У меня, наверное, галюны...

Пожалуйста, стань реальностью. Обрети форму, будь объëмным, живым не только в моей фантазии. Настоящим. Прошу, заполни собой мои лёгкие, стань моим воздухом, стань тем самым светом в тихую мрачную ночь. Прошу, стань смыслом моей жалкой, ни на что не годной, скучной и одинокой жизни. Умоляю, будь тем, кто полюбит меня даже за мои недостатки, даже за всевозможные промахи, просто полюбит. Я буду стараться. Я отдам всего себя. Я больше никогда не притронусь к алкоголю, как ты и просил меня сотни раз во снах, только ради всего святого, что ещё осталось, прекрати быть лишь моим воображением. Я так хочу зарыться руками в твои жгучие пряди, коснуться твоих нежных щёк, потеряться в вечном пожаре алых глаз, сгорать в нём раз за разом, тонуть в низком голосе и попадать в Рай каждый раз, как меня коснешься ты. В снах твои руки такие тёплые. Нет, горячие, до одури горячие, они будто наделяют всё моё существо жизненной энергией, я живу ради снов с тобой. Прошу, дай мне хоть раз тебя увидеть. Ощутить, каково это, дышать с тобой одним воздухом. Задохнуться им, стараться дышать всё глубже, съедать тебя глазами. Чувствовать кожей каждую твою эмоцию, наслаждаться запахом гари и винограда, исходящим от тебя в моих видениях. Молю, я готов встать на колени, стать твоим вечным рабом, но не дай мне умереть от одиночества. Не покидай меня с восходом солнца, не покидай меня никогда. Окажись в моей тесной потрепанной кровати и заключи в самые мягкие на свете объятия. Успокой одним ласковым словом, заставь забыть то, что ждёт меня в реальном мире. Подари покой. Люби меня. Будь рядом. Будь здесь. Со мной. Отбери эти таблетки, пока не стало слишком поздно. Пока я навсегда не лишился своего одиночества, пока наконец не встретил тьму, приятную, как поляна свежих цветов, в которой виднеется твой огонь… Но я даже не успеваю их выпить. Как жалко… Опять они, опять эти голоса. Бутылка, разбитая прямо над моей головой. Ещё б чуть-чуть… Крики. Нескончаемый поток криков, самый отборный мат, который я только слышал, даже мой внутренний голос не способен оскорбить меня так, как это делают они. Ищут деньги. Всё-таки прознали о моей подработке. Как же это мерзко… Но они не найдут. Я спрятал их под деревяшкой в полу, которая немного провалилась внутрь. Сверху лежит комод, они не поймут. Не должны. С напряжением слежу за происходящим, кажется, перестаю дышать. До боли в ладонях сжимаю руки, царапая кожу ногтями. Ничего. Заживет. Как и множество других царапин. Ударов. Порезов. –Где они, щенок?! Думал, можешь скрывать деньги от родителей?! Мы столько растили тебя, и вот она, благодарность! — в меня летит что-то тяжелое, еле уворачиваюсь. –Вы посмотрите на него! Бессовестная скотина, такая же, как и твой отец!.. — мама. –Ну ничего. Я сделаю из тебя человека. Воспитаю, как положено. Всë будешь у меня делать, трижды подумаешь перед тем, как расстраивать мать, — отчим. В этот раз я не успеваю увернуться. Звук пощечины раздается по помещению, лицо горит, ноги, будто ватные, больше не держат, и я падаю куда-то рядом с кроватью. Не поднимая век, только по звуку, понимаю, что он достал ремень. Приблизился почти вплотную, пытается заставить меня смотреть. Я лишь морщу нос. Как же противно пахнет. Алкоголь. Причина моих мучений. Но также то, что дарит мне временную амнезию, создаёт идеальный иллюзионный мир. Вот бы и сейчас… Но сейчас не будет. Сейчас, на протяжении часа, моё тело покрывают всевозможные рубцы, кровоподтеки, синяки. Сейчас вместо птичьего пения того мира пьяные рявкания и пустой, стеклянный взгляд ненавистных очей. Сейчас я бы с радостью попросил убить меня, но голос то ли охрип, то ли пропал полностью, как у той русалочки из мультика. Я могу лишь открывать рот и беззвучно кричать, сдерживая слёзы. Сейчас я как никогда хочу заснуть. Они ушли. Почти отрубаюсь на полу, но еле нахожу в себе силы, чтобы лечь на кровать. Жёсткий матрац совсем немного смягчает старое одеяло, две большие подушки тут же оказываются зажаты руками и ногами, и я мгновенно отдаю себя во власти царства Морфея. Наконец-то. Ты всё также сидишь в своём большом дорогом кресле, перебираешь разные бумаги, и, как только видишь меня, переключаешь всё внимание на мою скромную персону. К сожалению, я выгляжу так же, как и наяву. Ты ужасаешься количеству синяков, тут же подбегаешь и начинаешь распрашивать. Сначала я стараюсь отшутиться, но слёзы, почему-то проснувшиеся только теперь, мигом льются из глаз. И я рассказываю. О работе, деньгах, «родителях». Ты злишься, это можно понять по ругательству, неожиданно вырвавшемуся из твоего рта. Только я надеюсь сменить тему, как ты прижимаешь меня к себе и нашептываешь что-то успокаивающее. Берёшь на руки. Обрабатываешь раны. Целуешь в висок и укрываешь одеялом. Ложишься рядом. И тут я решаюсь на что-то безрассудное. Притягиваю тебя к себе и мгновенно целую, робко, потому что страшно. Ты опешил. Совершенно не двигался какое-то время, однако, вскоре ответил на поцелуй, даже перенял инициативу. Мы целовались до конца сна, будто воздух был вечным ресурсом, целовались так, будто стоит нам оторваться друг от друга и он тут же закончится. Но закончился сон. Я медленно встал с кровати и принялся искать перекись, а после и бинты. Продезинфецировал царапины и надел закрытую одежду. Собрал учебники, какие ещё остались, и побрëл в школу. В свой второй дом. Её действительно можно было так назвать, она совершенно не отличалась от того, что бывает в стенах родного полуразрушенного здания. Ничуть. Ни капли. –Эй, одноглазый, во второй раз тоже выберешь вилку или предпочтëшь занятие поинтереснее? Не успел я зайти в здание, как меня грубо ударяют в живот. Потом ещё раз, и ещё. Хватают в грязные руки лицо и самодовольно рассматривают: ну ещё бы, я же так похож на бабу. Наверное, легко догадаться, что именно делают с такими, как я, в школах для мальчиков. Не каждому, правда, известно как именно. Оно и к лучшему. Мне вот известно. –Да… Мх… Глубже… Паршивая дрянь… Меня закрыли в туалете и сразу затащили в одну из кабинок. Закрыли её на замок. Усадили на пол. Силой открыли рот и стали грубо вдалбливаться. Больно. Челюсть ноет, глаза повлажнели, но я стараюсь не плакать. Лучше задуматься о чем-то другом. Например, о том, что всего через пару месяцев я смогу сбежать. Ещё пару месяцев и закончится этот ад. Ещё чуть-чуть… Но в этот раз всë было по-другому. Крупные жирные пальцы стали мять мой зад, сначала через брюки, потом напрямую, кожа к коже. Я с шоком осознавал что сейчас происходит. Что сейчас произойдëт. Волосы больно оттягивают и кончают прямо в рот. Кисло. И мерзко. Меня чуть не стошнило. Выплевываю белую жидкость на пол, стараюсь отдышаться. Получаю пощёчину по той же щеке, что и вчера. Кричу. Снова пощёчина. Почти отключаюсь, как слышу едва разберимые крики. Кажется, дверь сломали. О, это же полицейская форма. К нам… Вроде… Должен был прийти какой-то полицай, дабы объяснить принцип их работы. Ну и, конечно, то, почему после 11 лучше идти на юриста. –Кэйа?.. Такой знакомый бархатистый голос... С лëгкой хрипотцой, немного низкий, но такой родной... У меня, наверное, галюны... –Ты как?! Красные волосы, алые встревоженные глаза, которые то и дело осматривают меня всего, после чего гневно врезаются в моего несостоявшегося насильника. Обладатель этих глаз вдруг неожиданно берёт меня на руки, конечно, после того, как врезает старшекласснику, и я ощущаю то же тепло, что и раньше, во снах. Крепко прижимаюсь к широкой груди и не могу надышаться, не могу надышаться его запахом. Точно галюны...