Мой родной знакомый

Так больно и смешно, и не хватает слов! Прощай моя любовь, не говори ни слова!

Уже совсем стемнело, когда Александра Алексеевна подходила к своему дому. Да, с недавних пор она снова ездит домой на такси. И сегодняшний день не стал исключением. Она просто вышла гораздо раньше своего основного места назначения, решив пройтись. Да и обдумать нужно было многое. Она бы и не спешила вовсе, да вот только её ноги предательски гудели. Ещё бы… Она не спала, как следует двое суток. Операции… Одна за другой сделали своё дело. Вокруг ни души. И так тихо, что стук высоченных каблуков по каменной кладке дорожки казался таким оглушительно-громким. Покровская чётко осознаёт, что он бы не одобрил… Не одобрил бы её ночные прогулки в одиночестве, да и плюс ко всему, когда она так устала. Да чего уж там, он ведь всегда подвозил её до самого крыльца. Было время, когда вовсе поднимал наверх на руках. В особенные дни, когда она едва могла переставлять ноги… Как сегодня, например.

«Тебя, что… Кто-то ждёт?» — Эхом отдаётся в сознании женщины. Больно. Очень.

— Ага… Кактус Саймон, который скоро высохнет, если я продолжу появляться дома в таком режиме.

Она сильно-сильно зажмурилась, потому как не была готова разрыдаться на глазах соседей, которых по классике жанра обязательно встретит. Попутный заход в ещё каким-то чудом открытый магазин за стандартным набором продуктов… Слишком стандартным… И она наконец-то переступает порог своей квартиры, встретившей её уничтожающей тишиной. Сегодня здесь было как-то по-особенному пусто… Нет ничего хуже, чем возвращаться изо дня в день туда, где ещё совсем недавно ты была так счастлива. Вдох-выдох. Спокойно, Покровская. Ты же сильная девочка! Саша ставит вариться кофе и отправляется переодеваться. Всё по классике. Шорты, топ с накидкой. Сон как рукой сняло… Ничего нового. Несколько минут она тратит на разговор с отцом, и да они затянулись ещё минут на десять. Фоном неприятный голос Даши. Снова какая-то глупая просьба, что в прочем-то в её стиле, заставляющая отца откланяться. Вот и поговорили. Ничего не меняется. Какая же она дура. Покровская шумно выругалась, когда после примчалась на характерный запах сбежавшего бодрящего напитка. Ну да, этот день не мог заканчиваться иначе… Может, остаться на день рождения Пантелеева - не такая уж и плохая была идея? Она ловит себя на мысли, что отбиваться от приставаний доктора Лазарева ей было бы гораздо приятнее, чем от общества отца. Редко, но метко Алексей Абрамович умудряется свести с ума своей опекой, даже находясь за тысячи километров. И по телефону. Отбиваться? Отбиваться. Определённо! Выпив чуть больше половины кружки, Покровская тянется за пачкой сигарет на столе. Она открыла форточку и с ногами забралась на подоконник, одной рукой обнимая колено. Рефлекторно прикрываясь ладонью, Саша щёлкнула зажигалкой. Закурила. Она прекрасно помнила, как с поличным попалась тогда на крыльце Склифа, как он ещё долго отчитывал за эту гадкую привычку, несмотря на то, и сам когда-то практиковал её. А теперь всё. Она сама за себя в ответе. А бросала ли она вообще? Конечно, нет… Столько всего… Как снежный ком, а этот способ для перезагрузки доктор Покровская находила самым безобидным. Хоть и сама неоднократно ругала пациентов за подобное. Но этого ей так не хватало... Не хватало его объятий со спины и укоризненного «Сань, ну, сколько можно?», «Это за сегодня какая?»… Свыкся. Смирился. Вскоре стал находить в этом определённую эстетику и острое желание встать рядом и затянуться тоже. Отшучивался…

— Ты даже куришь ужасно эротично, ты в курсе? — Ко-о-ость…

Ещё никогда разрыв с мужчиной не был для неё столь болезненным. Только вот… иного не дано. Она не могла больше его мучить. Он заслужил возможность быть счастливым. Но не с ней. Именно поэтому она отпускает его, считая, что так будет лучше. Лучше сама будет выть, словно собака побитая. Вмиг глаза стали мокрыми от слёз. Сердце разбилось от собственного «да». Поверил… Так легко… Но почему-то вместо удовлетворения она получает образовавшийся ком боли и обиды где-то глубоко внутри. Больно… Очень больно.

— Ты мне сказала, что ты меня любишь! Или ты сейчас это просто так брякнула, чтобы я отстал от тебя!? — Брякнула?

— Встречаешься… Какой же ты, Лазарев… Ты просто идиот! Идиот! – Истерично выпаливает Александра Алексеевна, всхлипывая, и вновь затягиваясь. — Как ты мог про меня такое подумать? Ах, да… Как же я забыла… Тебе же виднее! Ты лучше всех всё про меня знаешь! Но как ты не замечаешь главного… Я же люблю тебя! Как же меня так угораздило… Дурак! Вдох-выдох. Чем дальше, тем хуже. Она всё глубже проваливалась в омут воспоминаний.

Нет-нет-нет… Только не это. Почему это происходит? Она ведь запретила себе плакать! В какой-то момент ей стало невероятно холодно из-за ворвавшегося в открытое окно ночного ветра. Покровская зажала зубами сигарету, отправляясь на поиски чего-то тёплого. Вскоре она возвращается на своё место в тёплом махровом халате. Он стал великоват. Как минимум размера на три. Потому она смело могла кутаться в него, словно в плед. Глубоко затянувшись, Саша откинулась назад, закрывая глаза.

За несколько месяцев до этого.

Выскользнув из объятий доктора Лазарева, Покровская, хихикая, швыряет в него полотенце и поспешно покидает ванную комнату. Едва скрывшись из его поля зрения, она оперлась спиной на дверь, расплываясь в тёплой улыбке. Он здесь. Вместе они со всем справятся. И всё будет хорошо. Завтрак... Точно. Похлопав себя по щекам, дабы прийти в себя, Александра Алексеевна отправляется на кухню. Поток мыслей вскружил голову. Всё так быстро, и она сомневалась, что правильно. Они должны говорить обо всём этом. Обсуждать. По-другому никак. Иначе кто-то из них точно сойдёт с ума. Почему вообще она должна сейчас об этом думать? Отгоняя от себя всё постороннее, Саша закидывает в кипящую воду макароны с сосисками. Готовка не её конёк. От слова совсем. Она никогда не отрицала сего факта, и ещё в начале отношений дала это понять доктору Лазареву. Ну а сейчас…Нужно же было что-то делать. Почему-то её охватывает паника. Вдох-выдох. Покровская опустила руки на столешницу, облокачиваясь, и сильно жмурится. Неправильно. Это всё так… Она замирает, когда поверх её рук ложатся широкие мужские ладони. Лазарев зарывается носом в её волосы, следом целуя в макушку. Его руки плавно скользнули по бархатной коже, достигая плеча, тем самым вызывая табун мурашек по всему телу. Она очень скучала... И он тоже!

— О чём задумалась?

— Да так, неважно… У меня почти всё готово. Дай мне пару минут.

Окинув его взглядом, видя в одном лишь полотенце, обмотанном вокруг бёдер, Покровская шумно выдохнула.

— Слушай, может у меня остались здесь вещи какие? Не хочу, чтобы ты видела меня голым. Я стесняюсь.

— Поздно спохватился… И я, знаешь ли, твои вещи на память себе не оставляла. И вообще-то…

— Бу-бу, ты зануда, Шура!

Он уже было хотел шутливо возмутиться, какой у неё здесь кавардак без него, как в поле зрения на диване оказалось то, что ему нужно. Мысленно отметив, что Покровская будет совершенно не против, если на некоторое время он присвоит себе её любимую вещицу, он бросает ей своё коронное «рыбки, отвернитесь, я буду переодеваться». Покачав головой, Саша продолжила утренние хлопоты. Кофе в скором времени тоже дал знать о своей готовности. Она едва не поперхнулась им, когда Лазарев предстал перед ней во всей своей красе. Он уселся за стол, нацепив её любимый халат в горошек. Он и без того был ей не по размеру. А теперь…

— О боже… — Усмехаясь и закатывая глаза в своей манере, произносит Покровская. — Дурак ты…

Звук чего-то бьющегося за окном возвращает её к реальности. Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Она прекрасно помнит, что так хорошо им было совсем недолго. Появление Кирилла перевернуло привычный ритм жизни с ног на голову…И дальше только хуже. Только сейчас Он ушёл. Навсегда. Этой проблемы больше нет. Но почему всё стало настолько плохо? Вдох-выдох. Александра Алексеевна вновь пытается справиться с подступающей панической атакой. Она только сейчас разглядела на рукаве винное пятно, напоминающее что-то очень хорошее. Хорошее.. Затушив очередную сигарету в пепельнице, она опускает голову на колени, изредка продолжая всхлипывать.

Получив долгожданные отгулы, Покровская и Лазарев наслаждались обществом друг друга. Разговоры ни о чём. Много. Долго. Прогулки по опустевшей ночной Москве, объятия и жаркие поцелуи, дурманящие голову. Одновременно придя к общему умозаключению, что сегодня никуда не пойдут, остались дома. Они уже и позабыли, когда могли себе позволить поспать хотя бы минут на десять дольше обычного. Эти двое не вылезали из постели до самого вечера, пока совесть всё-таки не взяла над доктором Лазаревым вверх. Что? Что? Что? Совесть? Покровская готова оспаривать её наличие до последнего. Особенно сейчас, когда его руки бесстыдно скользнули под одеяло, приподнимая край ткани ночной рубашки. Всего пару минут, и желание убить его уходит куда-то на второй план, и руки уже не кажутся такими холодными. Чуть сдавленный стон сорвался с губ женщины, когда тот коснулся губами её шеи. Идея романтического вечера посетила голову доктора Лазарева настолько внезапно, что Саша и глазом моргнуть не успела, как тот мягко поцеловав её в щеку, метнулся за вином, попутно бросив ей, что не отказался бы от пиццы. Они сошлись на том, что в самой, что ни на есть романтической обстановке посмотрят хороший фильм, и снова улягутся спать.

— Слушаюсь, барин! — Успевает сказать ему в след лишь это.

Наконец найдя в себе силы вылезти из постели, Александра Алексеевна приводит себя в порядок и поспешно звонит в пиццерию. Да уж, давненько её день не начинался в конце второй половины дня. Дожидаясь заказ и Костю, Покровская ставит скачиваться фильм, полагаясь на многочисленные хвалебные отзывы. Разговор с отцом позволил ей скрасить остаток времени в одиночестве. Она закуривает между делом, стараясь отслеживать в окно появление Лазарева. Но вмиг отвлекается. Хлопок дверью. Упс. Это единственное, что пронеслось в голове женщины. Мужчина наспех сокращает расстояние, разделяющее их, и смыкает руки на талии Покровской. Она едва успевает повесить трубку и меняется в лице от непристойного шёпота над ухом.

— С кем это ты тут, Александра Алексеевна, так воодушевленно, под сигаретку… «Целую», «позвоню позже»…

— С любовником! Передала ему твой график дежурств, чтобы вы ни при каких обстоятельствах здесь не пересеклись.

Она игриво подмигнула ему, выгружая из пакета продукты, которые он взял по мелочи. Уже через пару часов после плотного перекуса, они устроились на диване. Покровская облокотилась на грудь мужчины, он же в ответ приобнял её свободной рукой, притягивая ближе. Горячее дыхание защекотало шею, вызывая улыбку до ушей. Ей безумно нравилась эта тёплая атмосфера уюта. Им так давно не было так хорошо вдвоём. Идея распить бутылочку появилась минут через сорок, когда фильм показался ну очень нудным. Но и это не увенчалось успехом. Бутылка со свойственным себе звуком треснула, залив половину кухни. Покровская подхватывает заливистый смех мужчины.

— Ты безнадёжный романтик, Лазарев!

— А ты - зануда!

— Да-да, я трясусь за своего Брагина.

«Какая дурость…» — Эта мысль вихрем проносится в голове доктора Покровской. Но почему-то выпаливает она вслух совершенно другое…

— Фу. Ужас! Кошмар!

— Дурочка!

Если бы кто-нибудь сказал этой женщине, насколько жизненным окажется для неё этот шутливый диалог. Она бы высмеяла этого человека в ту же секунду. Дурость… Самая настоящая. А сегодняшняя ситуация со следователем вовсе выбивает из равновесия. Слишком честный и такой упрямый. Ему так трудно попросить о помощи, когда не справляется самостоятельно. Она вновь корит себя за историю, в которую он попал из-за неё.

— Ты мне жизнь сломала! Вот это ты понимаешь!?

— Понимаю… Именно поэтому я не позволила тебе уговорить себя остаться! — Грустно произносит в пустоту Покровская, проглатывая очередной комок слёз, застрявший в горле. Сон. Нескончаемый кошмарный сон. И она очень хочет проснуться рядом с ним, понять, что ничего этого не было и нет. Потому что… Без него больно. И очень тяжело.

— А чего такая жертвенность?

— От страха. Боюсь, что ты уйдёшь…

— И ты думаешь, что стенка и кухонный гарнитур меня удержат?

Глубоко внутри она напряглась от этих слов. Чуть усмехнувшись, Покровская подавляет изо всех сил подступающие слёзы, качая головой и уже одаривая улыбкой доктора Лазарева.

— Может, ненадолго!

Вмиг он крепко-крепко прижимает её к себе, шепча о неудачной шутке, и что он никуда от неё не денется. Он закреплял свои слова поцелуями в плечо и шею, помогая любимой поймать тот самый момент успокоения.

— А ведь мы договаривались не врать друг другу, помнишь? Ты первый начал!

Вдох-выдох. Всё, хватит! Потребуется время, что бы снова научиться жить без него. В конце-то концов, она так давно и долго была одна. И сейчас сможет. Не пресечёт же она их встречи насовсем. Они работают вместе, и должны сохранить хоть какие-то отношения. Но и быть просто его другом после всего, что между ними было, она тоже не может. Не хочет. Мысленно проговаривая про себя, что она сильная девочка, Покровская спрыгивает с подоконника, дабы предпринять попытку лечь спать. Сон. Сон. Она обязательно возьмёт пару отгулов, как только закончит все плановые операции. Нужно прийти в себя. Недолгие, но такие отчаянные попытки наконец-то позволяют доктору Покровской погрузиться в царство Морфея. Это был долгий и тяжелый день…