Аллергия

      Это очень малодушно с его стороны, но Сенку ничего не говорит о его возращении к себе в хижину, и Ген этим пользуется. Он залезает под одеяло и мысленно обещает себе, что это последний раз. Завтра он уйдет.       - Погоди, - голос Сенку заставляет Гена вздрогнуть, и сердце тут же начинает колотиться как сумасшедшее. Ну, было глупо надеятся… - Слишком холодно. На пол нужно положить шкуры.       Ген недоуменно хлопает глазами, прижимая руку к груди. Шкуры? Положить? Его не выгоняют?       - Под футон нужно положить шкуры, - повторяет Сенку и показательно закатывает глаза. – И ты еще мне вчера доказывал, что вся эта дрянь вышла из твоего организма.       - Прости Сенку-чан, но ты внезапен, как гроза в декабре, - бормочет Асагири, покидая гостеприимные объятия одеяла, и провожая прошедшего в угол обсерватории ученого, взглядом. – Однако, твоя правда. Утеплиться бы не помешало.       - Ты не замерз сегодня? – кряхтя, спрашивает его Сенку, с трудом подтаскивая шкуру (медвежью?) к их условному спальному месту, и с облегчением бросая ее на пол. – Сегодня тоже было холодно.       - Да, Хром-чан говорил, что подмораживало, - рассеяно кивает Ген, занятый затаскиванием футона на мех. – И нет, не замерз. Видимо, меня грел свет науки.       Сенку, проснувшийся под развалившимся на нем менталистом, ничего не отвечает, лишь ухмыляется, и присоединяется к неравной битве с упрямой шкурой невинно убиенного зверя.       Спустя почти двадцать минут они признают обсерваторию пригодной для ночевки в условиях пониженной температуры – еще одна шкура повешена на дверь, из-под которой немилосердно дуло, а люк, ведущий наверх Ген аккуратно, но не сильно обивает куском бычьего пузыря – все равно Сенку завтра же полезет к своему любимому телескопу.       - Касеки сказал – будет холодать, - барабанит пальцами по подоконнику ученый, и решительно вешает на наскоро натяную веревку импровизированную занавеску. – Завтра займемся печкой.       - О, мне можно будет поучаствовать? – вскидывается Ген, соскучившийся за время своего вынужденного изгнания по активной деятельности. Сенку широко усмехается и кивает. – Это прекрасная новость!       - Ты обязан поучаствовать в создании того, что будет тебя греть. Это на сто миллионов процентов справедливо.       Ген, занятый развязыванием пояса, на секунду тормозит. Он не ослышался? Что будет его греть? Они соберут печку именно ему? А как же Сенку? Не собирается же он зимовать в продуваемой и неотапливаемой обсерватории?       Или же..?       Мысль о том, что ученый даже не рассматривает вариант его ухода из обсерватории, Ген не развивает – стягивает пояс, аккуратно складывает поверх хаори и кимоно, выскальзывает из мягких башмаков, и зябко передернув плечами, ныряет под одеяло.       - Не засиживайся, Сенку-чан, - скорее по привычке, чем в надежде на послушание, зовет Ген, но день полон сюрпризов. «И не собирался», бормочет Сенку и зажигает свечу. Электричество у них есть, а вот интеллектуального выключения света по хлопку ладони – нет. Поэтому система отхода ко сну многоступенчата – нужно зажечь свечу, отнести ее к спальному месту, пойти выключить свет, вернуться, лечь, потушить свечу.       Сенку щелкает выключателем, и обсерватория погружается с темноту, которую лишь немного разгоняет пламя свечи. Почему-то, вместе с погасшим светом словно становится на несколько градусов холоднее, и Ген ежится под одеялом. Ученый, уже успевший добраться до футона, замечает это.       - Холодно?       - Просто… зябко, - бормочет менталист, рассматривает сквозь ресницы недоверчиво нахмурившегося Ишигами, и внезапно решает кое в чем признаться. – Спасибо, что не выгнал меня к себе. Думаю, один я бы замерз.       Сенку, успевший залезть под одеяло, вздрагивает и снова переводит взгляд на Гена.       - С чего мне тебя выгонять? Ты… вообще можешь остаться тут.       Фитиль свечи тихо трещит, и это единственный звук, нарушающий тишину в помещении.       - Не… не стоит, Сенку-чан, - через силу выдавливает из себя Ген и пытается улыбнуться. – Думаю, что тебе нужно личное пространство, и…       - Наверху обсерватория, если ты не заметил, и мы живем в лесу. Личного пространства тут выше крыши.       - Но сейчас начнутся морозы, и ты не сможешь много времени проводить в обсерватории, а я не смогу все время проводить в лесу!       - Ах, ну да, гораздо логичнее сидеть одному в хижине, - язвительно произносит Сенку, и задувает свечу. Темнота обрушивается так внезапно, что Ген вздрагивает от неожиданности и сильнее натягивает на себя одеяло. – Что за дурацкая привычка прятаться?       - К чему этот разговор, Сенку-чан? – дрогнувшим голосом спрашивает Ген. И вовсе он не прячется. А даже если и да… на то есть причина.       - Не я его начал. - Сенку шумно укладывается, ворочается, поправляет подушку – хотя обычно он просто падает на футон и засыпает. – Я всего лишь предложил. Хочешь подхватить воспаление легких и страдать в одиночестве – вперед, останавливать не буду.       - Ты не бросишь меня одного, - против воли улыбается Ген и Сенку лишь раздраженно выдыхает в ответ. – К тому же, никто не застрахован от болезни. Даже если я останусь здесь…       - Я прослежу за тобой.       - Сенку-чан, ты не можешь даже за собой проследить.       - Так, я понял – не хочешь, так не хочешь, - злится в конце концов Ишигами, и замирает под одеялом. – Уговаривать не…       - Я хочу.       Снова воцаряется тишина, которую Сенку в итоге прерывает протяжным вздохом.       - Какого черта, менталист?       - Просто…       - Если это попытки подстроиться под меня, то сообщаю в очередной раз – ты мне не мешаешь, ты меня не напрягаешь, ты меня не отвлекаешь, я вообще ничего не имею против твоего общества. И не заставляй меня это повторять!       Ген лежит, крепко зажмурив глаза, и дышит через раз. Он знает – Сенку говорит искренне, ничего из сказанного им не было ложью или простой вежливостью. Однако, слишком много всего для одного дня – ревнующий Сенку, заботящийся Сенку, беспокоящийся Сенку.       Сенку, Сенку, Сенку.       Господи, а он ведь когда-то считал Цукасу одержимым этим неизвестным ученым, посчитавшим для них дни, проведенные в каменном плену. Но это не Цукаса одержим, просто…       Сенку особенный.       А Ген – нет. Ну или уж точно – недостаточно особенный для кого-то вроде Сенку.       Ему не хочется баюкать и лелеять свое разбитое сердце, когда окажется, что вся забота, которой его окружает ученый, не равна тем чувствам, что испытывает сам Ген.       - Не знаю я, что ты там думаешь, но на стомилионнов процентов уверен, что ерунду какую-то. Хватит забивать себе голову, менталист. Есть что сказать – говори. Нет – спи. Нам завтра целую партию обогревателей делать, - голос Сенку, одновременно и недовольный, и чуточку обеспокоенный, лишает Гена способности здраво мыслить и сопротивляться собственным чувствам.       Ведь ничего страшного, если буквально на один вечер он пустит все на самотек, верно?       - Не знаю, о чем ты, Сенку-чан, а я просто думаю о том, что замерз, - шепчет Ген и садится. Стаскивает одеяло, и накидывает его на Сенку. – Думаю, под двумя одеялами нам будет теплее. Ты не против?       - Залезай быстрее, замерзнешь, - бормочет Сенку и без малейшего промедления двигается на футоне. Ген ныряет к нему, притирается всем телом, упирается лбом в чужое плечо и затихает. Сердце, разумеется, бьется как бешеное, и учитывая, как близко они находятся, Сенку наверняка это чувствует.       Пусть чувствует.       Возможно, это натолкнет ученого на некоторые мысли. Что забота не равна симпатии. Что можно ревновать друга, а не возлюбленного.       Что не стоит просить остаться человека, который в тебя влюблен.       - Я буквально чувствую, что ты снова обдумываешь какую-то ерунду.       Ген удивленно вздыхает куда-то в шею Сенку и поднимает лицо. Не видно ничего, но ему так морально проще – он привык разговаривать, глядя другу в глаза.       - Ты сегодня бьешь все рекорды по эмпатии, Сенку-чан.       - А ты сегодня бьешь все рекорды по молчанию в самый неподходящий момент.       - Что поделать, - смеется Ген, и прикрывает глаза. – Считай, что твои мечты о моем молчании исполнились.       - Не мечтал я ни о чем подобном, - бормочет сверху Сенку и неловко сжимает ладонью чужое плечо. – Живешь в какой-то своей параллельной вселенной. Не вздумай завтра пойти разбить себе нос, а потом убеждать меня, что это все потому, что я считал тебя… непривлекательным.       Ген вспыхивает, потом замирает, пытаясь расплести тревожный клубок сомнений, метаний и отрицаний в собственной душе. Он ведь правильно понимает Сенку? Это ведь не его больная фантазия вычленяет из речи ученого только то, что хочется? Он глубоко вздыхает, и вдруг…       Вдруг оказывается, что не только его сердце бьется как бешенное.       - Ты мне нравишься, Сенку-чан. Не как друг. Не как ученый. Не как человек, которым я восхищаюсь. Ты… нравишься мне… как парень.       В помещении повисает тишина, Ген зажмуривается до белых кругов перед глазами и чувствует, как сжимается чужая ладонь на его плече.       Еще он чувствует, как сердце в грудной клетке напротив бьется, словно испуганная птица, угодившая в силки.       - Ты мне тоже. В точности, как ты сказал.       Ген не плачет, хотя слезы и выступают у него на глазах.       - И что мы будем делать со всем этим, Сенку-чан?       -Спать. А завтра строить печь. Ты, судя по всему, не помнишь, но не холодно тебе исключительно потому, что ты третью ночь пытаешься задушить меня во сне.       - Что??? – шок от этого заявления так велик, что перебивает весь, возникнувший было, романтический настрой.       - Ага, ни стыда, ни совести, - ухмыляется Сенку, и эта его ухмылка, невидимая в темноте, явно чувствуется в голосе. – Прям боюсь не проснуться в один не особо прекрасный день, погребенный под твоим телом.       - Ты врешь, Сенку! – в ужасе бормочет Ген, и пытается отстраниться, уползти надругой конец футона, а видеале – на другой конец деревни. – Я… я бы…и я не настолько тяжелый!       - Я тоже так думал, - продолжает злорадно хихикать ученый, не позволяя, впрочем, вырваться из своих цепких рук. – Пока чуть не задохнулся вчера. Подумать только – такой костлявый, и такой тяжелый.       Ген понимает, что над ним откровенно издеваются, и утыкается пылающим лицом Сенку в грудь. Так вот почему он так хорошо высыпался и совершенно не мерз!       - Я должен был догадаться. Мне всегда лучше спалось с кем-то, чем одному, - смех Сенку резко обрывается и Ген чувствует совершенно низменное удовлетворение. – В детстве я постоянно залезал к родителям, а когда подрос, любил оставаться у дяди с тетей. У кузена была большая кровать…       - И как же ты жил, когда вырос, и не мог больше залезать под бок к кузену?       Вообще-то мог, крутиться на языке Гена. Юу всегда с пониманием относился к его странностям, и в особо тяжелые периоды разрешал ночевать у него.       Ген решает не вдаваться в такие подробности и не нервировать замершего и обиженно замолчавшего Сенку.       - Ну, напоминаю, что я был популярны… ай! – Сенку вдруг резко отдвигается и даже переворачивается на другой бок. – Ох, Сенку-чан, перестань! Я же шучу.       Сенку не реагирует, но когда Ген льнет к нему, обнимая руками за пояс, не отодвигается.       - Не шутишь.       - Могу перечислить всех партнеров, которые у меня были за всю жизнь, - хихикая, как влюбленный дурак, предлагает Ген. Восторг от детской ревности ученого наполняет его, словно пузырьки газа в содовой. Он не думает, что Сенку согласиться, потому что это как-то не…       - Перечисляй. До утра успеешь?       - Даже не знаю, радоваться ли мне, что ты такого высокого мнения обо мне, или нет, - бормочет Ген и подтягивается выше, что бы склониться над ухом Сенку. – Майа, Химавари, и Даниэль. Конец.       Сенку, напрягшийся от теплого дыхания, коснувшегося покрасневшего уха, не сразу осознает ответ. А когда осознает, недоверчиво поворачивается к менталисту.       - Трое?       - Пожалуйста, не представляй меня Дон Жуаном. Или путаной, - просит Ген, с улыбкой вглядываясь в удивленное лицо. В помещении по-прежнему темно, но глаза наконец привыкают, и становится возможно разглядеть очертания предметов. – Майа была моей девушкой в старшей школе. Химавари – после выпуска. Даниэль был членом моей команды и моим парнем весь последний год… последний год перед окменением.       - Вы… ты не пытался…       - Нет, Сенку-чан, я не пытался его искать. Мы расстались за три месяца до… того, как все это произошло. Даниэль уехал в Австралию. Шансы, что я его когда-нибудь найду – минимальны, не так ли?       Сенку не отвечает на вопрос, что-то молча обдумывая, накрыв ладонью обнимающую его руку. От него исходит ровное тепло, и Ген прижимается всем телом, лбом упираясь в чужое плечо. Его не смущают разговоры о бывших – он, в принципе, уже готов вывалить весь багаж своего прошлого на ученого, если потребуется.       - Но, если мы его все же найдем… Ты захочешь его оживить?       - Ну разумеется, - хмурится Ген и тут же торопливо поясняет. – Но Сенку-чан, я бы хотел оживить любого человека из своего прошлого. Даже Хироми-чан, которая в детском саду дразнила меня плаксой. Разве у тебя не так же?       - Нет у меня бывших, - невпопад отвечает Сенку, и довольно внезапно снова переворачивается, оказываясь нос к носу с Геном. – И я не так выразился. Если бы мы нашли этого парня, ты бы хотел оживить его, чтобы… ну…       - Чтобы снова встречаться с ним? – с замиранием сердца подсказывает Ген, и, дождавшись утвердительного кивка, нервно смеется. – Нет, Сенку-чан. До тех пор, пока у меня есть чувства к тебе, я не собираюсь встречатся с кем бы то ни было.И нам следует серьезно обсудить мой образ в твоих глазах.       Ученый не похож на неуверенного в себе подростка, поэтому подобное ревностное отношение ко всем, кто находится (или находился) в непосредственной близости с Геном, откровенно говоря, удивляет.       - Сенку - чан, я действительно…       - Дело не в тебе, а в том, что я ничего не понимаю в… отношениях, - выпаливает внезапно Сенку и поднимает голову, чтобы встретится с менталистом глазами. – Я… ты же, ну, любил его?       - Ты совершенно верно выбрал прошлое время, - мягко отвечает Ген и легко гладит ученого по щеке. – Но я не любил его. Даниэль мне нравился – очень нравился! – но мы расстались, потому что у нас были разные планы на будущее. И я был действительно расстроен, что наши пути разошлись. Но время лечит. И перед окаменением мое сердце было совершенно свободно. А вот уже после… его похитил один неизвестный мне человек, который умудрился высчитать количество прошедших лет.       - Говоришь так, словно в..влюбился в меня еще до нашей встречи, - Ген хихикает, но оценивает тот факт, что Сенку смог произнести слово «влюбился».       - Я влюбился в невероятного человека, которого даже не знал, это так. Но обычные люди часто влюбляются в объекты свого восхищения. Сомневаюсь, что ты понимаешь, о чем я, - Сенку фыркает, и хотя лицо у него максимально задумчивое, ответ буквально светится у него на лбу. – К чему я это: мои чувства к неизвестному парню и мои чувства к тебе, Сенку – это две абсолютно разные величины. Пусть даже вы – один и тот же человек.       - Ты невыносимо сложный, болтолог.       - Разве тебе не это во мне нравится? – улыбается Ген, умышленно сворачивая обратно на скользкую дорожку обсуждения их чувств друг к другу. Сенку задумчиво хмыкает и ложиться на спину, закинув руки за голову. Поза, созданная для того, чтобы другой человек мог с удобством расположиться под боком. Ген не отказывает себе в этом удовольствии – придвигается ближе, но вот голову на чужом плече укладывает специально медленно, давая возможность возмутиться в случае превышения лимита физических контактов.       - Возможно.       - Возможно?       - Я не уверен, что мне нравится в тебе конкретно это, - задумчиво произносит Сенку, абсолютно не протестуя против непосредственной близости Гена. – Человек – это набор психологических свойств, на которых основываются его поступки, имеющие значение для общества…       - Это больше похоже на определение личности, - вопросительно вскидывается Ген, и Сенку согласно кивает, глядя чуть насмешливо.       - Человек должен быть личностью.       - Прости, забыл про твои высокие идеалы, Сенку-чан.       - Твоя личность мне нравится, - невозмутимо продолжает Сенку, и тут же вздрагивает от ощутимого щипка в районе ребер. – За что?       - Не говори таких вещей так внезапно! – возмущается Ген и утыкается пылающим лицом в чужое плечо. Ему совершенно нелогично стыдно, а еще очень, очень приятно осознавать, что Сенку он нравится не за смазливую мордашку (словно такое вообще возможно), а за личность. – Мне нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что ты умеешь говорить о чувствах.       - Монстром меня каким-то выставляешь.       - Сказал человек, собирающийся до утра слушать, как я перечисляю список всех своих бывших.       - Элементарный сбор данных об интересующем меня экземпляре.       - Еще раз назовешь меня экземпляром, и я укушу тебя, Сенку-чан.       - Это должно меня испугать? – искренне удивляется Ишигами. – Ну, не испугало. Если верить фильмам и книгам, в романтическом контексте это должно быть приятно. Приступай.       Ген вспыхивает и зажмурившись, лишь сильнее утыкается лицом в чужое плечо.       - Пожалуйста, Сенку-чан. Мне правда нужно привыкнуть к… новому формату наших отношений.       - Черт, - Ген чувствует, как ученый слегка дергает плечом. – Извини, болтолог. Привык как-то, что тебе несвойственно смущение.       - Да как-то все момента не было показать эту сторону себя, - неловко отшучивается Асагири. Я и не планировал, думает он. И я не понимаю, как мне в этой ситуации быть.       - Интересно.       - А? – от неожиданности Ген поднимает голову, и натыкается на серьезный взгляд устремленный на него. – Что интересного?       - Как много сторон себя ты мне не показывал?       - Тебе – гораздо меньше, чем остальным.       - Показывал меньше, чем остальным, или…       - Кто задает дурацкие вопросы, получает дурацкие ответы, - усмехается Ген, услышав фырканье Сенку. - С тобой я скрывал меньше всего сторон своей личности.       - Я польщен.       - Врешь.       - Нет, - Сенку отрицательно качает головой, и Ген чувствует это движение. – Мне действительно льстит, что менталист показал мне больше себя, чем остальным.       - Мы ведь уже говорили о том, что тебе стоит повременить с подобными словами, верно? – шепчет Асагири, потому что сердце буквально заходится, но не только из-за произнесенных слов но и потому, что ладонью, лежащей на груди Сенку он чувствует – не только он так взволнован, не только он переполнен чувствами. – Но здесь тебе стоит благодарить исключительно себя, Сенку.       - Чего?       - Если бы ты не был таким удивительным, я бы не стал так сильно открыться перед тобой.       - Предлагаю все же подождать с восторженными речами в адрес друг друга, - бормочет Сенку, и Ген удивленно приподнимается на локте. – Это действительно… смущает.       - Ох, прости, господин ученый, я просто привык как-то, что тебе несвойственно смущение.       - Ну и ты и язва.       - Но я тебе нравлюсь.       - Но ты мне нравишься.       Ген снова устраивает голову на чужом плече и закрывает глаза. Когда-то давно, впервые выйдя на сцену и получив свои первые аплодисменты, он думал, что уже никогда не будет столь счастлив. Но сейчас, прижимаясь к человеку, в которого он влюблен, - влюблен взаимно! –Ген понимает, что был абсолютно, совершенно не прав.       Счастливее, чем с Сенку, он не будет никогда.