Цветочная почта

      Саске уже достаточно взрослый, чтобы за ужином набивать щеки лапшой самостоятельно. Не то чтобы он любил эти полудохлые макаронины — просто мама так смотрела, будто сама хотела их съесть. Или съесть его, Саске, кислое лицо.              — Да не хочу я! — младший Учиха не выдерживает тяжелого взгляда отца, а потом, скрипя стулом, и совсем выползает из-за стола. Хватит, насиделся.              Но Фугаку, видимо, другого на этот счет мнения, потому что шутливо грозит сыну пальцем, а потом громко и продолжительно смеется, заражая всех своим хорошим расположением духа:              — Может, посидишь с семьей?              Микото прячет смешливую улыбку за ладонью, а Итачи так и вообще смотрит хитро, будто знает нечто такое, что заставит Саске резко передумать возвращаться в свою тихую, спокойную комнатку. И точно: брат весь подбирается, закалывая распущенные волосы в низкий пучок и обращаясь к переглянувшимся родителям:              — Он на свидание торопится. Да, Саске?              И — лыба от уха до уха. Что за предательство, а?              — У тебя есть девушка? — мама тут же подключается к разговору, с энтузиазмом облокачиваясь о стол и пододвигаясь поближе к замершему у прохода Саске. А ведь совсем немножечко оставалось! Что они, не понимают, что ли? У него — важная миссия, и прервать её равняется лишению всех конфет — а Саске был тем еще сладкоежкой.              — Нет у меня никого! — психует, совершенно по-детски топая ножкой. Злится ужасно, но на маму глаз не поднимает, иначе всё, каюк: спалят при первой же возможности…              — Да как это нет? А чего ты мимо дома Харуно постоянно нахаживаешь? — Итачи-сан знает, куда бить наверняка. «Зануда!» — так и хочется прокричать Саске, но он молчит, только супится немного, волнуясь, как бы неуемный брат еще о чем не проболтался.              — А я… почту разношу! Меня Мебуки-сан попросила… — Саске даже язык прикусывает, понимая, что прокололся: даже Итачи в своем шестилетнем возрасте не знал, как зовут Харуно-старшую. Ему, в общем-то, не было до этого никакого дела…              А Саске — было. Потому что он часто приносил свежие газеты Кизаши-сану, а мама Сакуры всегда ставила чайник, чтобы его, Саске, напоить.              Сакура… он немного волнуется: в прошлый раз она с благодарной улыбкой аж запрыгнула на него, едва не сломав неокрепший позвоночник. Саске до сих пор ощущал боли в спине — прямо как дед какой-то.              К счастью, Итачи решает ненадолго отстать, потому что усмехается тихонько и продолжает трапезу. «Вот и хомячь дальше!» — мстительно думает Саске, но «спасибо» сказать успевает, а потом и вовсе убегает, захватывая с собой только небольшую желтую сумку.              В ней на самом дне, глубоко-глубоко лежат цветы. «Розовые», — довольно подмечает Учиха, бодро марширует по мощеной улочке, ведущей к дому Харуно. Конечно, даже этот десятый по счету поход по-своему волнителен, и Саске даже шаг замедляет, лишь бы отсрочить хоть на чуть-чуть трепетный разговор.              Сакура для него непонятна. Совсем. Да, он всегда узнает, когда у нее плохое настроение, а когда — не очень, но вот остальное…              Харуно Сакура непонятна, непостижима и вообще — ужасно непредсказуема. То она виснет на нем, как личинка какая-нибудь, то вдруг захочет убежать далеко-далеко в лес, а уж его утащит непременно. Чтобы вместе с ней ненормальной «любовался» бабочками. Вот уж ему делать нечего!              Но Саске… нравилось. Нравилось, что эта розовая смешная девчонка таскает его по всем полям-лугам, венки ему плетет, улыбки свои красивые дарит.              А Саске ей — ничего.              Только вот… в этот раз всё иначе. Да, Саске уверен: что он, зря, что ли, букет рано утром собирал? Специально же среди мошкары и муравьев рыскал. И ведь нашел!              Теперь в его сумке лежат перевязанные ленточкой (пришлось у нии-сана выпросить) цветы — такие же розовые, как и сама Сакура. «Харуно. Харуно Сакура», — заключает Саске, сам не понимая, что улыбается, как последний влюбленный дурак.              

***

      

      — Саске-кун? — растрепанная и неряшливая, Сакура пулей выбегает во двор — калитку, скорее открыть калитку! А то ведь уйдет и даже не пожелает привычного: «Доброе утро».              Она с Саске знакома недавно. Ну как недавно: до того, как этот дурачок смог наконец подойти к ней, Сакура пряталась за всем чем можно, лишь бы понаблюдать за ним подольше. Ей нравилось думать, что вот он — тот самый принц, пусть и иногда излишне холодный, пасмурный и отстраненный Учиха.              Приходится немного помучиться с щеколдой, пока недовольное, хмурое личико Учиха Саске не показывается на глаза. Смотреть есть на что: Сакура даже замирает, боясь сдвинуться с места хоть на шаг. «Красивый», — мелькает в счастливой розовой головушке. А Учиха, отворачиваясь в смущении, между тем протягивает ей букет полевых цветов.              — Это тебе.              — Ой… спасибо, Саске! — от волнения она даже забывает любимый суффикс, и парень удивленно таращит черные глаза, пока Сакура не бьет его легонько по носу.              Она и сама знает, что обнаглела вкрай, потому что ну нельзя такие милые вещи с Учихой Саске проворачивать. Вдруг обидится…              Но Сакура жестоко ошибается: Саске просто не знает, куда себя девать, лишь бы не смотреть на изогнутые в детской ухмылочке губы. «Шутит она, значит», — недовольно думает он, а потом, разом забывая и про скрипучую калитку, и про букет в руках Сакуры, делает порывистый шаг вперед — всего один.              Однако этого оказывается достаточно: Харуно, замерев от испуга, смотрит на него своими зелеными глазищами, и Саске тоже смотрит — правда, еще более внимательно. У Сакуры радужек почти не видно — всё пожирают зрачки, которые затягивают, уносят его с собой куда-то совсем не туда.              Саске не боится. Подумаешь, поцелуй! Всего лишь прижаться губами к её губам, дрожащим таким, нежным, приятным, мягким. Подумаешь! Подумаешь…              Сакура подаётся ближе, смело отвечая, да с таким внутренним азартом, с такой отзывчивостью, что Саске начинает сомневаться в реальности происходящего.              Подумаешь… Подумать только, Харуно Сакура перехватывает инициативу! Нет, этого он так не оставит. Не сегодня, по крайней мере. Хотя…              У этой девчонки определенно есть опыт. Только где? «С кем?» — ноет в груди, и Саске поджимает губы, чуть отстраняясь. Харуно же атакует вопросами:              — Ты чего?.. Испугался? Плохо… плохо вышло?              Боже, у нее даже тон голоса меняется на более плаксивый. И Саске выпаливает, зная, что позже будет прокручивать в голове сказанную дурь сотни раз:              — Ты! Ты целовалась с кем-то еще?              Харуно аж давится воздухом от удивления, тут же, впрочем, реабилитируясь:              — Нет. — Коротко и ясно, но Саске не успокаивается, раздражаясь всё сильнее. Он и сам не понимает, почему ему так… плохо на душе.              — Тогда почему?              Сакура облизывает губы, заливаясь румянцем. Саске даже ловит себя на мысли, что готов возобновить поцелуй, не дожидаясь ответа. Но Харуно не дает долгожданного доступа, вместо приятного ощущения выдавая то, что определенно выводит его из колеи:              — Просто… тренировалась на помидорах.              Нет, она специально действует ему на нервы? Как теперь вообще продолжать любить помидоры, отчаянно пытаясь не представлять, как там Харуно Сакура на них училась?              Вот ведь… оставила его в дураках.              — Черт! — а вот это уже что-то новенькое. Саске хмурит брови, наблюдая за тем, как девчонка ругается, приводя в норму серьезно потрепанный букет. Кажется, они примяли цветы, пока целовались.              Нет, он не желает об этом думать!              — Не переживай, я еще тебе подарю, — великодушно предлагает, видя, как Сакура чуть ли не убивается над особо пострадавшим цветочком.              — Я и не переживаю! — огрызается та, дуясь. — И… больше не рви их, хорошо? Лучше пойдем завтра в поле валяться!              — Х-хорошо, — неожиданно покладисто отвечает Саске, но все-таки не удерживается от хитрожопой мордахи, надеясь на кое-что большее, чем просто «поле»:              — А сейчас тогда чем займемся?              И, знаете, он правда ожидал всего на свете. С Харуно Сакурой вообще в ближайшем будущем вроде: «Пойти в песочницу или постоять еще у калитки?» уже невозможно быть уверенным. И точно: Харуно опять отчебучивает, кивая на кусты через дорогу:              — Я — Итачи-саном, который следит за нами с самого… начала, — на этом месте она спотыкается, краснеет, но потом нагло договаривает:              — А ты — тренировкой на помидорах, потому что… честно, Саске-кун, целуешься ты так себе!