Тридцать минут после полуночи

      Нагретое телом одеяло тихо зашуршало, когда Ибо, слабо зевнув, перевернулся набок. За окном было темно, на небе мерцали звёзды, а в комнате стоял приятный полумрак — ничего, кроме высокой напольной лампы, найденной наверняка на какой-то барахолке по неприлично низкой цене, её не освещало.       Протянув руку вперёд, Ибо обнаружил, что в постели он был один. Объёмные складки одеяла оказались всего лишь ворохом подушек и скомкавшейся простыни, а не Сяо Чжанем, которого он ожидал увидеть рядом. Значит, ему снова не спалось.       Ибо не ошибся — Сяо Чжань не спал. Сидел на кресле перед большим окном, всё такой же нагой и всё такой же задумчивый, каким, в общем-то, был всегда. Он подобрал колени к груди, уронил на них подбородок и смотрел вперёд, выискивая взглядом что-то за запачканным разводами минувшего дождя стеклом. Ничего особенного за ним не было, всего лишь сад, за которым уже давно никто не следил, чёрное небо и мерцающий фонарь — лампа вот-вот перегорит, и Сяо Чжань снова будет жаловаться на постоянную темень вокруг.       Таким он находил его часто. Сяо Чжаню вообще было свойственно уплывать в свои мысли, он словно и жил только там, лишь изредка возвращаясь на бренную землю, чтобы взять в руку кисть или коснуться влажным поцелуем его плеча. Рядом с ним, на заваленном книгами столе, стояла прозрачная кружка с кофе. Она была полна наполовину, а пар совсем не шёл. Ибо догадался: опять забыл. Опять уплыл в своих мыслях куда-то далеко и не мог выбраться, блуждая манящими коридорами.       Наверное, это должно было напрягать. Ибо не знал, но Сынён говорил, что должно было. Да и не только он — все ребята говорили, что Сяо Чжань был странным и наверняка не совсем здоровым, его нужно было бояться, а не утаскивать каждый день в свои объятия, потому что такие, как он, были опасны. Подойдёшь ближе, а у тебя уже руки связаны. Проснёшься, а у тебя заточенный кухонный нож у горла. Если, конечно, вообще проснёшься.       Но Ибо лишь качал головой и усмехался. Он знал, что с Сяо Чжанем всё нормально. Просто он был… другим? Слишком увлечённым и порывистым, слишком жадным до ласки, но при этом яро жаждущим одиночества. Слишком любящим внимание, но при этом ненавидящим быть его центром. Это не было плохо и не было хорошо, это было нормально. Ибо вот тоже каждый день дерёт колени, потому что доска не желает слушаться и выскакивает из-под ног, и он пытается снова и снова, в итоге забывая не только про обед, но и про ужин, а иногда — даже про сон. И что, он теперь тоже ненормальный? Да нет, всего лишь дурак, увлечённый скейтбордом больше, чем самим собой. Даже больше, чем чем-либо ещё. Кроме Сяо Чжаня, разумеется.       По комнате разнёсся тихий вздох. Расколол на части тягучую тишину, ударился о стены и нежно коснулся его слуха, как Сяо Чжань касался его кожи. Он звучал устало, наверняка снова хотел спать, но не мог заснуть, и Ибо почувствовал, как внутри заныло. Это было единственное, что его беспокоило, — Сяо Чжань почти не спал. Улыбался, смеялся, мял его щёки в своих ладонях и говорил, что всё нормально, что «Бо-ди лишь попусту переживает», он спит и высыпается, но Ибо ведь не дурак. Видит его красные глаза, видит его трясущиеся пальцы, видит его рисунки, которые с каждым днём почему-то становились всё тревожнее, и вот уже вместо щебечущих птиц в вишнёвом саду белоснежное полотно сплошным слоем покрывала красная — как кровь — краска, изувеченная чёрными полосами. И Ибо хотел помочь, но как, если самому Сяо Чжаню его помощь не нужна?       — Простудишься ведь, Чжань-гэ, — Ибо вздохнул и поднялся с кровати. Она тихо скрипнула, одеяло снова зашуршало, почти что свалившись на пол, но он не обратил на него никакого внимания. — Зачем окно открыл? Холодно.       Он накрыл его взятым из шкафа покрывалом, а сверху — и своими руками, чтобы точно тепло и приятно. Сяо Чжань усмехнулся, коснувшись его ладоней пальцами.       — Почему не спишь?       — Это ты у меня спрашиваешь? — Ибо усмехнулся, уткнувшись носом в его волосы. От них всегда приятно пахло, в основном чем-то цветочным и невесомым, как и сам Сяо Чжань, но иногда в этом тонком аромате можно было проследить нотки цитрусов или сладкого персика. Ещё реже — терпкой вишни, слишком резкой и насыщенной, совсем ему не подходящей.       — Прости, — Сяо Чжань откинулся затылком на спинку кресла и поймал его взгляд своими глазами, — снова не спалось.       Ибо кивнул и коснулся его тёплого лба своими губами. Щёки Сяо Чжаня смущённо покраснели, а глаза, большие и яркие, от широкой улыбки сложились в очаровательные полумесяцы.       Он был красивым — Ибо мог часами на него смотреть. И смотрел, не замечая ничего вокруг. Смотрел на его острый подбородок, на гладкие узкие плечи, на пальцы, что так удобно помещались в его собственной ладони. Обычно ему этого хватало, но иногда, когда в горле сохло, а живот стягивало желанием, он двигался дальше. По подтянутой заднице вниз — к длинным ногам и узким щиколоткам, а затем — и к ступням с выступающими косточками. Когда Сяо Чжань позволял, он повторял этот путь губами. Касался невесомо и медленно, пока тело под ним не начинало трясти от желания. Тогда он кусал зубами ключицу, дразнил губами соски и переставал медлить, зная, что возбуждённого Сяо Чжаня лучше не злить, иначе на следующий день вся спина будет гореть от царапин, а на шее и груди не останется ни одного живого места — Сяо Чжань рисовал на нём метками, как красками на холсте.       Ибо думал, что если бы он был художником, он бы рисовал только его. Потому что Сяо Чжань не мог не вдохновлять. Не мог не быть той самой музой, единственной и неповторимой, чей прекрасный лик хочется писать до конца своих дней, наслаждаясь плавностью линий и чувственностью изгибов. Но Ибо был всего лишь скейтбордистом. Делал олли да бил колени о землю, что уж совсем не напоминало искусство. А жаль.       — Иди обратно, — Сяо Чжань подтянулся выше и коснулся поцелуем его подбородка, но идти дальше не стал, проигнорировав жаждущие поцелуя губы, — я умоюсь и вернусь.       Ибо не стал спорить. Закрыл окно, устав ощущать на голой коже мороз, и снова упал спиной на постель, поморщившись от ощущения скомкавшейся под ним простыни. Пришлось перестилать.       Сяо Чжань закутался в покрывало, как в кокон, и прошмыгнул мимо него в ванную. Всего на пару минут, а потом — упал рядом, коснувшись его своим плечом.       Руки потянулись сами. Потрогали шею, задели ключицу и скользнули ниже, по талии к гладкому бедру, на котором и задержались. Оно было белое, но с красными пятнами, Ибо целовал его несколькими часами ранее, толкаясь внутрь Сяо Чжаня пальцами, чтобы растянуть и распалить как следует. Сяо Чжань стонал, комкал в руках одеяло и теснее прижимался к нему ногами, а Ибо, в общем-то, был и не против. Вёл по ним языком и присасывался губами, зная, что к утру его отметины потемнеют.       — Тебе не хватило?       Голос Сяо Чжаня не звучал недовольно, в нём слышался смех и лёгкое, едва различимое озорство, которое значило, что ему самому на самом деле тоже не хватило, и никакая бессонница не могла усмирить это желание.       — Мне тебя никогда не хватает, ты ведь знаешь.       — Говоришь, как герой сопливого романа.       — Я и чувствую себя так же, — Ибо улыбнулся и придвинулся ближе, уткнувшись носом во впадину между ключицами. — Но я не против.       — Не останавливайся.       — Ты почти не спал, тебе нужно отдохнуть.       — Я сам могу решить, что мне нужно. И сейчас мне нужен твой член, Ибо.       Он нахмурился, но отказывать не стал. Повернулся на спину, усадив его сверху.       — Какой же ты упрямый, гэ.       — Не упрямее тебя.       — Хочешь посоревноваться?       — Разве что утром, — Сяо Чжань склонил голову набок и медленно поёрзал, коснувшись ягодицами его вставшего члена, — сейчас у меня, знаешь ли, другие планы.       — У меня, вообще-то, тоже. У этих планов даже есть конкретное имя.       — Ты заткнёшься сегодня или нет?       Ибо тихо рассмеялся. Это не звучало грубо и резко, всего лишь нетерпеливо и даже ласково, потому что грубым и резким Сяо Чжань с ним никогда не был. Его можно было понять, он был возбуждён и хотел спать, а Ибо, вместо того, чтобы заняться делом, ещё сильнее утомлял его разговорами. Но ничего поделать с собой не мог — рядом с Сяо Чжанем его рот не затыкался.       Сяо Чжань был растянут и смазан, у них был секс всего несколько часов назад, но Ибо всё равно подобрал с пола скинутый флакон со смазкой, вылил себе на пальцы и приставил их к входу. Сяо Чжань замер в нетерпении.       Пальцы вошли ожидаемо легко, сразу два и сразу до конца. Тёплые стенки приятно сомкнулись вокруг них, и Ибо тяжело сглотнул. Ему вдруг захотелось проделать то же самое языком, чтобы Сяо Чжань громко стонал и краснел пуще прежнего, но это потом, может быть, утром, когда Сяо Чжань поспит и будет готов не вылезать из кровати хоть целый день. Сейчас же он был слишком вымотан и слишком возбуждён, и мучить его своими бесконечными ласками было бы верхом издевательства.       А вот стоны его послушать хотелось. Поэтому Ибо, приподняв уголок губ в ухмылке, надавил на простату. А потом ещё и ещё, пока губы Сяо Чжаня не перестали сжиматься в тонкую полоску, дав наконец ему гортанно застонать. Громко и пронзительно, совершенно умопомрачительно.       Ибо был доволен. И останавливаться не стал, потому что Сяо Чжань, очевидно, против не был, только добавил ещё третий палец, чтобы не терять время попусту.       — Ты издеваешься, да?       — Тебе ведь нравится.       — Нравится, — Сяо Чжань кивнул, не став отрицать, и тут же сорвался на очередной вскрик, — а ещё мне нравится, когда ты делаешь это не только пальцами.       — Завтра я сделаю это языком, гэ, — он снова коснулся подушечками простаты, откровенно любуясь, как сильно раскраснелось от возбуждения лицо напротив.       Сяо Чжань не ответил, лишь заскулил и сильнее сжал коленями его бока, выглядя при этом развратнее любого греха. Ибо знал, что он любил слушать подобные непристойности. Его всегда это заводило ещё сильнее, заставляло теряться в сладких фантазиях и хотеть большего, но сам Сяо Чжань никогда в этом не признавался.       — Я бы и сейчас это сделал, но, боюсь, для тебя это будет слишком.       То, что ему снова не ответили, значило одно — пора. Сяо Чжань возбуждён и плавится, он на пределе, ему нужно кончить, и продолжать дразнить его дальше Ибо был не намерен.       Оставить Сяо Чжаня верхом не получилось. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что ни колени, ни позвоночник его уже не держат, поэтому пришлось поменять их местами. Сяо Чжань не сопротивлялся, только тихо ойкнул, не ожидая, что его так быстро опустят на спину и подомнут под себя.       Так он выглядел ещё лучше. Контрастировал смуглой кожей с белой простынёй и смотрел на него поплывшим взглядом, разведя ослабевшие ноги в стороны. Ибо огладил их руками. От щиколоток до выступающих бедренных косточек. А потом, лизнув под правым коленом, забросил себе на плечи, чтобы было удобнее.       Входил он без особого труда, Сяо Чжань был раскрыт и легко принимал его, даже не сжимаясь. Но Ибо всё равно не торопился, сделать больно — проще простого, а он хотел делать только хорошо. Чтобы Сяо Чжань стонал не от боли, а от удовольствия. И просил ещё.       Он на пробу двинул бёдрами, выйдя наполовину. Хотел даже остановиться, но Сяо Чжань не дал — сильнее сжал щиколотками шею и дотянулся руками до его ягодиц, тут же на них надавив. Ибо усмехнулся. Видимо, сил у него не осталось даже на слова. Значит, нужно было быстрее заканчивать. Он двинулся обратно, опустился ниже, едва ли не согнув совсем разомлевшего Сяо Чжаня пополам, и начал постепенно толкаться, наращивая темп. Но в меру, не срываясь на быстрый и утомительный. Это они тоже оставят на завтра.       Сяо Чжань скулил, стонал, сжимал руками то простыню, то его плечи, и ужасно дрожал в ногах. Иногда он шептал его имя, тихо, но надрывно, срываясь в конце на протяжное «о», и это звучало настолько возбуждающе, что Ибо мог бы кончить только от этого. Сяо Чжань вообще любил стонать его имя. Поначалу это было даже странно, Ибо к такому не привык, но со временем подсел на это, как на настоящий наркотик. Потому что каждый раз это напоминало ему о том, что Сяо Чжань с ним. Податливо жмётся, гладит языком чувствительную мочку уха и просит не останавливаться. Его. Не кого-то другого, а его, Ван Ибо, который до этого и не думал даже, что кому-то может быть с ним настолько хорошо. Это опьяняло.       Кончил Сяо Чжань с тихим хрипом и прогнутым позвоночником. Его ноги упали на кровать, совсем не способные держаться дальше, и Ибо упал рядом. Вообще-то, у него всё ещё стояло, но стоило ему только потянуться рукой к своему члену, как Сяо Чжань, поёрзав поясницей, оттолкнул её в сторону.       — Я сам.       Ибо поджал губы. Конечно, он бы хотел, чтобы это сделал Сяо Чжань, но тот был слишком вымотан и думать о таком даже не приходилось.       — Тебе не нужно, Чжань-гэ, правда.       — Помолчи.       Сяо Чжань проскользил коленями вниз по простыне и расположился между его ног. Его ладонь всё ещё подрагивала после оргазма, но на член легла твёрдо и уверенно, поэтому Ибо решил не останавливать. Хочет — пожалуйста.       Сначала движения были смазанными и отрывистыми, но позже Сяо Чжань вошёл в ритм. Двигался в меру быстро и в меру тесно, размазывал по стволу смазку и постоянно сглатывал, пока не взял наконец-то в рот. Ему нравилось отсасывать, и он не стал себе в этом отказывать.       Ибо раздвинул ноги шире, давая ему устроиться поудобнее.       Много времени это не заняло, он был слишком возбуждён, чтобы продержаться дольше, поэтому Сяо Чжаню достаточно было лишь несколько раз пропустить его головку в горло, чтобы он кончил, немного попав ему на лицо и губы.       Когда он отдышался, Сяо Чжань уже провалился в сон. Это не могло не радовать, оставалось только надеяться, что теперь бессонница его не побеспокоит и он сможет хотя бы немного выспаться.       Потрепав его по слипшимся от пота волосам, Ибо нехотя поднялся на ноги. Нужно было помыться и обтереть Сяо Чжаня влажным полотенцем, чтобы завтра он не проснулся с засохшей спермой на коже.       Когда со всем было покончено, он наконец-то устроился рядом. Накрыл Сяо Чжаня одеялом, обнял его со спины и уткнулся носом в тёмный затылок, снова позволяя себе вдохнуть едва различимый цветочный аромат. Вот только заснуть почему-то не получалось.       Кажется, противная бессонница, мучавшая Сяо Чжаня всё то время, что они знакомы, решила теперь перейти к нему. Но Ибо это не злило. Он уже поспал, а перспектива до утра любоваться сопящим под боком Сяо Чжанем его очень даже устраивала. Пальцы сами, словно завороженные, огладили тёплый живот — совсем невесомо, чтобы не разбудить. Нос снова вдохнул приятный запах. Бёдра прижались к чужой пояснице.       Ему нравилось так лежать. Рядом и вместе, деля одно тепло на двоих.       Ему вообще нравилось всё, что было связано с Сяо Чжанем. Запах краски, испорченные неудачными мазками полотна, разводы карандаша на ребре ладони. Даже вырванные листы, валяющиеся в урне небрежными комками. Ему нравилось всё.       Ему нравился Сяо Чжань.       Даже не так, нет. Он был в него влюблён.       Хоть и не знал о нём совершенно ничего, кроме того, что он — абсолютно очевидно — художник и владелец забавной коротколапой кошки, которая была такой же очаровательной, как и её хозяин.       Они познакомились странно. Почти каждый день Ибо таскался с друзьями на другой конец города в парк, посреди которого не так давно построили скейт-площадку. Сяо Чжань тоже туда таскался, только не с доской, а с карандашами и блокнотом. Садился на скамейку, доставал из сумки термос с чаем и принимался что-то увлечённо штриховать, не замечая ничего вокруг, в том числе и Ибо.       А вот Ибо замечал. Сначала просто проезжал мимо странного чудака в мешковатых кардиганах, а потом начал постоянно ошиваться рядом, потому что чудак оказался очень даже милым. В круглых очках и с приятной улыбкой, которой он, отрываясь от своих листов, одаривал пробегающих мимо детей или ластившихся к нему собак, что отбежали подальше от хозяев, радуясь возможности свободно передвигаться.       Однажды Сяо Чжань снова ушёл в себя. Да настолько, что засиделся до самого вечера и не заметил холодных капель начавшегося дождя. Тогда Ибо решился. Не оставлять же его здесь, в самом-то деле? Простудится ещё.       Он подошёл и набросил на него свою куртку с капюшоном, чтобы совсем не продрог, а потом, постаравшись унять странную дрожь в голосе, сказал, что здесь недалеко есть кофейня, где можно переждать дождь, — добежать домой никто из них уже не успел бы.       Сяо Чжань вздрогнул от неожиданности и поднял на него свои большие глаза. Смотрел пристально почти минуту, но быстро пришёл в себя — тряхнул головой и спешно собрал свои вещи.       С тех пор они часто ходили пить кофе вместе. Сначала в кофейню, а потом и к Сяо Чжаню домой. Ибо нарезал круги на скейтборде, отрабатывал прыжки и, прощаясь с ребятами, шёл к нему. Падал рядом на скамейку и молчал, потому что знал — говорить не было смысла, Сяо Чжань снова увлечён своими эскизами и вряд ли замечает хоть что-нибудь вокруг. Когда он заканчивал, его губы расплывались в улыбке, а глаза сразу же косились в сторону, к нему, и Ибо не мог не улыбнуться в ответ.       Они медленно шли, много разговаривали, и он чувствовал, как внутри с каждым днём становилось всё теплее. Сяо Чжань был похож на солнце, грел его своими лучами, не давая возможности отвернуться.       Вскоре одним кофе они перестали ограничиваться. Ибо поцеловал его первым, а Сяо Чжань не оттолкнул, наоборот — ухватился руками за ворот футболки и притянул к себе ближе, углубляя поцелуй настолько, насколько это вообще было возможно. И так снова и снова, пока однажды они не добрались до кровати. Ибо до сих пор помнил их первый раз — всегда будет помнить.       Сяо Чжань был ласковым и податливым, но всё равно любил направлять. Просил целовать себя долго и нежно, прижимал к себе тёплыми ладонями и говорил, что ему хорошо. Ибо знал. Ему тоже было хорошо.       Всегда хорошо, даже тогда, когда Сяо Чжань, снова увлекаясь, возвращался к своим картинам. Оставлял его одного в их кровати, брался за кисть и садился у окна, пачкая холст разноцветной краской. Он был увлечён и блуждал глубоко в своём сознании, но Ибо никогда не злился. Потому что знал — им он увлечён не меньше, просто сказать пока не решается, лишь тайком рисуя на своих листах его глаза, руки и изгибы торса. Однако для него это было громче любого признания.       Даже в своих мыслях Сяо Чжань приходил к нему.