Аллергия

      Когда Гену исполняется пять, мать решает искупать сынишку в ванной с добавлением лечебных трав.       Так они узнают, что у Гена аллергия на чабрец.       Жизнь ему это не портит – пока он был ребенком, мать ревностно следила за составами, отбраковывая все, что внушало ей хоть малейшее подозрение. Выпорхнув из родительского гнезда, Ген открывает для себя антигистаминные. Лекарства работают на ура, и он просто привыкает покупать новую пачку каждый раз, когда заходит в аптеку. Таблетки лежат везде – дома, на работе, в карманах пальто, в машине, в машине менеджера, в карманах пальто менеджера.       Если бы не чаи (в которые очень часто добавляли смеси трав, содержащие и чабрец) Ген, скорее всего, вообще забыл бы, что у него есть аллергия.              К сожалению, в каменном веке антигистраминных не было.       Ген понимает это, когда видит аллергическую реакцию Сенку на лак. Он открывает было рот, чтобы сообщить, мол, кстати о птичках Сенку-чан, сделай что-нибудь от аллергии. А то я могу слегка умереть, если случайно зажую чабреца вместе с каким-нибудь корнеплодом.       Но момент уходит, Гена кто-то зовет, он убегает и почему-то на перифирии сознания у него откладывается мысль, что он успел предупредить Сенку, а значит, все хорошо.       ***       - И это ты тот человек, который постоянно упрекает меня в отлынивании от работы, - громко жалуется Ген, затаскивая в обсерваторию Сенку понадобившийся ему за каким-то хреном ящик медной лески. – А сам сидишь тут со своими пробирками, коварный Сенку-чан.       - Я думаю! – машет в сторону стола ученый, не отвлекаясь от записей. – А те, кто не умеют думать, помогают физически. Все честно.       - Спасибо за объяснения, - закатывает глаза Ген, и с грохотом опускает ящик на пол. Выпрямляется, потирая ноющую поясницу, и пытается отдышатся – хоть и поздняя осень, и на улице холод несусветный - во рту пустыня. – Сенку-чаан, дай попить! Не дойду до колодца и паду смертью храбрых.       - Держи, - Сенку рассеянно отодвигает в его сторону пиалу, из которой, очевидно, пил сам. Ген аккуратно берет в руки хрупкое глиняное изделие и пытается абстрагироваться от мысли, что его губы будут прикасаться к тому же месту, что и губы…       Глупость какая, господи.       Ему же не 13 лет, чтобы волноваться из-за непрямого поцелуя с мальчиком, который нравится.       Мне 20 и я волнуюсь из-за непрямого поцелуя с мальчиком, который мне нравится, тоскливо думает про себя Ген и делает глоток. В нос тут же ударяет знакомый сладковатый запах, и он хмурится, пытаясь вспомнить, чем это пахнет. Делает еще один глоток, надеясь распробовать вкус, и…       Распробывает.       Пиала выпадает из разом ослабевших от паники пальцев.       - Се..сенку.       - Ну что опять, менталист? Я же ра… - нетерпеливо спрашивает Сенку, но голову от записей поднимает. И тут же вскакивает со стула, встретившись взглядом с перепуганным и побледневшим Геном. – Эй, что ты…       - У меня… - бормочет Ген, паникуя, его охватывает иррациональный страх, что дыхание уже начинает затрудняться. – У меня аллергия на чабрец. Си…сильная аллергия.       Глаза Сенку распахиваются. Он кидает быстрый взгляд на упавшую пиалу с разлившимся содержимым, потом на дрожащего менталиста, а потом резко подрывается к выходу.       Кажется, он что-то кому-то кричит, но Ген не слышит – немного занят тем, чтобы заставить собственные легкие протолкнуть хотя бы немного воздуха.       Ему кажется, что он буквально чувствует, как все сильнее опухает слизистая во рту, как сжимается гортань - и пытается сосредоточиться на одной-единственной мысли.       С ним Сенку. И он знает, что делать.       - Ген!       Асагири поднимает взгляд на подбежавшего ученого.       - Это отек Квинке? У тебя было такое?       Он кивает. Сенку чертыхается, сжимает зубы, несколько секунд невидяще смотрит в стену, а потом переводит взгляд на бледного, дрожащего Гена. Кладет руки ему на плечи и говорит, глядя в глаза:       - Сейчас ты прополощешь рот водой, чтобы смыть остатки аллергена. Потом ляжешь на пол и будешь дышать. Я послал Хрома к Лие. Скоро он будет.       И Гена чуть отпускает. Он по-прежнему дышит с хрипом, а слизистая во рту отвратительно чувствительная, но ему легче – гораздо легче – от осознания, что Сенку рядом.       Он полощет рот водой, потом с помощью ученого укладывается на его же футон. И дышит.       Лия – местная знахарка, она живет на другом конце деревни, но Хром быстрый, а значит, прибежит скоро.       О том, что у знахарки может просто не быть лекарства, он старается не думать.       - Какого хрена ты не сказал, что у тебя аллергия? – бесится внезапно Сенку и бьет кулаком в пол. – Из кучи ненужной информации, вываливаемой ежедневно на мою голову, ты умудрился не сказать что-то настолько важное!       - Прос…ти Сенку-чан, - виновато хрипит Ген, потому что, да, глупо с его стороны. – Ты бы…изобрел для меня анти… - он не успевает закончить, заходясь в удушающем сухом кашле. Его трясет, дышать все сложнее, от недостатка кислорода все плывет, и внезапно его охватывает паника. Ген тянет руку в сторону Сенку, просто чтобы схватиться за него, просто чтобы почувствовать, что тот рядом…       Пальцы слабо ударяются о деревянный пол.       - Сенку!       Ген вздрагивает, потому что кричит Хром, ему вторит Кохаку, а на фоне кто-то начинает громко плакать. Он с трудом приоткрывает глаза и почти стонет – эти идиоты догадались притащить с собой Суйку, которая заливается слезами, хоть и не понимает до конца, что происходит.       - Уведи..те Су….       - Лия сказала смешать это с водой, и дать ему выпить, - тараторит Хром, не обращая на слова Гена ровно никакого внимания, а потом вдруг буквально падает на колени рядом с футоном, и прижимает его к груди, как мать ребенка. Ген пытается возмутиться такой бесцеремонностью, но на самом деле ему от этих странных объятий внезапно становится спокойнее. Он слабо цепляется за жилетку Хрома, и делает мысленную заметку поблагодарить научника, когда все закончится. – Сенку, быстрее! Он же еле дышит!       - Ты просто… не знаешь, что такое отек К…квинке, - с трудом выдавливает из себя смешок Гин. – Нормаль…но я дышу, учитывая…       - Замолчи сейчас же, - шипит материализовавшийся откуда-то сбоку Сенку, и подносит к его лицу узкую колбу. – И пей, ну же.       Ген послушно открывает рот и пытается не захлебнуться горьковатой жидкостью, которую вливает в него Сенку. Хром понятливо придерживается его под затылок – и видит бог, Асагири просто максимально ему благодарен.       Где-то на периферии сознания мелькает (и тут же исчезает) мысль о том, какого это было бы – будь это Сенку.       Если бы это Сенку так аккуратно прижимал его к груди. Если бы это Сенку так заботливо придерживал его голову.       Глупости какие.       Подобной сентиментальной ерундой мог заниматься кто угодно, только не Сенку.       Так что все в порядке.       Ген тяжело сглатывает последнюю порцию лекарства и щурится, пытаясь нормально открыть глаза и дать понять окружающим, что все хорошо. Что пока что он жив.       - Как он? – громким и обеспокоенным шепотом спрашивает Кохаку. Ген чуть улыбается. – Лекарство подействовало?       - Еще рано, - резко отвечает Сенку, и что-то в его голосе заставляет улыбку на лице менталиста погаснуть.       Ишигами злится. Скорее всего на глупого Гена, не сообразившего сообщить про свою аллергию еще сто миллионов лет назад и не осложнять ему жизнь своими внезапными отеками.       - Из..вини, Сенку-ча…       - Я же сказал тебе молчать!       В лаборатории повисает тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипами Суйки.       Ген чувствует, как отек понемногу спадает, позволяя ему понемногу вдыхать воздух.       Отек спадает, зато иррациональное чувство обиды разрастается в груди с космической скоростью.       Он не хотел никого беспокоить. Он не хотел никого отвлекать от работы.       Вообще-то, он и аллергическую реакцию испытывать не хотел!       Неужели это так сложно понять?       Конечно же, нет. Это элементарно даже для дубины Хрома, а уж Сенку с его интеллектом вообще должен был понять все с полуслова.       Вместо того, чтобы беситься и злится на Гена.       Внезапно на него накатывает усталость и сонливость. Глаза окончательно закрываются, мысли путаются, и последнее, о чем он успевает подумать – что зря ругался на сонливость от антигистаминных в 21 веке.       А еще о том, что вопреки своим грубым словам, Сенку все же спас его.       ***       - Он что, без созна…       - Он уснул, - устало обрывает запаниковавшего было Хрома Сенку и тяжело садится на пол, спиной облокачиваясь о стену. – Даже в мое время у лекарств от аллергии был такой эффект. А здесь уж… кстати, а Лия говорила что-то про пропорции? Сколько вообще нужно было развести порошка?       - Одну четверть от того, что она дала, - сообщает Хром, продолжая удерживать Гена в руках. – Ой.       - Ой, - передразнивает его Кохаку, которая занята успокоением Суйки. – Очень своевременно. Сенку, а ты сколько развел?       - Все.       Секунду они молчат, а потом Кохаку осторожно уточняет:       - Ген вообще проснется после такой дозы? – и тут же жалеет о своем вопросе, потому что Сенку буквально передергивает. – Эм, мы с Суйкой сходим к Лие. Узнаем у нее, что к чему.       Сенку молча кивает и сверлит смущенного Хрома взглядом. Научник неуютно передергивает плечами, а потом вдруг спохватывается и аккуратно опускает спящего Гена на футон. Голова парня беспомощно запрокидывается и на лицо падает белая прядь, рассыпаясь тонкой серебристой вуалью. Хром дергается было – завести волосы назад, чтобы не мешались, но голос Сенку буквально вспарывает тишину обсерватории.       - Принеси мне его одеяло. Пожалуйста.       - Одеяло? – растерянно переспрашивает Хром и поднимает взгляд на Сенку. Тот непривычно бледен и зол, и это немного…странно. Научник привык видеть товарища всегда собранным, непоколебимым и уверенным в себе. – Зачем тебе одеяло Гена?       - Чтобы укрыться ночью, зачем же еще, - вздыхает Сенку и лохматит волосы правой рукой. – Осень на дворе, если не заметил.       - А, - соображает наконец Хром, и автоматически зеркалит жест друга, запутываясь пальцами в пряди волос. – Так это ж необязательно. Можно Гена к нему отнести, попросим Тайджу и…       - Нет, - отрезает Сенку и смотрит куда-то в пол. – Пусть остается здесь. Я буду приглядывать.       - Но ты же сказал, что он просто спит…       - На всякий. Случай.       Хром умолкает, потому что голос Сенку и его странное поведение заставляют волноваться за него чуть ли не сильнее, чем за спящего Гена. Он как раз обдумывает, как бы спросить у ученого, все ли нормально, как дверь открывается, и снова заходят Кохаку с Суйкой. Сенку тут же вскидывается им навстречу.       - Нормально все, - опережает все вопросы Кохаку, поднимая руки в успокаивающем жесте. – Мы встретили Лию на мосту, и она сказала, что после такой дозы Ген продрыхнет минимум сутки. Будет просыпаться, конечно, но ненадолго. О, еще сказала, что нужно будет пить давать побольше, и укутатать во что-то теплое. Правда, я не поняла зачем.       - Чтобы лекарство побыстрее вышло, - бормочет Сенку и снова откидывается назад, устало опираясь спиной о стену. Прикрывает глаза. – Хром, одеяло. Я присмотрю за ним, а вы можете идти.       - Суйка может помочь, - дрожащим голосом предлагает девочка, не отходя, впрочем, от Кохаку. – Может присмотреть за господином Геном.       Сенку отрицательно мотает головой, не открывая глаз. Хром переглядывается с Кохаку и торопливо вскакивает на ноги.       - Принесу одеяло.       Едва за ним закрывается дверь, Кохаку поворачивается к Сенку.       - Заканчивай эти страдания.       - Я не страдаю, - раздраженно отзывается ученый, и поджимает губы. Кохаку насмешливо вздергивает бровь.       - С ним все хорошо. Лия сказала, что если настойка подействовала сразу, значит все будет хорошо.       - Без нее знаю, - бормочет Сенку, неохотно открывает глаза, и опираясь ладонями на колени, поднимается на ноги. – У него нормальное дыхание, - это слышно – значит, он не задыхается. Если б Хром вовремя сказал про дозу, болтолог бы уже шел на своих двоих к себе, вместо того, чтобы дрыхнуть на моем месте.       - Я могу забрать его, и он будет дрыхнуть на моем месте, - с откровенной насмешкой предлагает Кохаку. – Суйка присмотрит за ним, как и обещала.       Сенку кладет на стол пустую колбу – возможно, чуть более резко, чем нужно, и оборачивается к девушке, абсолютно ненатурально улыбаясь.       - Спасибо, но не стоит таскать его по холоду. К тому же, сомневаюсь, что ты будешь аккуратна, львица.       Кохаку громко фыркает, подхватывает Суйку на руки, и идет к двери. Останавливается уже на пороге и, обернувшись, спокойно говорит:       - Все хорошо, Сенку. Ты спас его.       И закрывает за собой дверь.       ***       Ген просыпается резко, словно от толчка, но сознание возвращается медленно, и он некоторое время просто лежит с закрытыми глазами. Потом правую руку начинает покалывать, и он слегка шевелится, пытаясь прогнать противное ощущение.       - Ген?       Голос Сенку раздается где-то поблизости, и это немного пугает, потому что… почему Ишигами с ним в одной комнате??       - Ген? – голос звучит более требовательно, а еще словно… испугано, и на Гена вдруг обрушиваются все воспоминания прошедшего…дня? Ночи? Какое сейчас вообще время суток?       - Сен..ку-чан? Сколько сейчас времени?       Сенку издает какой-то хриплый смешок, и Ген нечеловеческим усилием воли приоткрывает глаза. Веки словно налиты свинцом, окружающий мир немного плывет, но Ген все же замечает, что уже совсем темно. На столе догорает свеча, и Сенку, едва заметный в ее неверном свете, тоже словно расплывается.       - Час ночи.       - Глаза… не открываются, - жалуется Ген и жмурится. – Я как после наркоза.       - Я дал тебе лошадиную дозу допотопного антигистаминного. Чему ты удивляешься? – голос Сенку такой…мягкий, что Ген на секунду бросает свои попытки открыть глаза, и просто наслаждается тишиной. – Погоди, не засыпай. Тебе нужно попить.       Откуда-то сбоку раздаются шорохи, и Ген, глубоко вздохнув, снова открывает глаза.       Сенку внезапно оказывается так близко, что будь у менталиста силы, он бы отшатнулся от неожиданности.       Но сил нет, и Ген лишь вздрагивает от прикосновения холодного стекла стакана к губам. Жидкость проливается, он дергается, пытается приподняться и со смешком произносит:       - Сейчас мне очень не хватает Хрома.       Жидкость проливается снова, но теперь по вине дернувшейся руки Сенку. Ген закашливается, а потом с недоумением смотрит на друга.       Лучше бы не смотрел.       Сенку хмурится. Смотрит на Гена своими удивительно яркими глазами и стискивает челюсти.       Ген снова чувствует себя виноватым.       За всю эту ситуацию.       За все это лишнее беспокойство.       - Прости еще раз, Сенку-ча…       - Пей, - обрывает его Сенку, а потом довольно грубо приподнимает голову Гена свободной рукой.       Ген чувствует, как глаза начинает пощипывать, и торопливо глотает жидкость. Пытается отдышаться. Коситься в сторону ученого.       - Почему я здесь?       - А где тебе быть? – приподнимает бровь Сенку, убирая колбу на стол. – Ты уснул здесь.       - У Лии. У Кохаку. Она могла бы отнести меня, - бормочен Ген, пытаясь не сводить с ученого взгляд. – У себя, в конце концов. Тебе не обязательно отвлекаться.       Сенку дергается, словно от удара, и Гену хочется извиниться за эти слова.       Еще ему хочется, чтобы его элементарно пожалели. Погладили по голове. Подержали за руку. Сказали что-то ободряющее.       Ген горько улыбается.       - Я не отвлекаюсь. Ты просто спишь. В кои-то веки я провожу время в твоей компании в тишине.       Это обычное замечание, которое всегда приводит к их обычной перепалке. Но сейчас – сейчас! – Ген становится физически больно от этих слов. Он чувствует, как дрожат его губы, и прикусывает нижнюю. Пытается глубоко дышать носом, и отворачивается, закрывая глаза. Даже не пытаясь прикинуться спящим, просто уходя от дальнейших разговоров.       - Это отвратительно. Мне на сто миллионов процентов не нравится.       Ген закусывает губу еще сильнее, зажмуривается до белых пятен под веками и пытается сдержать истерический смешок.       Сенку – это нечто удивительное.       Сон обрушивается на него внезапно, словно тяжелое ватное одеяло из детства.       ***       Ген снова просыпается словно от толчка. В этот раз момента осознания где он, и что произошло приходит значительно быстрее. В обсерватории совсем темно, свеча уже не горит, и Ген щурит глаза, даже не пытаясь что-либо рассмотреть. Он слышит тихое глубокое дыхание сбоку от себя, и прекрасно понимает, что это значит.       Сенку спит рядом.       И у Гена оглушительно бьется сердце от одного этого осознания. Он пытается абстрагироваться, но эй, он живой человек. Рядом с которым спит тот, кто похитил его сердце еще до момента их знакомства.       От душевных терзаний неожиданно помогает вполне себе приземленное желание.       Желание срочно расстаться со всем выпитым за день.       Ген пытается аккуратно выпутаться из одеяла, но у него не получается – он запутывается сначала в собственной одежде, потом в самом одеяле, а потом неаккуратно соскальзывает с футона, с трудом сдерживая все те нецензурные слова, что так и пытаются вырваться у него изо рта.       - Что ты делаешь, болтолог?       Голос Сенку такой хриплый и сонный, что Гена словно продирает по хребту. Он наконец-то встает на ноги, игнорируя тот факт, что его немного штормит.       - Пытаюсь понять, всегда ли я был таким неуклюжим, или же это, цитирую: «допотоптые антигистаминные» виноваты?       - Ну, фокусы свои ты проворачиваешь довольно ловко, так что ответ очевиден, - фыркает Сенку, и чем-то шуршит в темноте. – Куда собрался?       - Ты влил в меня литр жидкости, - вздыхает Ген, упорно отказываясь называть слова своими именами. – Угадай с одного раза?       - О, это хорошо, - радуется чему-то Сенку, и внезапно обсерваторию озаряет ненадежный свет от свечи. Ученый ставит огарок на пол и взлохмачивает и без того растрепанные волосы. – Накинь пальто, и подожди меня.       Ген тут же впадает в панику.       - С-с-сенку, ты что, провожать меня собрался? Вот уж не стоит, я сам…       - Стесняешься что ли, болтолог?       - Считаю, что мы не настолько близки, - нервно смеется Ген, но пальто надевает, потому что да, вот конкретно это было хорошей идеей.       А вот все остальное – нет.       - Ты можешь упасть, - хмурится Сенку, поднимаясь на ноги. – Или уснешь там где-нибудь.        Ген снова смеется, на этот раз искренне.       - Ну, ты услышишь, если я упаду, не правда ли? Разрешаю придти мне на помощь в этом случае. А вот идти со мной не разрешаю.       Сенку что-то недовольно бурчит, но остается на месте.       На улице холодно, а еще Гена немного качает из стороны в сторону, поэтому со всеми делами приходится разбираться быстро. Вода в бочке рядом с обсерваторией ледяная, и Ген забирается по лестнице в твердой уверенности, что мокрые руки если не соскользнут, то примерзнут. Когда ни того, ни того не происходит, он вздыхает с облегчением.       - Я вернулся, и я жив-здоров, - сообщает он, закрывая за собой дверь, и оборачиваясь к Сенку. Ученый встречает его с кувшином воды – Нет, я больше не буду пить! Там холодно! У меня руки чуть не отмерзли, пока я их мыл.       - А на кой черт ты их в ледяной воде мыл, - хмурится Сенку, сидящий на краю футона. – Здесь есть вода комнатной температуры.       - Потому что не стоит пренебрегать правилами гигиены в каменном веке, - передразнивает Ген, сбрасывая пальто, и мечтая залезть под одеяло. – Ты, кстати, и говорил об этом.       - А, ну то есть, мыть руки перед сном и после лестницы ты не будешь, - широко ухмыляется Сенку, и Ген обреченно стонет, кляня себя за глупость и закатывая глаза.       - Но пить я не буду, - бубнит он, подставляя руки под довольно теплую воду. – И я не понимаю, чего ты добиваешься. Чая было всего ничего, нет нужды его из меня выводить.       - Я не чай пытаюсь вывести, а лекарство, - вздыхает Сенку, и потянувшись, достает какую-то тряпицу со стола. – На, вытри руки. Хром не сказал, сколько нужно разводить порошка. А я не сообразил спросить. В итоге, развел слишком много.       - Ну, со мной же все хорошо, - пожимает плечами Ген, и аккуратно вешает импровизированное полотенце на край стола. – К тому же, скорее всего это просто травы, не так ли?       - Болтолог, у тебя аллергия на чабрец. Это вроде как тоже «просто трава».       - Пить на ночь не буду, - категорично заявляет Ген, и ныряет под одеяло, подтягивая замершие ноги к груди. Ладони устраивает между колен. Его немного потряхивает, как всегда бывает когда заходишь с холода в тепло.       Ну, или когда ложишься в одну кровать с человеком, к которому у тебя сильнейшая симпатия.       Сенку громко зевает, и поворачивается к свече.       - Я гашу?       - Угу, - бурчит Ген в одеяло, потому что его вроде как опять клонит в сон. – Спасибо, Сенку-чан.       - Ммм, - неразборчиво тянет ученый и тушит свечу. Шуршит в темноте, устраиваясь поудобнее. Ворочается. Шумно дышит.       - Если ты хочешь что-то сказать, то сейчас самое время, - бормочет Ген, с трудом открывая слипающиеся глаза. Ничего не видно, но ему кажется, смежь он веки – и его тут же унесет Морфей. – Потому что я снова отключаюсь.       Сенку почему-то хрипло смеется, но когда начинает говорить, голос у него невеселый.       - Есть еще какие-то болезни, о которых я не знаю?       Ген медленно моргает и пытается собрать мозги в кучу.       - Нет. Только аллергия. Только на чабрец. – Сенку как-то тяжело выдыхает. – Прости. Я был уверен, что говорил тебе.       - Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что у Лии были травы?       - Мне повезло, что со мной был ты, - сонно бормочет Ген, но в следующую секунду сон слетает с него, потому что над ним внезапно нависает Сенку, и даже отсутствие света не мешает понять, что он зол. – Сен…       - Что, по-твоему, я мог сделать за те десять минут, когда ты собирался умереть от анафилактического шока у меня на глазах??       Ген вздрагивает, растерянно моргает, и зрение понемногу привыкает к полумраку. Лицо Сенку, нависшего над ним на вытянутых руках искажено гневом. А еще страхом и виной.       Ох.       Глупо было думать, что человек, делающий все ради восстановления человеческого рода сможет спокойно перенести почти-смерть одного из своих товарищей.       Ген протягивает руку и легко гладит Сенку по щеке.       - Прости.       Глаза Ишигами расширяются, он стискивает зубы и мотает головой, пытаясь уйти от прикосновения. Ген ему не позволяет – перекатывается на спину, и поднимает вторую руку, разглаживая складки на лбу. Скользит пальцами вниз, и аккуратно обхватывает чужое лицо.       - Я буду изо всех сил стараться прожить как можно дольше. Даже попытаюсь пережить тебя. Кто, в конце концов, будет таскать тебе чай и дурацкие лески для дурацких экспериментов?       - У меня не бывает дурацких экспериментов, - криво усмехается Сенку, а потом вдруг резко опускает голову Гену на грудь. – И только ты можешь назвать вольфрамовые нити дурацкими лесками.       - Я, и вся деревня, за исключением Хрома, - смеется Ген, и ему так легко сейчас, что он решает не думать о том, что Сенку может услышать барабанный стук его сердца. Вместо этого Ген укладывает одну руку ученому на плечи, а второй легко перебирает жесткие пряди. – И ты проводишь кучу дурацких экспериментов. А потом внезапно делаешь что-то фантастическое.       Сенку молчит, только дышит тихо ему в грудь. Его руки расслабленно лежат около Гена и сам он – до ужаса не тактильный, избегающий объятий и любой близости – на удивление спокойно принимает незатейливые ласки.       - Ты просто нечто, болтолог, - выдает он наконец, и Ген даже вздрагивает от неожиданности. – Чуть было не умер от аллергии, а сейчас лежишь и успокаиваешь меня. Хотя должно быть наоборот.       Последнюю фразу он произносит тихо и с такой горечью, что Ген зажмуривается и прижимает его за плечи еще ближе к себе.       - Это же моя работа, - шепчет Ген, и Сенку как-то подбирается весь от этих слов, словно хочет вырваться из хрупких недо-объятий.       Словно боится продолжения.       Боится услышать, что улаживать конфликты и поддерживать моральное состояние членов их маленького племени его работа, как менталиста.       Ген улыбается и шепчет еще тише:       - Поддерживать тебя, мой дорогой друг – самая главная моя работа.       Сенку замирает на секунду – буквально каменеет в его объятиях – а потом так отчаянно цепляется за чужие плечи, словно это может спасти ему жизнь. Ген склоняется к чужой макушке, мурлычет что-то, а потом проваливается в сон, как в черную дыру.       ***       - А где Ген? – поднимает кустистые брови дед Касеки. – Всю утро его высматриваю, а его нет.       - Он у Сенку, - звонко сообщает Суйка, в силу своих скромных возможностей помогающая ремесленнику. – Вчера у него случилась ал..але..алегия, но Сенку помог ему, и сейчас с господином Геном все хорошо.       - Ох, - встревожено выдыхает Касеки и щурится в направлении обсерватории. – Нужно будет навестить его. Хороший мальчик. Он мне нравится.       - И Суйке тоже, - согласно кивает девочка, перебирая очередную партию природных ископаемых, притащенных неутомимых Хромом.       - И особенно он нравится Сенку, - ехидно улыбается подошедшая Кохаку. Чуть позади нее плетется нагруженный научник. – Иначе наш гений не стал бы так с ним возиться.       - Сенку ко всем относится одинаково, - возмущается научник, высыпая перед Суйкой еще одну груду камней. – Вспомни, как он лечил Кинро!       - Ага, посыпал его этим белым порошком, и пнул для ускорения.       - Ладно, плохой был пример, - тут же соглашается Хром, и задумчиво чешет голову. – Но это не значит, что к фокуснику у него какое-то особенное отношение.       - Да, тот всего лишь лежит под его круглосуточным наблюдением в тепле, - веселится Кохаку. – Но, думаю Ген заслуживает этого. Особенного внимания Сенку, я имею ввиду.       - А? О чем это она? – недоуменно спрашивает у Касеки Хром. Тот лишь посмеивается в усы и зовет Суйку.       - Пойдем навестим Гена?       - Конечно! – подскакивает девочка, берет старика за руку, и они неспешно направляются к обсерватории.       - Странные все какие-то, – бормочет Хром, и переводит взгляд на кучу не рассортированных камней. – Эй, я что, работать один буду??       ***       Когда Ген просыпается, обсерваторию уже заливает солнечный свет. Он медленно моргает, глядя на входную дверь. В солнечном столпе танцуют пылинки, и Ген некоторое время просто наблюдает за ними. Откуда-то с улицы доносятся крики – в деревне давным-давно все на ногах. Наверное, и Сенку где-то там - в очередной раз придумывает, как из веток и птичьего помета соорудить атомную электростанцию. Ген хихикает себе под нос, переворачивается на спину, потягивается всем телом…       - Чего ты там с утра сме…       Ген от испуга и неожиданности замирает прямо с выгнутой спиной и закинутыми за голову руками. Сенку, восседающий на своем обычном месте за рабочим столом, замирает на полуслове тоже.       - Знаешь Сенку-чан, тяжело быть убедительным болтологом, когда заикаешься, - бормочет Ген, расслабляется, а потом неуклюже садиться на футоне. – Я был уверен, что ты где-то на улице. Голос из неоткуда добавил мне пару седых волос.       - Ты наполовину седой, - отмирает наконец Сенку, встряхивает головой и чешет ухо своим излюбленным жестом. – Я не слышал, что ты проснулся. Только когда ты начал чему-то ехидно подхихикивать…       - И вовсе не ехидно.       - …я понял, что ты проснулся.       - Это никак не отменяет того факта, что я испугался. И у меня не седые волосы! Просто белые. – возмущается Ген, поднимаясь на ноги. Сегодня вроде даже не мотает из стороны в сторону. Для чистоты эксперимента он легко трясет головой – и когда реальность не спешит пьяно расползаться, вздыхает с облегчением.       - Белые волосы – это седые волосы, - апатично сообщает ему Сенку, игнорируя гневный взгляд в свою сторону. – Кстати, я так до сих пор и не понял, почему это только у тебя был такой эффект.       - Ставить на себе опыты не дам, - невольно улыбается Ген, и подходит к столу ученого. – Пожертвуешь теплой воды, или выгонишь на улицу, умываться из бочки?       Сенку фыркает, всем своим видом показывая, как дорога ему эта вода и какое одолжение он делает Гену.       - Делаю это исключительно для того, чтобы не лечить потом тебя от воспаления легких.       Ген лишь ухмыляется, и наклоняется над неглубокой глиняной емкостью, которая служит ученому то ли подносом, то ли, собственно, раковиной. На сложенные лодочкой ладони льется вода – далеко не теплая, но если сравнивать с бочковой, то почти обжигающе-горячая.       - Чего волосы не убираешь? – спрашивает внезапно Сенку, и Ген, моргая, поднимает к нему мокрое лицо. – Ну, в смысле, это… Забудь, короче.       Ген фыркает и зачесывает длинную белую прядь назад. Прямые мягкие волосы тут же соскальзывают обратно на лицо.       - Это была наглядная демонстрация, почему я не убираю волосы. Раньше для этого у меня был ободок.       - Попроси у девушек в деревне заколку, - бубнит невнятно Сенку и отводит глаза. Ген заинтересовано смотрит на угрюмого ученого и внезапно у него мелькает дурацкая, но оттого не менее забавная идея. Он наклоняется чуть ближе к парню, складывает ладони лодочкой и вкрадчиво предлагает:       - Ты можешь придержать их, пока я умываюсь.       Сенку дергается и резко переводит взгляд на смеющегося Гена. Почти незаметно розовеет на скулах, но все равно умудряется сделать максимально независимое и незаинтересованное лицо перед тем, как переложить кувшин в правую руку, а левой завести длинные пряди за ухо.       Ген понимает, что идея была плохая, когда теплые пальцы прикасаются к уху и остаются там, задевая хрящик. Он закусывает губу и почти вздрагивает, когда в ладони льется вода. Торопливо умывается, и отфыркиваясь от щекотно стекающих капель, немного нервно улыбается.       - Спасибо за помощь Сенку-чан. И чтобы я без тебя делал?       - Страдал, - закатывает глаза ученый, но руку, к величайшему смятению Гена, не убирает. Ставит кувшин на стол, и достает откуда-то сложенную холстину. – На, вытирайся.       Ткань жесткая, но чистая, неуловимо пахнет какими-то травами – не чабрецом – и Ген аккуратно промакивает ей лицо. Уже когда он отнимает импровизированное полотенце от покрасневших щек, Сенку наконец убирает руку.       И в ту же секунду распахивается дверь обсерватории, заставляя их обоих вздрогнуть.       - Господин Ген!       - Суйка! – искренне радуется девочке Асагири. – Дед Касеки!       - Решил проведать своего лучшего помощника, - улыбается ремесленник, не спеша закрывая за собой дверь. – Суйка сказала, что ты приболел.       - Ну, это громко сказано, - смущенно смеется Ген, и чувствует, как заполошно бьется сердце от осознания, что за него волнуются. – Скорее, пострадал по собственной глупости.       - С кем не бывает, - добродушно кивает Касеки. – В любом случае, возвращайся в строй поскорее. Без твоих бесконечных попыток отлынивать от работы как-то скучно.       Сенку громко фыркает и Ген смеется, чувствуя, как щеки заливает румянец какой-то совершенно несвойственной ему нежности к этому странному, одержимому собственным делом, старику.       - Суйке тоже скучно без господина Гена, - застенчиво сообщает девочка, Ген переводит на нее взгляд, и только сейчас замечает, что она держит в руках цветочный венок. Он не пестрый, потому что почти уже все отцвело, но эти последние стойкие солдатики горят ярче своих летних сородичей. Суйка протягивает венок ему. – Мы с дедом Касеки собрали цветы по пути сюда, и Суйка сплела венок, как меня учил господин Ген. Чтобы вам было веселее.       Ген чувствует, как у него перехватывает горло. Это очень похоже на анафилактический шок – и ему почти так же страшно, как когда он задыхался от нехватки воздуха. Он опускается перед девочкой на колени, и та догадливо опускает венок ему на голову.        - Спасибо, Суйка,- шепчет Ген, и легко пожимает маленькую ручку. Девочка обхватывает его второй ладошкой, и даже арбузная маска не способна скрыть того, что Суйка улыбается.       - Поправляйтесь скорее!       Дед Касеки понятливо улыбается, и зовет девочку. Они машут на прощание и уходят, оставляя Гена с цветочным венком на голове, комом в горле и наворачивающимися слезами на глазах.       - Понимаешь теперь, как я себя чувствовал, когда вы мне обсерваторию подарили? – с мягким смешком в голосе спрашивает неслышно подошедший Сенку. – Может, перестанешь теперь постоянно что-то там надумывать, и поймешь, насколько ты для всех ценен?       - Ох, иди к черту, Сенку – чан, - неловко смеется Ген, и жалеет, что не успел надеть свое фиолетовое хаори, в широких рукавах которого было так удобно прятать лицо. – Ты думал, мы тебя Цукасе выдать хотим.       - А ты постоянно ноешь, что от тебя толку нет.       - Вот и не правда. Я очень ценное приобретение для деревни.       - Очень, - абсолютно серьезно соглашается Сенку, и Ген, только-только вернувший себе душевное спокойствие благодаря их короткой перепалке, обреченно стонет и закрывает лицо руками.       Это невозможно.       Этот человек невозможен.       И чувства Гена к нему тоже – невозможны.       - Ты же не собрался плакать, правда? – с подозрением и легкой паникой в голосе спрашивает Сенку. – Если собрался, скажи – я лучше пойду еще пару батарей сварганю.       - Поддержки от тебя никакой, - всхлипывает со смешком Ген, не отнимая руки от лица. На самом деле он очень хочет, чтобы ученый ушел, чтобы не видел его в таком состоянии, потому что менталисту не по себе – он не может вспомнить, когда последний раз был столь откровенен перед кем-то в своих эмоциях.       - Могу позвать Хрома.       Голос Сенку настолько… нарочито равнодушный, что Ген, который даже в состоянии полнейшего душевного раздрая буквально на физическом уровне реагирует на каждую незнакомую интонацию ученого, удивленно отнимает руки от лица. Ишигами равнодушно смотрит куда-то в сторону окна, но вся его поза – напряженная, с вытянутыми руками и сжатыми в кулак ладонями говорит сама за себя.       Ген моргает. Он старается сильно не анализировать то, что видит (как и старается абстрагироваться от того, что было ночью), а еще ему очень страшно, что он принимает желаемое за действительное, но делать что-то нужно, потому что такой отчужденный Сенку – это что-то похуже разъяренного Цукасы.       И он делает то, на что никогда не пошел бы ради самого себя и своих собственных чувств. Потому что в системе ценностей Асагири Гена моральное состояние Сенку занимает место в тройке лидеров (сразу за желанием выжить, и желанием его поцеловать).       Менталист поправляет венок, и одним плавным движением оказывается рядом с Сенку. Делает глубокий вдох и легко прижимается к ученому, ни к чему не обязывая. Шепчет:       - Ты не настолько запущенный случай. Можешь просто обнять меня в качестве поддержки, - и тихо смеется чужой реакции. Сенку растерянно стоит на месте – не отталкивая, но и не отвечая. – Перспектива объятий с Хромом пугает меня.       И почему-то именно эта фраза выводит Сенку из ступора. Он выдыхает и медленно, неуверенно приобнимает Гена за спину. Менталист кладет голову ему на плечо и сам оборачивает руки вокруг чужой талии.       Они стоят так некоторое время – в тишине, пригретые скудным осенним солнцем.       Впервые за последние 3000 с лишним лет у Гена спокойно на душе.       ***       Чуть позднее их навещает парочка неразлучников – Тайджу и Юзуриха. Сенку как раз дорисовывает какой-то план, а Ген честно старается не уснуть (и у него большие успехи на этом поприще – он бодрствует уже больше пяти часов).       - Выглядишь бодрячком, - заявляет Тайджу, оглядывая менталиста с ног до головы. – И венок миленький.       - Суйка подарила, - улыбается Ген, ловя себя на чуть хвастливых интонациях. Неисповедимы твои пути, Господи. Вот он радуется очередному контракту с телевизионным шоу, а вот пять часов сидит с венком на голове, который специально для него сплел ребенок.       - Я принесла сменную одежду, - Юзуриха, умница каких поискать, подходит к футону, и передает Гену стопку аккуратно сложенной одежды. – Чтобы не пришлось идти в деревню. Вечером будут костры.       Кострами они называют местные бани – жестяные бочки, поставленные на огонь. До джакузи далеко, зато вода горячая.       - Куда ему, - хмурится Сенку, обернувшись на стуле. – Чтобы уснул прям в бочке?       - Эй, я уже в норме, - возмущается Ген, прижимая к себе одежду. – Мы в свободном мире, ты не можешь запретить мне купаться, Сенку-чан.       - Мы в каменном веке, о каком свободном мире речь?       - Да ладно тебе, Сенку, мы присмотрим за ним, - громко заявляет Тайджу, подходит к ученому, и бьет его по плечу. Ген аж вздрагивает. Сенку, впрочем, тоже. – Ты же сам говорил – главное, гигиена.       - И вы все решили мне это теперь постоянно напоминать, да? – бормочет Сенку, и отворачивается обратно к чертежам.       - Что нового на западном фронте? – спрашивает Ген у Юзурихи, потому что он вообще-то привык быть в гуще событий, и сейчас, будучи словно под домашним арестом, страдает от отсутствия сплетен.       - Без перемен, - в тон ему отвечает девушка, и они улыбаются друг другу.       - Кстати, Гинро сегодня… - вклинивается в разговор Тайджу, и начинает рассказывать о всех событиях, произошедших в их маленькой общине за время вынужденного отсутствия Гена. Юзуриха иногда дополняет эмоциональный рассказ, иногда просто кивает, Сенку то и дело просит друга убавить громкость, а потом внезапно начинает говорить что-то на научном, и ни один из них троих его не понимает.       Ген смеется до слез, а когда чувствует, что его начинает одолевать сонливость, держится изо всех сил. Сон в итоге побеждает, и последнее, что он слышит, это взволнованный голос Юзурихи: «держи его скорей, иначе ударится…» и дальше лишь темнота.       ***       Когда он открывает глаза, в обсерватории уже включен электрический свет. Ген щурится и неуклюже поворачивает голову, чтобы посмотреть в окно – на улице уже ночь.       - Затылок не болит? – спрашивает откуда-то сбоку Сенку, и это уже не пугает, сейчас это даже как-то привычно.       Два дня, с горечью думает Ген, и поворачивается на бок, чтобы почти нос к носу столкнуться с ученым. Мне хватило двух дней, чтобы привыкнуть к его постоянному вниманию.       - Я почти уверен, что кто-то меня поймал.       Сенку лежит на боку и тоже щурится. Выглядит он так, словно дремал.       - Угадай с одного раза, кто.       - Ты, конечно, мой спаситель, Сенку-чан, - улыбается Ген, хотя понимает, что ступает на тонкий лед. – Но поймал меня Тайджу, так?       - У парня реакция раз в десять лучше, чем у меня, - показательно равнодушно пожимает плечами Сенку и зевает. Ген тоже – не зевнуть в ответ выше его сил – и спрашивает:       - Ты спал? При включенном свете?       - Задремал, - признается Сенку. – Вообще-то, просто прилег, потому что спина заболела. Ну и…       - Ты не железный, ну кто бы мог подумать? – притворно удивляется Ген, хихикает при виде закатывающего глаза ученого, и вдруг замирает, пораженный осознанием, что… - о нет. Я проспал костры.       - Ты не проснулся, когда я уходил, и ты не проснулся, когда я вернулся. Суйка сказала, что ты дрых без задних ног.       - Суйка?- озадаченно переспрашивает Ген. Сенку фыркает.       - Она приглядывала за тобой, пока меня не было.       - Да что б со мной случилось-то? – бубнит в одеяло Ген, действительно расстроенный пропущенными банными процедурами. Судя по всему, страдание написано на его лице большими буквами, потому что Сенку глубоко вздыхает.       - Я попросил оставить одну - ближайшую к нам - бочку с горячей водой. Десять минут назад заглядывал Кинро, сказал, что погасил костер под ней. Если поторопишься, то теплая вода…       Ген резко садится на футоне. Потом так же резко наклоняется к Сенку, и целует его щеку.       - Ты просто чудо, Сенку-чан, - получается слишком нежно, и Ген просто надеется, что ученый этого не заметит.       Но все равно из обсерватории он убегает с космической скоростью, едва успев прихватить оставленное Юдзурихой белье.       ***       Вода в бочке теплая, но вот воздух уже обжигающе холодный. Дед Касеки говорил, что к концу месяца нужно будет перебираться в помещения, иначе люди начнут заболевать.       Ген скидывает одежду и опускается в воду с головой. Благослови господь Сенку, создавшего мыло.       Благослови господь Сенку просто за то, что он есть.       Не стоит думать об этом сейчас. Ген планирует до конца оклематься от своей «сонной» болезни, вернуться в строй, ну потом, недельки через две, вволю настрадаться.       Потому что то, что сейчас происходит… не должно происходить. Ген опасно близко подобрался к границе дозволенного – и прямо сейчас он ходит по краю.       Ему не стоит спать в одной кровати с Сенку.       Нет, не так – ему не стоит привыкать спать в одной кровати с Сенку.       Ему не стоит привыкать к тому, что ученого можно обнять, когда он расстроен или не уверен.       Ему – абсолютно, блять, точно – не стоит в качестве благодарности целовать Сенку.       Ген яростно мылит волосы и пытается абстрагироваться.       Через две недели. Он начнет страдать на эту тему через две недели.              В обсерваторию он залетает примерно на той же скорости, что и убегал из нее. От холода зуб на зуб не попадает, и закрыть дверь на щеколду получается только со второго раза.       - И стоило оно того? – сонно интересуется Сенку, закутанный по уши в одеяло. Ген кидает на него завистливый взгляд, быстро пересекает комнату, чтобы помыть руки и срочно закутаться самому.       - Все было прекрасно, пока не пришла пора вылезать, - жалуется он, растирая замершие и покрасневшие пальцы. Кидает полотенце на спинку стула и идет к выключателю. – Я гашу свет, Сенку?       - Угу.       Комната погружается в темноту. Ген стоит не шевелясь пару секунд, ждет, пока глаза приспособятся. По шее стекает холодная капля, и он едва не взвизгивает. Снова хватает полотенце, и набросив на голову, медленно и аккуратно идет к футону.       - Только не вздумай упасть и сломать себе чего-нибудь, - приглушенно бубнит Сенку, и Ген улыбается. – Максимум, что я смогу предложить тебе – лубок. А это весьма сомнительное приспособление.       - Раньше вроде им и лечили.       - Ага, и рожали раньше все дома. Привести статистику смертности?       - Люблю тебя за твой оптимизм, Сенку-чан, - хихикает Ген, и опускается, наконец, на футон. А вот и одеяло - скорее укрыться им до самого носа. Он так рад теплу, что не сразу замечает звенящую тишину, повисшую в обсерватории сразу после того, как он сказал, что…       Да что ж за блять.       - Как друга. Разумеется, я люблю тебя как друга. Не обольщайся, Сенку-чан, - торопливо бормочет Ген и трусливо радуется темноте. Он не уверен, но по ощущениям у него горят не только скулы, но и уши.       - Больно много чести, - бормочет в ответ Сенку откуда-то из глубин собственного одеяла. – Спи лучше, болтолог.       Это прекрасный совет, и Ген собирается последовать ему в точности.       ***       Сенку просыпается от резкого звука, донесшегося с улицы. Щурится в потолок – сероватый рассвет только-только заполняет помещение. А в деревне уже кто-то не спит.       Кто-то, кто Хром, усмехается про себя Сенку и думает, а не присоединится ли ему к неугомонному научнику? Правда, придется вылезти из-под теплого одеяла…       И оставить Гена одного.       Сенку решает остановиться на варианте с одеялом. При чем тут вообще менталист?       Тот, кстати, спит праведным сном младенца. Ближе к утру, когда становится особенно холодно, он, закутанный в одеяло, обычно подкатывается к Сенку под бок.       В самую первую ночь, когда ученый вздрагивал и просыпался от каждого шороха, будучи в твердой уверенности, что Ген с минуты на минуту перестанет дышать если не от его халатности, то от вновь активировавшейся аллергии, он даже позволил себе на редкость глупую и нелогичную выходку.       Когда менталист вдруг оказался у него под боком (живой, спокойно и глубоко дышащий, с абсолютно расслабленным выражением лица и чуть приоткрытыми губами) Сенку придвинулся к нему еще ближе и обнял.       Молился, чтобы Ген не проснулся.       Молился, чтобы с ним больше ничего не случилось.       Молилтся, чтобы все произошло так, как Ген сказал ему вечером - чтобы тот пережил, его, Сенку.       По правде говоря, все его молитвы больше похожи на претензии к несуществующему богу, но Бьякуя всегда говорил, что люди могут молиться так, как им вздумается.       Сенку моргает и чуть улыбается при мысли об отце.       Интересно, Бьякуя бы понравился Гену?       Скорее всего, да.       Менталисту нравятся простые, веселые люди. Он с удовольствием проводит время с Тайджу, Юзурихой, Кохаку, Юкио. К Касеки и Суйке у него совершенно особенное отношение - как к семье.       А к нему?       Сенку иногда задумывается - а что привлекает Гена в нем самом? Осознание выгоды? Его ум? Чувство родства людей, знающих мир до?       Менталист не скупится на комплименты, но Сенку зачастую не принимает их всерьез.       Боится принимать их всерьез.       Потому что, у него всегда были некоторые проблемы с пониманием мотивов людей.       Некоторые проблемы с пониманием людей.       Ген же со своей стороны усложняет задачу как может. Он - то словно открытая книга (его глаза, выражение его лица в момент, когда зажглись огни на дереве в рождество – все это преследует Сенку во снах до сих пор), то непробиваемая стена, которую не обойти. Он может улыбаться и смотреть так, что у Сенку замирает сердце и он может улыбаться и смотреть так, что у Сенку замирает сердце. И это отнюдь не равноценные состояния.       Менталист словно чувствует, что стал предметом глубоких (и довольно безрадостных) дум. Он каким-то чудом выпутывается из своего одеяла и окончательно скатывается Сенку под бок. Настолько близко, что утыкается лбом ученому в грудь.       Сенку с трудом сдерживает хриплый смешок. У Асагири какая-то профессиональная деформация – он даже во сне не может позволить другу грустить.       - Что мне делать? – беззвучно шепчет Сенку. Он не знает, кому задает вопрос – самому себе, Гену, или Бьякуе, по которому отчаянно скучает.       Сам он ответа не знает.       Бьякуя сделал все, что мог - и даже больше, - чтобы облегчить жизнь своему сыну. Единственное, до чего он не догадался – подсказать, что делать, когда влюбляешься в кого-то.       Ген безусловно мог бы ответить на этот вопрос.       Сенку боится спрашивать его.       Он аккуратно накидывает на Асагири свое одеяло, потому что воздух в обсерватории по настоящему холодный, и скоро нужно будет что-то с этим делать, иначе спать будет невозможно. Хотя они и не спят в самой обсерватории, но помещение под ней, которое служит и кабинетом, и комнатой, не сильно выигрывает по теплоте.       Ген доверчиво жмется к нему всем телом – такой теплый и мягкий (что нелогично, потому что в нем всего ничего веса, одни кости), что Сенку позволяет себе сдаться и приобнять его за плечи под одеялом. Черно-белые волосы, слабо пахнущие мылом, щекочут шею, и это что-то совершенно новое в жизни Сенку.       Тепло чужого, прижатого к своему, тела.       Звук сонного дыхания.       Чужой запах.       Сенку чувствует, что сердце бьется как сумасшедшее (пульс явно выше 100) и лежит в полной растерянности.       Это нечто удивительно.       Это нечто пугающее.