Доверие и равноценный обмен

Стальной вернулся в централь, и об этом знал весь штаб. Ругань со стороны кабинета Роя Мустанга слышали все; после здание слегка тряхануло, потянуло вонью подпаленной бумаги. Из кабинета Эдвард Элрик вышел ухмыляясь и скрылся, снова не оставив записи, где расквартировался: государственные алхимики всегда нарушали устав, но юный Элрик, кажется, вовсе на все плевал. — Тебе вообще оно надо? — Элрик выбрался из душа в квартире Мустанга, не удосужившись прикрыться полотенцем. Хозяин дома развалился в кресле с бокалом выпивки. Китель сброшен, ворот рубашки расстегнут, но поза нервная, пальцы стискивают прозрачный бокал явно излишне сильно. — Надо, не забывай, что мы алхимики. Правило равноценного обмена. Только будь добр, не развали старичка. Последнее слово он едко выделил: Элрик на днях узнал, сколько полковнику лет, и знатно шумел на эту тему. Рой только ухмылялся: восточная кровь — он долго не будет еще меняться. Приятно, конечно, знать, что юный любовник думал, что ты куда моложе. Хотя сравнивать ему и не с кем – Рой единолично заполучил в руки самого молодого алхимика. Невинное тело и совершенно дикая душа – Рою нравилось видеть, как меняется Стальной и при этом все равно возвращается к нему. — Ты же сам говорил, никаких обязательств на меня не накладываешь, — Эд сушил автоброню; протезы звучали совершенно бесшумно, но запах металла и масла намертво въелся в тело парня. — Но я не говорил этого про себя, — отозвался Мустанг, одним глотком приканчивая горький напиток. Стальному он даже не предлагал: Эдвард не пил и не прикасался к сигаретам, он предпочитал иной вид удовольствий.

***

Эдвард Элрик никогда не мог расслабиться сам, выйти из гонки за целью ни на секунду, и это медленно его разрушало. Тогда-то он и попал в руки полковника. Тот всего лишь попытался уложить мальчишку спать, поймав поздно вечером в библиотеке штаба. Оттуда он все-таки дотащил его до потаенной комнаты за ширмой в кабинете, где стоял удобный диванчик, а дальше чуть очнувшийся Элрик начал драку. Рой просто воспользовался тем, что тяжелее; не живому телу тягаться с металлической рукой, но опыт сыграл решающую роль. Драка была недолгой, но в жаре летней ночи оба истекали потом после нее. У Стального растрепалась коса, он тяжело дышал, лежа под распявшим его мужчиной. А Роя повело – от запаха, от бездонных глаз с расширенным зрачком, золотых прядей и открытой беззащитной мальчишеской шеи. Слишком умный, слишком наглый, слишком красивый. Когда Эдвард облизнул пересохшие губы, полковника сорвало; он ждал, что его укусят, пнут железным коленом, да хоть ткнут измененным протезом, но вместо этого его личное проклятье приоткрыло губы навстречу поцелую. Стальной прижался как мог, и Рой отпустил ему руки, продолжая целовать; парень не отвечал, лишь обнял, прижимаясь так, что Рой через рубашку и его майку чувствовал влагу его кожи. Эд попытался ответить в тот момент, когда Рой взял его под спину; Мустанг пытался притормозить себя, не сходить с ума и не устраивать никому проблем необдуманными решениями. Тело было категорически против, Эдвард тоже, это все было похоже на помешательство или на сон. Парень цеплялся за него, и Рой поднял его — приятная тяжесть, разгоряченное тренированное тело; он чувствовал, как под руками напрягаются мышцы спины и бедер. — Тебе надо поспать, — полковник понимал, что без потерь со стороны совести ему не уйти. Он поможет мальчишке спустить напряжение, а после сбежит в душевую при раздевалке: ночью там точно никто не застанет полковника за рукоблудием. — Только попробуй свалить, я хочу тебя, сейчас, — Стальной почувствовал под собой покрывало, но отцепляться отказался. — Я не ребенок, — Эдвард сам пытался целоваться, мокро, неуклюже, до треска ткани вцепившись в рубашку полковника… — Ты не знаешь, о чем просишь, — Рою пришлось самому забраться на диван, и снова эта поза — он накрывает собой мальчишку, а тот смотрит прямо в глаза. Что за дерзкая привычка… — Отпусти. Рой трется пахом о живое колено – даже через грубую форменную ткань Эд должен почувствовать. Хватка на миг ослабевает, а после Роя тянут уже за ворот. — Я. Не. Ребенок, — Эд прижимается пахом к паху, толкает бедрами, Рой закусывает губу, потому что плоть слаба. Эд не тот человек, который колеблется в своих желаньях, и никому не позволит себя жалеть, даже если они причинят ему же боль впоследствии. — Сам напросился, — голос Роя срывается на рык, его начинала раздражать промокшая от пота одежда. Утро наступит позже, а сейчас он позволил желаньям выплеснуться наружу. И без того потрепанная майка Стального поддается под его руками, парень судорожно вздыхает, и Рой дает ему последнюю попытку отступить. Вместо этого Эдвард отпускает его рубашку и трясущимися руками пытается расстегнуть ремень брюк. — По-настоящему. Рой надеется на свой самоконтроль – остановиться, не сорваться. Запах кружит голову, он пропускает между пальцами мягкое золото волос. — Красивый, — Эдвард тянется к его лицу, откидывает челку и гладит по щеке. От такого простого жеста у Мустанга дергается член и искрятся звездочки в зажмуренных глазах. Но он продолжает раздевать парня, не слишком нежно лаская обветренную покрытую шрамами кожу. Стыки протезов и живой плоти нечувствительны, но Рой все равно проводит там языком: они его не отвращают, потому что это Эд. Стальной реагирует на все ярко, не пытаясь сдерживаться и не смущаясь. Такое доверие, и все ему, Рою Мустангу, но он не святой… Рубашка, форменные брюки – все летит на пол, аптечка, выдернутая из-под дивана вслепую, вывернута на пол. Рой наощупь помнил, что там есть. — На живот, — он чуть прикусывает раскрасневшееся ухо. И ему впервые беспрекословно подчиняются; Рой почти нежно целует позвонки, он чувствует, что парень напряжен как струна… — Можешь орать, звукоизоляция тут отменная, — это последнее, что Рой смог произнести вслух. Дальше он только ругался про себя, пытаясь заставить мальчишеское тело принять сначала пальцы, а потом и свою плоть. Эд не орал, лишь судорожно дышал, тихо постанывая, но стоило вынуть пальцы – и он перевернулся снова на спину и протянул руки. Рой не отказал им в удовольствии целоваться, но все равно зафиксировал Стального, вторгаясь в него. Узко до искр в глазах, и не только у него – Рой ощущал, как поменялось дыхание Эда, сорвался всхлип, но тело расслабилось. Кричал он потом, когда темп стал бешеным, когда утонувший в похоти Рой уже никого не жалел. Эд упал в объятья оргазма первым, сорвавшись от темпа и рук полковника; тот вытащить не успел – затянуло следом от сладких спазмов молодого любовника. Рой приходил в себя постепенно, под боком лежал тихо Стальной и… спал. Совершенно спокойно, словно это не чужое место и рядом доверенный человек. Будить его так не хотелось, но последствия страсти надо бы устранить… Дотерпел Рой все-таки до рассвета; Эд сонно шипел, морщился, вставая. Мустанг наблюдал за ним – в парне постепенно проснулся интерес к своему состоянию. Нет, он не орал о поруганной чести, разве что бросался руганью через зубы, изучая засос на животе. Мустанг предпочел умолчать о том, что творится на спине, он вообще ничего не комментировал. — Эй, вредный полковник, тебе хоть понравилось? — Эд валялся на том же самом диване, одетый в форменную рубашку и штаны, китель сложил под голову — он ограбил чей-то шкафчик. — Что, никаких концертов о потерянной невинности, коварных полковниках и больной заднице? — отозвался Рой вопросом на вопрос. Эд пожал плечами, задумался — какой он алхимик, если не может справиться со контролем над телом, да и всем известно: за все приятное потом наступает расплата. И что ценного в этой самой невинности после всего, что совершил алхимией? Он поднял взгляд. — Ты поцеловал — предложил, я — согласился. Так понравилось или нет? — Понравилось, — Рой поймал взгляд в глаза, — приходи, как соскучишься, и спи уже! Стальной ухмыльнулся, обнял китель и закрыл глаза. До начала приема посетителей Рой любовался на его умиротворенное лицо, почти уверенный в том, что Эдвард Элрик не вернется… пока через пару недель не обнаружил его на пороге квартиры. И закружилось…

***

Повторять вопрос о том, надо ли то, что будет, полковнику, Эд не стал – подошел и, отобрав бокал, припал с поцелуем. Горько, он почувствовал, как напряжен полковник. — Хватит вспоминать, расслабься и получай удовольствие, старичок, — Эд взял его лицо в ладони, заставляя запрокинуть голову и смотреть в глаза. Черные и радужка, и зрачок – бездна, в которую Эд всегда падал с огромным удовольствием. У Роя чертовски удобная кровать, и жертвовать комфортом Стальной не собирается – рывком за руку поднимает Мустанга на ноги с кресла и толкает к кровати. Эд смотрит, как раздевается любовник: по полу запрыгали пуговицы рубашки, штаны, белье – все скинуто, содрано. — Падай, — Эд стремительно оказывается рядом, делает подсечку, и Рой с шальной улыбкой заваливается на спину. — Хочеш-ш-шь, — Эд устраивается у него на бедрах: непривычная позиция. Ему в этот раз дали полную свободу действий, доверились, а ведь Рой знает, что Эд может, потеряв контроль, причинить боль протезами. — Хочу, — Рой достает смазку и протягивает Стальному. — Доверяю. — Молчи, а то… — Эд с удовольствием отвечал на поцелуй – его поняли. К чертям разговоры, раз они снова все решили. Стальной оторвался от поцелуя, но не отстранялся, позволяя Рою играть с волосами. Эд слепо гладил шею и грудь, подмечая новые мелкие ожоги. У них бурная жизнь, но в одной постели они могли себе позволить быть немного другими, уязвимыми. Эд знал, как ведет Роя от аккуратных касаний стальных пальцев, осторожных, невесомых и прохладных. А Эду нравилось впитывать тепло Огненного – в какой-то момент казалось, что протезы способны чувствовать тепло. Эд теперь мог легко облапать всего Мустанга, он подрос достаточно, чтобы даже легко выгнуть полковника, поймав кисти в руку. Власть над Огненным ударила в голову, он жадно целовал, оставляя метки и прикусывая шею и соски. Плоть к плоти – Эд толкается бедрами, показывая, какой может задать темп, и Рой стонет и требует прекратить уже дразнить. — Обойдешься, — Эд пока не касается смазки, он еще не насытился добровольно врученной властью. Он стекает ниже, разводит крепкие бедра и длинно лижет, опасно, но едва ощутимо касаясь зубами, и прижимает с силой руку, что пытается поймать за волосы. Эд ловит взгляд Мустанга, шальной, полный огня и жажды. Укусом в бедро он все-таки награждает Огненного, прежде чем перевернуть на живот и приняться за растяжку. Рой доверился настолько, что не занялся этим сам, Эд поглаживал спину стальными пальцами, все делая живой рукой. Мустанг дрожит, не только возбуждение – Эд ощущает, как он борется с попыткой командовать и в итоге поддается его пальцам. — Ну же, звучи, — Стальной особенно глубоко проник пальцами. — Эд! — Рой прогибается. А дальше картина мира смазывается – Эд не жалеет, не тормозит, возбуждение сглаживает отсутствие опыта. Мустанг под ним тяжело дышит, совершенно мокрый и грязно ругающийся, потому что и немного больно, и чертовски хорошо. Эд сразу находит удачное положение. Шлепки тел, общие стоны, бесстыжие позы… Роя больше не волнует, что он на коленях, главное – что им владеет Эдвард Элрик со всей неуемной юношеской страстью. — Хочу видеть, — Эд прерывается, переворачивает на спину и снова входит одним движением. — Болтаешь много, — Мустанг обнимает его за плечи, утыкается в шею, капитулируя полностью. Еще и еще – им мало, они всегда не могут насытиться близостью. Но тела не могут быть вечно сплетены в едином ритме. Стальной снова срывается первый, но и Рою хватает пары движений кулака на члене. Эд обнимает испачканного, горячего и дышащего надрывно полковника – с него станется сейчас встать и пойти решать дела. Элрик научился ценить момент чистоты души и разума после близости. Его тянуло лениться, спать или медитировать на обнаженного полковника. Сейчас он лениво размазывал капли семени по животу Роя – тот только издал возмущенный вздох. — Мыть будешь, — Рой, морщась, попытался сесть: юнец его не пощадил, однако и он не развалился. Только надо придумать, как спрятать под летней белой форменной сорочкой все это безобразие, что набирало цвет. — А ты плести косу. Рой любовался живым золотом волос – так давно не знавшее ножниц, блистающее на солнце, проникшем в квартиру. Впервые Эд допустит его к священнодействию… Равноценный обмен состоялся, как и проверка на доверие. Теперь никаких сомнений, только жить дальше.