Цветок опавшей сакуры

      Ночь сегодня была по-особенному прохладная. Но тихая. Тихая, как крадущаяся в ночи тень. Тихая, что темнота ей ипостась. Он любит это время, как любимую девушку. Как родную мать.       Ловким, отточенным прыжком ниндзя перепрыгнул с раскидистой ветви старого и опавшего дерева на крышу маленького городского домика, чувствуя под напряжёнными ногами рельеф черепицы. Зажиточные люди тут проживают, раз уже не прикрываются от погоды сеном и бамбуком. Здесь, на этой крыше, по-особенному спокойно было наблюдать за звёздами. За последними звёздами. За раскидистыми лапами непривычно огненной осени.       Под ночным завораживающим небом, где звёзды-бусинки были разбросаны в хаотичном порядке, синоби начал вспоминать неспешно тянущиеся годы обучения ниндзюцу в школе самураев. Сама школа представляла собой маленький минка с соло­менной крышей, стоявший посреди рисового по­ля. Она сильно отличалась от остальных школ Японии, ведь там обучались настоящие убийцы, такие безжалостные и жестокие. Убийцы, о которых знали все, но не видел никто.       Посещение публичных казней и наказаний являлось важной частью обучения, ведь с помощью такой практики формировалось не совсем обычное мировоззрение учеников. Маленьких синоби закаляли с ранних лет. Помимо обучения, будущих убийц старались растить бесстрашными и смелыми. Скрытными и ловкими.       В учебном заведении наставления учителя были одним из основных правил жизни, крепким фундаментом становления личности будущих и уже нынешних крадущихся. Мастера были строгими и не давали поблажек. За малейшее нарушение, противоречащее писанным законам, ученики испытывали на себе ряд тяжёлых, но поучительных наказаний. Таким образом формировалось желание стать лучшим, совершенным и главное — желание не совершать ошибок и быть сосредоточенным. По-настоящему серьёзными.       Молодой Александр много тренировался. Слишком много для человека, попавшего из далёких краёв в совершенно новый, необузданный мир. Порой, когда все ученики и руку от усталости поднять не могли, он твёрдо вставал на трясущиеся ноги и ждал продолжения тренировки. Мальчик всегда был упрямым и усердно работал, ведь в нём таилась невероятная сила и мощь, которой могли позавидовать многие взрослые крадущиеся. Его первый мастер — Изаму Оомори, человек был мудрый и повидавший. Хороший наставник. Он видел, видел и понимал, как Александр днями и ночами напролёт тренировался, испытывал и познавал себя. Такого искреннего трудолюбия и желания совершенствоваться мудрец не встречал давно. Однажды, старик застал одинокого Алекса, вновь держащего в руках тренировочный боккэн. Он собирался сделать своё любимое — рассечь ночной воздух одним движением деревянного оружия. Молодой воин резко остановился и обернулся, почувствовав приближение постороннего. Он испытующе смотрел глазами цвета летнего неба прямо на учителя, внимательно наблюдавшего за движениями упорного иностранца. «Будь верен текущей мысли и не отвлекайся. Вместо изнурения себя многими мыслями, следуй одной, но позволяй ей меняться от мгновения к мгновению», — тихо произнёс Оомори слова, запомнившиеся маленькому Алексу ярко. Слишком ярко для растущего и повёрнутого против всего мира ума. Он не позволял себе забыть их. И это помогло ему стать совершенным убийцей, что следует одной мысли, одному направлению. Он был рассудителен и сосредоточен на каждом своём действии, становился с ним единым целым, пропускал через себя. Это позволило ему не отвлекаться и думать только о том, что он должен сделать. Настоящий боец, пущенный на самотёк, но имеющий железный стержень внутри. Прирождённый синоби.       Александр смог наконец вдохнуть полной грудью. Воздух свеж, хоть и нещадно жжёт горячим морозом ноздри. Теперь он может подумать о совершённом и предстоящем, прячась от надоевшей цивилизации. Цивилизации, от которой давно хотелось укрыться. Мысли крутились на языке веретеном, складываясь в единый клубок:       «Я подставил всех», — вынес швед приговор. Приговор, назначенный самому себе. «Я не должен был этого делать, я поддался чему-то извне. Я не мог. Не мог противиться этому пути, что ведёт меня туда», — минуты самокопания тянулись быстро, и в уютных городских домах уже начали затухать тихие огоньки тёплого света. «Я не настолько глуп, чтоб сталкиваться с Араи. Но это почему-то случилось. И теперь я должен избавиться от него, прежде чем станет слишком поздно. Они и так задолжали нам бой. В частности, задолжали бой мне», — синоби усмехнулся, снимая тёмно-синюю маску. Наконец лицо обдувает приятный ветер, растрёпывая жёсткие каштановые волосы. Мужчина задумался ещё глубже. Глубже настолько, что можно прочувствовать каждую извилину натянутой души. «Неугомонный уже давно наверное исповедовался перед своими людьми. И они наверное злы. И зло их затмевает все остальные чувства, а это мне на руку», — Александр всегда знал, что испытывают люди при его упоминании, и он этим питался. Питался людским страхом перед неизвестностью, неожиданностью. «Я готов дать им отпор. И я сделаю это незаметно. Они будут помнить обо мне», — он знал это. Все знали.       Магическая бело-серебристая пыльца закружилась вокруг скрывающегося, обращая его в магическое животное. Животное, что вселяло животный страх. Вселяло чувство неизбежного, чувство восхищения. Длинная отросшая грива волнами кружилась на ветру, походя на лучи затмевающего солнца. Гладкая коричнево-каштановая шерсть переливалась в лунном свету, отсвечивая на крышах неизведанные знаки и символы, что растворялись, словно ловкие ночные зайчики. Лапы большие, будто капканы, ступают тихо, но тяжело. Когти его неровные, бьют больно и насмерть, рассекая воздух с оглушительным свистом. Весь его могучий и сильный облик вселяет испуг. Испуг такой, что хочется застыть и любоваться. Александр — лев. Он — ёкай, король ночи. И он этого не боится, не стыдится. Он этим пользуется. Он привык пользоваться от жизнью всем тем, что она так бесстыдно отдаёт. А взамен он приносит ей на руках смерть. Чернеющую красной кровью смерть.       Дух ёкая проснулся в Александре ещё в далёком возрасте отрочества, пугая своей неизведанностью. Огромный рисунок чёрно-золотого цвета притягивающего своей красотой льва протянулся от сильной груди к рельефному торсу парня. Абсолютно непонятно, откуда в нём чары могущественного существа, и Нильсен всегда склонялся к тому, что он попросту избранный. Избранный, да вот только кем? Но крадущегося это мало волновало, ведь теперь его могущество проявляется не в единой лишь человеческой оболочке. И это тешит душу.       Ночь идёт своим ходом, крупные лапы тоже идут своим ходом. Достаточно копаться в себе, надо действовать. Пора возвращаться и начинать. Начинать месть.

❀ ❀ ❀

      Чем ближе юноши подходят к дому Дзёнина, тем больше ком волнения подступает к горлу Сэмюэля. Это первый раз, когда он будет наедине (ну, почти наедине) с Араи, и от этой мысли мутит не по-детски. Что говорить, куда смотреть, как часто дышать и моргать? Вопросы ползали в уме, как склизкие змеи. И от них никуда не деться.       —Ты будто на казнь идёшь, а не на исполнение долга, — Акио задумчиво оглядел товарища, перекидывая свою руку через его шею. — Одно другого не лучше, но тебе стоит перестать волноваться — это не так страшно. Ты же не сейчас убивать этого шведа-самозванца будешь, а всего лишь обсуждать план. Пару слов, пару кивков, поклон, и всё готово.       Хотелось бы Сэтсуо верить в его слова, но на выходе получалось одно:       —Я волнуюсь, Акио, — младший выглядел по-особенному мило с опущенными бровями и надутыми губами, если бы не крупная дрожь по всему телу. И Мацуда это не нравилось. — Тебе легче говорить, ты уже прошёл через это. Тем более, при тебе сидел родной отец. И от этого, наверное, было спокойнее.       Старший нахмурился, как бы осуждая друга за слова:       —Тобуо не обидит тебя, Сэмюэль. Ты ему почти как родной сын, — быстрый осенний ветерок прошёл между парней, охлаждая мысли Макото. — Ты ведь это прекрасно знаешь, он тебе лично говорил. А Араи даже и не подумает тебя как-то унижать, он слишком стар для этого, — оба улыбнулись, вспоминая скрюченный образ старшего мужчины. — Если и это тебя не успокаивает, то помни, что я тоже буду рядом с тобой и тебе незачем волноваться. Поэтому, ноги в руки и идём. Гордо и стойко.       Сэмюэль останавливается, поворачивается к другу и крепко обнимает его, шепча одними губами куда-то в район его расслабленной груди благодарность:       —Спасибо. За всё спасибо.       —Не за что, мелкий, — Акио прижимается ближе, чувствуя, как постепенно успокаивается ритм сердца младшего. — Не за что благодарить.       Остаток пути прошёл незаметно. Сэмюэль хоть и по-прежнему чувствовал тихое покалывание волнения на душе, но слова друга хорошо подбодрили. Если Акио пережил долг, значит и он переживёт? И какая разница, что перед Макото теперь стоит задача убить сильнейшего из сильнейших? Пустяки, наверное... «Наверное», — глухо отдавалось в сознании, пуская по телу электрическую дрожь. Слишком наверняка, чтобы быть уверенным. Наверное...       Ветер не на шутку разыгрался, срывая с голых деревьев последние листочки, последние признаки жизни. И от этого становится на душе грустно. Грустно и тоскливо, словно остатки жизни совсем покидают душу. Вблизи уже показалось пристанище Исао для обсуждений. Двери были приветливо открыты, только вот Сэмюэлю совсем не хотелось наведываться в гости, будто он там будет лишний. Но пути назад уже нет. Теперь только напрямую.       —Помнишь, что я тебе говорил? — неожиданно заговорил прямо на пороге Мацуда, выводя друга из размышлений. — Я рядом. Мы все рядом. И совсем нет смысла тебе бояться. Всё только начинается, дом Дзёнина — не самое страшное.       Слова старшего заплелись на языке, обжигая рецепторы своей горечью. Горечью судьбы. Принять тяжело, но с этим надо жить.       —Не самое лучшее напутствие, Акио, — Сэмюэль скрестил руки, решительно глядя на распахнутый вход. Видимо, пора. — Идём, нас ждут.       Дом главаря встретил юношей своей тишиной. Слышен был стук покачивающихся веток растущего бамбука, тихий ропот мокрых листочков. Старые сёдзи с орнаментами плакучих ив давно уже не защищали от дуновения ветра, поэтому ноги метко окольцовывал холодный воздух. Несмотря на это, в покоях Араи было довольно тепло. Тепло от старческого уюта и древности дома. На каждом попадавшемся углу стояли миловидные андоны, испускающие яркий жёлтый свет. На тонких стенах висели старые катаны, вакидзаси и ниндзято, имевшие свою индивидуальную историю. Какие-то Дзёнин нашёл по чистой случайности, какие-то своровал в юности, какие-то заполучил в первом бою. На самом верху, на деревянных балках, красовались маски и другие атрибуты различных ёкаев и óни. Исао всегда ревностно интересовался мифологической темой. И это восхищало. И раздражало. Почему ответственный главарь заместо защиты своих ниндзя вечно ловит этих проворных нечистей? Своих не хватает? Клан Араи в этом плане крайне невезуч, ведь бамбуковый лес и крошечная пещера, находящиеся рядом с поселением, просто кишат недобрыми и бесполезными ёкаями. Есть конечно из них довольно адекватные и умеющие помочь, но только за дополнительную плату. А плату просят редкостно большую: дорогие шкурки, тонны вкусного мяса диких животных, а порой даже просили выловить других ёкаев или своровать какие-нибудь богатые украшения. Наживы хотят, хитрые. Зато знают много и обещания выполнять умеют, и это часто спасало клан.       —Люди молодые, — старик что-то невнятно проворчал, пихая сидящего справа Нобуо под руку, — садитесь. Не студитесь там. Осень нынче мерзлотная.       Скрывающиеся поклонились старшим и присели, только сейчас замечая находящегося слева от Исао человека — Хару. Местный колдун-синоби, знаток ёкаев и попеременно личность, о которой мало знали даже очень близко к нему приближенные. Он уже давно не брал заказов (на памяти Сэтсуо таких не было), предпочитал отсиживаться в лесу и медитировать, отучивая и повторяя древние приёмы и заклинания. Его главная работа в клане — оберегать деревню и всех находящихся в ней ниндзя, договариваться с ёкаями и побеждать магией óни. И с этими задачами он всегда справлялся. Ценный человек, хоть и ужасно неразговорчивый.       Хару был человеком, прожившим много лет и зим, видевшим подъёмы и распады кланов, но он никогда не встревал, предпочитал молча отсиживаться, наблюдая за происходящим в мире жестокости. Неразговорчивым он стал после событий, стоящих жизни его близкого человека.       Много лет назад, Хару, почти что впервые проходя мимо домов с соломенной крышей и узнавая этот особенный мир, встретил высокого молодого синоби, волосы которого развевались на ветру, как чёрный атлас. Колдун никогда не был особо общительным, да и выходить из минка было необязательно. Именно поэтому из родного клана он знал лишь своих родителей и самого Исао. Большего и не надо было. Но от одного лишь взгляда на незнакомца в груди защемило, дыхания стало резко не хватать, а глаза неотрывно наблюдали за плавными движениями незнакомца. Неописуемая красота. Изучающий взгляд Хару не мог остаться незамеченными, хоть он и стоял так тихо, будто он сама тишина и молчание. Крадущийся остановился, опустил катану, лезвие которой сверкало от лучей полуденного солнца, но в следующую секунду ниндзя оказался рядом с наблюдавшим, пустил на него колющий взгляд и с пугающим спокойствием спросил: «Кто ты и почему следишь за мной?». От такого поворота событий Хару только и смог, что застыть неподвижным камнем. С этой ноты и началось необычайное знакомство Каяши и Хару. Кто знал, что судьба сведёт двух людей, преследующих одну цель — стать достойными убийцами? Время шло, дружба укреплялась, а вскоре начала перерастать в нечто большее, намного ближе и интимнее. Об этих отношениях никто не знал, кроме их самих. Такие тут не почитались. Для двух влюблённых встречи друг с другом были как глоток свежего воздуха, как лучик света в кромешной тьме, как выход...       Выход...В тот злополучный день, когда ветер веял сильнее обычного, а небо было похожим на серую ткань, Каяши отправили на очередное задание, после которого он с Хару должен был встретиться на их месте. Хару сидел на выступе у оврага, с которого открывался незабываемый вид на просторы полей Японии. Это место и считалось их, ведь кроме двоих самураев там никого и никогда не бывало. Смотрящему вдаль Хару было неспокойно на душе, ведь Каяши должен был уже прийти, но его всё не было. Так и просидел он до самого заката, когда солнце уже налилось красным, а лучи больше не грели, размышляя о своём, личном. Молодой колдун возвращался обратно, проходя мимо своей школы, на крыльце которой расположился его с Каяши мастер. «Подойди ко мне, Хару», — тихо, будто неверящим голосом окликнул учитель. Медленно, с явным подозрением синоби подошёл к крыльцу. Глубоко вздохнув, Наято продолжил: «Каяши...он погиб», — сердце пропустило удар. Два удара, растекающиеся по телу приливом холодной крови. «Он погиб как герой, отважно сражаясь с синоби другого клана. Но мы не знали, что поблизости будут óни. Это было неожиданным для всех нас, мы не смогли предугадать их появление. Каяши в любом случае не справился бы, их было слишком много», — мастер опустил тяжёлый взгляд и закончил свою речь, а Хару был в прострации. Он ничего не видел, ведь глаза застелила пелена. Он не мог слышать, ведь уши заложило чем-то непривычно громким. Он перестал существовать в то ужасное мгновение, сломавшее его...       Он не помнил, как снова оказался на месте, где он с Каяши проводил столько вечеров, обнимаясь и говоря обо всё на свете. Сколько же было воспоминаний, сколько радости и счастья. Всё это разрушилось в один миг, разрушилось без шанса на восстановление. «Как?...Ну как же?» — крутились слова в голове самурая, как заевшая песня. Не было сил кричать или плакать. Боль...она заполнила всё его тело, она была в каждом уголке, захватывала каждый сантиметр. От неё невозможно избавиться — она въелась глубоко под кожу. Ничего не могло послужить спасением, ведь от потери огромной частички себя спасения попросту нет...       С тех пор Хару закрылся в себе, не подпускал никого даже ни на метр к своей душе, но он поклялся стать тем, кто сможет противостоять ёкаям, óни и другой нечисти, погубившей его смысл жизни, его Каяши.       Хару так же не часто появлялся на собраниях, только лишь если ситуация слишком сложная и без вмешательства магии не обойтись. И это Сэмюэля очень насторожило. Зачем он тут?       —Сэтсуо Макото, приготовься слушать внимательно, — начал отец Акио, пристальным взглядом осматривая парней. Именно в такие моменты Нобуо становился по-настоящему строгим человеком. Но от этого не менее родным. — Все слова, что будут сказаны нами и вами не должны уйти дальше тех, кто находится сейчас в этом доме. Воспринимай всё серьёзно, Сэмюэль, ведь сказать нам надо много.       Гулкое дуновение ветра прошлось по всему помещению, задувая некоторые фонари. Комната наполовину опустилась в дневной пасмурный мрак.       —Повернись спиной и покажи мне свой рисунок, — без каких-либо эмоций и предрассудков заговорил колдун, подпирая подбородок рукой.       Не смея противиться старшине, Сэмюэль, хоть и не особо понимая всё сущность ситуации, повернулся, осторожно оголяя правую лопатку. Немаленькое изображение чёрного тигра красовалось на его спине, обводя контур чётких изгибов юноши. Этот знак родился вместе с Макото и никогда особо не проявлял признаков жизни. Никто им не интересовался, все всегда считали, что это лишь необычная мутация. Такие волшебные татуировки появлялись у людей, а особенно у синоби редко, но метко. Зачем же она понадобилась сейчас?       —Чарующе, — произнёс колдун глубоким голосом, сдувая длинную прядь каштаново-золотистых волос со лба. — В целом, я так и думал.       Нобуо и Исао странно переглянулись, обмениваясь вопросом:       —То есть это то, о чём и мы тоже думаем? — произнёс правая рука Дзёнина, заговорщически улыбаясь.       —Да, — Хару вздохнул, по-доброму глядя на Сэмюэля, — это то, о чём вы думаете. Именно оно.       Нависла пауза. Давяще и неприятно. Первым не выдержал младший Мацуда, одной рукой заставляя друга сесть обратно:       —Вы можете нам объяснить, — Акио выглядел встревоженным. Сэтсуо не лучше, — что же это всё значит?       —Это значит то, что наш молоденький синоби, — колдун вновь странно улыбнулся, пугая юношей неизвестностью, — на самом деле ёкай.       Рука Макото машинально опустилась на рисунок тигра, а глаза невидяще впились в друга, словно в спасательный круг. «Почему? Почему же так вышло?» — крутилось на языке, а весь мир будто потерял все звуки и цвета.       Секунды длились час, минуты превратились в вечность. Все молчали, каждый обдумывая своё. Своё существование.       —Когда, — Сэмюэль только и смог вытащить из себя несколько жалких слов, чувствуя нарастающие слёзы прямо в шоколадных глазах, — когда вы это поняли?       —Ну, я давно это предполагал, — начал Хару, жестикулируя пальцами. — М-м, примерно тогда, когда впервые тебя заметил. Ты тогда совсем мальчишкой был, ну я и по чистой случайности увидел твою метку. Я тогда лишь мог догадываться, ведь она была маленькая и почти бесцветная, — колдун замолчал, что-то вспоминая. — Было больше похоже на родимое пятно, но оно было слишком большое, да и очертания странноваты.       —Мы всем кланом тогда и правда думали, что родимое-то пятно, — вдруг возник Дзёнин, улыбаясь так по-старчески приятно. Но не в этот момент, не сейчас. — Ну и не придали этому значения. А тут вот как оказалось.       Макото застыл, разглядывая и заламывая свои пальцы. Лучше бы всё было по-другому. Лучше бы он умер. Он не готов быть тем, кем его хотят признать. Это позор.       —Сэмюэль, не надо так волноваться, — Нобуо будто заметил волнение и отрицание юноши, подбадривая его по-отечески добрыми словами. — Быть ёкаем неплохо и порой полезно, если ты конечно выберешь правильный путь. Мы на это очень надеемся.       —К тому же, ты не обычный ёкай, Сэтсуо, — колдун продолжил, глядя то на парня, то на его метку, — ты тигр. Животное. Это очень почитается, мальчик. Ради такого я бы даже жизнь свою отдал, честно говоря. Преимуществ у тебя теперь столько, что и опытных самураев одним рыком повалить можешь. А это многого стоит.       Чувства смешались во что-то единое: страх, восхищение, привыкание, понимание. Было противно от ситуации, от осознания своего положения. Но теперь явно понятно, что ничего не будет как раньше. Больно на сердце, но интересно на душе.       —Может, — Акио будто вышел из шока, говоря за думающего над своей новой жизнью друга, — вы ошиблись? Это можно как-нибудь проверить? Понять? Опровергнуть?       Хару задумался, переглядываясь с мужчинами:       —Можно, — вынес вердикт синоби, продолжая, — но ему может быть крайне больно и неприятно. Придётся использовать сильную магию. По-другому никак, — сочувственно произнёс колдун. — Ты готов на это?       Некая мимолётная решительность промелькнула в раздосадованном лице крадущегося. Судьба, от неё ведь не убежишь далеко. Обижайся на неё, не обижайся, но принять надо. Либо сейчас, либо никогда:       —Я на всё готов, лишь откройте мне правду.       Старшины вновь переглянулись, негласно уважая младшего синоби за невиданную смелость:       —Ну, раз так, то подойди и садись рядом со мной, — задумчиво произнёс синоби, задёргивая рукава тёмно-синего кимоно. Издержки профессии. — Оголи спину и терпи. Будет очень больно. Извини меня.       Макото напрягся и присел к нему спиной, следую его указам. Глубокий вдох и выдох, прикрытые глаза. А поможет ли? Такова же цена правды? Незащищённую кожу внезапно обжигает то ли холодом, то ли охлаждает огнём. Захотелось громко закричать, лишь бы неожиданная боль отпустила из своих оков. Большие ладони колдуна оглаживают бережно, но заплакать хочется неимоверно. Хочется убежать, убить или загрызть кого-нибудь, лишь бы отстали. Тысячи магических шипов выходят из сильных рук Хару, обдавая метку новоиспечённого ёкая огнём. Все молчат, но смотрят отрешённо и грустно. Каждому хочется прижать и успокоить младшего синоби, сказав, что всё закончилось и прошло, всё осталось прежним и ничего не менялось. Но все видят правду, и всем остаётся лишь сидеть, с горечью наблюдая за кристальными слезами Макото, скатывающимся на деревянный пол. Жалко. До ужаса жалко мальчика за его новую жизнь.       Секунда, и метка загорается обновлённым чёрным цветом, переливаясь дорогим серебром. Солёная вода в глазах будто высохла, душа будто успокоилась, лишь аккуратные поглаживания по спине приводят в чувства. Чувства, что стали чуждыми за несколько минут.       —Да, Сэмюэль, ты — ёкай, — Хару поправляет мятую одежду синоби, прикрывая его спину и новую метку, — и от этого не спрятаться. Теперь только пользоваться. Прости.       Колдун опускает рукава, заправляя за ухо упавшие на лицо волосы. Дождь уже давно кончился, уступая место хоть и прохладному, но яркому солнцу. И от этого чуть лучше.       —Не бойся, Сэмюэль, мы вместе с тобой. Тебя никто не будет осуждать, верь мне, — сказал отец Акио, взглянув на своего сына, что был не менее шокирован ситуацией и потерян в обстоятельствах. Ну, ещё привыкнет. — Если ты не против, Сэтсуо, то мы продолжим.       Младший потерянно оглянулся, выходя из транса. Что только что вообще произошло? Кто он? Где и когда закончилась старая жизнь и началась новая? Рой вопросов. Придётся разбираться и мириться.       —Нет, продолжайте, пожалуйста. Я готов.       Следующим диалог продолжил старый Дзёнин, решивший взять основные объяснения на себя:       —Шведа сложно будет отыскать. Надо будет сильно постараться нам всем без исключения, — он тяжело вздохнул, готовясь к тяжёлому. — Тот Нильсен-Фредрих слишком хорошо скрывается. Все знают его внешность и повадки, но все, кто смог встретить его, как по щелчку пальцев забывают всё, что с ним связано. Многие поговаривают, что он вообще сильнейший óни, поселившийся в теле потерянного в чужой стране иностранца. И эта нечисть теперь за что-то пытается всем отомстить, — старому Дзёнину было трудно говорить, но он всё равно продолжал. — Но это лишь слухи. Расползаются быстро, а половина из них — неправда. Но он по правде опасен. И этого надо остерегаться.       От чего-то внезапно затух фонарь, но никто не обратил на это внимание. Все были напряжены разговором.       —Мы долго удили любую информацию о нём, но получили не особо много, — в разговор включился Нобуо, постукивая пальцами по столу. — Знаем, что он очень любит ходить по городам и попросту не может сидеть на месте. Его трудно найти и уловить, он необыкновенно быстрый и скрытный. Детство было сложное, но мастер достался опытный, да и сила воли у того всегда была мощнейшая, — мужчина остановился, давая молодым людям понять сказанное. — Исходя из этих всех его качеств, могу сказать одно: придётся сначала тренироваться. Много тренироваться, Сэмюэль. Придётся работать на износ, до потери крови и сознания. Противник непростой, даже слишком сильный, ты сам видишь, — младший синоби покачал головой, соглашаясь. — Какой-либо план действий составить на этого Александра просто невозможно, но тот уже явно просёк все наши намерения и уже готовится к нападению, поэтому приступишь к тренировкам уже завтра. Тянуть время будет худшим решением, все это видят. Мы сможем дать хоть какой-то отпор, ведь людей в их клане заметно меньше, но сражение может затянуться надолго, а это будет вообще не к месту.       —Заниматься боями и ниндзюцу ты будешь с Акио, — колдун одарил синоби взглядом, показывая, что решение окончательное. Да и сам парень абсолютно не против, он даже это предвидел. — Мы подумали и поняли, что твой друг даст тебе очень хорошую подготовку, Сэтсуо, так как у него уже есть необходимый опыт. Поэтому мы ему доверяем, — Хару посмотрел на Нобуо и нашёл подтверждение им сказанного в его взгляде. — Так как ты ещё не умеешь пользоваться своим вторым обликом, занятия по превращениям будут проходит со мной. Это будет очень полезно в бою со шведом, особенно если ходят слухи, что он потенциальный óни, — колдун вновь тихо улыбнулся, на этот раз подарив улыбку именно Макото. — Тебе нечего бояться, мальчик, запомни ещё раз. Ты сильный. Мы со всем разберёмся и всему научимся, и ты поймёшь, что быть ёкаем — это дар свыше.       Сэмюэль уже давно всё принял, ведь даже глупому понятно стало ещё давно — войне быть. И Макото должен принять первый удар на себя. И он вынесет его, лишь бы закрыть ненавистный долг. Лишь бы деревня и родной клан были в порядке.       —Я на всё готов, я уверен, — Сэмюэль наконец поднял глаза, натыкаясь на тёплые взгляды всех членов совещания. И это его семья. И это до ужаса приятно. — Я не буду бегать от опасности. И я знаю, что мы примем любой исход, будь он даже поражением. Это наша жизнь.       Ветер снова поднялся, задувая в открытые сёдзи. К добру ли это, или ветер приносит беду? Неизвестно. Колдун одним щелчком пальцев зажёг все андоны, пропуская тусклый жёлто-оранжевый свет. Магия в чистом виде.       —Отличные слова, Сэтсуо Макото, отличные. Я всегда верил в тебя, — старик часто говорит это при виде младшего крадущегося, но в этот момент почему-то особенно приятно на душе. — С самого утра будешь заниматься с Акио, он придёт за тобой. Сразу после — с Хару. И так изо дня в день. Только так стать сильным, только так, мальчик мой.       Выводы сделаны, отступать не будет уже никто. Все, все до единого будут бороться за право жить и убивать. И никто не сдастся раньше времени.       —Думаю, на этом вы свободны, отдохните, — Нобуо с облегчением проговорил это слова, поправляя чёлку из чёрных волос, спавшую на нос. — Будь готов завтра с восходом солнца, Сэмюэль. И помни, что надо быть сильным. Это главное.       Юноши поднялись с мест и глубоко поклонились мягко улыбающимся почтенным, выходя на долгожданный дневной свет. Наконец-то. Хотя нет, это только начало.       —Он стойкий, справится, — бесшумно заговорил Исао, как только громоздкие сёдзи закрылись за юными ниндзя. Старик с трудом поднялся с места, кряхтя и заваливаясь. Все преклонны пред возрастом, жизнь ведь скоротечна. — Тем более с такими-то учителями. Далеко с ними пойдёт.       Да, далеко пойдёт...

❀ ❀ ❀

      Ранее утро было на удивление хорошим. Солнце хоть и холодное, но его присутствие заметно ободряло. Голые деревья еле покачивались, шурша влажными после многочисленных дождей ветками. Где-то вдали еле слышно пели одинокие птицы, не улетевшие за своими стаями на юг. Всё мире шло своим чередом, и только лишь стук боккэнов и лязг сюрикэнов нарушали утреннюю осеннюю идиллию.       —Твоя левая нога быстрее правой, — заметил Акио, уклоняясь от очередного выпада друга. — Используй её, не все могут ожидать нападения с этой стороны.       Сэмюэль по правде прислушивался ко всем советам синоби. Мацуда был очень внимателен и спокоен, а все его движения были предельно плавными и чёткими. И таким серьёзным своего друга было очень непривычно видеть. Мучил только один вопрос: когда и где он этому всему научился, если они всё время были с младшим вместе? Тренировался ночью?       —Откуда такие познания, Акио? — задумчиво поинтересовался Макото, подпрыгивая и уклоняясь от метких бросков сюрикэнов. Голос уже охрип, а дыхания стало маловато. Тратить время на разговоры очень глупо, но интерес всё затмевает.       —Просто я — гений, — оба парня засмеялись, не останавливая тренировку. — А если серьёзно, то по всей видимости мне такие таланты достались от отца, — Акио вздохнул, переваливая всю силу и вес на правую ногу, дабы отразить левосторонние удары друга. — Я никогда особо много времени не проводил за тренировками, а обучение я закончил неполностью, ты знаешь.       Отец у Акио замечательный. Действительно талантливый. Его движения всегда были отточенными, когда надо — резкими, а главное — уверенными. Ведь боец без уверенности и вправду не боец. Не может быть бойцом. Синоби всегда должен быть уверен в своих силах и возможностях, иначе он не сможет стать достойным.       Когда оба парня были ещё мальчишками, они любили наблюдать за Тобуо на тренировках. Особенно внимательно за движениями самурая наблюдал Сэмюэль. У него дыхание замирало, а время будто останавливалось, видя он плавные выпады и летящие движения.       Сэтсуо любил Тобуо как своего отца, в ответ получая взаимную хоть и не родную, но всё же отцовскую любовь. Сильная рука мужчины всегда умела наставить на верный путь, а сухие губы всегда шептали самые главные слова. И это то, что сделало его сильным духом. Сильным волей и характером.       Пользуясь моментом, Сэмюэль перекатился за спину импровизированного врага, ударяя его боккэном из тёмного дуба по спине. Бой, хоть и ненастоящий, был закончен. На очереди занятие с колдуном. Выматывает, но надо держаться. Ради друзей и семьи.       —Знаю. Я почти всё о тебе знаю, — Сэтсуо присел на холодную землю рядом с другом, разминая пульсирующую шею. — А ещё я знаю и помню, что тебе сильно не поздоровится, если ты не будешь рядом с домом Юки через пять минут. Она в гневе ой какая страшная...       Акио, сопровождаемый звуками беззлобного и милого смеха друга, подорвался с места яки ошпаренный, на прощание трепля чёрные волосы Сюмюэля.       —Спасибо, мелкий. Я совсем забыл, что она меня просила помочь. Не знаю, что бы я без тебя делал, — он кинул быстрый взгляд куда-то вперёд себя, нехотя убирая руку от его головы. — Завтра я снова зайду за тобой, держись.       Солнце, порой пропадающее в омуте белых кучерявых облаков, уже не лежало на холмистом горизонте, а стояло далеко в серо-голубых небесах. Чудеснейшая атмосфера осени.       —Иди отсюда, кавалер. Спасай даму, — Сэмюэль заговорщически улыбнулся, маша другу рукой.       Мацуда упорхнул далеко вглубь леса, ближе к деревне, а Макото остался наедине со своими мыслями. Много чего надо обдумать.       «Кто же ты такой, Александр? Каким же ты будешь в бою один на один», — размышлял юноша, невольно вырывая травинки и собирая их в небольшой букетик. «Такой ли он непобедимый, каким его считают?» — продолжал размышления Макото, добавляя маленькие красные цветочки с небольшой полянки. «А если он всё-таки ёкай, или, что ещё хуже — óни, смогу ли я противостоять ему в открытом бою? Он же опытный и наверняка хорошо владеет своим вторым обликом», — юноша сорвал несколько ажурных листочков, дополняя ими своё незамысловатое творение. Сэмюэль нашёл длинный тонкий стебель и обвязал им букет и вздохнул. «Ну и что мне с тобой делать?» — японец, будто вышедший из транса, с неким удивлением рассматривал своё произведение искусства. Не такому его учили, не такому. Зато успокоило.       Вдруг чья-то тяжёлая рука легла на его расслабленное плечо и он, по правде говоря, чуть дух не испустил. Мигом сжав в руке лежащий рядом боккэн и обернувшись назад, он увидел спокойного колдуна с его привычно осознанным взглядом. Макото скоропостижно выдохнул и успокоился, хотя на душе до сих пор тарабанило чувство неожиданности.       —Правильно, молодой человек, — Хару потрепал плечо парня, присаживаясь рядом, — сейчас лучше в любой момент быть начеку. Мало ли, что произойдёт в следующую секунду.       Молодой синоби лишь смог коротко улыбнуться, заметив небольшие изменения во внешности старшего: длинные золотистые волосы были завязаны в низкий хвост, а на них красовалось какое-то ярко-голубое украшение, испускающее бело-серую пыльцу. Чарующе, что глаз не оторвать.       —Эта заколка — мой проводник в мир ёкаев, — заметив увлечённый взгляд карих глаз на своих волосах, объяснил Хару. — Лишь только так я могу с точностью определять любые изменения в тебе и других превращающихся, направляя на нужный путь. Только через неё я могу тебя почувствовать.       —Вы не можете превращаться? — с дивной любознательностью спросил Макото, слушая наставника.       Хару мягко улыбнулся, продолжая:       —Нет, не могу. Не всем присущ талант управлением второй сущностью. Скажу даже больше: я её даже не чувствую, — с некой грустью проговорил колдун, глядя на открытые просторы. — Я всегда пытался отыскать в себе хоть часть какого-нибудь животного, но всё бесполезно. Приходится довольствоваться оставшимися.       Сэмюэль взглянул в печально-спокойное лицо синоби и вздохнул, переводя взор на свои тонкие пальцы:       —Вы расстроены тем, что не видите в себе этих сил?       Где-то вдалеке гаркнули птицы, хлопая массивными крыльями. Верхушки деревьев закачались, мгновенно опустев. Пора на юг, зима идёт. Зима идёт.       —Не то, чтобы расстроен. Я уже привык. Но, честно признаюсь, — колдун стал рассматривать цветастый букетик, лежащий рядом с бедром Сэмюэля, — я немного завидую тебе. Всегда хотелось бы попробовать себя в теле ёкая. Поэтому, мальчик, запомни, что твои силы — это необыкновенный дар. Тебе просто надо свыкнуться с этим и научиться пользоваться преимуществами.       Хару поднял «гербарий» молодого синоби с холодной земли и невесомо провёл по нему рукой, увеличивая размер цветов и травинок в несколько раз. Теперь перед глазами Макото невероятной красоты произведение, что странно, поздней осени: яркие лепесточки последних стойких цветов стали пышнее, заполыхав прохладными огнями, а зелёная трава разрослась и выпустила тоненькие щупальца, наполнившись ярко-зелёным цветом, будто лето только наступило и холодные зимы остались где-то позади. Хотелось бы в это верить. Очень.       —Невероятно, — одними губами прошептал Сэтсуо, дотрагиваясь до мягких лепестков. — Как давно Вы этому научились?       Хару отдал букет в вытянутые руки младшему, усаживаясь в удобную позу лотоса:       —На самом деле, с самого раннего детства, — мужчина задумался, выкидывая какие-то непонятные Сэмюэлю знаки в рассеянный воздух. — Не знаю, от кого у меня корни колдуна, но я научился ими пользоваться. Я сразу понял своё призвание. Хоть и приходилось много тренироваться, читать, порой даже что-то терять и чем-то рисковать, но я люблю своё дело. Всегда любил и буду любить, ведь это моя судьба. И тебе я советую принять свою судьбу, хоть она совсем непроста.       Холодный северный ветерок прошёлся по спинам, что-то шепча. Загадочно, но печально. Младший синоби, что запутался в событиях, совсем потерялся, необдуманно выпаливая:       —Я не готов, Хару, — взгляды обоих пересеклись, но у обоих можно было прочитать одно: сочувствие. Сочувствие друг другу, сочувствие судьбе, сочувствие новой и старой жизни. — Я боюсь своей второй сущности. Я её даже не видел. И это меня пугает до невозможности. А вдруг я не свыкнусь?       Колдун, что после тяжёлых «сюрпризов» жизни был закрыт для потустороннего мира, наконец смог понять нового для себя человека, ведь Макото так на него похож — такой же потерянный, ищущий, запутанный произволом судьбы, но сильный и бесстрашный. И это восхищает. По-грустному восхищает, ведь мальчика ждёт что-то страшное и большое, но он справится. Они ему помогут. Весь мир ему поможет.       —Не стоит бояться самого себя, Сэмюэль, — взгляд зелёных глаз колдуна впился в юношу, а на тонких губах заиграла тёплая улыбка. Значит, Хару нашёл своего человека. Им будет легко вместе. — В жизни будут вещи и люди похуже твоей второй сущности. Я обещаю, что мы с тобой справимся со всем. Ты ещё увидишь, что твой тигр — твой верный помощник. Просто надо лишь разобраться, — длинноволосый уверенно поднялся на ноги и протянул свою крупную ладонь младшему, поднимая того с осенней земли. — Попробуем сейчас?       Попробуем сейчас. Сила от слабости Неотделима. Хрупкая грань.