Юность

      Будни Лунатика проходили довольно однообразно: уроки с раннего утра до обеда, походы в библиотеку с Лили, вылазки в Хогсмид по выходным, планирование новых розыгрышей для мародеров, в исполнении которых он никогда участия не принимал, ночные дежурства через день… И тем не менее время летело довольно быстро — Римус моргнуть не успел, как январь в календаре сменился февралем. Спокойное течение жизни более чем устраивало Лунатика — впервые за долгие месяцы в определенные моменты он даже мог бы описать свое состояние как «счастливый». Особое влияние оказало улучшение самочувствия матери — словно тяжеленный камень спал с души Римуса, и теперь каждые выходные за завтраком он с нетерпением ждал прибытия совиной почты. Все полученные письма он бережно хранил в верхнем ящике письменного стола.       Однако ликантропия с завидной регулярностью напоминала Лунатику, что порой наслаждаться жизнью бывает, мягко говоря, если не невозможно, то, по крайней мере, нелегко.       Римус очнулся. Добрые две секунды единственным, что он ощущал, была боль, резко пронзившая все тело. Почувствовав, как в его плечо уткнулось что-то мокрое и прохладное, Лунатик вздрогнул: отчасти — от неожиданности, отчасти — дискомфортных ощущений при прикосновении к свежим ранам. Первым, что он увидел, с трудом разлепив глаза, была огромная собачья морда. Если Римуса не подводило все еще обостренное обоняние, то в воздухе отчетливо чувствовался запах крови, причем явно не только его собственной. Медленно присев на пыльном полу Визжащей хижины, Лунатик осмотрелся по сторонам. В дальнем углу дремал, прислонившись спиной к стене, уже принявший свое человечье обличье Сохатый с такой же спящей крысой на плече; прямо перед носом Римуса стоял Бродяга; на полу виднелись, как Лунатик и ожидал, кровавые следы — хотя вид ему этот должен был стать привычен за двенадцать лет жизни с ликантропией, по спине Римуса все же пробежалась волна неприятных ледяных мурашек. Вновь приглядевшись к Бродяге, Лунатик разглядел тонкие, но глубокие раны, рассекавшие мохнатую морду, от чего у него неприятно скрутило живот. Римус невольно сжал кулаки — настолько сильно, что на покрытой шрамами ладони наверняка остались следы от ногтей.       Подбежав к Джеймсу и Питеру, Сириус негромким, но настойчивым лаем разбудил их. Первым к Лунатику подошел Сохатый, пока Бродяга и Хвост выходили из своей анимагической формы. — Ты как? — спросил он и, достав из заднего кармана волшебную палочку, направил ее на цепи, которыми Римус всегда себя предварительно сковывал перед каждым полнолунием. Яркие искры от «релашио» на секунду ослепили Лунатика. — По ощущениям, меня пропустили через мясорубку. Как всегда, в принципе, — зажмурившись, ответил Римус. Освобожденные от оков конечности с приливом крови начали ныть с новой силой.       Джеймс по привычке легонько похлопал Лунатика по плечу, заставив того поморщиться от боли. — Мерлин, извини, — он поспешил одернуть руку. — Ничего, — выдохнул Римус.       Лунатик осознал, что обращение в начале января явно было не самым ужасным в его жизни — если тогда он сумел самостоятельно доковылять до Хогвартса, то теперь, без помощи остальных мародеров, он даже не выбрался бы из Визжащей хижины.       В больничном крыле Сириусу пришлось наплести что-то про нападение собаки Хагрида, дабы объяснить свои увечья — мадам Помфри, видимо, была чересчур занята Римусом, так как практически не обращала на остальных мародеров особого внимания и лишь осторожно поинтересовалась, точно ли на Бродягу напала обычная собака.       Поскольку на дворе стояла суббота, и, соответственно, на уроки идти нужды не было, мародеры, с позволения Лунатика, решили составить ему компанию в больничном крыле — чтобы «веселее было». Римус согласился на это, по большей части, потому, что отказываться от подобных проявлений заботы было для него даже более неловко, нежели принимать.       Лежа лицом к стене, Лунатик пытался мысленно отвлечься от ноющей боли в ноге, никак не стихавшей с того момента, как мадам Помфри вправила ему коленный сустав. Однако, спустя какое-то время он пришел к выводу, что попытки задуматься о чем-либо лишь добавляли к физической боли моральный дискомфорт — в голову лезли одни лишь мысли о прошедшем полнолунии. Римуса не на шутку беспокоил факт того, что, по мере того, как взрослел он, заметно росло и то чудовище, с которым ему приходилось делить свое тело: если двенадцать лет назад, при его первом обращении, на старом чердаке дома Люпинов сидел изредка поскуливавший зашуганный волчонок, то теперь каждый месяц в Визжащей хижине на свободу вырывался самый настоящий зверь, чуть ли не разрывавший чугунные цепи. Римус даже представлять себе не хотел, что бы случилось, сумей тот одной прекрасной ночью полностью освободиться от оков. Наиболее несладко наверняка пришлось бы Сириусу — ему и прошедшей-то ночью досталось больше всех: он ведь не мог, как крыса, скрыться в ближайшую щель в полу, или, хотя бы, защититься от нападения рогами. — Пожиратели смерти… Ебать страшно звучит, — голос Бродяги привлек внимание Римуса. С горем пополам, Лунатик осторожно повернулся лицом к друзьям. — Если мои родственнички вступят в кружок с таким названием, я окончательно перестану воспринимать их серьезно, — с усмешкой сказал он и свернул свежий выпуск «Ежедневного Пророка». — Что за пожиратели? — поинтересовался Питер, разлегшийся на свободной койке напротив Римуса. — Шайка этого… Темного Лорда или как он себя там зовет, — пояснил Сириус и присел на стул у изголовья кровати Лунатика. — И их много? — в голосе Хвоста слышалось плохо скрываемое беспокойство. — Ну… На адекватной стороне нас намного больше, — поспешил заверить друга Бродяга и хотел было, видимо, ободряюще улыбнуться, но, болезненно поморщившись, коснулся пальцами поврежденной щеки. — Не трогай лицо, — обратился к нему Римус впервые после обращения. — Инфекцию занести можешь. — Ой, да ладно тебе, — буркнул Сириус, но руку от лица все же убрал. — Как самочувствие? — спросил он, повернув корпус к Лунатику. — Немного лучше, — Римус поспешил отвести взгляд от серых глаз. — Замечательно. Джеймс скоро вернется с кухни и принесет тебе чего-нибудь поесть.       Лунатик лишь промычал в ответ — есть ему не хотелось, но он знал, что, вероятно, остальные мародеры просто вынудили бы его позавтракать.       Сириус вернулся к чтению «Ежедневного Пророка» — некоторые отрывки он зачитывал вслух, дабы впоследствии обсудить их с Римусом и Питером. Большинство статей было о войне, бушевавшей в магическом мире вот уже как шесть лет: обстановка лишь накалялась, и все большее количество магглорожденных волшебников и полукровок становились жертвами «Пожирателей смерти». — На сторону Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть… Ну и имечко ему дают в прессе, — пробубнил себе под нос Сириус. — Активно переходят вампиры, великаны и… — он запнулся.       Римус, которого клонило в сон от приятной дикции Бродяги, приоткрыл глаза и выгнул бровь в ожидании продолжения — он уже знал, какое слово шло дальше с вероятностью в девяносто девять процентов. — Оборотни? — предположил Питер после короткой паузы.       Тихо вздохнув с легким раздражением, Сириус отложил газету на прикроватную тумбочку. — Но в чем их выгода? — недоумевающе спросил Хвост. — Ну, Темный Лорд же даже не всех волшебников равными считает… А все эти существа… Они… — Ниже по классу, чем волшебники, угу, — подал голос Римус. — Давай без глупостей, — резко ответил ему Бродяга и поджал губу. — Ты, видимо, все еще не полностью в себя пришел, — добавил он. — Я не совсем это хотел сказать… — попытался оправдаться Питер. — Глупо притворяться, будто к ним… нам, — чуть ли не шепотом поправился Римус, — относятся, как к равным, — он медленно перевернулся на спину. — Ну ты чего — не все же так плохо, в двадцатом-то веке, — попытался ободрить друга Сириус. — Пообещай говорить мне то же, когда после выпуска меня никуда не возьмут, — Лунатик грустно усмехнулся. — Так, только не впадай сейчас в хандру, — Бродяга слегка толкнул Римуса в плечо, раны на котором, благо, уже практически полностью затянулись. — И вообще, большинство статей в этой газете — мусор.       Кивнув, Лунатик ничего не ответил. — Может, тебе шоколада принести? — присев на кровати, предложил Хвост. — Ну, сам же говоришь: если дела так себе — поешь шоколада, и почувствуешь себя лучше.       Римус пожал плечами — в тот момент ему совершенно не хотелось ничего, но в отказах он всегда был плох. — Да, давай тащи шоколад, — распорядился Сириус. — Тут он явно необходим.       Встав с кровати, Питер быстрым шагом покинул палату, и в больничном крыле воцарилась гробовая тишина. Римусу даже показалось, будто он мог слышать стук маятника старых часов в противоположном углу комнаты. — Ну так… — откинувшись на спинку стула, Сириус закинул одну ногу на другую. — Что тебя беспокоит? — В плане? — слегка нахмурившись, Римус повернул к нему голову. — Ну там, нога, рука?.. — Нет, в плане обычно даже после полнолуний ты не настолько кислый. — Да просто чувствую себя паршиво, — бросил Лунатик и слегка потупил взгляд в сторону. — Вот и все. — Угу, и упорно смотришь куда-то за мою спину при разговоре ты тоже поэтому? — Сириус слегка наклонил голову набок. — Я, конечно, ослепительно красив, — он усмехнулся, — но, знаешь ли, немного неприятно, когда собеседники смотрят мимо тебя.       Бледные глаза, обычно искрившиеся весельем, выражали редко проявлявшуюся серьезность. Слегка расширенные зрачки словно глядели сквозь Римуса, так и выпытывая ответ, чем заставляли Лунатика ощутить легкий дискомфорт. — Извини, — пробормотал Римус, поджав губу.       Подавшись вперед и облокотившись о колени, Бродяга смахнул черную прядь, спавшую ему на лицо, и продолжил пристально смотреть на Лунатика. — Просто… — сдался наконец Римус. — Не каждое полнолуние случается, — высунув руку из-под одеяла, он указал на лицо Бродяги, — это. — Ты серьезно? — серые глаза закатились, и черные брови спустились к переносице. — Мы же уже сто раз говорили, что твоей ответственности за все, что происходит в полнолуние, нет. — Если я как-нибудь убью кого-то из вас с Сохатым и Хвостом, будучи невменяемым — тоже не моя вина будет? — сухо спросил Лунатик. — Чисто в теории — да. Но до этого не дойдет — не драматизируй. — Будем надеяться, — буркнул Римус. — Спасибо, что ты хотя бы не додумался на этот раз меня полностью игнорировать, как в тринадцать лет, — уголок губы Бродяги дрогнул. — Мои поступки в период с первого по четвертый курс объяснению не поддаются, — сказал Римус, вновь отведя взгляд и чувствуя, как кровь прилила к щекам. — Я был немного странным ребенком, поэтому давай, пожалуйста, не будем говорить про того Лунатика.       Ему всегда было неловко вспоминать о том, какие глупости он вытворял в прошлом. Особенно конкретный поступок на третьем курсе: пережив свое первое полнолуние в компании остальных мародеров, Лунатик почему-то решил, будто те изменили свое мнение о нем в худшую сторону — хотя Сохатый, Бродяга и Хвост даже не давали причин для подобных выводов и скорее лишь были под впечатлением от увиденного. На какое-то время тогда Римус без объяснений стал попросту стараться избегать их — неизвестно, сколько подобное продлилось бы, не лопни у четырнадцатилетнего Сириуса терпение и не реши тот одной из ночей, когда обоих их с Римусом мучала бессонница, выяснить, что же было на душе Лунатика. Римус, ввиду сонливости той ночью и за давностью лет уже смутно помнил их разговор, но в памяти его отчетливо осталось то, что тогда ему стоило огромных усилий не начать случайно изливать всю свою душу, и то, что к рассвету на старой скрипучей кровати сидели все четыре мародера — вполне вероятно, что Джеймса и Питера Римус с Сириусом разбудили в разгар задушевного разговора, позабыв о позднем часе и перейдя с шепота на привычную громкость голоса. Наверное, никогда ранее в жизни Лунатика никто столь упорно не убеждал его, что он заслуживал любви и для них ничем не отличался от «обычных» волшебников. И, если Римусу не изменяла память, тем утром мародеры, впервые за три года дружбы, поклялись держаться друг друга до конца — отдельно было выделено, что они никогда не отвернулись бы от Лунатика из-за обстоятельств, от него не зависящих и никак не влиявших на его личность. — Ну, не знаю — мне тот Лунатик нравился, ты же особо не меняешься. Ну, типа… Все мы, когда были более мелкими, разное вытворяли и любили все преувеличивать и надумывать, — Сириус пожал плечами, и за его спиной со скрипом отворилась входная дверь палаты. — Но тогда было чутка неприятно, — добавил он и обернулся через плечо.       В больничное крыло вошел Джеймс. На лице его виднелась плохо подавляемая улыбка, и по блуждающему взгляду темных глаз можно было понять, что мысли его, вероятно, были далеки от происходившего наяву. В руках Сохатый держал поднос с куском пирога, порцией фруктового салата и чашкой чая. — Земля вызывает Джеймса, — окликнул друга Сириус, когда тот чуть не прошел мимо больничной койки Лунатика.       Тряхнув головой, Сохатый подошел к ним и поставил поднос на прикроватный столик. — Что-то хорошее стряслось? — поднявшись со стула, Бродяга вопрошающе вскинул брови. — Можно и так сказать, — на мгновение улыбка вернулась на лицо Джеймса. — Эванс не послала тебя, когда ты с ней заговорил? — решил подколоть его Сириус. — Ну… Я предложил ей донести книги до общежития, и она согласилась, — отгородив мародеров от пустовавшей палаты плотной ширмой, Сохатый скрестил руки на груди. — То-то ты подозрительно долго шатался по замку, — Бродяга понимающе покачал головой. — Как себя чувствуешь? — Джеймс переключился на Римуса. — Лучше, — выдавив из себя легкую улыбку, ответил Лунатик и присел на кровати. Взяв в руки чашку с чаем, он сделал небольшой глоток и невольно подумал о том, как и без того уродливые шрамы на лице от струи горячего пара наверняка раскраснелись. — Кстати, Лили спрашивала, как ты, — добавил Сохатый, присаживаясь в изножье кровати. — Говорила, что чуть позже придет навестить тебя. — Мило с ее стороны, — ответил Римус и укутался в одеяло. — Кстати, видел, как мадам Помфри у Слизнорта что-то брала. Наверное, тебе еще какую-то бурду варить будет. — Здорово, — с наигранным энтузиазмом протянул Лунатик. Он, конечно, был бесконечно благодарен школьному лекарю за оказание медицинской помощи после каждого полнолуния, но эти чертовы настойки и отвары он невзлюбил еще на первом курсе. В одиннадцать лет, когда мадам Помфри не видела, он даже выливал некоторые лекарства в горшки с цветами, тогда еще украшавшие подоконники больничного крыла. Однако по мере того, как с возрастом полнолуния становились все более невыносимыми, а их последствия все более серьезными, Римус смирился со своей участью и сквозь усилия научился пить неведомую гадость, которую готовила Помфри. Да и цветы-то те разом завяли по неизвестной причине — Римус лишь надеялся, что это не было его заслугой.       Вскоре в палату вернулся Питер с парой плиток шоколада. К удивлению Лунатика, в нем начало просыпаться чувство голода — в конце концов он даже впихнул в себя практически всю еду, принесенную друзьями. Остальных мародеров пробуждение его аппетита, конечно, порадовало — Джеймс был уверен, что Римус поправился бы до вечера.       К обеду мадам Помфри принесла Римусу стакан некого отвара, отвратительный запах которого слышался за полметра — со слов целителя, это должно было помочь снять боль в мышцах. — Мерлин, из чего это сделано? — поморщив нос, шепотом спросил Сириус, когда школьный лекарь скрылась в своем кабинете. — Явно ничего, что могло бы понравиться адекватному человеку, — отхлебнув странную жидкость, Римус закашлялся. — Так себе на вкус, ноль из десяти, — прокомментировал он. — На что похоже? — поинтересовался Питер. — Что-то между древесиной, гнилью и… спиртом, наверное, — Римус набирался сил, чтобы продолжить пить эту гадость. — Последнее звучит неплохо, — губы Бродяги скривились в ухмылке. — Хочу напомнить, что Помфри здесь за стенкой, — пихнув друга локтем, шикнул Сохатый. — А я-то что? Просто, спирт, он же эм… Обеззараживает — хорошо же. Я чисто забочусь о здоровье нашего Лунатика. — Обеззараживание желудка звучит как что-то новое, — подняв взгляд на Сириуса, Римус почувствовал, как его губы расплылись в легкой искренней улыбке.       После обеда в больничное крыло заглянула Лили — Лунатик как раз наслаждался одиночеством и умирал от скуки одновременно, пока остальные мародеры решили развеяться и отправились прогуляться по окрестностям Хогвартса. Силы его уже восстановились достаточно для того, чтобы ему хотелось какой-то физической активности, однако мадам Помфри настаивала, чтобы Римус оставался в палате до вечера. Не зная, чем себя занять, он даже пытался читать газету, оставленную Сириусом на тумбочке еще в утро, однако заголовки на неполитические темы закончились довольно быстро, а читать о Темном Лорде и о том, как на его сторону переходит «нечисть», Лунатик желанием не горел. Благо, Лили захватила для него из библиотеки какую-то книгу о древних мифах — она даже порекомендовала особенно интересные статьи из нее. — Извини за возможно личный вопрос, но что у тебя со здоровьем? Просто ты так часто сюда попадаешь… — спросила Лили, присаживаясь на кровать подле Римуса. — Иммунитет слабый — ничего не могу поделать с этим. Сегодня, вот, подпростыл немного после ночной прогулки, — Римус отложил открытую книгу в сторону. — Раны — тоже проявление простуды? — недоверчиво поинтересовалась Эванс и с беспокойством глядела на исцарапанные руки. — А, это… — Лунатику на ум пришла только легенда, сочиненная Бродягой для собственного оправдания, — собака… Хагрида напала. Ну, знаешь — видимо, слишком близко подошел к хижине его. Я, вообще, даже не думал, что эти животные могут прокусить рукав пальто, — сказал он во избежание логических дыр и нежелательных расспросов. — Что ты делал у хижины Хагрида ночью? — взгляд Римуса вновь встретился с изумрудными глазами. — Да так… Нам четверым не спалось — ну мы и решили выйти развеяться. Тем более луна же была полная — светло на улице. — Странно тогда, что я вас не заметила в коридорах, — Лили слегка смущенно нахмурилась. — За каждого сняла бы очки. Ну, может, кроме тебя. — И вправду странно, — непринужденно согласился Лунатик и взял в руки кружку с давно остывшим чаем. После «чудесного» отвара, приготовленного мадам Помфри, ему не хотелось ни есть, ни пить, но это было первым, чем он додумался занять руки, которые так легко могли иначе выдать нараставшее волнение. А Лили ведь была отнюдь не глупа — она и так, по всей видимости, чуяла неладное. — Полагаю, мне тебя сегодня придется подменить на дежурстве? — прервала повисшее молчание Эванс. — О, нет — до вечера я точно поправлюсь, — поспешил заверить подругу Лунатик и одарил ее улыбкой. — Замечательно в таком случае, — Лили миловидно улыбнулась в ответ.       В гуле голосов переполненного коридора Римус расслышал смех Сириуса, который было бы сложно спутать с кем-либо. Не прошло и минуты, как в пустой палате послышались уверенные шаги. Заметив краем глаза статную фигуру с черными кудрями чуть выше плеч, Лунатик поначалу подумал, что в больничное крыло возвратились остальные мародеры. Однако движения «Бродяги», за которого Римус принял юношу, были чересчур размеренными, да и поведение в целом — подозрительно спокойным. Повернув к нему голову, Лунатик разглядел зеленую форму для игры в квиддич. Регулус. Должно быть, выходной день команда Слизерина решила посвятить подготовке к приближавшемуся матчу против Гриффиндора. Оперевшись о его плечо, рядом, пытаясь сохранять гордую походку, плелся парнишка на год младше с не менее вычурным именем — Бартемиус, сокращенно — Барти. Мародеры мало что знали о нем — лишь то, что он принадлежал к чистокровной семье Краучей, был загонщиком слизеринской команды и часто ошивался в компании Регулуса, реже — Нюниуса. Лунатик разглядел, что, время от времени корчась от боли, тот хромал на одну ногу — должно быть, получил травму на тренировке. — Мадам Помфри не здесь, — окликнул Римус Регулуса, стучавшегося в кабинет целителя, и поставил кружку с так и не тронутым чаем на прикроватный столик. — Она, вроде, в теплице была, — добавила Лили, не поворачиваясь к слизеринцам. — И без тебя бы разобрались, грязнокровка, — огрызнулся Крауч и сел на ближайшую кровать. — Как недружелюбно, — с наигранным укором прокомментировал подоспевший Сириус, оперевшись о дверной косяк. — Где твои чистокровные манеры? — его посерьезневший взор переключился на младшего брата. — Грязнокровка, — начал стоявший подле него Джеймс, показав пальцами кавычки, — хотя бы не грохается на землю с пятнадцатиметровой высоты, профессионально занимаясь квиддичем, — в вечно сверкающих глазах мелькнула искра то ли ярости, то ли самодовольства. — О чистоте крови здесь рассуждать явно не вам двоим, — бросив на них презрительный взгляд, Барти скрестил руки на груди. — Пойду позову Помфри, — холодно сказал Регулус, словно игнорируя происходящее, и направился к выходу. Бродяга и Сохатый, по всей видимости, принципиально не стали двигаться с его пути.       Когда, протиснувшись между ними и едва слышно фыркнув, Регулус скрылся из виду, Сириус, скрестив руки на груди, вместе с Джеймсом подошел к кровати Лунатика. — Тоже от собаки пострадал? — глядя на него, шепотом поинтересовалась Лили у Римуса. — Можешь и напрямую спрашивать — я же не кусаюсь, — Бродяга покрутил одно из колец, которые он практически никогда не снимал. — Ну, просто к слову. — Прости, — слегка поежившись на месте, сказала Эванс. — Может, скажете Макгонагалл о случившемся? Собаки это же опасно… — Да нет — они нормальные, если их не бесить. Я сам напросился, — отмахнуся Сириус. — А что с ним? — тихо обратился Римус к стоявшему за спиной Лили Джеймсу и взглядом указал на Крауча младшего, все еще дожидавшегося возвращения Регулуса. — Это нужно было видеть, — Сохатый усмехнулся. — Мы, конечно, были далековато от поля, но достаточно близко, чтобы разглядеть, как он на ровном месте потерял контроль над метлой и… Я удивлен, что он вообще в сознании и в состоянии ходить после такого падения. — Ну, летать на метле это же сложно, — начала было Лили. — Не утруждайся оправданием этого чистокровного отродья, — перебил ее Бродяга. — Просто большая часть мест в слизеринской команде куплена. — Да и полет на метле без каких-либо трюков — это совсем сложно, — добавил Джеймс. — Кому как, — буркнула Лили. — Бывает трудно сохранять равновесие. — Говорит девушка, научившаяся управлять метлой в числе первых, — припомнил ей Римус. — Не прибедняйся, Эванс, — добавил Сириус и, взяв в руки книгу, лежавшую на кровати, с интересом осмотрел ее. — Это было пять лет назад. Сейчас я бы ни за что не стала седлать мет… — глухой смешок Сириуса прервал Лили. — Даже не верится, что ты — самый старший в этой комнате, — монотонно прокомментировала она. — Кстати, где Петтигрю? — Прошу прощения, — Сириус захлопнул книгу, не сводя глаз с Джеймса, глядевшего на него с осуждением. — Хвост, вроде, пошел в Хогсмид. Настаивал на том, что в составлении нами ему компании необходимости нет. — Ясно, — кивнула Эванс и встала с кровати. — Поправляйся, — сказала она Римусу, и пухлые губы дрогнули в легкой улыбке. — Полагаю, увидимся на занятиях, — продолжила она, обращаясь уже ко всем трем мародерам.       Когда торопливый стук каблуков стих, Сохатый толкнул Бродягу в бок. — Эй! А это еще за что? — возмутился тот. — Нормально же все шло — она даже говорила с нами. А ты отпугнул ее, — проворчал Джеймс. — Ой, да просто больно ранимыми стали некоторые особи в последнее время. Разобидится скоро — сам увидишь. Девушки часто так — сначала обижаются, потом анализируют. — Не стоит грести всех под одну гребенку, — сделал другу замечание Римус. Его всегда раздражали заявления Бродяги о том, какие все девушки обязательно скучные, обидчивые, глуповатые или же озлобленные. На протяжении практически всей жизни главной женской фигурой в жизни Лунатика была его собственная мать, никак не подходившая под подобное описание: Хоуп Люпин была яркой, находчивой личностью и добрейшей души человеком. А дружба с Лили, завязавшаяся на пятом курсе, лишь укрепила убежденность Римуса в том, что девушки вполне могли быть интересными собеседниками, отличными и верными подругами. К слову, огромным вопросом оставалось, кто из его друзей был наиболее импульсивен в своих поступках, и Римус явно больше склонялся к ответу, противоположному мнению Сириуса.       Бродяга лишь промычал в ответ.       Когда в больничное крыло вернулась мадам Помфри в сопровождении Регулуса, Джеймс и Сириус, языки которых всегда были подвешены, сумели убедить ее позволить Лунатику вернуться в общежитие. Они настаивали на том, что самочувствие его уже заметно улучшилось, и вскользь добавили, что ответственность за состояние его здоровья взяли бы на себя.       Бредя по шумному коридору, Римус почувствовал, как голова его начала раскалываться — он даже и не думал, насколько блаженной была царившая в больничном крыле практически идеальная тишина. — Эй, не раскисай, — подтолкнул его шедший по левую руку Сириус. — А то прогниешь в палате еще несколько часов. — Решили сделать шрамирование символом вашей компании? — противный скрипучий голос заставил Римуса стиснуть зубы.       Повернув голову, он увидел Снейпа — тот сидел на подоконнике и с кривой ухмылкой глядел на трех мародеров, конкретно — на Сириуса. — Ну да, — ответил Бродяга, делая шаг вперед, и уголок его губы дрогнул. — Хочешь — и тебе парочку оставим. На память. — А я-то думал, что всех чистокровных хотя бы немного манерам и дружелюбию учат, — спрыгнув с подоконника, Северус поправил потрепанную мантию. — Ну-ну, Принцу-Полукровке явно виднее, что и как там у чистокровных, — заговорил Джеймс, скрестив руки на груди, и с презрением осмотрел его с ног до головы: от ботинок, на которых виднелись разводы какого-то светлого раствора, до жидких сальных волос.       Ухмылка исчезла с землистого лица. — Молчал бы, Поттер, — бросил он. — А то Лили так и продолжит избегать твое общество. — Он хотя бы не попрекал Лили статусом крови! — вступился за друга Римус. — И не тебе судить о решениях Лили — вашей дружбе пришел конец еще год назад. — Мистеру «Лунатику» следовало бы экономить энергию — судя по внешнему виду, вот-вот развалишься. Что, опять с гремучей ивой всю ночь дрался? — спросил Снейп достаточно громко, чтобы стоявшие рядом когтевранки повернули к ним головы. — И именно при полной луне… Интересная закономерность.       Римус почувствовал, как сердце, и без того бившееся учащенно, чуть ли не выпрыгнуло из его груди. Джеймс, без раздумий набросившись на Северуса и схватив его за воротник мантии, впечатал Снейпа в стену. Даже не оборачиваясь, Лунатик мог бы с уверенностью сказать, что глухой удар наверняка не оставил мародеров без внимания окружающих. Часть учеников мгновенно разошлась по срочным делам — по всей видимости, дабы, в случае появления кого-то из профессоров, не попасть под раздачу. Остальные же, очевидно, остались поглядеть на представление. — Если мистер Нюниус сейчас же не заткнется, мистер Сохатый будет вынужден прописать ему таких звездюлей, какие он еще вряд ли получал в своей жизни, — чуть ли не прошипел Джеймс — в воцарившей тишине было отчетливо слышно каждое слово. — Следи за своим поганым языком, — оскалившись, процедил Снейп, отталкивая его.       Краем глаза Римус заметил, как, закатив рукав мантии, Бродяга сжал кулак. — Сириус! — окликнул он друга и схватил его за плечо. — Не лезь, — рявкнул тот, одернувшись, и в следующую секунду побледневший Снейп уже прижимал ладонь к несоразмерно огромному носу, из которого потекла тонкая струйка алой жидкости. — Пять очков с Гриффиндора! — отчеканил Римус, зажмурившись при виде крови — не хватало только, чтобы словесная перепалка переросла в самую настоящую драку, еще и на глазах стольких-то зрителей.       Сделав глубокий вдох, он быстрым шагом направился в общежитие, подальше от места происшествия, стараясь игнорировать тихий шепот, доносившийся со всех сторон. Друзья, кажется, даже и не обратили внимания на него. Римус был готов поклясться, что лучше бы «погнил» в больничном крыле, нежели стал свидетелем этой нелицеприятной сцены. Конечно, это замечательно, что мародеры друг за друга были готовы перегрызть глотку кому угодно, но, как бы он ни старался, проявление насилия, а, уж тем более, его инициирование, он не стал бы поддерживать никогда.       Вернувшись в общежитие, Лунатик сменил протертый чуть ли не до дыр старый свитер на более чистый, с гриффиндорской расцветкой, и стал терпеливо дожидаться возвращения кого-либо из друзей. Мышцы его почему-то стали снова ныть — возможно, стоило все-таки допить все те настойки и отвары, которыми его поила мадам Помфри.       Четверть часа спустя в комнату вошли Сириус и Джеймс. — Ну что, нарвались на серьезные неприятности? — спросил Римус, не поднимая взгляда и покрутив в руках рождественский хрустальный шар, взятый с близстоящей тумбочки. — Не, — ответил Бродяга, тяжело дыша. — Справедливость восторжествовала. — Ага, — подхватил раскрасневшийся Джеймс. — Со Слизерина, кстати, очки тоже были сняты. — Да, к счастью, Регги на удивление справедлив. Для слизеринца, — выдохнул Сириус, плюхнувшись на кровать. — Здорово, — поставив хрустальный шар на место, Римус поднялся на ноги и прошелся по комнате. — Странно, что вы не попались никому из преподавателей. — Они, вроде, у Дамблдора что-то обсуждают. Им не до нас, — Бродяга прикрыл глаза. — Думаете, он ничего им не расскажет? — Пусть только попробует, — буркнул Сохатый и, сняв очки, протер их краем свитера. — Самому себе яму выкопает. — Как знаете, — пробормотал Римус и, прилегши на кровать, задернул плотный полог — перед ночным дежурством всегда следовало подремать хотя бы немного. — Разбудите через полчаса, пожалуйста, — добавил он. — Ничего не обещаем, — последовал ответ Сириуса. — Но постараемся, — продолжил Джеймс. — Спасибо, — перевернувшись на другой бок, лицом к стене, Лунатик постарался освободить разум от беспорядочных мыслей, наполнявших его на протяжении всего дня.       Наконец, он начал отдаленно слышать неразборчивые голоса. Римус постарался сфокусироваться на мягком женском голосе, своими интонациями как бы ласкавшем его и вызывавшем на душе приятное тепло. Ровно до того момента, как голос сменился пронзительным криком, пробиравшим до мурашек. Римус понимал, что все еще находился в сознании, но совершенно ничего не контролировал — тело его словно отнялось, и ему оставалось лишь слушать и наблюдать за происходящим.       Перед глазами замелькали размытые силуэты — высокие и низкие, широкие и узкие. В носу Лунатик ощутил резкий запах крови, на удивление не вызвавший отвращения. Наоборот — ему понравился этот запах, и в голове даже мелькнула мысль, что на вкус алая жидкость, должно быть, тоже не так уж и плоха.       Сцена сменилась. Силуэты стали четче, и Римус затруднился бы ответить честно, какие эмоции первыми тогда в нем пробудило увиденное: темный лес, посреди которого стоит он сам и наблюдает, как последние жизненные силы покидают тело разорванной чуть ли не в клочья жертвы, что выглядит столь обезображено, что Лунатик даже не сразу сумел бы определить, к какому виду она принадлежала при жизни. Римус чувствовал, как из его собственной груди непроизвольно вырвался глухой рык, а во рту почувствовался металлический вкус, становившийся лишь более насыщенным с каждой секундой. Рассудок Лунатика даже не сразу осознал, что увиденное им отнюдь не нормально — такая мысль посетила его лишь тогда, когда, приблизившись к ни в чем не повинной жертве, он разглядел пару обломанных рогов. Это был олень. Из разодранной глотки все еще доносился сиплый хрип, но в черных глазах уже навечно застыло выражение испуга. Римусу показалось, что он услышал стук собственного сердца, доносившийся откуда-то извне. Оглядевшись вокруг, он также обнаружил бездыханные тела собаки и крысы, так же лежавшие в лужах крови неподалеку… И девушку. Молодую девушку, лежавшую под одним из деревьев без сознания, личность которой можно было легко идентифицировать по одним лишь выделявшимся даже в полумраке огненно-рыжим волосами. Лунатик почувствовал, как тело его бросило в дрожь, которая лишь усилилась, когда пес, к его неожиданности, поднялся на ноги.       С порванным ухом, затекшим глазом, весь покрытый многочисленными травмами, несовместимыми с жизнью, он приближался к Римусу. Лунатика словно приковали к месту незримыми цепями — он был не в силах сдвинуться ни на шаг, и лишь безотрывно глядел на приближавшееся животное. Завиляв ободранным хвостом и обнажив острые зубы, пес издал лай столь громкий, что, отлетая от деревьев, тот вызвал у Римуса звон в ушах.       Наконец, звук стал настолько невыносимым, что Лунатик, подпрыгнув на месте наяву, в холодном поту распахнул глаза. Это все было лишь видением. Он все еще находился в своей кровати. Все мародеры были живы и здоровы. Лили даже не знала его секрета — она определенно была в безопасности.       Все было хорошо.       Собака, к слову, и вправду лаяла — чуть ли не под ухом у Лунатика через полог кровати протиснулась черная морда. Высунув язык, серо-голубыми глазами Бродяга пристально глядел на него. Просить Сириуса разбудить его было явно не лучшим решением Римуса. — О, Мерлин, — сонно начал Лунатик, глядя на эту картину. — Ты идиот, — не в обиду другу констатировал он, присев на кровати и потерев глаза. — Я знаю, — с улыбкой на лице ответил Бродяга чуть погодя, как только принял свой человеческий облик. — Ладно, давай, дуй на свое дежурство — а то опоздаешь, — добавил он и, полностью отдернув полог, скрылся из поля зрения Римуса.       Все еще под впечатлением от увиденного сна и даже более уставший, чем до него, Лунатик нехотя поднялся с кровати и, накинув мантию и прихватив волшебную палочку, покинул комнату, предварительно не забыв пожелать друзьям доброй ночи.