глубоко

так глубоко въелись эти опротивелые чувства под кожу, что даже острым ножом не проникнешь туда, не вскроешь гной, охвативший душу (а была ли она?) бум! — это взорвалось сердце той бедной пичужки, сидящей на ветке дерева, а быть может, и мое вместе с ней. когда любовь описывали в романах, тех, что притаскивала та надоедливая девчонка (можешь не кривиться так, будто съел фунт лимона, распознал я твою ревность уже давно), я видел лишь много заботы, уважения и… как оно называлось? не подскажешь мне случайно то слово? точно — любовь. такое маленькое слово, но вмещающее столь много смысла и излишней патетики. о ромео, я твоя! тьфу. хозяином являюсь я. по крайней мере когда-то являлся им, отдавая тебе приказы, как ничтожной собаке. раз я не мог избежать смерти в столь юном возрасте, то мог вдоволь насладиться могуществом и тем чувством неограниченной власти, которая даруется только при полном подчинении более высшего существа. если бы ты только знал о противоречии тех чувств, что ежесекундно пылали в моем сердце, то только бы ехидно усмехнулся, пока я этого не вижу. куда уж тебе до человеческих слабостей? хотелось бы и мне забыть навеки о всех чувствах, хотя бы заглушить на миг их, пытаясь вернуть самообладание. вся соль в том, что самообладания, как такового, у меня никогда не было. была только видимость и ничего более. перехитрил ли я тебя? судя по твоим глазам — нет. даже мою любовь ты принял с особой извращенностью, присущей всем демонам. просто принял мою любовь как дань, как нечто разумеющееся и обыденное. было бы до боли обидно, если бы не сам факт того, что влюбился ты в меня первый. отгонял от меня, словно надоедливую муху, ту девчонку. бросал на меня двусмысленные взгляды, которые я так успешно игнорировал. я твоя собственность? что ж, позволю тебе упиваться своим положением. зная, что хозяином остаюсь я.