Предназначение злодейки

Где-то в Мироздании... Александрит, занявший место в самом углу восхитительной залы, устало потянулся. Излишний шум вокруг его весьма утомил — только недовольства Рубиниуса ему хватало поперек горла, так ещё и другие боги. Один пытался перекричать другого, кто-то даже посмел в таком священном месте достать оружие, угрожая своему противнику. Его усталые серые как грозовые тучи глаза прошлись по собравшимся богам, которые подобно псам сорвались с цепей. Александрит предпочел бы уединиться в своей маленькой эфемерной камере, разглядывая судьбы смертных, только бы не встречаться с этими величавыми богами. Его взгляд на некоторое время задержался на облачной воздушной софе и богине, что вальяжно разместилась на ней. Александрит чуть качнул головой и посмотрел в другой угол. — Может вы прекратите этот балаган? Серьезно, я устала от этого лая, — строгим голосом пропела Аметистирия, накручивая на пальчик лавандовые кудри и поедая виноград, выращенный в садах Эдема. Все тут же замолкли и обернулись к богине. Даже несмотря на ее грубые слова совсем никто не мог устоять перед ее завораживающей красотой. Даже Александрит, который будучи смертным признавал внешнюю красоту женщин ничтожной и ничего незначащей. Аметистирия была совсем не такой, какую ее представляли смертные. Она не была милой, нежной, добродушной. Скорее богиня напоминала стервозную барышню из высшего света. Немного невоспитанная, всегда говорящая то, что у нее на уме. Едва ли можно было понять, что она — богиня такого прекрасного и возвышенного чувства, как любовь. — Александрит, как так вышло, что твоя подопечная совсем не справляется со своими обязанностями? — раздражённо спросил у бога судьбы Изумрад. Глаза Александрита мгновенно поменяли свой цвет с нежно-голубого на яркий розовый. Он всмотрелся в пучину золотых нитей, среди которых так выразительно выделялась черная — их головная боль. — А кто сказал, что она не справляется? — его губы тронула ухмылка. — По-моему, она постепенно движется к победе. Правда медленно, но куда нам торопиться? Да и к тому же, она совершенно точно следует своей прежней тактике. Вам что-то не нравится? Несколько богов оскалились. — Какой прок от того, что я ради этого поселил душу чужемирки в это тело? — огрызнулся Алмазир, бог смерти. — Если моя работа окажется напрасной… — Прок есть. Может мне развязать тебе глаза, чтобы ты его увидел? — ядовито усмехнулся Александрит, играя бровями. Бог смерти стиснул зубы, отчего скулы онемели. На его глазах уже несколько тысячелетий завязана черная лента. Все из-за смертоносной силы его взора, способного принести разрушения. — Если ты это сделаешь, то апокалипсис наступит раньше положенного, и в этом будешь уже виновен ты, — оскалился Алмазир. Александрит лишь равнодушно хмыкнул. — Я бы предпочел, если она убила того Тьму-несущего. Так было бы легче, — встрял Рубиниус, почесывая свой величавый волевой подбородок. — Не думаю, что великий Создатель будет против. Все разочарованно вздохнули. Никто и не удивился. Что ещё может предложить бог войны? — Она никогда этого не сделает, — сказала Аметистирия, проглатывая очередной виноград. Все взгляды вновь устремились в ее сторону. — Ты что-то знаешь, Аметистирия? — спросил Джанталь, бог сновидений, поправляющий свои ярко-рыжие волосы. Богиня загадочно пожала плечами и отвела голубые глаза в сторону. А потом протянула, будто ленивая кошка: — Есть кое-что… занятное. Но мне не велено говорить. Александрит прав — не нужно торопить Судьбоносную. Она девочка умная и сама знает, что ей делать. Не будем мешать. Тем более мы с вами не можем вмешиваться в ее судьбу. — Почему? — хором спросили боги. — Потому что она избранная. Наравне с Одаренной, — пожала плечами богиня. — Не забывайте, чья душа в этом смертном теле. В зале стало невыносимо тихо после такого шума. Все боги склонили голову, будто в почтении. Один александрит не понял их переменчивости в настроении. — Оставляем все как есть? — поинтересовался наконец Джанталь. Все вновь начали бурно что-то обсуждать, пока не пришли к общему согласию. — А что говорит Сапфирум? Александрит, ты виделся с ним?— спросила Жемчина, богиня моря. И вновь его глаза поменяли цвет: теперь они стали темно-синими, почти сапфировыми. — Он говорит, что не нужно вмешиваться. Мы, итак, делаем всё возможное. Пора дать шанс Судьбоносной, — мрачно ответил бог судьбы. — То есть действуем так же, как и в прошлом. На этом и закончилось собрание богов. Все поспешили вернуться к своим обязанностям. Задержались только Александрит и Аметистирия. — Что же такое занятное произошло, что Сапфирум пока не хочет вещать об этом другим? — спросил бог судьбы. Аметистирия искоса посмотрела на него, отложила чашу с виноградом и поднялась с места. Покачивая бедрами, она начала приближаться к Александриту. — Поверь, я бы очень хотела поделиться, однако не могу нарушить запрет Создателя. Но не беспокойся, Алекс, однажды я расскажу тебе, — улыбнулась своими очаровательными устами Аметистирия. Белая материя скользила по ее нежной коже, очерчивая каждую линию прекрасного тела богини. Александрит печально улыбнулся, сверкая своими нежно-розовыми глазами, которые появляются лишь при встречах с богиней. Их отношения зашли уже слишком далеко, и многие из богов уже знали о их связи, но они все же предпочитали не показывать свои чувства при других. Лишенный любви человек, лишь став богом, наконец обрел свою единственную. — Богиня любви и семейного очага не желает вступать в брак. Как абсурдно, не наблюдаешь? — усмехнулся он, коснувшись лишь кончиком пальца ее щеки. Аметистирия печально улыбнулась, опуская свои нежные глаза. — Прости за мое упрямство, но я принципиальна. Пока все смертные наконец-то не смогут заключать браки по любви и собственному согласию, я сама не обяжу себя узами брака. Прости ещё раз, Алекс. Он знал, как долго мечтает об этом Аметистирия. И сейчас, наконец-то, подобное движение «свободы» начало активно распространяться. Сейчас около сорока процентов браков у смертных добровольны, а шестьдесят из них ещё и по любви. — Ничего, Аметистирия. У нас ещё вся вечность впереди, — улыбнулся Александрит, беря за руку возлюбленную. Та прикрыла веки, дрожа ресницами. — Да... Вечность... * * * Я спускалась по лестнице, внимательно вслушиваясь в музыку из гостевого зала, где собрались все мои родственники в честь такого знаменательного события, как день рождения Фредерика. Меня немного трясло от предстоящего представления. «Всё должно пройти гладко. Главное, чтоб голос не дрожал», — говорила я про себя, сжимая подол своего прелестного платья. — Сестра, вот и ты, — у лестницы меня ждал Себастьян. Он оценивающе оглядел мою тоненькую и маленькую фигуру, и на щеках проступил румянец. Мальчишка по-детски улыбнулся и протянул мне руку. — Прекрасно выглядишь. Тренировки ему шли на пользу: он становился крепче, сильнее. Рос достаточно быстро, так что едва ли новая одежда его держалась более двух месяцев. — Брат? Почему ты не с гостями? — спросила я, изящно вкладывая свои пальцы ему в ладонь. — Ждал тебя. Все равно там мне нечего делать среди этих стервятников, — фыркнул братец, ведя меня в гостевой зал. Полностью разделяла мнение Себастьяна. Весь этот показушный банкет забавы ради, чтоб развеять скуку. Присутствие на этом празднике моих дядюшек делало ситуацию более прескверной, чем она была до этого. Все же, эти люди были причастны к смерти Мирабель, к распаду дома Ревель. «Почему они нацелились именно на меня? Эрнест прямой наследник. Не было ли разумным устранить его сначала?» — эта мысль не покидала меня с самого моего первого дня прибывания в этом мире. Я могла бы стать главой рода лишь в том случае, если бы мне достались силы Священного огня и все мои братья погибли или отказались от наследования. Но, на секундочку, у меня нет способностей родословной, так что это еще более странно, чем я думала. Нас встретили очень тепло. Прекрасная музыка, закуски, множество незнакомых мне людей, которые являются мне дальними родственниками, коих я, возможно, более никогда не увижу. Все сразу же обратили взоры ко мне. Откровенно глядя на меня, некоторые женщины что-то бурно обсуждали. Мужчины тоже не удержались от комментариев. Вот каково оно — быть под пристальным вниманием других незнакомых людей, ожидающих любой твой промах. Ужасное чувство, пробуждающее дрожь во всем теле, мурашки на спине. Брат отпустил мою руку и отошел к кузенам, в то время как я вынуждена была идти прямо под пристальным вниманием гостей. Мне становилось дурно с каждой секундой. Даже несмотря на малое количество гостей, я все же волновалась. Я слышала восторженные восхищения моей красотой со стороны тетушек и других дам, их предположения, за кого же меня может выдать замуж герцог и за какую цену. Не успела я поморщиться от мысли о том, что на десятилетнего ребенка уже ставят торги, как ко мне подошел высокий статный мужчина с тонкими прямыми черными усами. На губах его играла приветливая улыбка, но она не предвещала ничего хорошего, ведь в этом человеке я сразу же признала своего дядюшку Альфонсо. — Мирабель, ты ли это? Дай на тебя посмотреть. Покрутись-ка! — он махнул рукой в повелительном жесте. Я едва ли не скривила губы и нехотя исполнила его приказ. — Ах, какая красавица! Помню тебя еще малышкой, а теперь ты стала леди на выданье! Я вновь переборола позыв скривить губы, улыбнулась своей прелестной улыбкой, как бы радуясь комплименту Альфонсо. — Ох, дядюшка, вы мне льстите, — хихикнула я, прикрываясь ручкой. Рубиновые глаза мужчины блеснули. — Нисколько. Ты такая же красавица, как и твоя мать. Вокруг нас стремительно оказались люди. Они смотрели на меня сверху вниз, обсуждая мою персону словно товар. Я же пыталась смотреть на старшего брата герцога, который неоднократно пытался убить своего брата. Он продолжал зубоскалить, поддерживать беседу с другими родственниками. «Как возможно пожелать смерти собственному брату?» — мысленно задала ему вопрос я, а потом непроизвольно посмотрела в сторону Эрнеста, который разговаривал с другим моим дядей, Джереми Ревель. Неприятный и скользкий тип. Позже его обвинят в коррупционной деятельности, из-за чего лишат чина, но не мне ли это выгодно. С удовольствием понаблюдаю за его крахом и, возможно, подсоблю. Заметив мой взгляд, Эрнест качнул головой в мою сторону, оглядел и вновь вернулся к своей увлекательной беседе с дядей. Я приметила его схожесть с герцогом. Обычно, первые дети походят на матерей, но Эрнест исключение. Он словно молодой герцог! Как будто прочитав мои мысли, передо мной возник отец. Он строгим тяжелым взглядом смерил всех присутствующих, которые кланялись ему в приветствии. — Альфонсо, что такого случилось, что вы все столпились подле моей дочери? — спросил герцог, подойдя ближе ко мне. — Ничего, мой дорогой брат. Мы просто дивимся невероятной красоте моей племянницы. Наверняка уже в герцогство поступают предложения о замужестве. Такой прелестный рубин… — Поступают, не беспокойся, — грубо прервал его отец, устав от разговоров брата. Альфонсо запнулся и сконфуженно оглядел присутствующих, волнуясь о том, что о нем теперь могут подумать гости. В это время герцог обратился ко мне. — Идем, Мирабель. Я послушно поплелась за ним в другой конец зала, чувствуя, как гости прожигают мою спину своими допытливыми взглядами. Здравая часть моего рассудка говорила мне, что нужно привыкать к подобному вниманию, а другая же могла лишь желать забиться в угол, уйти, провалиться под землю. — Отец, могу ли я задать вам вопрос? — наконец проговорила я ему в спину. Герцог остановился, обернулся ко мне, внимая к моим словам. — Нет, точнее кое о чем попросить. — О чем? Ты знаешь, я могу сделать что угодно.   Я улыбнулась очаровательной улыбкой, перенимая привычки моей прелестной матери. — Скоро в столице устраивают рождественский фестиваль. Я бы хотела пойти туда под прикрытием, если вы, конечно, позволите. Мне так редко выпадает шанс выйти за пределы герцогства. Горничные говорят, что там необычайно красиво. — Под прикрытием? — повторил в недоумении герцог, складывая руки на груди. — Конечно же, со мной пойдет Рафаэль, и этого более чем достаточно. Мне бы хотелось посмотреть на жизнь простых людей, не привлекать лишнее внимание. Но если вы против, то можете отправить со мной пару рыцарей. — На тебя несложно обратить внимание. Ты только что сама видела, — он указал ладонью на Альфонсо и других гостей. — И мой ответ нет: сейчас в столице, да и в других городах неспокойно. Лучше оставайся здесь. Если надо купить что-то, то я отправлю туда слуг. Просто напиши список. «И снова об этом», — про себя вздохнула я, обремененная тем, что, по его мнению, мне нужны лишь драгоценности да платья. Огорченная своим провалом, я начала медленно скользить взглядом по родственникам. Среди них были и дети, и я могла к ним присоединиться, но после длительного общения с Рафаэлем я уже сомневалась, что могла бы найти более интересного собеседника, чем он. Наконец мой взгляд достиг той, ради которой я вообще решила прийти на это пиршество. Кларисса Ревель, вдовствующая бывшая герцогиня, вальяжно расположилась на софе, пригубливая шампанское. Она заговорщическим взглядом мерила всех мимо проходящих. Кто-то здоровался с ней, обменивался парой фраз, но до настоящей беседы никогда не доходило. Однако же, признаться честно, грация ее была непостижима. Она элегантно поправляла веер, подносила бокал к своим тонким губам. Черное платье с золотым полупрозрачным шлейфом ее обтягивало тонкий высокий стан, что в обществе не особо принимали, считая данные одежды вульгарными, из вон выходящими. В каштановых волосах блестела шпилька восточного мотива. Она редко выходила в свет, не любила принимать у себя гостей. В большинстве это было связано с прошлой деятельностью Клариссы. Ее долго не хотели принимать в высший свет, да и сама она не пыталась влиться в их круг. Кларисса была полной противоположностью Джувелиане, отчего нравилась мне больше. К слову, второй здесь не оказалось, что не могло меня не радовать.  — Хочешь к бабушке Клариссе? — неожиданно спросил отец, проследив за моим взглядом. — Я никогда ее не видела раньше. Точнее, не помню, чтобы мы близко общались. Мне бы хотелось узнать ее получше. — Значит идем, — он кивнул в сторону Клариссы, строгим жестом приглашая следовать за ним. Мы целенаправленно двинулись к софе, на которой восседала бывшая герцогиня.  Вблизи она оказалась еще краше. Тонкие алые губы скривились в коварной улыбке. Гладкая, ровная чуть бледная кожа словно сияла. Старость нисколько не испортила ее. Без лишних украшений, поскольку сама являлась не меньшим. — Матушка, — отец учтиво склонил голову в приветствии, стоило нам подойти. Кларисса лениво перевела на нас взгляд своих ореховых глаз и улыбнулась в своей привычной манере. Она элегантно протянула свою ручку, облаченную в перчатку, герцогу. Тот немного поколебался, прежде чем коснулся своими губами ее пальцев. Тогда ее пристальный острый взгляд коснулся меня. Она долго разглядывала мое лицо, а потом посмотрела вновь на герцога. — Дитрих, я уж думала, что ты не подойдешь вовсе. Что за очаровательная душка вместе с тобой? — женщина вновь скользнула по мне взглядом. — Ты действительно вызвала большой фурор у гостей. Поистине прекрасный бутон, — она аккуратно коснулась моих волос. — У тебя прелестная дочь, Дитрих. Конечно, это все гены Микаэлы. — Рада с вами познакомиться, бабушка Кларисса, — кивнула головой я. — Мне лестны ваши слова. — Лесть совсем мне не идет, дорогуша, — хмыкнула она и указала на место рядом. Я послушно села подле нее. — Знала ли ты, милый бутон, что на языке моего народа твое имя означает «прекрасное сокровище»? Я изумилась, посмотрела на нее, а потом на отца, который был будто безучастным к этому разговору. — Но разве мое имя не переводится с древнего языка, как «опасность»? — С древнего эрзетского? Да. Но на моем языке — языке лисиц — это переводится именно как «сокровище». Прелестный бутон, жду не дождусь момента, когда ты наконец расцветешь, — она вдруг замолкла, чуть поникла головой, но потом вновь продолжила. — Главное, чтобы раньше времени тебя не сорвали эгоистичные мужчины. Эта участь многих красивых цветков. Срывая прелестный бутон, мужчины будто забывают, что спустя несколько дней он завянет, и тогда они просто выбрасывают его, будто не были причастны к скоропостижной смерти такого дивного существа. — Матушка… — Ох, не беспокойтесь, бабушка Кларисса. Я скорее кактус или саррацения, ежели домашний ландыш или тюльпан. Женщина рассмеялась своим тихим смехом, прикрывая губы веером. Отец казался сначала мрачным, но, услышав мою шутку, он вмиг воссиял с улыбкой. — Действительно, если ты будешь постоянно хмуриться как твой отец, то с тобой никто не захочет связываться. Какая же ты все-таки славная, прелестный бутон. Твои отец и дяди совсем лишены чувства юмора. Как же замечательно, что ты не такая ханжа. Это словно глоток чистого воздуха! — Кхм-кхм, матушка, я все еще тут, — покашлялся в кулак герцог, напоминая о своем присутствии. — Как у вас дела? Вы редко появляетесь у нас. Не нужна ли вам помощь? Бывшая герцогиня жила на вилле Ревель, которая находилась на окраине королевства. Убежала от высшего круга, от душной аристократии. Вероятно, я могла бы претендовать на виллу. Достигнув совершеннолетия, я, возможно, уеду жить туда. Именно поэтому мне стоит укрепить отношения с бабушкой. — Спасибо за беспокойство, Дитрих, но я ни в чем не нуждаюсь. Деньги твоего отца, которые он оставил мне после своей смерти, вполне способны меня обеспечить. Если мне нужна будет помощь, то я обращусь к тебе. Отец лишь сухо кивнул, а потом погрузился в свои мысли, пока Кларисса внимательно считывала его эмоции. — Бабушка, а почему вы ни с кем не разговариваете? — спросила я, пытаясь заглушить нагнетающую тишину. Кларисса взглянула на меня снисходительным взглядом, вновь улыбнулась. — Ох, прелестный бутон, это не я — они не хотят со мной разговаривать. Твои дяди до сих пор обижаются на меня из-за того, что я не помогла им однажды. Альфонсо желал занять место герцога, поскольку это он был старшим сыном. Но Ролан всегда любил Дитриха. Твой отец тоже виновен в их ненависти. Ролан Ревель — бывший герцог, мой дедушка, который умер, когда Мирабель было лишь два года. Говорят, что отец был очень близок с ним. — Я не виноват, что мои братья, другие твои сыновья, такие пустоголовы, — процедил герцог, поднимая подбородок выше. Кларисса лишь улыбнулась. — В этом-то и дело, Дитрих. Ты вечно зазнаешься перед ними, провоцируешь ссоры, разжигаешь пламя ненависти и неприязни. — Ну конечно же, вы просто защищаете своих любимых сыновей, — злобно прыснул герцог. — Хотя нет: вы никого из нас никогда не любили. Даже отца не оплакивали, сразу же уехали после похорон в виллу, откуда больше не выходили. Я ни разу не получил от вас письмо. Должен ли я быть благодарен такой матери? Кларисса сидела смирно. Лицо ее мраморное — такое же бледное, не искаженное в эмоции — смотрело прямо на герцога, который был на грани ярости. К сожалению, другие гости, стоящие поблизости, услышали его гневную тираду и теперь озирались на нас. А Кларисса не шелохнулась. Она с достоинством принимала жестокие слова сына возможно потому, что в них была доля правды. — Ты ошибаешься, Дитрих, — наконец сказала Кларисса серьезным холодным голосом. — В тебе говорит тот ребенок, любящий своего отца и любимый им в ответ. Как же он все-таки тебя избаловал. Я люблю вас всех в такой же степени, как разочаровываюсь. Безусловно, в этом есть моя вина, но я признаю ее, а ты все так же упрямишься. Несносный мальчишка… — Я не желаю продолжать этот разговор, — резким жестом прервал ее герцог. — Соизволь занять свою внучку. Она ведь не помнит тебя вовсе, — с укором проговорил он и ушел в дальний угол зала. Кларисса долго следила за ним страдальческим взглядом. — Вспыльчивый избалованный ребенок. Ролан бы не позволил ему такую дерзость, — фыркнула женщина и резко распахнула веером, после чего скосила свои лисьи глаза ко мне. — Он бы не допустил, чтобы подобное услышал ребенок. Какой же плохой пример он подает! — Как бы герцог не обижался на вас, он не имел право вот так публично вас оскорблять. Женщина вдумчиво всматривалась в меня, махая веером. — Прелестный бутон, не подумай, что я его действительно не люблю. Я горжусь им и его успехами. С самого начала стало известно, у кого пробудится Священный огонь. Джереми не настолько трудился, как Дитрих. Я сама виновата, что нашептывала твоему дедушке о том, что нужно больше внимания уделять твоему отцу, поскольку именно он в последствии станет новым герцогом и обладателем родословной силы. Но только т-ш-ш! Пусть это останется нашим секретом. Она задорно хихикнула, приложив тонкий пальчик к губам и подмигнув мне одним глазом. Я изумленно посмотрела на нее, удивленная данным признанием. «Его мать сделала все для того, чтобы он стал наследником, и в этом его благодарность?» — Теперь — я надеюсь — ты поняла, почему я так редко приезжаю сюда, — продолжила она, растягивая свои губы в улыбке. Мне оставалось лишь кивнуть. — Вот и славно, прелестный бутон. Ты мне очень нравишься. Возможно, только по этой причине я приеду сюда второго числа второго месяца весны. Я радостно улыбнулась. — Буду счастлива вас видеть, — и посмотрела на шпильку у нее в волосах. Она, заметив мой пристальный взгляд, качнула головой. — Нравится? Изысканная работа, не так ли? Когда подрастешь, я подарю ее тебе. — Не могли бы вы мне еще кое-что пообещать? — заговорщически улыбнулась я. Кларисса вопросительно взглянула на меня, прищурив глаза. — Вы же ёкай, верно? И эта сила передается только лишь по женской линии. Соответственно, есть доля вероятности, что я тоже обладаю ею. — Крошечная доля, я бы сказала, — в глазах ее сверкнул неведомый мне доселе огонек. Она положила одну ногу на другую, заёрзала на месте, показывая, как ей не нравится этот разговор. — У многих моих…знакомых так и не пробудился этот дар. Я открыла его в себе только в двадцать лет в силу довольно неприятных обстоятельств. — Не могли бы вы рассказать мне подробнее о способностях ёкаев? В книгах, которые я прочла, так мало информации. — Первая сила, которую открывает ёкай это превращение в лисицу. Вначале это достаточно болезненный процесс, но потом привыкаешь и это кажется не большим, чем неприятным мгновением. Зато потом, будучи лисой, ты чувствуешь себя как нельзя лучше. Это прямо как… — она искоса посмотрела на меня двояким взглядом, а потом, тихо хихикнув, мотнула головой. — Неважно. Это не для твоих детских ушей. Я изобразила глупое лицо, в то время как внутренне едва ли не умирала от смеха. — Позже следует сила огня, — продолжила Кларисса. — Она появляется практически сразу. Конечно, все зависит от ситуации, в которой ты оказалась. И самая последняя: магия иллюзии. Самая сложная и требующая обучения. Как ты сказала ранее: книг про ёкаев очень мало. Разрешенных и цензурированных книг. Запрещенной же литературы на эту тему достаточно. Если тебя так грызет любопытство, то я пришлю тебе парочку. — Было бы славно с вашей стороны, однако мне хотелось, чтобы вы мне кое-что пообещали, — улыбнулась я, копируя мимику Клариссы. — Не могли бы вы в том случае, если я все же стану ёкаем, обучить меня? Женщина долго вглядывалась в мои глаза, прикрывая половину лица веером. Она долго обдумывала мои слова, разглядывала во мне потенциал, а потом спросила: — Прелестный бутон, позволь поинтересоваться: зачем это тебе? Ты знаешь, какие последствия тебя ждут? — Сила? Преимущество в чрезвычайной ситуации, если на меня вдруг нападут? О да, я прекрасно сознаю это. — Презренные взгляды аристократии, трудности с замужеством, сплетни… — Что сможет сделать аристократия дочери герцога? Презрения? Они будут со мной всегда, в этом уж не сомневайтесь. Поэтому я не вижу причин, по которым вы можете мне отказать. Женщина еще раз задумалась, а потом обреченно выдохнула: — Так и быть. Посмотрим, что из этого выйдет. Поблагодарив бабушку, я отошла к Себастьяну и кузенам, которые не особо хотели принимать в свой круг маленькую девчонку. Они вели скучную беседу об оружии, тренировках, будто нарочно заставляя меня отойти и не мешать «мужским» разговорам. — Брат, не мог бы ты однажды мне показать несколько приемов? — вскользь спросила я, когда между мальчишками наступила тишина. Кузены странно переглянулись. — Конечно, если ты так хочешь… — Леди не подобает драться как мужчины. Девочки — это хрупкие глупые создания. Оставайся такой же, — прервал один невысокий и склонный к полноте юноша брата. Себастьян нахмурился, собирался что-то ответить, но я его опередила. — Квитан, мой любезный кузен, твои скудоумие и заурядность мысли слова совершенно неприемлемы кругу общения в высшем свете. Чем чаще ты будешь показывать это, тем меньше людей тебя станет окружать. Я говорю тебе на будущее, чтобы ты более не смел повторять подобной ошибки. Особенно в присутствии высокопоставленных людей. Квитан покрылся красными пятнами. Он сконфуженно отвел взгляд, посмотрел в сторону взрослых и более не участвовал в нашем разговоре. Вскоре дворецкий объявил Поздравительную церемонию. Все родственники  — преимущественно семьями или компаниями — подходили к Фредерику, говорили пожелания и вручали подарки. Брат каждый раз смущенно благодарил гостей, будто бы не замечая фальши в их словах. Родители, братья и я поздравляли Фредерика последними. Я предпочла занять самый конец очереди, чтобы испортить только финал праздника. Все же, я не настолько чудовищна и безжалостна. Стоило наконец мне подойти со своей маленькой коробочкой в руках, как лицо брата исказилось. Оно помрачнело, янтарные глаза нервно забегали, а кожа побледнела. «Ему ведь уже шестнадцать, а ведет себя еще как маленький». Договорив свои поздравления, я протянула ему коробку со словами: — Поскольку я последняя, не мог бы ты открыть ее прямо сейчас. Уверена, тебе понравится подарок. Фредерик неторопливо начал распутывать ленточку, обвязанную вокруг коробки, ненароком поглядывая на улыбающуюся меня. Позади слышались шепотки. И вот, он наконец открыл коробку, и брови его взлетели вверх. Теперь он стал совершенно белый, в точности как мое прелестное платье. Ситуация накалялась: люди обеспокоенно о чем-то переговаривались, а я продолжала смотреть прямо, улыбаться без зазрения совести. — Ну же, Фредерик, — послышался нежный голос матери, — покажи, что тебе подарила Мирабель. — Да, нам всем интересно, — как-то ревностно отозвался Себастьян. Тогда Фредерик дрожащими руками достал из коробки хрустальный шар с волшебной пыльцой внутри, которая если потрясти преобразуется в слова: «Умри и возродись», что отлично подходила личности брата. Фредерик обладал невероятным и очень редким даром: он является фениксом и может умереть только естественным способом. Это стало известно, когда он, будучи пятилетним ребенком, навернулся с лестницы и сломал себе шею. Но все обошлось, ведь спустя день он очнулся как ни в чем не бывало. Я ненароком взглянула на мрачного Эрнеста, который тотчас понял в чем дело. Впрочем, как и вся семья. — Он чудесный не так-ли? — пропела радостно я. — Конечно же, он не сравниться с тем, что тебе подарил дедушка, однако я всего лишь хотела загладить свою вину. Вину, которая никоим образом не лежит на мне. Согласны, мистер дворецкий? Я посмотрела на Франциска, который тотчас вздрогнул и в испуге посмотрел сначала на Эрнеста, а потом на хмурого отца, которому явно не нравилась вся эта сцена. — Что это все значит, Мирабель? — спросил он грозным голосом. — Думаю, будет лучше спросить у Фредерика, или дворецкого, или… — я вновь ненароком посмотрела в сторону Эрнеста, чтобы все разом обратили на него внимание. — Интересно, почему же брат Фредерик сразу не сознался в том, кто на самом деле разбил дражайший подарок от дедушки? Ропот за спиной усилился. Фредерик краснел все пуще, Эрнест побледнел, дворецкий нервно теребил рукав смокинга, а герцог смотрел на нас хмурым взглядом. Тогда я, сказав что-то напоследок, развернулась и пошла прочь из зала все под тот же ропот. — Невоспитанная девчонка! Вся в твоего брата! — возмущалась Амала, супруга Джереми, прижимаясь к мужу. Тогда я перевела тяжелый взгляд в их сторону, заставив тем самым ее замолчать и опустить глаза. Потом я посмотрела на Клариссу, которая держала закрытый веер у своих губ, искаженных в коварной улыбке. Заметив мой взгляд, она одобрительно кивнула, будто гордясь этим поступком. На следующий день я запланировала встречу с Рафаэлем на нашем месте. С самого утра слуги косо поглядывали на меня, шептались о плохом настрое герцога, так что я здраво поразмыслила и решила не идти на трапезу, хоть меня и разъедало любопытство. Нашим местом мы с Рафаэлем называли поляну, усыпанную лютиками и окруженную лесом. Такое прекрасное место пустовало, будучи лишь под наименованием «герцогской территории», так что мы с радостью нашли ему применение. И вот, развернув плед на траве, мы уместились на нем, уплетая прекрасные пирожки, изготовленные поварами графства Гессен. — Ты разговаривала со своим отцом? — спросил Рафи, пока я бесцеремонно уплетала угощенья. Он предпочитал только жевать тростинку, иногда попивая апельсиновый сок. Сейчас же этот несносный и мрачный мальчишка усердно плел венок из лютиков, все время хмурясь и повторяя все нехитрые манёвры, которым я его учила. Однако у Рафа не всегда получалось, отчего он злился и дергался. — Говорила, — удручённо вздохнула я. — Он не разрешил. — Это было ожидаемо, — пожал плечами Рафаэль и вновь дернул щекой. Я изумленно посмотрела на него, откусывая пирожок. — Почему? Рафаэль оторвал взгляд с лютиков на меня, а потом поспешно вернулся к своему плетению, попутно объясняя: — В столице в последнее время неспокойно. Усиливаются кражи детей-марлов. Раньше это касалось только окраинных городов, но преступники пробрались в столицу. Это произошло из-за несвоевременной реакции властей. Теперь вот пытаются разгребать, — последние два предложения Раф говорил с раздражимостью, с иронией и желчностью. Но, чуть помолчав и подняв на меня взгляд, успокоился и принял свой непроницаемый, спокойный вид. — Герцог волнуется, и это естественно. — А ты нет? Ты один из самых способных детей в королевстве. Мальчишка вновь раздраженно фыркнул, стоило ему перепутать петли.   — Нет. Они крадут тех, у кого способности ещё не пробудились. Так проще. Кради они «пробужденных» — давно бы попались или умерли. Было бы совершенно неплохо, если бы они взяли меня: я смог бы их оглушить, обезоружить, обнаружить… — Леди Айрис будет очень злиться, — напомнила я о неспокойном нраве его матери. Рафи поджал губы и чуть кивнул головой. — Да. Очень сильно испугается, больше не оставит меня одного, будет ходить по пятам. Иногда она действительно надоедает со своей заботой, — хотя он и пытался говорить с раздражением, мягкость в его голосе выдавала истинные чувства к матери. Мы помолчали еще с минуту, прежде чем мальчишка спросил: — Ты очень хочешь на этот фестиваль? Там правда ничего особенного. — Для тебя не найдется ни одной вещи на свете, которую ты бы посчитал особенной, — скептически изогнула бровь я. — Хочу пойти просто для того, чтобы посмотреть, как другие люди развлекаются. Любопытство. — Хм, понятно, — кивнул он, долго посмотрев на меня. — Ты ошибаешься, любопытная. Есть одна… вещь, которую я считаю особенной. Такая же колкая и неугомонная как ты. Рафаэль тихо рассмеялся, пока я погрузилась в свои мысли. Заметив мой озадаченный вид, он вдруг сказал: — Если действительно хочешь, то можем и без разрешения герцога пойти. Я заранее знал о его ответе, поэтому уже подготовил некоторые идеи по этому поводу. Но только если ты, конечно, готова пойти на такое. Мне пришлось некоторое время просто похлопать ресничками, прежде чем осознать. — Ты предлагаешь мне сбежать из дома? — обомлела я. — Именно, — ухмыльнулся мальчишка. — Если с самого начала знал ответ герцога, тогда почему не рассказал мне сразу о своих планах? Рафаэль долго помолчал, закрепляя последний конец в петлю. — Надеялся, что все же тебе удастся его уговорить с помощью своего обаяния или упорства. Надеялся, что можешь передумать. Я, конечно, в случае чего смогу тебя защитить, но ведь знаю тебя, резвая. Убежишь, скроешься с поля зрения. Тогда и смогут украсть. Глаза у тебя рубиновые. Поймут, что есть в крови магия. Даже крохи им могут понадобиться. — Обещаю, что не стану убегать! Сама сознаю, в какой опасности буду находиться. — Будешь держать меня за руку весь вечер. Кричать громко-громко будешь, если что. Скажу бежать — ты послушаешься и не станешь геройствовать. Усекла? — Да-да! Так все и сделаю! — клятвенно вверяла я, кивая головой. Рафаэль прищурил глаза, а потом выдохнул и увенчал мою голову лютиками, чуть поправил цветы, все так же смотря на проделанную работу своим скрупулёзным взглядом. «На этот раз достаточно крепкий». — Как с братом прошло? Много злых глаз было? Как герцог отреагировал? Безусловно, Рафаэль знал о моей идее прилюдно осквернить имя Фредерика и Эрнеста. Услышав историю о клевете о моей вине в разбитом подарке от дедушки, мальчишка пришел в ярость. Никогда не видела такой мрачный и недобрый взгляд. Он предлагал мне варианты отмщения куда хуже, чем то, что я придумала. — Все хорошо. Ты пропустил прекрасное зрелище. — И все же я бы предложил забраться к нему и сломать все дорогие вещи, а потом переложить всю вину на старшего. Так бы точно усвоили урок. — Я выше их. Мне не нужно действовать по их тактике, чтобы проучить, — снисходительно улыбнулась я, видя несогласие в глазах Рафа. Но он все же промолчал, уважая мой выбор. — Расскажешь о плане побега? — Да. Сейчас, — мальчишка достал из сумки два свернутых листа бумаги, исписанные неаккуратным и широким почерком. Слова то и дело прыгали, не давая сразу понять смысл написанного. Немного рассудив, мы пришли к единому варианту. В первый день фестиваля около десяти Раф проберется на территорию герцогства — каким образом, он мне не поведал, но заверил, что справится — и будет ждать у балкона, выходящего на западную сторону, в сад. Идеальное и тихое место. Потом мы должны выбраться из территории герцогства. «Сложно». Рафаэль предложил отвлечь рыцарей, подговорив служанок. Они же и прикроют меня в случае чего. — Я знаю один тайный проход из герцогства. Точно не ведаю, куда ведет, но явно на дорогу, — пояснил Рафаэль. — Нужна веревка. — Будет, — кивнула я. — Нужны неприметные вещи, деньги… Карета..? — Разберемся. На входе к столице все равно должны быть таверны с арендой транспорта. — Два ребенка будут арендовать повозку? Странно, не думаешь? — Отправлю туда заказ заранее. Если пойдет плохо, то запугаю магией. — Отлично! — хлопнула в ладоши я и поднялась на ноги; сняла обувь, чувствуя вопрошающий взгляд Рафаэля на себе, а потом коснулась его плеча. — Осалила, — и со звонким смехом побежала по полю. — О не-е-ет, только не это, — страдальчески простонал Раф и все же пустился за мной. — Я ведь все равно тебя поймаю, резвая. — Посмотрим. Утром был небольшой дождь, так что теперь мои босые ноги касались мокрой травы, собирая на себе грязь и росу. Однако это только забавляло меня, заставляло чувствовать себя беззаботным ребенком. Рафаэль оказался прав — он догнал меня, осалил, но не стал убегать. Тогда я взяла его за руку и с силой потащила за собой. Тот не успел и ахнуть, как мы уже бежали вдоль поля, пока наконец от усталости не упали на траву, резво смеясь. В этот же вечер я послала Кэсси в бутик за платьем. — Возьми простое, неприглядное, такого же фасона, что носят простолюдинки. Служанка послушно кивнула, а я продолжила: — И самое главное. Герцог и никто-либо другой не должен об этом узнать. Понятно, Кэсси? — я строго смотрела на нее, придавая своим словам полную серьезность. — Я-я поняла вас, госпожа. — И да, купи еще несколько платьев, которые я обычно покупаю. Запиши все на этот чек, — я протянула Кэсси расписку, которую не так давно дал мне отец. — На всякий случай. Кэсси ушла, вновь послушно кивнув, и я осталась наедине с Андреа. Девушка оглянулась, а потом сказала, будто осознав: — Так герцог не разрешил вам идти на фестиваль. Не думаете ли вы, что это опасно? — Мне нужно лишь скрытно покинуть особняк, чтобы герцог не узнал. Если же он все-таки обнаружит мою пропажу, то будет уже поздно. Я уже буду на фестивале и отлично проведу время, так что готова к наказанию, — сказала я, поправляя цветы в вазе. Андреа постояла еще немного, помолчала, поджав губы. — Раз так пожелает госпожа, я могла бы отвлечь стражу, — она поклонилась, прислонив руку к груди. Я обернулась к ней с изумленно распахнутыми глазами, а потом тепло улыбнулась. — Буду тебе очень признательна.