Цветок революции

— Чего ты так раскис? — Пётр сел рядом со Ставрогиным на корточки, утирая его катившиеся градом слёзы. — Что с папой? — вскрикнула Искра. Всё скопившееся внутри напряжение вышло разом за этот день, оставив за собой только мокрые следы на щеках и дрожащую в руках телеграмму, по которой уже поплыли разводы. Искра осторожно взяла её, разомкнув пальцы Николая, и, прочитав, заплясала на месте. — Завтра? Это же сегодня! Он сегодня будет! — она восторженно пинала снег, а затем вновь подбежала к Ставрогину, схватив его за руки. — Мы не успели закончить памятник, — заволновалась девочка, — а ты хотел сделать это к его возвращению! — Я даже не надеялся, что это будет так скоро, — всхлипнул Николай, наконец поднимаясь и приводя себя в порядок. — Ничего страшного — он жив, а значит, мы продолжим делать с натуры… — Он же был против своего лица на работе! — Надеюсь, он поймёт, что это важно. — Так он жив, что ли? — Верховенский облегчённо вздохнул. — Коль, ты меня доведёшь когда-нибудь. Из тебя раньше слезинки выбить не удавалось, а сейчас рыдаешь, как будто сам на поле боля. — Ты не понимаешь… — Ну да, я не понимаю, у меня-то никто туда не уехал, да? — заворчал Пётр. — Тебе после всех моих рассказов может почудиться, что Лизу я не люблю, но ты сильно ошибаешься. Я сам, получив телеграмму, визжал как резаный, но плакать-то? Всё же хорошо. — Ощущение, что ты из-за меня теперь на Женю злишься, — Ставрогин нахмурился, на что Пётр лишь махнул рукой. — Даже не начинай. Я от этого всего уже устал жутко, перегорел и дела мне нет. Лизоньку дождусь и вообще про вас всех забуду, — рассмеялся он, — открытку на праздник пошлю и хватит с тебя. — Верховенский. — Вот никогда ты шуток не понимал. Всё, надоело мёрзнуть стоять, пойдёмте внутрь. В несколько рук прибирать захламлённую мастерскую к приезду Эркеля было гораздо легче — с маленьким помещением всё прошло быстро, и Николай тут же принялся править лицо монумента, по памяти вспоминая черты Евгения, но, посчитав лучшей идеей заниматься этим с натуры, просто стал доделывать лётные очки, расположив их на лбу. Верховенский с Искрой не скучали, принявшись дрессировать голодную Дымку с помощью банки сардин, а у Ставрогина дрожали пальцы от одной только мысли об Эркеле — нахлынула необъяснимая тревога. Успело ли измениться его отношение? Мог ли он обдумать всё получше и решить, что быть вместе им всё-таки не стоит? Николай уже не смог бы общаться с ним только как с другом, а значит, и с Искрой тоже. Погрузившись в свои мысли, он и не заметил, как Пётр с девочкой резко притихли. Глаза накрыла чья-то рука, а над ухом раздалось лукавое: — Угадай, кто? Ладони Эркеля он узнал бы из всех прочих. — Женечка… В этот раз целовал первым уже Ставрогин — ему казалось, они не виделись вечность, и этой самой вечности будет мало, чтобы всё восполнить. Эркель не отставал, крепко обняв его за шею и прижимаясь всем телом. От него пахло ледяным воздухом и машинным маслом; в порыве Николай залихватски сдвинул его будёновку набекрень и прижался губами к макушке — будто так он мог разделить с ним все воспоминания. — Да успокойтесь, голубки, тут дети вообще-то! — Верховенский нарочито закатил глаза, посмеиваясь. — Так меня папа уже обнял, — недоумённо возразила Искра. — Коля, когда работает, ничего вокруг себя не видит. Пётр, не в силах противопоставить хоть что-то, только улыбнулся, закинув ногу на ногу. Наконец вдоволь нацеловавшись, Эркель отстранился от Ставрогина, смущённо отряхнул шинель и рухнул на диван, вздыхая с облегчением. — В гостях хорошо, а дома лучше, — он блаженно раскинулся на покрывале, попутно расстёгивая верхнюю одежду. — Моя мастерская тебе уже как дом? — Николай усмехнулся. — Раз вы с Искрой тут живёте, то да, — он обвёл взглядом комнату, заострив его на монументе. — Это что, я? — приподнял брови Евгений. — Похож, правда? — Ставрогин засиял. — Я почти закончил! Но нужно твоё присутствие. — Коль, ну зачем? — он покраснел, спрятав лицо в ладонях. — У авиации толком не было успешных вылетов, почему лётчик и почему я… — Мы боялись, вдруг ты не вернёшься, — встряла Искра, — и Коля решил, что хотя бы так ты точно будешь с нами! Эркель запрокинул голову, загоняя слёзы назад, тихо шмыгнул и тут же побил себя по щекам, чтобы привести в чувство. — Доведёте меня когда-нибудь… — Я им то же самое сказал! — воскликнул Пётр, — Колька рыдал как умалишённый над твоей телеграммой. Я уж подумал, совсем отъехал бедняга, а он так радость выражал! — А ты, хочешь сказать, не рыдал? — донеслось насмешливое от двери. Верховенский даже не начал разбираться, как долго Лизавета тут стоит и много ли видела — только в два прыжка повис у неё на шее и принялся ластиться. — Как ты узнала, что я здесь? — Пётр замурлыкал, предусмотрительно не приставая с поцелуями — Лизавета не любила демонстраций. — Ну это же очевидно. Дома тебя не было, для поэтического вечера рано, для ресторана тоже, значит, ты у Ставрогина, — она подняла взгляд на Николая. — Доброго дня. Не хочу вас смущать, конечно, но именно мне пришлось ломать голову над вашей телеграммой. — Что? Почему? — Ставрогин смешался, устраиваясь рядом с Эркелем. — Я думал, она пойдёт сразу Жене… — Потому что любые криптографические сообщения проходят через мой отдел, — она потёрла пальцем переносицу, будто на работе часто поправляла очки, — а вы ещё и смешали все шифры так, что у меня волосы дыбом встали. Это, конечно, было проще, чем с обычными военными письмами, но, честно сказать, я в процессе ещё и умирала от любопытства, что же такое вы скрываете. Прошу прощения. Ставрогин закашлялся, пытаясь скрыть румянец. — И что там было? — затормошил Лизавету Пётр. — Николай расскажет, если захочет. Я и так сделала ужасную глупость, сболтнув при тебе, но не смогла удержаться, — потупила взгляд она. — Поня-ятно, любовные письма, — он весело ухмыльнулся. — А я тебе тоже что-нибудь такое напишу! — Пожалуйста, избавь от работы хотя бы в наших отношениях. Эркель подтянул окончательно смущённого Николая к себе за плечи, утыкаясь носом в висок. — Мне было очень приятно, — зарделся он, — я так боялся этого не услышать, а теперь могу за пазухой ваши с Искрой слова носить. Девочка подобралась к ним ближе, встряв между, и обняла обоих. — А Коля сказал, что если вы вместе, то у меня будет два отца! — Если Коля этого хочет, то я буду на седьмом небе от счастья, — усмехнулся Эркель. — А что в итоге с Шатовым? Ставрогин выжидающе посмотрел на Петра — тот нервно вздохнул. — Да всё с ним хорошо, вытащил я этого юродивого. Думаю договориться снова у него печататься, раз так пошло. — Стерпелись и слюбились в кутузке? — Евгений прикрыл улыбку ладонью. — Ой, кто бы говорил, — повёл плечами Верховенский, что-то шепча на ухо Лизавете. Глядя на них, Эркель неловко сцепил пальцы в замок и выдохнул: — Всё решилось, теперь можно подумать о чём-то более насущном. Извините за прямоту, но я голодный как собака. — Раз уж у меня остались деньги с последнего заказа, я проставляюсь, — Ставрогин растёр пальцами румянец на горячих щеках. — Петя, Лизавета, вы с нами? — Не откажусь, я тоже давно не ела. — Ставрогин ведёт всех в ресторан! Да скорее комета упадёт, чем этот бука станет куда-то идти! — Верховенский захохотал, вскидываясь всем телом. — Я тебя не узнаю! — Я тоже себя не узнаю, — слабо улыбнулся Николай, укладывая голову на плечо Эркеля. Тот шепнул ему на ухо: — А вслух теперь мне скажешь, что написал? — Скажу, — Ставрогин набрал воздуха в грудь, решаясь. — Я тебя люблю. Вместо ответа Эркель лишь стиснул его руку, прикрывая глаза — в одной лишь дрожи его пальцев можно было почувствовать тысячи признаний. Вихрь изменений в стране и внутри Николая прокатился с такой скоростью, что оставалось только смотреть вслед и принимать перемены с достоинством, сметая в сторону осколки прошлого для постройки неизвестного, но светлого будущего. Весна уже не казалась такой неумолимой, а новое государство — пугающим. В конце-концов, оно подарило, на время одолжило и отдало уже навсегда ещё одного человека, с которым Ставрогин хотел бы смотреть в грядущее — с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. «Искра осветит нам путь».