поросших плющом камней и статуй. Да даже паладины, явившиеся в Гиллиад на поиски энтрописта, не сразу взяли правильный след.       Наверняка зеробилонцы выбрали похожий метод, но — пользовались им с большим умением и ухищрённостью. Не зря паладины не могли найти их базы в Нериме вот уже которое столетие! Теневая империя, покрывшая целый континент, безусловно, знала, как обезопасить себя. И в её подчинении, и в её верхах находились маги, которые филигранно управлялись с иллюзиями во имя общего гнусного дела… Тирнас был тому прямым подтверждением.       Наткнись какой-нибудь приключенец или заплутавший путник на неприметную пещеру в глуши Салафинского леса и пожелай исследовать её, надолго бы он в ней не задержался. Ведь любое разумное существо боится темноты, а уж если она пропитана магией — тут уж дрогнет сердце даже прожжённого мага.       «А возможно, — подумал Арантэаль, — это претворение и вовсе многослойное. Так, на внешнем слое обыватель не захочет спускаться вниз или даже не увидит входа в пещеру. Внутренний же слой предназначен для чужака с большим магическим сопротивлением — как последнее предупреждение». Юноше не очень-то хотелось знать, что могло бы произойти с тем храбрецом, что решится пройти сквозь барьеры дальше. Зеробилон не любил непрошенных гостей — это ясно как день. Цилин и Наратзул чувствовали лишь отголоски его неудовольствия благодаря провожатым в лице Тирнаса и Номусы.       — Эй, златовласка!       Чувствительный тычок в спину застал юношу врасплох. В этот момент они, миновав зал, ступили под тень высокой арки, за которой начиналась длинная лестница вниз. Однако вовсе не лестница заинтересовала Наратзула, а каменные драконы, обернувшиеся своими гибкими телами вокруг колонн арки. Разглядывая их распахнутые в вечном, грозном рёве пасти, Арантэаль вспоминал, как однажды наткнулся на преинтересную запись в одном из фолиантов, хранящемся в библиотеке Башни Паладинов. В ней говорилось, что несмотря на отсутствие родства с магией, в древности, когда ещё была цела Пангора и Заоблачный город не был потерян в небесах, звёздники испытывали особую слабость к магическому зверью. Они понимали, что, в отличие от аэтерна, из-за слабой Связи с Морем Вероятностей не смогут ни заинтересовать их, ни завести с ними дружбу, ни вынудить их подчиниться, однако всенепременно желали решить эту проблему и — решили её уникальным способом.       По легендам, Заоблачный город и трон Великого Архитектора охраняли драконы из звёзднинской стали…       За первым тычком почти сразу же последовал второй, и Наратзул, вспыхнувший от такой наглости, резко оглянулся на Номусу. Та тут же опустила свой посох и улыбнулась.       — Держи свою мерзкую палку при себе, ведьма, — с угрозой процедил Арантэаль. На вкус юноши, ей, как дикому магу, в присутствии паладина не хватало осторожности. И страха. — Что тебе нужно?       Улыбка Номусы стала ещё шире. Пока другие уже спустились на несколько ступенек вниз, гадалка остановилась у начала лестницы, и теперь Наратзул, глядевший снизу вверх, наконец сумел увидеть её лицо под капюшоном. Красавицей она не была, да и симпатичной назвать её было сложно. Скорее не кривя душой можно было сказать, что внешностью природа женщину не наградила. Широкоскулое лицо, крупный нос, разбитый старым рваным шрамом, маленькие угольно-чёрные глаза. Татуировка, разукрасившая её узкие губы и подбородок, тянулась по худым щекам вверх, окрашивала тяжёлые веки, словно подводкой, и смыкалась на лбу заумной руной, которая напоминала расправившую крылья птицу.       — Да вот, — протянула Номуса, — чувствую твою тревогу, златовласка. Переживаешь, что не поймал того мажонка?       «Как ты узнала?» — чуть не спросил Наратзул, но вовремя прикусил язык. Он вспомнил о мертвеце, оставшемся в зале ожидания — вероятнее всего, уже навечно. Неужто Тирнас и Номуса наблюдали за сценой, развернувшейся у старого алеманнского форта, через его глаза? Разве такое возможно?       «Как… удобно», — признал Аранатэаль и тут же отвесил себе мысленную затрещину. Ещё не хватало, чтобы он восхищался тёмной магией и возможностями, которыми она награждала колдунов!       — Тебе-то какое дело? — мрачно фыркнул юноша, краем уха слыша наступившую позади него тишину. Цилин и Тирнас остановились, явно прислушиваясь к их разговору.       — В общем-то, никакого дела мне до твоей тревоги нет, — пожала плечами Номуса и пристукнула посохом по каменному полу. — А вот мальчика мне жаль. Не повезло ему наткнуться на ретивого цепного пса Богов!       — Жаль? — переспросил Наратзул, за насмешкой стараясь скрыть престранное ощущение подвоха. — Как по мне, тебе бы радоваться, что не оказалась на его месте!       — Брось, — поморщилась колдунья, — я бы никогда не оказалась на его месте. Хотя бы потому, что уже не в тех годах, чтобы носиться по ночным лесам дикой кошкой…       — Да и почему бы не пожалеть мальчишку? — подал голос Тирнас, и Арантэаль нехотя повернулся к нему. Столкнулся взглядом с Цилином; тот, прикуривая самокрутку, смотрел на напарника остро и с предостережением. «Не играй в их игры. Отмолчись». — Несомненно, он подавал надежды вырасти достойным магом. Не каждый сосунок может дать отпор бастарду Теалора Арантэаля, восходящей звезде Башни Паладинов. Но… Не он первый, не он последний. Сколько талантов погубили слуги Богов за время существования Святого Ордена, посчитав их способности дикими? Не счесть. А сколько бедолаг оказались на костре, будучи ложно обвинёнными? Об этом ты и сам можешь догадаться, маленький паладин. Стоит только вспомнить…       Нестерпимый жар прилил к щекам Наратзула. Его руки сами собой сжались в кулаки. Заглянув в мёртвые глаза Третьего из Зеробилона, юноша понял: он говорил о Мириам. Давил на больное и дожидался реакции. Наратзул и рад бы был разочаровать чернодушника, сохранив хладнокровие, но…       «Откуда ему и вовсе известно о Мириам? Многие знают о… случившемся, но разве есть какое-то дело Зеробилону до какой-то очередной казни дикой ведьмы?».       — Тебя послушай, так ты — непризнанный святой: печёшься о судьбах и затравленных, и оболганных, — с деланным восхищением цокнул языком Цилин. А затем, глубоко затянувшись самокруткой, хмыкнул: — Да вот только заслуги Зеробилона перед карательной системой Цивилизованного мира преуменьшить крайне сложно. К примеру, до меня дошли слухи, что несколько дней тому назад на Киле зажарили до хрустящей корочки одного идиота, который осмелился перейти дорогу то ли Кукольнице, то ли самому Ткачу. Обвинялся он в самой что ни на есть мерзопакостной дикой магии, хотя до этого не был замечен в претворении даже самой простенькой вероятности. Впрочем, тебе ли не знать: в вашей дыре именно ты отвечаешь за связи с общественностью.       Зажарили до хрустящей корочки… Плотный ком тошноты подкатил к горлу Наратзула.       — Ну-ну, крошка Лин, — поморщился Тирнас и погрозил серафиму пальцем, — зачем же показывать зубы? На святость я никогда не претендовал, равно как не приписывал к себе несуществующих достоинств — в отличие от Инодана. Мы, зеробилонцы, время от времени оказываем вам услуги, а вы с радостью их принимаете. Ежели что-то изменилось, то вы знаете, где выход. Больше нам не по пути. Согласен?       Цилин уставился на него мрачным взглядом, и чернодушник ядовито рассмеялся. Это был странный звук — настолько неестественный, настолько выталкиваемый из глотки через силу, что Наратзул мигом пришёл в себя. В последний раз такой натужный смех он слышал в эрофинском театре, на второсортной пьесе около двух лет назад. Актёры даже не пытались вжиться в роли, и, едва досидев до антракта, юноша увёл расстроенную Мириам прочь.       Собственно, и Тирнасу было плевать, поверят ли зрители в его веселье.       — Можешь ничего не отвечать, я всё понял, — смилостивился Третий из Зеробилона, возобновляя свой спуск по лестнице. — Идеалы идеалами, а выгода выгодой. В этом нет ничего страшного — так устроен мир.       «Неужели правда?». Этот вопрос казался таким глупым, таким наивным, но отчего-то, яркой молнией осветив темноту сознания, задел Наратзула за живое.       Юноша воспитывался совершенно иначе. Мир несправедлив и суров, но это не повод опускать руки и не стремиться сделать его лучше. Мир полон дрянных людей, но не стоит уподобляться им и водить с ними дружбу. Этому и многому другому Наратзула учил отец; Мириам тоже придерживалась подобных правил. И пусть младший Арантэаль с каждым прожитым годом понимал, что они, эти правила, слишком уж идеалистичны, он всё равно следовал им. Это было… легко.       И вот — с первых же дней знакомства с Цилином Глербаллором стало ясно, что легко ему было потому, что он, похоже, настоящего мира доселе и не знал. Или же знал, но ту его сторону, где беспрестанно светит солнце и все стараются жить по заветам, на которых держится Цивилизованный мир. Что же…       Кто-то легко коснулся его локтя, и, переполошившись, Наратзул вынырнул из водоворота мрачных мыслей. Решив, что это Номуса вновь донимает его, юноша отшатнулся и состроил рожу пострашнее, но когда поднял глаза, увидел напарника, глядящего на него со снисходительной усмешкой. Вышло неловко и глупо.       Слова извинений уже были готовы слететь с губ Арантэаля, как вдруг он почувствовал лёгкую щекотку где-то между бровей, а затем в его голове прозвучал голос Цилина.       «Я ведь предупреждал: этот ублюдок будет играть с тобой и твоими чувствами. Успокой свой разум, отстранись от эмоций».       Широко распахнув глаза, Наратзул прикоснулся к своему виску. Конечно же, он знал о существовании телепатии, псионического претворения, позволяющего магам общаться друг с другом силой мысли, но впервые прочувствовал его на себе. Юноша было вновь открыл рот, сам толком не зная, что собирается сказать, но Цилин коротко покачал головой и добавил: «Молчи и не забывай шагать. Лучше сосредоточься на том, чтобы следовать моим советам… Для своего же блага».       «Легко тебе говорить», — подумал Наратзул, крайне сожалея, что не может передать эту мысль Глерболлору его же способом.       Пока он предавался жалости к себе, Номуса нагнала своего господина, и теперь они шли наравне, о чём-то тихо переговариваясь. Цилин, с независимым видом докуривая самокрутку, наверняка их подслушивал, но у самого Наратзула до сих пор в ушах шумела кровь. Поэтому, кое-как договорившись с совестью, он предоставил право добычи ценной информации напарнику, а сам бросил все свои силы на то, чтобы успокоиться. Иначе от него и правда будет мало проку.       Спуск вниз оказался на удивление долгим. Но спуск — это ещё ничего: юноша не представлял, как древние звёздники — такие же низкие ростом, как и их потомки, — не уставали взбираться по этой лестнице из раза в раз. Впрочем, сопереживание коротконогому народцу тотчас отпустило Наратзула, стоило компании, состоящей из зеробилонцев и служителей Богов, наконец достигнуть следующего зала.       Зал оказался длинным, с низким арчатым потолком. Освещали его десятки креплённых к каменным колоннам факелов, на которых плясало голубое колдовское пламя. По обеим его сторонам тянулись железные пути, и на одном из них, наполовину спрятавшись в тёмном зеве туннеля, стоял мерно гудящий поезд из звёзднинской стали. Наратзул восхищённо разинул рот.       Те, кому было дозволено, знали, что глубоко под землёй почти на каждом континенте Вина погреблены остатки звёзднинских железных путей. До Звездопада они были приспособлены к быстрому торговому сообщению между крупными городами. Существовали и наземные пути, но использовались они чаще в бытовых целях — для удобства передвижения богатых пангорцев. Однако после разрушительной войны с Азатороном, окончившейся в момент падения Вораны, весь инженерный гений звёздников канул в лету. По истечению тысячелетий только в Тирматрале нашлись мастера, которые рискнули восстановить движение поездов по своей территории. Другим королевствам Цивилизованного мира оставалось только завидовать соседу: земная твердь их континентов была неустойчива, покрыта трещинами и изъедена пустотами — любая излишняя нагрузка грозила, как минимум, обвалами и оползнями. Особенно среди всех отличался Нерим, где большая часть населения проживала в кратере, оставленном Вораной. Как бы ни были амбициозны звёздники Анку, Эродан дал свое дозволение лишь на археологические раскопки для поиска их древних подземных городов.       И что же получается? Когда звёздники, скрипя зубами, подчинились Рождённому Светом, Зеробилон наплевал на его приказ? Знал ли об их своеволии Эродан? А анковцы? «Если рассуждать логически, без помощи звёздников даже Зеробилону было не обойтись, — думал Наратзул, в абсолютной растерянности наблюдая, как Тирнас, Номуса и Цилин, обогнув одну из колонн, поросшую мхом, приближаются к двери вагона в центре состава. — Слишком много сил и умений нужно для того, чтобы расчистить туннели, восстановить пути и запустить хотя бы один поезд. Но разве могли столь масштабные работы остаться незамеченными в Эрофине? Уж где-где, а в Срединном королевстве у его величества повсюду глаза и уши…».       «Не стой столбом. И закрой рот. Выглядишь глупо», — вновь послышался голос Цилина в голове юноши. Двери в вагон, подчиняясь внутреннему механизму, открылись перед спутниками Наратзула, и те уже вошли внутрь. Только Глерболлор, заметив пропажу напарника, решил выглянуть наружу и поторопить опешившего от неожиданных открытий паладина.       В последний раз окинув взглядом зал-платформу, Наратзул зашагал к поезду. Из туннеля, в который тот должен был отправиться, тянуло сыростью и доносились протяжные завывания ветра. В какую часть Нерима он ведёт? И куда собирается отвезти их Тирнас? Не заманивает ли он их в ловушку? Но зачем? Ведь если с двумя служителями Богов, расследующими убийство Роу-Эбертов, произойдёт беда, волнения лишь усилятся…       Слишком много вопросов.       Поспешно взбежав по складной лестнице, паладин очутился в золотистом тепле вагона, и… Однажды отец взял его с собой в Тирматраль, и там Наратзул впервые прокатился на поезде — от Шторма до Нембреста. Тогда он был совсем юн, но воспоминания его не растеряли красок: о том, как захватывало дух от скорости, от вида мелькающих за окнами полей, лесов, маленьких поселений и — от жёсткости сидений. Юноша ожидал увидеть в зеробилонском поезде уже знакомые ряды скамей, но реальность глубоко шокировала его.       Как бы состав ни выглядел прежде, изнутри он оказался полностью переделан под нужды не столько комфортного времяпровождения в дальней дороге, сколько… проживания. С первых секунд стало понятно, что Тирнас буквально проводит здесь дни и ночи.       — Располагайтесь с комфортом, — сказал Тирнас, жестом указывая гостям на стол у противоположной от двери стены. Сам он между тем неспешно снимал плащ, оставаясь в рубахе из молочно-белого, плотного килейского шёлка, небрежно заправленной в тёмные штаны с высоким поясом. — Наш путь займет около часа, потому нет нужды произрастать сорняками у дверей.       — Теперь-то ты скажешь, куда тащишь нас? — Первым на его приглашение отреагировал Цилин. Оставив Наратзула глазеть то на тканевые обои, которыми была обшита эта «комната»-гостиная, то на киранийский ковёр в её центре, он отодвинул крайний левый стул и уселся на него закинув ногу на ногу. Выглядел он донельзя фривольно — как будто не раз и не два бывал здесь раньше. Хотя почему и нет?..       — Как всегда нетерпеливый, — пожурил его чернодушник. Номуса, обогнув хозяина, скрылась за следующей раздвижной дверью, откуда доносился звон посуды и какое-то странное поскрипывание. — Я ведь сказал: у нас есть час — и как раз это время мы потратим на обстоятельные разговоры.       Растерянно переминаясь с ноги на ногу, Арантэаль пропустил слова Тирнаса мимо ушей и продолжил оглядывать его жилище. Взгляд юноши блуждал по ряду шкафов, за стеклянными дверцами которых виднелись старые корешки книг, по колбе в противоположном от них углу, от пола до потолка, в которой росло диковинное зелёное растение с лохматыми, но мясистыми листьями, пока не остановился на клетке, стоявшей на столе у самого окна. В ней находилась маленькая механическая птица, которая на прибывших людей никак не реагировала: спрятав голову под крылом, она оставалась неподвижной.       Дивясь тонкости и детальности проведённой над ней работы, Наратзул бочком обошёл все препятствия на своём пути и уселся рядом с Цилином. Тот оставил ему место как раз вровень с клеткой, и юноша смог ещё лучше рассмотреть диковинку внутри неё. Но сколько бы Арантэаль ни рассматривал птицу, он так и не смог понять, из какого металла она сделана. Поймав себя на ребяческом желании просунуть палец сквозь прутья решётки и ткнуть это удивительное создание в бок, Наратзул поспешно одёрнул себя, уставился в стену напротив и уныло отметил, что обои на ней имеют богатый малахитовый оттенок и мелкий узор из волн.       «Ради всего святого!..».       Всё больше и больше юноша сомневался в реальности происходящего. Быть может, он видит странный сон? Быть может, на самом деле он вовсе не отправился на ночную прогулку, а, вняв предостережениям Юстаса, лёг спать? И всё это — безуспешная поимка молодого мага и его нелепая смерть, путешествие к заброшенной звёзднинской станции и поезд-жилище Третьего из Зеробилона — ему просто-напросто снится?..       Прерывая его страдальческие размышления, открылась дверь в сокрытые помещения вагона — к ним вернулась Номуса. Чем-то донельзя довольная, она юрко обогнула своего господина, неспешно набивающего табаком искусно вырезанную трубку, и уселась за стол напротив Наратзула. Как и Тирнас, она сняла свой захудалый плащ, оставшись в простом тёмно-синем платье. Курчавые, чёрные, словно смоль, волосы Номусы были собраны на её затылке в тугой пучок. Однако Наратзул уже как будто и не заметил её. В который раз за ночь раскрыв от изумления рот, он смотрел на двух скелетов, показавшихся из дверного проёма вслед за гадалкой.       Когда-то они принадлежали взрослым людям, а теперь, не обременённые ни кожей, ни плотью, ни унылым человеческим существованием, бодро шагали к гостям колдуна. Один из них нёс поднос с серебряными чайником и чашками, а другой — круглое блюдо с печеньем. Сервировали стол они споро, ни единым движением не мешая друг другу. Вблизи Наратзул разглядел тонкую вязь рун, вьющуюся по их костям.       — Молодой господин Цилин, вы наконец пришли! — Челюсть одного из скелетов щёлкнула, и он — она! — заговорила — как?! — печальным женским голосом. — Вас так долго не было!..       — Так долго! — подхватил второй скелет мужским голосом и прижал руки к рёбрам — туда, где когда-то билось сердце. — И никто не предупредил нас о вашем визите! Уж если бы мы знали!..       — Да, если бы мы знали! Уж тогда мы бы позаботились о том, чтобы на столе были ваши любимые сласти!       — И ваш любимый чай!       Слушая стрёкот скелетов, взбудоражено мигающих голубыми огнями, горящими в их глазницах, Наратзул окончательно уверился, что даже не спит. Нет, всё было гораздо горше. Он сошёл с ума.       Он сошёл с ума, его сознание живёт в нелепейшей фантазии, где, помимо всего прочего, скелеты не просто подняты во служение колдовством, но и говорят, и обладают разумом. Обратной дороги в реальность для него нет.       — Изольда, Руперт, — ласково улыбаясь, проговорил тем временем Цилин, — ну что вы как чайки на пристани, право слово! Но я тоже рад вас видеть.       Трагедия, обрушившаяся на напарника, осталась серафимом не замеченной, а скелеты, заслышав добрые слова «молодого господина», радостно защёлкали костями. Неизвестно, что случилось бы дальше, если бы Тирнас, усевшись рядом с Номусой, не поморщился и сказал:       — Устал от вашего гвалта. Подите вон.       Последнее его слово рухнуло в наступившую тишину, словно камень. Скелеты замерли, боясь даже взглянуть на хозяина, а затем, неловко кланяясь, спиной засеменили прочь. Дверь за ними бесшумно закрылась.       И всё в такой же пронзительной тишине Тирнас поднял руку и щёлкнул пальцами. Казалось, звук этого щелчка раздался и в вагоне, и в голове Наратзула. Было ли это так, неизвестно, но тот, кому предназначался знак, его услышал. Поезд вздрогнул и — мягко тронулся, постепенно и как будто лениво набирая обороты.       — Ну вот, — улыбнулся Третий из Зеробилона, пыхнув трубкой и обдав собравшихся за столом горьковатым дымом, — теперь можно и поговорить.       Одновременно с этим Номуса потянулась за чайником и принялась разливать травяной чай. Впрочем, краем глаза она успевала поглядывать на Наратзула.       — Совсем ты приуныл, златовласка, — с ухмылкой заметила скаррагская гадалка. — Неужто не справляешься с потрясениями?       — Если так, то это прискорбно, — ответил за юношу Тирнас, первым взяв наполненную чашку и отпив из неё глоток, — и всё же не имеет значения. Цилин, зачарованные браслеты у тебя?       Помедлив немного, серафим вынул мешочек с уликами из кармана камзола и кинул его чернодушнику. Наратзул мог только безмолвно наблюдать за разворачивающимся перед ним действом и поражаться тому, как обыденно оно выглядит. Служитель Богов без раздумий раскрыл секреты расследования одному из главарей Зеробилона, а тот, словно позабыв, что они находятся по разные стороны баррикад, положил трубку в подплывшую к нему по воздуху специальную чашечку, закатал рукава и снял перчатки.       Оголённые руки Тирнаса были черны от диковинных татуировок. Неизвестным узором они тянулись по предплечьям и оплетали тонкие длинные пальцы. Что они означали и имели ли пользу, Наратзул даже не догадывался.       «Если это и правда сон, — подумал юноша, глядя, как чернодушник безбоязненно достаёт один из проклятых браслетов и придирчиво оглядывает его со всех сторон, — то ему в самую пору прерваться».       — Опять ты следил за мной, старый пердун, — протянул Цилин, между делом цедя чай. Быть отравленным он явно не боялся: то ли потому, что Третий из Зеробилона на своём примере показал, что напиток безопасен, то ли потому, что это было не первым их чаепитием и, вероятно, не последним.       — Когда было иначе? — рассеянно ответил Тирнас, чиркая коротким ногтём по вспыхнувшей красным руне на браслете. — Не случалось и дня, когда бы я не знал, чем занят мой драгоценный внук.       «Внук?! — Наратзул вытаращил глаза. — Нет, ни сон, ни безумие не могут породить такую чушь».       Но что-то не сходилось. Ещё вчера юноша вспомнил родовое древо Глерболлоров, и в нём дедом Цилина значился Реваль Глерболлор — никак не Руфий… «Хотя погодите-ка. Реваль не был единственным отпрыском Эггерда Глерболлора. У него был брат — как раз-таки Руфий! — который трагически скончался в юном возрасте!».       — Так и знал, — вдруг выдохнул некогда трагически скончавшийся Руфий Глерболлор и отбросил браслет на мешочек.       — Не томи, — поторопил его Цилин, позабыв о своей чашке с чаем.       Однако Тирнас проигнорировал его. Погрузившись в раздумья, он уставился в окно вагона немигающим взглядом. Мелькнувший в тоннеле, по которому мчался поезд, фонарь осветил его лицо золотом, но не оставил ни блика в его глазах.       Вместо хозяина слово взяла Номуса.       — Пожалуй, расскажу вам историю, — заговорила ведьма, прихлёбывая чаем. — Молодому господину Глерболлору она наверняка известна, а вот златовласке нет. Где-то около двадцати лет назад к нам в руки попал необычный мальчишка, Сепп. В простонародье его бы назвали дурачком, да именно им он и был. Вот только природа наделила его невероятным талантом к зачарованию — как будто извиняясь. Всему он учился быстро, а еще и сам придумывал что-то новое. Долгое время мой господин держал его при себе, и никто с этим не спорил — трудился он на благо всей организации. Однако с возрастом Сепп стал капризным и непокладистым, начал позволять себе слишком уж многое. Такого поведения мой господин терпеть не стал и отослал мальчишку подальше от себя. Конечно, из Зеробилона его никто отпускать не собирался, но так уж получилось, что он переходил из рук в руки, пока не попал к Этронару. В ту пору Этронар ещё был одним из нас.       — А вот об этом я не знал! То есть вы хотите сказать, что Девятый из Зеробилона прихватил Сеппа с собой, когда покидал ваш серпентарий? — уничижительно расхохотался Цилин. — И вы позволили ему это?!       — Прикуси язык, — посоветовал ему вернувшийся из раздумий Тирнас. — Когда Реваль предал Инодан, твои собратья позволили ему куда большее.       Смех Цилина тотчас стих, и серафим смерил чернодушника угрюмым взглядом. Казалось, воздух между ними сделался ледяным. Наратзул неуютно завозился на своём стуле. Его настигло чувство, что ненароком он услышал грязную тайну не столько города Богов, сколько семейную. Где-то внутри него разгорелся интерес, ведь ни о каком предательстве одного из Глерболлоров ему известно не было, но почему-то по-настоящему, прямо сейчас, Арантэалю об этом знать не хотелось.       Чтобы хоть как-то спастись от неловкости, юноша пригубил свою порцию чая и принялся разглядывать края чашки.       — Так или иначе, Сепп сбежал вместе с Этронаром и другими его шавками, — продолжил Тирнас, вновь раскуривая трубку. — Все эти годы мы пытаемся выследить их, но каждый раз, когда я сажусь им на хвост, ублюдкам удаётся ускользнуть. Надеюсь, в этот раз я доберусь хотя бы до Сеппа и вытрясу из этого гадёныша некоторые тайны.       — Так ты нашёл его? — воскликнул Цилин и, догадавшись, добавил: — И мы сейчас едем в место, где он скрывается?       — Именно, — улыбнулся Третий из Зеробилона, разом отвечая на оба вопроса: — И вот ещё что. Сам Ткач заинтересован в том, чтобы вопрос с Сеппом разрешился раз и навсегда. Талант талантом, но когда он перестаёт работать на пользу, от него следует избавиться. В последнее время Этронар начал использовать дурачка совсем не скрываясь — в делах, за которые Зеробилон никогда бы не взялся, или которые мы бы решили с большей хитростью. Это бросает тень на нас, потому что люди якобы знающие даже представить не могут, что подобной силы тёмное зачарование не контролируется нами.       — Были ещё похожие преступления?! — неверяще переспросил Наратзул, и Номуса уставилась на него с таким выражением, будто на её глазах прорезался голос у какого-нибудь цветка в горшке. Юноша ответил ей коротким раздражённым взглядом.       Для себя он решил, что нет ничего постыдного в том, что некоторым людям нужно больше времени на осмысление и возвращение к активным действиям. И пусть в конце своего мозгового штурма Арантэаль чувствовал себя уставшим, даже сонным, он был уверен: теперь это ни капли не помешает ему.       — Были, — подтвердил Тирнас, — но не в Нериме. На наши земли Этронар вернулся несколько месяцев назад, а до этого он шлялся по Тирматралю.       — Ах вот оно что, — протянул Цилин, и Наратзулу показалось, что пальцы серафима сжали чашку ещё сильнее. — Твой воздыхатель вернулся в Нерим…       — Теперь ты понимаешь, не так ли? — Третий из Зеробилона кинул презрительный взгляд на браслеты, убившие Марию и Франца Роу-Эбертов. — Любовь подражать мне в нём явно не остыла. И в Тирматрале, и в Нериме мне приходится расшаркиваться, доказывая непричастность к его убогим делам.       — Но почему его дела бросали тень на Зеробилон и в Тирматрале? — озадачился Наратзул. — Разве там нет своего… подпольного мира? Отколовшись от вас, он мог присоединиться к кому-то другому.       — Не всё так просто, — покачал головой Цилин, задумчиво накручивая на палец прядь своих волос. — Так уж сложилось исторически: земли Творца — нейтральная территория. Хотя это официальная версия. Вернее сказать так: Тирматраль — свободная зона, где каждый из больших игроков работает потихоньку. На сегодняшний день там господствуют неримцы и киранийцы. Бежав из Зеробилона, Этронар возжелал создать свою собственную гильдию, но за прошедшие годы в этом так и не преуспел — остался одиночкой. Потому-то киранийцы по старой доброй памяти продолжают называть его Девятым.       — Идиоты, — буркнул Тирнас и пожал плечами: — Впрочем, вернёмся к Сеппу и вашему расследованию. Об убийстве судьи Роу-Эберт, его жены и сына я узнал вчера ближе к обеду и сразу связался с Вороном, потому как понял, что мы можем помочь друг другу… можем составить прекрасную команду по поимке злостных преступников.       «С Вороном?» — недоуменно нахмурился Наратзул, пока Цилин строил самую скептичную из мин, на которую был способен.       — Даже в этом ты подсуетился…       — Ну конечно! — вскинул брови Тирнас. — Я ведь знаю, что без согласия папочки ты не будешь таким уж покладистым.       Что ж, в этом случае, хоть голова Наратзула уже гудела от неозвученных вопросов, юноша смекнул, что статус «папочки» достался некому Ворону образа ради. Из всё того же родового древа Глерболлоров он помнил, что Цилин сирота. Вряд ли напарник был настолько удачлив, чтобы иметь сразу несколько родственников, считавшихся мёртвыми, но таковыми не являвшихся.       — Ладно, это всё прекрасно, но скажи-ка мне, — протянул Цилин, сложив руки на груди, — отчего Зеробилон решил поработать с Иноданом в этом деле? Подозрением больше, подозрением меньше — вам плевать, как служители Богов относятся к вашей гильдии. Ты бы мог в одиночку отправиться за Сеппом, узнать всё, что тебе нужно, и убить его. Какая тебе печаль от того, что тогда паладины потеряют единственную ниточку в расследовании?       — Не переживай, благотворителем я не заделался, — усмехнулся Тирнас. — Как я уже сказал: Сепп должен умереть. Но мне необязательно убивать его самому. Куда интереснее отдать его вам — в качестве услуги.       — Чтобы потом, когда настанет подходящий момент, напомнить о должке?       — Ну вот, ты и сам прекрасно знаешь, как это работает. Зачем же отнимаешь моё время, задавая глупые вопросы?       Смурным взглядом Наратзул уставился в окно. Он не мог врать себе: идея объединения сил с беспутным — да ещё и с одним из главарей Зеробилона — претила ему, пусть и сулила выгоду. Что захочет Тирнас в обмен на свои широкие жесты? Разве потакание его желаниям не уронит достоинство служителей Богов — и сейчас, и в будущем? Неужели для того, чтобы победить одно зло, иногда и правда стоит обратиться к другому злу?..       За толстым стеклом окна царила тьма; лишь изредка её разбавляли тусклые вспышки фонарей, но поезд мчался так быстро, что Арантэаль при всём желании не смог бы разглядеть в них хоть что-то. Однако скорости в вагоне не ощущалось: лишь иногда мягко покачивались его стены и пол — и только. Всё это действовало на юношу самым что ни на есть усыпляющим образом. В конце концов, дошло до того, что ему пришлось с силой растереть веки и заставить себя слушать разговор, который, между тем, ни на секунду не прекращался.       — …как ты его нашёл? — вздохнул Цилин, откидываясь на спинку стула.       — Ночью мне пришло письмо от моего осведомителя из Зильдрена. Днём ранее к ним попал новый раб на продажу в Южное королевство. Вымышленное имя я не запомнил, но — это был Сепп. Видимо, Этронар хотел максимально тайно перебросить дурачка из королевства в королевство: придумал ему историю, да только не сумел объяснить, что следует соответствовать ей. В общем, мало того, что мой осведомитель видел Сеппа пару раз в прошлом, так ещё и Сепп вдруг смастерил зачарованную безделушку для какой-то бабы из зильдренской стражи. После этого спутать его с кем-то другим стало попросту невозможно.       Узнав, что его продажа назначена на самое ближайшее время, я собирался наведаться в Зильдрен. Но перед этим я решил уточнить личность продавца, ведь никогда не будет лишним узнать всех шавок Этронара поимённо, — посмеиваясь, развёл руками Тирнас. — Каково же было моё изумление, когда мне сообщили, что столь диковинного раба возжелала Хезер Гальфанд!       Сердце Наратзула оборвалось. Он и сам не заметил, как обеими руками вцепился в край столешницы.       — Что?.. — переспросил юноша. — Госпожа Гальфанд?..       Тирнас перевёл на него безразличный взгляд.       — Почему ты так удивлён, паладин? Уж я-то думал, что, зная о непростых отношениях между Роу-Эбертами и Гальфандами, вы должны были хотя бы предположить причастность несостоявшейся жены судьи к убийству!       С трудом сглотнув, Наратзул уставился в свою чашку, а затем сделал большой глоток чая.       Конечно, они предполагали такую вероятность. Юстас был тем, кто первым выдвинул эту теорию, и тогда Арантэаль согласился с его доводами, однако… Сейчас отчего-то поверить в это стало сложно.       — Это… глупо, — выдохнул юноша. — Так открыто заявлять о своей причастности, использовать своё настоящее имя… У вас есть доказательства? Почему мы должны вот так просто верить всему, что вы говорите?       — Когда мы прибудем в Зильдрен, я обеспечу вас всем необходимым, — холодно улыбнулся Тирнас. — Надеюсь, для вас не станет неожиданностью, что работорговля — омерзительное, грязное, но всё же серьёзное дело. Ни одна купля-продажа товара не остаётся без полного документального сопровождения.       — А что касается использования своего настоящего имени, — вздохнул Цилин, с угрюмым лицом вертя в руках самокрутку, — то ничего глупого здесь нет. Ты можешь использовать псевдоним на открытых торгах, но не при составлении официальных бумаг. Безусловно, настоящее имя — конфиденциальная информация, о которой известно лишь продавцу и покупателю. Со стороны о ней может узнать только высшее лицо — Зеробилон как раз и является им. Впрочем, — добавил он, остро взглянув на чернодушника, — Зильдрен всегда держался от вас обособленно, а за связь с ними отвечает ваш Пятый, Казначей…       — Ну и что? — равнодушно пожал плечами Тирнас. — Неужто ты думаешь, что Казначей лично займётся вытряхиванием говна из Зильдрена? Его холёные руки привыкли сжимать лишь перо, а не чьи-то глотки.       — А ты что же, собираешься их сжимать этой ночью?       — Скажем так: по приезду в Зильдрен я устрою для вас небольшую экскурсию, вы заберёте Сеппа, документы и свалите со всем этим добром в ваш прекрасный Эрофин. Что произойдёт дальше, вас не касается.       Не выдержав, Наратзул сжал виски руками. В его голове воцарился кавардак. В безумном танце перед его внутренним взором мелькали картины всего, что он сегодня увидел, а вслед за ним, не поспевая, неслись звуки — обрывки разговоров, свидетелем которых он сегодня стал. Без преувеличений, эта ночь была переполнена событиями — даже на задании по поимке безумного энтрописта Арантэаль не был так напряжён. Юноша пытался — правда, пытался — разобраться во всём, выстроить чёткую логическую цепочку, но — всем естеством желал передышки. Даже мгновение покоя могло спасти его.       Наратзул и сам не заметил, как закрылись его глаза. А после — он провалился в уютную тихую тьму.       ***       Цилин едва успел спасти голову напарника от удара, когда тот вдруг упал лицом в стол и замер. Лоб мальца под его ладонью был горячим и влажным.       Глерболлор тоскливо вздохнул.       Через его руки прошли многие серафимы, поступившие во служение Инодану под началом архисерафима Аркта. Он был их капитаном и наставником, справлялся со своими обязанностями отменно — на протяжении долгих лет. Наверное, именно потому Цилин уверился, что и Наратзул Арантэаль не станет для него проблемой. Подумаешь, у мальчишки скверный характер! Подумаешь, невзгоды так и липнут к нему! Глерболлор и сам в юношестве подарком не был, а невзгоды и вовсе не пугали его. Так он полагал, пока на собственной шкуре не прочувствовал — некоторые слухи о мелком Арантэале не преувеличивали действительность, а наоборот сглаживали её острые углы.       Характер у Наратзула оказался не таким уж дурным, а вот невзгоды на его пути… Заиметь их в лице Третьего из Зеробилона не захотел бы никто, а мальчишка даже не сделал ничего плохого, чтобы Тирнас обратил на него свой взор.       — Ну и какого хрена ты творишь? — сухо спросил Цилин, сложив руки на груди и наблюдая, как расцвётшая в безобразной улыбке Номуса перегнулась через стол и склонилась над уснувшим юношей.       — Совмещаю приятное с полезным, — невозмутимо ответил Тирнас, пока гадалка доставала из кармана своего платья две крохотные пробирки и тонкую иглу. — Мне нужно сказать тебе кое-что крайне важное, но оно — не для паладинских ушей. Также мне нужно узнать пару-тройку важных мелочей о твоём напарнике и… скажем так, о его будущем. И то, и другое так просто было не провернуть. Пришлось прибегнуть к небольшой шалости.       Брезгливо скривившись, Цилин поднёс чашку Наратзула к носу и понюхал остатки чая. Чем бы зеробилонцы ни напоили мальчишку, оно дожидалось своего звёздного часа именно здесь — никак не в чайнике. В конце концов, теперь обретало смысл то, что Глерболлор заприметил сразу же: Арантэалю досталась чашка с края подноса, в которую было невозможно заглянуть.       — Не переживай, — пропела Номуса, иглой счищая запёкшуюся кровь из-под ногтей юного паладина в первую пробирку — наверняка она осталась от того мага, за которого Наратзул, пытаясь спасти, цеплялся изо всех сил. — Это всего лишь сонные травки, они безобидны. Когда твой подопечный проснётся, он даже головной боли не почувствует.       — Как отрадно слышать, — дёрнул углом рта Глерболлор, хотя с куда большим удовольствием он бы разбил эту несчастную чашку о голову скараггской суки, а затем рискнул всем и попробовал перерезать горло её хозяину. — Об этом с Вороном ты тоже договорился?       — Нет, — усмехнулся Тирнас, абсолютно уверенный в своей безнаказанности, — но я и не трепетный серафимчик, чтобы докладывать ему о каждом своём шаге. К тому же… Как знать: возможно, я выведаю нечто, что обретёт для Ворона ценность — со временем. Тогда мораль или её отсутствие потеряют всякое значение.       Цилин мог бы сказать многое в ответ на подобную нелепость: в конце концов, понятие морали и Тирнас были друг от друга слишком далеки. Но говорить хоть что-то смысла не было. Наблюдая как Номуса поддевает подсохший край пореза на запястье Наратзула острым кончиком иглы и собирает выступившую кровь во вторую пробирку, Глерболлору оставалось лишь порадоваться, что Третьему из Зеробилона — при всей его больной фантазии — понадобилось от мальчишки столь малое.       — Вздумаешь использовать его кровь для какой-нибудь грязной волшбы — пожалеешь, — предупредил он. На всякий случай — потому как каждый находящийся в вагоне знал, что подобную глупость чернодушник не сделает. Дураком он не был, а потому никогда не пойдёт против Аркта, взявшего талантливого бастарда Теалора Арантэаля под своё крыло.       — Дрожу в страхе, — заверил Тирнас, проводив Номусу, покидающую гостиную вместе с пробирками, задумчивым взглядом. — Но видишь: здесь больше никого нет, чтобы ты и дальше притворялся. Твой мальчишка не в счёт — его сон слишком глубок. Никто не узнает, что ты сбросил маски и признался хотя бы передо мной, что на самом-то деле тебе безразлично, как я распоряжусь кровью незаконнорожденного Арантэаля.       — Мечтай, — привычно огрызнулся Цилин и наконец закурил свою самокрутку.       Он уже давно смирился с тем, что попытки Тирнаса разглядеть в своём внуке себя — удостовериться, что они есть отражение друг друга не только внешне, но и внутренне — бесконечны. Было ли это свидетельством оглушительного одиночества, которое ощущал чернодушник и сам того не понимал, или же очередной забавой, призванной избавить его от вселенской скуки, Цилин не знал да и знать не желал. За прожитые годы он понял, что только выигрывает от разрыва всякой связи с Руфием Глерболлором — пусть даже это и скажется на элементарном понимании его мотивов и чаяний.       …Вильнул поезд, заходя в крутой поворот, и вагон ощутимо тряхнуло. Застучали корешками о стекло книги в шкафах; зазвенел чайный сервиз, и Цилин придержал поднос, вознамерившийся слететь с края стола. Но кто-то оказался не так проворен — из-за двери на кухню грохотнуло и раздалась брань Изольды, за которой причитания Руперта напоминал скулёж побитой собаки.       На мгновение мигнул и погас свет, и в кромешной темноте глаза Тирнаса вспыхнули двумя углями, окутанными тлеющим, бледно-голубым огнём.       — Не знаю, о чём думает Ворон, — проговорил чернодушник, стоило только тьме схлынуть, и кивнул на Наратзула, — но этот мальчик вам совершенно не подходит.       — С чего ты взял? — проворчал Цилин, выпуская дым через нос. — А если и так, то какая тебе от этого печаль?       — Я думаю о перспективах нашего дальнейшего сотрудничества, — пожал плечами Третий из Зеробилона. — Бесспорно, бастард умён и талантлив, но — вспыльчив, и оттого эмоции возобладают над ним и лишают практического взгляда на вещи, мешают трезвой оценке себя и своих возможностей. Мне случалось встречать подобных людей. Работать с ними крайне тяжело.       Цилин в ответ криво улыбнулся. Он знал, что командир высоко оценивал способность Тирнаса к чтению людей. Да и сам серафим не раз сталкивался с ситуациями, когда время подтверждало правоту чернодушника, но — знавал и случаи, когда он ошибался. Причиной становилось превращение того, что сам Третий из Зеробилона называл своим благословением — отчуждённость от эмоций и страстей, — в слабость. Не всегда он понимал, как отличны друг от друга бывают люди и их поступки — в одной и той же вероятности, с одними и теми же исходными характера.       — Наратзул ещё слишком юн, — покачал головой Глерболлор. — Только время покажет, каким он вырастет. Мы же… В наших руках направить его по нужному пути.       — Ну-ну, — хмыкнул Тирнас, совершенно не впечатлённый философией собеседника. Он никогда не был ей впечатлён. — Тебе известно, какие эти Арантэали упрямцы, хитрецы и гордецы — все до единого. Делают, что хотят; преклоняют колено, но не склоняют голову; уважают жёсткую дисциплину, но могут презреть её в любой миг. Подозреваю, что даже грязная кровь бастарда не перебьёт это северное своенравие. Однако ты прав: меня это не касается. К тому же, сегодня мне хочется проявить к благосклонность, потому как… Хм, кое в чём наши мысли по поводу вашего расследования сошлись. И это пришлось мне по нраву.       Цилин украдкой выдохнул. Похоже, эта встреча с Тирнасом обещала закончиться почти на оптимистичной ноте — чернодушник был слишком озабочен проблемами Зеробилона, чтобы, развлечения ради, долго и вдохновенно поучать жизни нерадивого внука и лезть с советами в дела Инодана. В конце концов, он даже позабыл оскорбиться тому, что недавно Цилин рассматривал его причастность ко всем таинственным преступлениям на землях Нерима.       С другой стороны: оскорбляться Тирнасу было объективно не на что. Его руки были по локоть в крови, и доверять ему без оглядки мог только конченый идиот. То же касалось и других зеробилонцев — в особенности, их главарей. Цилин оставил свои подозрения лишь потому, что узнал о возвращении в Нерим больного ублюдка Этронара и о благосклонности Аркта, высказанной чернодушнику. Тирнас не стал бы лгать о том, что связался с Вороном, а раз командир не видит его вины происходящем, то…       — Мальчик прав, — продолжил Тирнас, задумчиво потирая подбородок, — в авантюре, провёрнутой с семьёй Роу-Эбертов, присутствует глупость. Хитрость — лишь на верхнем слое, но стоит избавиться от этого слоя — хватит одного взмаха руки, — как сразу же поразишься топорности схемы.       — Но если бы интересы Зеробилона и Инодана не совпали, мы бы могли и вовсе потерять след в этом деле. Если рассудить, Этронар и его пособники могли рассчитывать…       — Не говори ерунды, — оборвал Цилина чернодушник. — Кому как не Этронару знать, что наши интересы совпадают иногда даже чаще, чем нам всем того бы хотелось? Он предал Зеробилон, но памяти-то ему это не отняло.       Локтём Глерболлор почувствовал, как зашевелился рядом с ним Наратзул, и бросил короткий взгляд на напарника. Тот по-прежнему крепко спал, однако его светлые ресницы трепетали, глазные яблоки под веками были неспокойны, а между сведённых бровей юноши пролегла глубокая скорбная складка. Ему словно бы снился кошмар, и это предположение вызвало в серафиме глухую злость.       Всякий хоть немного сведущий в магии человек знал, как хрупко бывает сознание юнцов, что связаны с Морем сверх меры. Любое сильное потрясение могло выбить их из равновесия, обратить их ещё не окрепшие силы в проклятье для их же тела и разума. За последний год молодой Арантэаль хватил бед с лихвой и до сих пор не оправился, хоть с присущим его возрасту рвением пытался доказать обратное. Его положение было шатко, и воздействие на его сознание извне — чёртовы «безобидные травки» — несли за собой определённые риски. Вот только Номусе и Тирнасу на это было плевать — мальчишка виделся им лишь диковинной игрушкой, так удачно попавшей им в руки.       И Цилин не мог не злиться — в первую очередь на себя. С самого начала он подозревал, что ничем хорошим знакомство напарника с зеробилонцами не закончится, и всё равно прозевал момент, когда эти двое исподтишка набросились на пацана. Как бы это не добавило проблем!..       — Думаешь, в случае с Роу-Эбертами люди Этронара работали втайне от него? — догадался Глерболлор, с тяжёлым вздохом возвращаясь к разговору.       — Скорее всего так и есть. Этронар никогда не мог совладать с подчинёнными в свою бытность Девятым. А уж когда он отделился от Зеробилона, то и вовсе начал собирать под своим началом всякий сброд. Только благодаря их просчётам, я то и дело выхожу на его след.       В голосе Третьего из Зеробилона зазвучала плохо скрытая досада. И неудивительно: он преследовал Этронара вот уже какое десятилетие, но поймать его никак не мог. Для Тирнаса эти неудачи стали настоящим унижением, а для других главарей Зеробилона — удивлением. Ни одна крыса, какой бы прозорливой и верткой она ни была, доселе не могла так долго скрываться от чернодушника. Дошло до того, что Кукольница всерьёз поверила, что спину Этронара прикрывает новый могущественный благодетель, и её теория не стала негласной истиной лишь потому, что за всё это время Зеробилон не нашёл никаких доказательств существования этого благодетеля.       — Однако даже не глупость Гальфанд насторожила меня, — продолжил Тирнас и принялся набивать свою трубку заново, — а её связь с Этронаром. Ты ведь не забыл, чем отличилась бабка Хезер, и почему их род был окончательно предан забвению в Инодане?       Сердце Цилина испуганно дрогнуло, и в горле мигом пересохло. Хотел бы он забыть, но события далёкого прошлого не желали отпускать свою жертву, сколько бы времени ни прошло.       Инодан всегда умел скрывать свои промахи, а уж когда дело касалось массового предательства теми, кто когда-то поклялся Богам в верности, таланты нужных людей блистали особо. Глерболлор искренне завидовал счастливчикам, которые не знали, какая опасность зародилась в северных землях Тирматраля чуть менее ста лет назад, и какие усилия потребовались, чтобы даже не изничтожить её на корню, а облегчить удары по мирной жизни обычных людей и репутации Рождённых Светом. Для непосвящённых в эту тайну род Глерболлоров был всего лишь едва не перебит поголовно; род Гальфандов всего лишь потерял свою принадлежность к служителям Богов из-за превышения полномочий своего главы и потери доверия… Перечислять можно было долго — в этом списке под грифом «всего лишь» фигурировали около двадцати именитых семейств со всего Цивилизованного мира.       — Это может быть совпадением, — хрипло проговорил Цилин, дотронувшись до прострелившего болью виска.       — Это могло бы быть совпадением, — поправил его Тирнас, — если бы за последние годы среди приспешников Этронара я не находил тех, кто раньше лобзал сапоги Ревалю, но избежал смертной казни из-за смягчающих обстоятельств. Узнав ещё и о Гальфанд, я перестал сомневаться: Этронар — проблема отнюдь не одного Зеробилона. Ворону уже известно об этом. Исправлять собственные же ошибки — его долг.       Острая боль окольцевала уже всю голову Цилина, и он сжал переносицу, пережидая особо сильный спазм.       — Командир подозревал, что среди тех удачливых ублюдков могли скрыться некоторые из верхушки заговорщиков, — признал серафим.       Теперь он в полной мере понимал, почему Наратзул не должен был слышать их разговор. Спустя десятилетия даже не все серафимы знали, что с этой бедой прошлого ещё не покончено.       — Толку от его подозрений? — проворчал Третий из Зеробилона, пыхтя трубкой. — Боги решили заняться этим делом деликатно, и даже у Ворона не хватило духу воспротивиться их тупости. Клубок событий, случившихся по вине Реваля, распутывается крайне медленно, а, пока все мы тратим время на деликатные подходы, его выжившие сообщники явно задумывают какую-то новую дрянь под началом Этронара.       Простому люду было приятно верить, что служители Рождённых Светом защитят их от любого зла. Служителям же было приятно верить, что любое зло сосредоточено в ком-то или чём-то одном. Чаще всего получалось иначе — случай с предательством Глерболлоров не стал исключением. Пусть в ту пору Цилин был ещё мал, он помнил, с каким облегчением говорили о смерти его деда и родителей. Но время преподало наивным мечтателям урок — идеи Реваля Глерболлора не умерли вместе с ним.       Зло, сокрытое под маской великой благодетели, будет жить вечно. Подберёт ключ для каждого сердца. Обернёт белое в чёрное, сотрёт границы мыслимого и немыслимого.       — Как же нужно себя не уважать, чтобы согласиться работать под началом Этронара! — натужно рассмеялся Цилин, откидывая голову и разглядывая продолговатую кристаллическую лампу на потолке.       — Самоуважение здесь не играет роли, — не согласился Тирнас, теребя зубами мундштук. — Если ты стал изгоем, то держаться Этронара может быть выгодно. Даже не имея поддержки Зеробилона, он наверняка пользуется старыми связями для своих и общих нужд. К тому же, он сведущ в магии, на которой держались идеи Реваля, а найти другого умелого демонолога в наши дни не так-то просто.       И вновь в его голосе зазвучала искренняя досада, но уже иного толка. Умственные способности Этронара стали именем нарицательным, когда он вздумал предать Зеробилон. До этого момента его недобор интеллекта в некоторых аспектах жизни и подражание Тирнасу в некоторых мелких делах нивелировались — именно за счёт его основной магической специализации и познаний в ней. В конце концов, в отличие от Инодана главари Зеробилона сантиментами не страдали: пока серафимы рыскали по всему Цивилизованному миру в попытках искоренить любое проявления интереса к демонологии, Ткач видел их старания пустой тратой времени. Он был готов многое прощать Этронару, во многом поощрять его, извлекая из его умений пользу для организации. Девятого сковывал лишь один запрет — создание симбиотической связи с демоном. Когда же стало известно, что он собирается нарушить его…       Из тщательно скрываемого достояния Этронар превратился в величайшее разочарование Зеробилона и его самую опасную проблему.       «Неужели Зеробилон узнал о прошлом Этронара не всё? Или скрыл правду от Инодана? — размышлял Цилин, отстранённо вслушиваясь то в стук колёс, то в тихие разговоры скелетов за дверью. — Во времена Реваля этот ублюдок был ещё юн, но это не значит, что они не могли быть знакомы. Как много заговорщиков и их приспешников умудрились скрыться от преследований? Этронар мог быть в их числе».       — Ты уверен? — уныло спросил Глерболлор, и Тирнасу не понадобились уточнения.       Прищурив глаза, он выдохнул горький дым в лицо серафиму и ответил:       — Держи себя в руках. Никто не выиграет от повторения этой истории. А раз так, то даже малейшее подозрение требует действий. Вам повезло: наверняка погнавшись за собственной местью, Хезер Гальфанд допустила оплошность. Поймав её и Сеппа, вы сумеете уважить и себе, и Зеробилону.       — Но это не значит, что они — нечто большее, чем просто пешки. Ты сказал, что за последнее время ловил других таких же дурачков. Многое ли ты от них узнал?       — Ценность Сеппа куда значимее их. Зачем-то Этронар хотел перебросить его в Южное королевство, а эта жаркая дыра всегда таила в себе множество тёмных секретов — в том числе тех, что так интересны нашему демонологу. От Гальфанд требовалось быть посредником и действовать предельно осторожно, но она не смогла удержаться и между делом решила использовать Сеппа для собственных нужд… В идеале, вам нужно поймать обоих, чтобы узнать, что затевает их хозяин.       — Теперь я понимаю, почему ты захотел объединиться с нами, — пробормотал Цилин, покачав головой. — Ты отдашь нам Сеппа, но взамен потребуешь нашего содействия в поимке Этронара.       — Кажется, ты даже изумлён. Но как по мне, придумал я всё отлично, — фыркнул Тирнас и кивнул на Наратзула: — Я не стал рассказывать всего при мальчике. Его наши дальнейшие дела не касаются. Пусть Башня Паладинов заполучит зачарователя и Гальфанд и отпразднует победу. Ну а ты займёшься тем, где твои способности пригодятся больше всего. Быть нянькой бастарду Арантэалей — ну разве не унизительно для мага твоего уровня?..       Цилин не успел ничего ответить. Краем глаза он заметил шевеление внутри клетки, что стояла на столе у окна, а в следующий миг пространство вагона разрезала звонкая мелодичная трель. Механическая птица, расправив крылья, заплясала на своей жёрдочке, словно живая.       — Руфий! — раздался из её клюва нарочито детский голос. — Как меня слышно, Руфий?!       На лице Тирнаса тотчас проступило сложное выражение. Цилин был готов спорить, что чернодушник в который раз мучается от осознания, что прекратить этот птичий балаган не в силах: Ткач, чьи приказы в Зеробилоне чтились куда сильнее заветов Богов, настаивал на том, чтобы главари организации поддерживали друг с другом беспрестанный контакт. Пойти против желания главного из главных не мог даже Тирнас, и Кукольница, однажды снабдившая всех нуждающихся своими средствами связи, знала об этом. Она питала к отчуждённому и нелюдимому Третьему абсолютно нездоровый интерес, выражавшийся в постоянном донимании по пустякам, и спастись от неё Тирнасу не представлялось возможным.       Иногда Цилину становилось любопытно: понимала ли эта блаженная звёздница, что между ней и преждевременной смертью стоит лишь Ткач?       — Руфий! — не унималась птица, и чернодушник, тихо вздохнув, наконец подал голос.       — Не ори, — бросил он. — Что тебе нужно?       — Как долго тебе осталось до Зильдрена? — Не сразу, но Цилин понял, что сегодня голос Кукольницы был предельно серьёзен.       Не укрылось это и от Тирнаса.       — Что стряслось? — прямо спросил он, явно предчувствуя неладное.       — Зильдрен в огне. Полыхает так, что зарево видно даже в Гилиаде. Тебе стоит поторопиться, ледышка, иначе… Что-то подсказывает мне, что иначе о Сеппе мы больше не услышим.       ***       8 232 год от Звездопада, третий месяц зимы.       Пробраться сквозь защитные барьеры, опоясывающие руины Треомара, оказалось ожидаемо легко. Как и при нападении на Инодан, которое впоследствии серафимы посчитали провальным, так и в боях на землях Тирматраля, Аркт ставил перед своими людьми определённую задачу: не столько пошатнуть уверенность божьего войска в своих силах, сколько лишить его мозгов. Все те маги, что были способны предложить новаторские решения по улучшению защиты от последующих гнусных происков предателей, оказались уничтожены, а без них среди людей Рождённых Светом не нашлось тех, кто не презрел бы изменения в угоду новым обстоятельствам. И это было в крайней менее предсказуемо, ведь существа, погрязшие в статике вечности, не отличаются гибкостью мышления. Вечность не приемлет перемен, а её рабы уверены в почве под своими ногами, сколько бы ни было в ней трещин, рытвин и бездонных ям.       «Что ж, и это мне только на руку».       Когда Аркт очутился на площади у Связующей башни, печальные белокаменные останки Треомара потонули в тенях. Тусклое зимнее солнце почти скрылось в холодных водах Фремишского моря. Шум волн заглушал редкие крики чаек, треск элементалей, расплодившихся в поражённых аномалией руинах, и шепотки душ, что заплутали в безвременье между жизнью и смертью. А воздух… Даже спустя почти тридцать лет воздух здесь продолжал смердеть гарью и кровью.       Всё это было до омерзения знакомо Аркту. Менялись миры и тысячелетия, но во всей этой хаотичной кутерьме притаилась аксиома: раз за разом аэтернийское наследие обращалось в прах и из праха же возрождалось. То было очередным проявлением вечности, бесконечного цикла созидания и разрушения, однако Вин и правда оказался той ещё энтропийной дырой — бездной, имеющей свои правила и отвергающей всё чуждое. Аркт знал наверняка, что падение Треомара ознаменовало собой заключительную главу величия народа аэтерна. И даже если однажды кто-то решится отстроить эти стены, то положит начало чему-то уже совершенно новому. Иному.       Думая об этом, Аркт не чувствовал ни печали, ни сожалений. Ему, вечному существу, алчущему завершённости, было даже радостно, что хотя бы эта история получила свой конец. Это придавало ему сил и терпения дождаться завершения следующей истории, не менее трагичной и заигравшейся с вечностью.       И всё же, видеть залы Связующей башни лишёнными жизни и смысла было непривычно. Сколько бы Аркт ни оказывался здесь прежде, он видел учёных и магов, погружённых в свои исследования. Аэтерна, звёздники и изредка люди, работавшие в этих стенах, отдавали всех себя во служение Треомару и, конечно же, Рождённым Светом — пусть о последнем догадывались лишь немногие, так называемые избранные. Они и помыслить не могли, что однажды на смену им придут не новые светлые умы, а всепоглощающая пустота.       Большинство из них погибли в огне, поглотившем Треомар изнутри и снаружи. Исключение составляли только те самые избранные, которых Инодан эвакуировал до того, как обрушил на город восставших аэтерна весь свой гнев. Правда, гнев этот оказался донельзя выборочным — как и ответ на него. Аркта ни капли не удивил тот факт, что ни Связующая башня, ни знаменитая Библиотека Треомара почти не пострадали в катастрофе, стёршей остальные части города почти до основания. Обоюдоострая месть обошла стороной места, из которых обе стороны конфликта надеялись извлечь пользу в дальнейшем. Подобные методы тоже было знакомы бывшему архисерафиму. В конце концов, будь он на месте Тира или хозяев Треомара, он поступил бы так же.       Жестоко или нет, но покуда чья-то жизнь была, есть и останется разменной монетой, знания будут вечным приоритетом властителей — тех, кто правил у всех на виду, и тех, кто дёргал за ниточки из-за края сцены…       Путь Аркта пролегал в самые глубины Связующей башни. Его не интересовали результаты исследований, кинутые в верхних залах во время спешной эвакуации, или предсказания, составленные под сводами Планетария. Его вело предчувствие, и оно было куда важнее всего, что скрывали в себе треомарские руины. Во всяком случае, до поры до времени.       С каждым этажом защитные заклинания становились сильнее, а иллюзии — изощрённее. Они уже были результатом работы не иноданских умельцев, а аэтернийских мудрецов, и над развеянием некоторых из них Аркту пришлось бы даже постараться — не окажись в них бреши, оставленной задолго до его появления. Конечно, воспользоваться ей мог не каждый, и только этот незатейливый факт защитил бесхозную башню от наплыва всяких проходимцев.       «Умно. И дальновидно».       Существовало множество легенд о том, что находится на последнем этаже Связующей башни. Также существовала теория, что никакого последнего этажа не было — никогда. Но ни одна легенда, ни одна теория правдой не являлись. Впрочем, ложью — тоже. Истина скрывалась где-то по середине, однако она-то никому и не была интересна. Точнее, тех, кто на поддался очарованию этой тайны, можно было пересчитать по пальцам, а у них всегда находились другие заботы помимо забавы с её разоблачением. Обыватели же продолжали упиваться новыми и новыми якобы догадками — по сей день.       Конечно же, были те, кто мог бы пролить свет на эту столь будоражащую воображение загадку, но делать этого они никогда не станут. Ими являлись лучшие учёные умы, отобранные лично Тиром, и Аркт знал наверняка: люди Творца умеют хранить секреты своего хозяина иногда даже лучше него самого. Дураков и болтунов верховный Рождённый Светом подле себя не держал; предать его никто и никогда бы не пожелал — или не осмелился. За все тысячелетия его правления из этого правила нашлось лишь одно исключение, но вот беда — даже Аркту было до конца неведомо, над чем работали верноподданные Тира в милях под Треомаром.       Эта неосведомлённость мало заботила бывшего архисерафима, но это не означало, будто он не допускал, что однажды столкнётся с последствиями очередной своей ошибки.       Связующая башня имела свои хитрости, разгадка которых могла бы показаться банальной, таковой, безусловно, не являясь. Подобно любой шкатулке с секретом, она таила в себе двойное дно. Те чужаки, кто думал, что достиг последнего её этажа, ошибались, а те, кто осознал свою ошибку, всё равно ничего не мог поделать, чтобы продолжить спуск.       Ложный последний этаж Связующей башни не представлял собой ни чего-то интересного, ни чего-то захватывающего дух. То был внушительных размеров зал, освещённый вечным сиянием магических кристаллов, и запоминался он лишь спуском… в никуда — к широкой площадке, выложенной всё теми же белокаменными плитами. Самая животрепещущая легенда, которую Аркт слышал об этом зале, заключалась в том, что он на самом деле являлся ареной. Ареной, на которой открывался портал в один из мёртвых миров, выплёвывающий из себя полчища монстров. Делалось это якобы не веселья ради, а для отбора наидостойнейшего кандидата в звание архимага Треомара — того, кто одолеет монстров своей хитростью и силой и в конце окажется способным запечатать портал.       Все архимаги Треомара, знакомые с этой легендой, покатывались со смеху. Но и они не знали, что площадка ложного последнего этажа была платформой лифта вниз. Платформой, механизм движения которой подчинялся воле лишь одного Творца — самого талантливого мага из ныне живущих в Вине.       Даже Аркт не был способен развеять все претворения Тира, но он не сомневался: рано или поздно появятся те, кто отринет саму мысль о неравенстве и осмелится бросить вызов мастерству верховного Рождённого Светом.       Фигура, застывшая на пресловутой платформе лифта, из-за монструозности зала казалась совсем крошечной. Шаг Аркта всегда отличался бесшумностью, и всё же — его приближение услышали издалека: бывший архисерафим видел, как фигура склонила голову, покрытую низким капюшоном, в сторону одной ей слышимого звука, а затем повернулась к новому гостю опустевшей Связующей башни.       — Давно не виделись, Руфий, — поприветствовал Аркт, останавливаясь у лестницы к лифту.       Смешок Третьего из Зеробилона рассыпался по залу дробным, звонким эхом.       — Иначе не скажешь, — протянул он, качая головой, а затем добавил: — Вот уж не думал, что именно сегодня заимею честь лицезреть доблестно убиенного архисерафима-предателя! Да ещё и вполне себе живого… Что ни говори, а жизнь полна сюрпризов.       Наверняка в его голосе должно было сквозить удивление, но Аркт не почувствовал ни намёка на него. Причин тому могло найтись много, и всё же остановиться стоило на самой главной из них: Руфий был слишком умён, чтобы даже на мгновение поверить в смерть Ворона.       Чуть помедлив, Третий из Зеробилона откинул капюшон и уставился на бывшего архисерафима внимательным, немигающим взглядом своих бесцветных глаз. Будучи приверженцем тёмной магии, напрочь лишённым морали, Руфий блистал молодостью на протяжении не одной сотни лет. Аркт запомнил его высоким бледнолицым норманном с волосами устрашающего тёмно-рыжего оттенка, как и у всех Глероболлоров, за который их в народе прозвали Кровавыми. Оттого оказался, без малого, поражён, разглядев седые пряди на его голове и морщины, кое-где прорезавшие его прежде гладкое лицо.       — Смотрю, жизнь тебя порядком потрепала, — заметил Аркт, спускаясь к колдуну.       — Да и ты выглядишь отнюдь не свежо, — не остался тот в долгу.       — На то есть весьма объективные причины. Воскрешение из мёртвых — дело отнюдь не лёгкое.       — А кто сказал, что у меня нет причин? — улыбнулся Руфий и стал похож на Цилина ещё больше.       Аркт удивлённо изогнул бровь. Кто бы мог подумать, что старение окажется не единственным изменением в этом человеке? В прошлом улыбки Третьего из Зеробилона были маской, как и любая другая его эмоция, столь естественная для большинства живых существ. Зная о его природе чернодушника, ожидать от Руфия чего-то другого было попросту глупо. Думать, что однажды он переменится, — ещё глупее, и всё же… Эта его улыбка ощущалась искренней: полной усталости, самоиронии и — предчувствия скорой смерти.       «Что за чепуха?», — подумал бывший архисерафим и сказал:       — Если ты собрался помирать, то выбрал не самое подходящее время.       — Смерть и подходящее время — понятия совместимые лишь в том случае, если ты сам собрался кого-то убить, — отозвался Руфий и склонил голову набок: — Впрочем, оставим пространные речи. В живом виде я тебе полезен, только если тебе что-то от меня понадобилось. Опять. Но я уже давно отдал тебе все долги, Ворон. Помогать тебе хоть в чём-то я не обязан.       Аркт мысленно усмехнулся. Поколениями Глерболлоры служили ему. Каждый ребёнок, родившийся в этой семье, с малых лет знал, какая участь его ждёт, и был воспитан таким образом, чтобы ни на секунду не сомневаться в верности выбранного для него пути. Однако схема, без заминки работавшая на протяжении столетий, дала сбой в ту секунду, когда на свет появились близнецы, Руфий и Реваль. Природа отменно пошутила над мальчишками: по её прихоти, с самых первых дней своей жизни Руфий был лишён всяких моральных человеческих черт, а Реваль — мозгов. Впрочем, об этом никто долгое время не догадывался — хотя бы потому, что чернодушники умеют отлично мимикрировать под нормальных людей, а глупцам попросту везёт казаться умными.       Так или иначе, не ведая о предстоящих трудностях и разочарованиях, отец близнецов, Эггерд, принялся воспитывать своих сыновей по установленным в их семье законам. Насколько Аркту было известно, по первости Руфий не бунтовал — не из чувства сыновнего долга, а из любопытства. Ему, лишённому понимания человеческих устоев, было необходимо узнать, как устроен мир, в котором ему не посчастливилось родиться. Однако фаза мнимого послушания минула быстро: даже не достигнув подросткового возраста, мальчик понял, что перспектива становления серафимом его совершенно не прельщает. В божественность Рождённых Светом он не верил, в благодетельность их правления тоже. Жизнь полная ограничений и правил навевала на него нестерпимую скуку. И терпеть подобное состояние Руфий был не намерен.       Чернодушники всегда отличались высоким интеллектом. Отличные манипуляторы и лжецы, они знали, как добиться желаемого — любым способом. При попытке остановить их на пути к цели они могли стать несравнимым бедствием, сметающим все преграды и не считающимся с последствиями. И всё же Руфий сумел понять границы дозволенного как в обществе, так и внутри семьи. Когда юноша решил покинуть отчий дом, он продумал план побега до мелочей. Никто и представить не мог, что однажды он попросту исчезнет из родового поместья. Найти его Глерболлоры так и не смогли — Руфий словно растворился в воздухе.       Для Аркта это стало потерей, которую он бы с лёгкостью мог признать невосполнимой. Глерболлоры были для него верными, надёжными слугами, однако из поколения в поколение их таланты вырождались. Удивительным то не было: подобная напасть зачастую приключалась с чистокровными человеческими семействами магов. Эггерд был во многих аспектах слабее своего отца, а Реваль и вовсе оказался пустышкой. Однако Руфия эта беда не коснулась. Мальчик был напрочь лишён привязанностей в человеческом обществе, но волны Моря Вероятностей он чувствовал отменно. Его Связь с Ним была необычайно крепка. Выпустить этот самородок из рук Аркт был не готов.       Пусть поиски Глерболлоров своего блудного сына зашли в тупик, но параллельно с ними бывший архисерафим вёл собственное расследование. Возвращать Руфия в лоно семьи он был не намерен — равно как заставлять его стать слугой Богов. На своём веку Аркт повидал немало чернодушников и знал, что набрасывать на них оковы себе дороже. Он попросту хотел заполучить строптивого юнца под своё крыло и был готов помериться с ним в мастерстве манипуляции и лжи. Ни на секунду Аркт не сомневался, что победит в этом противостоянии.       Так и случилось. Поиски Руфия отняли у него без малого десятилетие, ещё несколько лет ушло на то, чтобы хитростью насадить эту зубастую рыбку на крючок. Бывший архисерафим понимал, что однажды взбунтовавшийся Глерболлор раскроет все его планы, и потому делал всё возможное, чтобы к тому моменту они были повязаны друг с другом по рукам и ногам, и чтобы мальчишка остался подобным раскладом хотя бы чуточку доволен.       По итогу даже чуточку довольным Руфий так никогда и не стал, но Аркту удалось склонить его к взаимовыгодному сотрудничеству. Скрипя зубами, чернодушник был вынужден признать, что обмен услугами с Вороном, архисерафимом и советником самого Тира, ему только на руку. В конце концов, щедрость Аркта, желающего добиться в ответ своего, не знала границ.       Впрочем, и сам Руфий скупцом не оказался. За столетия того самого взаимовыгодного сотрудничества Третий из Зеробилона помог Аркту во многих тёмных делишках — и не только в них. Например, без его вмешательства Цилин Глерболлор не дожил бы до взрослого возраста. И пусть сам Цилин ни за что и никогда не простит Руфия за участие в своей жизни, бывший архисерафим был готов благодарить чернодушника за двоих.       Никогда прежде Руфий не выражал желания разорвать эти в крайней мере благоприятные отношения. Так что же произошло за то время, когда Аркт усиленно притворялся мёртвым? И произошло ли что-то на самом деле, или же Третий из Зеробилона всего лишь начал очередную игру, в результате которой надеялся получить немалую выгоду?       Однако смерть, пусть и мнимая, сделала Аркта весьма нетерпеливым.       — Несомненно: помогать в чём-либо ты мне не обязан, — согласился он. — Но я никогда и ни к чему тебя не принуждал.       — Это правда, — прикрыл глаза Руфий. Отвернувшись от бывшего архисерафима, он вперил взгляд в плиты под своими ногами. — Наши отношения построены на бартере, но дело в том, что нам больше нечего предложить друг другу. Не потому, что ты изгнан из Инодана, конечно же. И не потому, что Зеробилон не столь силён как прежде. Всё это условности, а наши возможности простираются куда дальше обозначенных границ. Просто мы достигли лимита — вот и всё.       — Какой вздор, — помолчав немного, фыркнул Аркт.       — Да ладно, — отмахнулся чернодушник. — Всегда можно придумать что-то ещё, но это бессмысленно, и ты сам это понимаешь.       — Твои способности пришлись бы очень кстати в битве Богов, — заметил бывший архисерафим, заставив Руфия вновь посмотреть на него.       На лице Третьего из Зеробилона застыло холодное равнодушие.       — Я уже говорил тебе, что больше не собираюсь участвовать в вашей мышиной возне, — напомнил Руфий, чуть сузив глаза. — Не много времени пройдёт, как на место свергнутых тобой Рождённых Светом придут новые боги. Этот цикл свержения и становления великих правителей не имеет ни начала, ни конца, и путь каждого нового владыки одинаков. Участвовать в нём благодетелем или карателем для меня бессмысленно. Только из уважения к тебе я влез в вашу грызню в Тирматрале и замёл за тобой след, убив Арсатана. На большее тебе развести меня не удастся.       Подняв голову, Аркт уставился на один из магических кристаллов под потолком и задумчиво прищурился. Эта ситуация уже стала бы патовой, желай он и правда втянуть Руфия в «мышиную возню». Однако предчувствие вело бывшего архисерафима сюда не за этим. Он всего лишь хотел получить ответы на некоторые вопросы — только и всего.       Единственное, его вопросы умножились, когда Аркт понял, какую встречу предсказывало это предчувствие.       — И всё же ты здесь, — с наигранным безразличием обронил он, кивнув на платформу лифта.       Несомненно, Руфий был одним из тех, кому было известно об этом месте достаточно. Из всей верхушки Зеробилона этот человек был лучшим в поиске самой секретной информации и пробыл на своём посту более чем достаточное время, чтобы стать хранителем самых животрепещущих тайн Вина. Не всех, конечно, но немалой их части.       Заслышав замечание Аркта, Руфий скривил губы в подобии улыбки.       — Долгое время я думал, — заговорил чернодушник спустя несколько томительных минут, — что этот лифт спускается к самой охраняемой сокровищнице Тира. Да-да, я знал, что на самом деле под Треомаром скрываются руины древнего города… Но что мешало нашему прекрасному Творцу использовать их для своих целей? Ничего. Собственно, я до сих пор уверен, что эти руины он облизывал не ради удовлетворения своей небывалой страсти к археологии. Также я уверен, что он действительно что-то прятал внутри и изучал на протяжении тысячелетий. Но что? Я предполагал, что это нечто связанное с Предопределением — возможно, даже сам текст Предопределения, — и не желал никоим образом связываться с этим дерьмом. В конце концов, подобные мелочи и предполагаемая паранойя Творца меня не волновали. Однако потом этот ваш переоценённый сосунок Наратзул Арантэаль откопал Предопределение где-то в другом месте, и я понял, что столетиями не понимал глубину тревог верховного Рождённого Светом. Ведь получается так, что, пока все мы полагали, будто Тир медленно сходит с ума из-за своего предсказанного будущего, его мысли были от этого совершенно далеки.       — И теперь ты воспылал интересом, — неприятно улыбнулся Аркт. — После стольких лет равнодушия — лишь на основании домыслов!       — Насмехайся надо мной, сколько душе угодно. Я уже слишком стар, чтобы переживать из-за чьего-то неодобрения.       «Как будто ты хоть когда-либо переживал из-за него», — подумал бывший архисерафим, но вслух ничего говорить не стал.       И Руфий, и Аркт знали, что помыслы Тира всегда были велики — подстать его сиятельному образу, сложившемуся в головах простых смертных за тысячелетия правления Рождённых Светом. Что бы он ни прятал в милях под Треомаром, оно имело значимость самого высокого порядка. То и дело Аркт сокрушался, что оставлял за этим негодным мальцом право на тайны — при том, что не один раз Тир пытался сам раскрыть их перед ним. Неизменно бывший архисерафим пресекал его попытки, боясь, что в последующем Творец потребует ответный жест доброй воли. И таким образом, сохранял хоть какое-то право на тайны уже за собой.       Телом находясь в гробу, запечатанном на вершине крепости Эндераль, а душой скитаясь по миру, Аркт мог вдоволь подумать о том, как наивен он стал, находясь подле Тира. Этот наглец сумел усыпить его бдительность, заставил забыть о своих опасениях, внушил ему едва ли не уверенность, что верховный Рождённый Светом не повторит ошибок своих предшественников. Купаясь в тёплых ласковых водах самообмана, бывший архисерафим не заметил, когда совершил очередную череду ошибок, исправить которые теперь можно только самым радикальным образом.       Даже обстоятельно задумавшись, он так и не сумел понять, когда потерял себя и — мягкого, солнечного мальчишку, повстречавшегося ему тысячелетия назад в благоухающих садах Шпиля Всезнания.       — Помнится, ты учил меня, — тем временем, проговорил Руфий, притопнув по одной из плит лифта, — что магу, имеющему крепкую Связь с Морем, следует почаще прислушиваться к себе. Всю жизнь я следовал твоим наставлениям и могу с уверенностью сказать, что предчувствие ни разу не подводило меня. Это я подводил его — как в случае с этим проклятым местом. Но никогда не поздно наверстать упущенное. К тому же, как раз сейчас для этого настало самое подходящее время!       — Это ещё почему? — встрепенулся Аркт и чуть поморщился. Видимо, и он поддавался дыханию старости, иначе как объяснить, что в последние месяца ностальгия и сожаления о прошлом то и дело донимали его?       Руфий посмотрел на него с искренним недоумением.       — Ты ведь знаешь, что спустя несколько лет после падения Треомара Асферон проиграл борьбу с совестью. Не имею ни малейшего понятия, где Венд откопала этого сосунка и почему назначила его своим преемником, но таким идеалистам, как он, трудно живётся. Полагаю, трагедия Треомара глубоко задела его, и, недолго помаявшись, он придумал себе наказание…       — Это мне и правда известно, — перебил чернодушника Аркт.       Выбор Венд ученика и преемника его самого не удивлял. Асферон был точной копией наставницы, и поэтому приглянулся ей. Как и Венд, этот щенок бросался из крайности в крайность и никак не мог уразуметь, что реальность, в которой он живёт, разительно отличается от той, о которой он фантазирует; что она жестока. Гибель треомарцев и служителей Богов, кинутых на осаду аэтернийского города, стала болезненным ударом для Асферона, ведь он был одним из тех, кто отвечал за разработку плана по возвращению Треомара под крыло Рождённых Светом. Серафим неустанно терзался от чувства вины, а когда Тир, после кончины Венд, провозгласил его архисерафимом, юнец посчитал себя недостойным столь высокого звания. К тому времени, несмотря на многочисленные защитные заклинания, в руины Треомара то и дело пытались проникнуть некие тёмные личности и охотники за аэтернийскими сокровищами, и Асферон вызвался стать хранителем местных тайн и покоя тысяч душ, погребённых под обгоревшими обломками белокаменных стен.       Удивляло Аркта то, что Творец удовлетворил его прошение. Это выглядело глупым решением, порождённым сочувствием отголоска души мальчика, теплотой сердца которого можно было отогреть всю Пангору. Однако мёртвые должны оставаться мёртвыми, а верховный Рождённый Светом должен был понимать, как ослабляет Инодан, отправляя Асферона на вечный караул в Треомаре. По окончанию битвы у Шторма в его распоряжении остались лишь двое архисерафимов… Разве мог Араздор в одиночку справляться с командованием многочисленной армией Богов?       — Ах, понимаю, — кивнул между тем Руфий. — Цилин ввёл тебя в курс дела. Хорошо. Но рассказал ли он тебе, что не так давно Асферон был убит, а множество защитных претворений над Треомаром развеяны?       Аркт нахмурился, и это показалось Третьему из Зеробилона красноречивым ответом. Коротко хохотнув, он покачал головой.       — Вероятно, не успел, — заключил чернодушник, — или посчитал эту новость уже незначительной. Хотя, как по мне, для вашей мышиной возни…       — Ты не понял, — вновь оборвал его Аркт. — Я знаю о смерти и Асферона, и Араздора. Но не возьму в толк: как это облегчило твою задачу?       — Во имя Бездны, Ворон, — поморщился Руфий, — на такой глупый вопрос даже как-то зазорно отвечать! Потеряв сразу двух своих полководцев, Инодан переполошился. Да, там, наверху, было известно, что Орден магов остался опасным противником даже после пленения Наратзула Арантэаля. Но когда их бешеный пёс Баратеон наконец разнёс Святилище и повесил Мерзула, они, похоже, расслабились. Зря — ведь прошло не так много времени, как некто неизвестный из числа выживших мятежников убивает их архисерафимов одного за другим, а затем вызволяет Арантэаля из Туманной башни… Подумай сам: разве есть теперь кому-то дело до Треомара?       Аркт довольно хмыкнул. Признаться честно, он до сих пор был почти восхищён тем, как затейлива бывает судьба. Блуждая бесплотным сгустком энергии равно как по землям Вина, так и по чужим снам, бывший архисерафим даже не думал, что однажды повстречает ребёнка, который, повзрослев, станет настоящей занозой в задницах Богов.       Из всех кандидатов на тёмный титул Баизак Адалаис проявил себя лучше всего. Пусть и сам, ослеплённый фигурой младшего Арантэаля, этого совершенно не понимал.       — Да уж, приоритеты Инодана сместились, — легко признал Аркт и тут же добавил: — Однако новые обстоятельства не делают претворения Тира проще. Ты, безусловно, выдающийся маг, но проникнуть сквозь его защиту вряд ли сможешь.       — Вот именно — вряд ли, — наставительно воздел палец Руфий. — Эта неопределённость не даёт мне опустить руки. Быть может, однажды мне придётся уйти отсюда ни с чем, а быть может, я внезапно преодолею собственные лимиты… Впрочем, вероятность первого пока выглядит куда осязаемей второго. Могу сказать, Тир превзошёл самого себя, замуровывая этот проход, — не иначе. Я разгадал суть его претворения, но как обернуть его вспять… пока не понял. А ты? Сделай мне одолжение: прикоснись к задумке своего ненаглядного бога и — восхитись.       С тем учётом, что Третий из Зеробилона был ещё полезен Аркту, портить его настроение отказом, увы, не стоило. Нехотя бывший архисерафим перевёл взгляд на плиты под их ногами. А через минуту тщетных попыток осознать претворённую вероятность удивлённо поднял брови.       Руфий ни капли не преувеличил, говоря о новых вершинах мастерства, покорённых Творцом.       — Это… невероятно, — на выдохе пробормотал Аркт.       — Да, уму не постижимо, — поддакнул Руфий. — В нашем мире даже самый последний из черни осознаёт присутствие магии. Не может пользоваться её силой, конечно, но — осознаёт. Маги же и вовсе не могут представить вероятности, где они не связаны с Морем. Для них ток маны в теле так же естественен, как ток крови. Но Тир смог прочувствовать и претворить вероятность, где магии не существует. Только тот, кто пройдёт по его пути, окунётся в эту вероятность. Ну а уже там столкнётся с новыми сложностями — ему придётся породить магию из ничего. Таким образом, он должен не развеять это претворение, а перекроить его, и это… Что ж, — рассмеялся чернодушник, разведя руками, — это — воистину деяние, достойное звания Творца.       Не удержавшись, Аркт в неверии покачал головой. Он хорошо помнил время, когда Тир не понимал, какой мощью наградила его природа, и без слёз и страданий не мог претворить ничего по-настоящему значимого — пусть и желал этого всем своим естеством. Однако уже тогда, в моменты, когда он отпускал себя на волю, будущий верховный Рождённым Светом творил нечто особенное. Стоило ли удивляться, что спустя некоторое время — несколько тысячелетий — Тир расширил видимые границы своего потенциала? Не стоило, и всё же Аркт не мог подавить трепет, вдруг обуявший его.       Золотой мальчик завершил своё становление, превратившись в Золотого короля. Достиг дна Моря и заглянул в Бездну. Стал ещё больше похож на того, на кого похожим быть боялся. В величии, граничившем с безумием; в глубине чувств, граничившем с бесчувствием… Во всём.       — Ну и скажи мне, — продолжал разглагольствовать Руфий, который с рождения ни перед кем не чувствовал ни трепета, ни страха, — разве такое претворение может скрывать за собой какую-то мелочь? Разве можно не желать прикоснуться к этой тайне? Между прочим, не один я озаботился этими вопросами. Тот самый неизвестный тоже побывал тут. Совсем ещё мальчишка, а он не только сумел отправить Асферона к праотцам, но и как следует разобрался в некоторых лазейках Связующей башни. Я наблюдал за ним, потому что — сам посуди, каков талант! В какой-то момент я даже понадеялся, что уж он-то сможет потягаться с Тиром!..       — У него молоко на губах ещё не обсохло, — слабо улыбнулся Аркт. — О каком состязании может идти речь?       — И всё же, — пожал плечами Руфий, а затем хитро посмотрел на бывшего архисерафима: — В Ордене магов не было, нет и не будет мага более талантливого, чем этот сосунок. Он изо всех сил пытался заставить этот лифт работать. Ему не удалось, однако… Меня не покидает чувство, что спустя пару-тройку столетий всё поменяется. Кто сказал, что этот гнилой мир не сможет породить создание не менее могущественное, чем нынешний Творец?       Слушая, как чернодушник расхваливает Адалаиса на все лады, Аркт старался как можно скорее привести сознание к покою. Тир, безграничный в своей силе, и щенок, семимильными шагами догоняющий его, — безусловно важные фигуры, но прямо здесь и сейчас стоило загнать их в рамки мышиной возни. Только когда она закончится, можно будет подумать, что делать с оставшимся на шахматной доске королём, замаскированным под невзрачную пешку.       Руфий не любил болтать попусту. Каждое его слово имело вес; за каждым его словом скрывался истинный смысл. А значит…       — Смотрю, ты небывало высокого мнения об этом щенке, — проговорил Аркт, наконец справившись с собой. — Но в Ордене магов он не больше чем мальчик на побегушках.       — Какое мне дело до суждений каких-то недотёп? — пренебрежительно фыркнул Третий из Зеробилона. — Единственным из них, кто имел голову на плечах, был Мерзул, но даже он излишне верил в своего дружка Наратзула. Впрочем, со временем он мог бы прозреть, но вот незадача: смерть отняла у него эту возможность.       Руфию никогда не нравился младший Арантэаль. Он признавал его таланты, но всегда считал, что на него возлагают слишком большие надежды, а сам Наратзул слишком много о себе мнит. С самой первой их встречи чернодушник предупредил Цилина — и таким образом, Аркта, — что мальчишка не принесёт им ничего, кроме проблем.       «С самой первой их встречи…»       Наконец предчувствие превратилось в осознание, и от озарившего его чувства Аркт даже просветлел лицом. Когда он взглянул на Руфия, тот ответил ему улыбкой-оскалом.       Чёртов выродок догадался, зачем Ворон нашёл его, с первых мгновений их встречи.       — Всё дело в том, — с ядовитой сладостью пропел чернодушник, — что никто не верил бы в Наратзула Арантэаля, зная о нём всё.       Вот оно.       — Около сорока лет назад в Ксармонаре произошла буквально кража века, — начал Аркт.       Он даже не сомневался, что сила Витка Времени не смогла пробить ментальную защиту Третьего из Зеробилона, и оттого говорил как есть. И не ошибся.       — Нелепейшая кража века, если спросишь меня. Но зато смешная. Представляю, как Ирланда позеленела лицом, когда узнала о ней, — мечтательно вздохнул Руфий, с лёгкостью признавая участие Зеробилона или его подельников.       — Ещё бы, — благосклонно согласился бывший архисерафим, — ведь из Собора Тысячи Роз был украден сосуд с её кровью.       — Всего лишь один, — вставил чернодушник, так кстати оказавшийся и невероятным богохульником. Цивилизованные аразеальцы верили в божественную значимость этого дара Кровавой богини и были готовы рвать за него глотки. Сим она завещала, что за благополучие её земель она прольёт как и чужую кровь, так и свою собственную. — У них ведь остались другие, а значит потеря не так велика.       — Несомненно, — подтвердил Аркт и продолжил: — Воров так и не нашли, но поразительно не это. Если мне не изменяет память, кража произошла спустя пару месяцев после казни названной матери Наратзула Арантэаля. Той самой, где этот щенок едва не сравнял с землёй Башню Паладинов неконтролируемым выбросом магии.       — До меня доходили слухи, что грохотало знатно, и молнии так и сверкали, — закивал Руфий. Улыбка на его губах становилась всё шире, но в его глазах воцарился могильный холод. — Кто знает, что бы произошло, не вмешайся сам Эродан?..       — Полагаю, произошли бы масштабные ремонтные работы, — любезно подсказал Аркт. — Однако дело даже не в этом. Спустя ещё несколько месяцев ты добился встречи с нашим дорогим бастардом… Тогда же твоя скараггская ведьма получила его кровь.       — Можешь переходить сразу к сути, — посоветовал чернодушник, и бывший архисерафим удовлетворённо прикрыл глаза.       Да, участвовать в Битве Богов Руфий не желал — как и во многих других по-мирски суетливых затеях Ворона. Однако он никогда не отказывал ему в ценной информации — стоило только задать правильный вопрос и обозначить достойную плату.       — Был ли ты удовлетворён тем, что узнал? — мягко спросил Аркт, и плечи Третьего из Зеробилона дрогнули от смеха.       — Тогда и в последующем я повеселился от души. Однако будем честны друг с другом, Ворон: даже без доказательств крови можно было догадаться, кто его мамаша. Его магия, его пусть и слабая, но способность читать Нити Судьбы… Кто ещё мог наградить его всем этим, кроме Кровавой суки Аразеаля?