daddy!

В какой-то момент «все плохо» превращается в обычное повседневное состояние. Порой Эрен старается думать, что все в порядке. Но чаще всего он думает: «Я — полное дерьмо, которое должно сдохнуть». Неважно как. Можно сколоться, спиться, подраться и получить нож в печень от какого-нибудь накуренного парня. Вот и все, достойный конец для его никчемной жизни. Но так было не всегда, правда. Когда-то было совсем по-другому. Иначе. Были мама, папа, сестра и друзья, солнечная дача, любовь, вновь мама, папа. В пятнадцать лет все пошло по пизде. Ладно, неважно. В участок Эрен попадает после того, как ночью подерется с Жаном. Вместе они выпивают на парковке среди машин, сидя на мокром бордюре. Выпивают пиво, затем мешают водку с энергетиками, потом почему-то снова переходят на пиво, а когда все напитки заканчиваются, гоняют за абсентом и пьют с горла, обжигая горло. Абсент горький и стремный, но берет хорошо. Эрен даже не помнит причину, потому что, как это обычно бывает, он может слететь с катушек буквально из-за одного слова, а может оставаться невозмутимым в этой же ситуации потом. Порой он сам себя не понимает, но да, он знает причину. Йегер в курсе, что у него очень большие проблемы с агрессией. Жану прилетает удар в солнечное сплетение, и он валится на мокрую сырую землю, не успевшую высохнуть после продолжительного дождя. Встает, секунду не понимает, какого черта вообще происходит, но тут стоит сказать: у Жана тоже большие проблемы с агрессией. Собеседник из него так себе, быстро выводит из себя и сам бесится с любой ерунды, сказанной недоброжелателями. Жан поднимается и бьет в ответ Ну, как уж получается, потому что его шатает. В прочем, ничего удивительного в этом нет. Эрен очнулся, когда его оглушила сигнализация машины. Она так выла и так неистово сильно гудела, проникая в уши и просто выводя из себя. Эрен обнаружил себя, сидящим на Жане и бьющим его по лицу без остановки на капоте машины. Он каким-то образом отшвырнул Жана на капот, уселся и стал бить его дальше. Бежать было поздно, как и поздно соображать, извиняться, все пошло к черту. Хозяин машины выходит из дома и звонит в полицию. Эрен валяется на земле, опершись о мокрое грязное колесо, и ему уже все равно. Ему наплевать. Он видит смазанные картинки, затем его берут за руки, поднимают и заталкивают в машину. Он оказывается рядом с Жаном. Эрену все равно. Он кладет голову Кирштайну на плечо и чувствует запах крови, понемногу осознавая: вот он я. Вот он я. Я избил друга. Эрена кидают в камеру, где помимо него, освещаемые тусклым зеленым светом, на скамейке сидят двое бездомных, от которых сильно пахнет, просто разит мусоркой. Эрен смотрит на потолок, любые звуки и запахи его раздражают. Вот бы отдохнуть в чистой постели, подготовленной мамой. Его бесит один звук: глупые мотыльки все бьются о лампочку, выполняя это тупое действие раз за разом, каждую секунду. Под утро они просто рухнут на землю, засохнут, а затем их смоет в унитаз уборщица, пока моет полы. Эрен понемногу приходит в себя и садится на скамейку, знакомится с бездомными. Даже бомжи ему говорят: «Выглядишь помято». Эрен усмехается и смотрит в потолок. Чуть позже в участок приходит мама Жана, который находится в соседней камере, и, утирая слезы, забирает его. Выдает пару ласковых слов Йегеру. Эрен это понимает, он избил Жана до отекших губ и синяка под глазом, Эрен тянет Жана на дно. Добрая матушка Кирштайна произносит, выйдя из себя: «Ты просто уебок, Йегер». И Эрен говорит: «Спасибо». Жан не говорит ничего, он просто опускает голову в пол, понимая, как он виноват перед мамой за ее переживания и слезы. Эрен не понимает Жана. Если бы у Йегера была мама, он бы не стал ее так расстраивать. Жан уходит вместе с мамой, и, конечно же, они не вызволяют его из этой дыры. Интересно, он повредил машину? Наверняка придется платить за причиненный ущерб. Ладно, все равно уже, дожить бы до утра. Утром его никто не забирает, и Эрен просыпается лишь от дикой головной боли, приподнимаясь со скамьи. Сейчас бы помыться, прийти в себя, выпить минералки. Даже позвонить некому. — Живой? — вдруг спрашивает кто-то. А, да, он не раз видел этого мужика, попадая в участок. Как вы уже поняли, Эрен тут завсегдатай, заходит, словно в кофейню каждое утро перед очередным рабочим днем. — Ну, пойдет. Попить-то можно? Мужчина цокает языком недовольно, но чуть позже все же протягивает ему бутылку воды. Эрен выпивает все до дна и выдыхает. — Есть кому позвонить? — спрашивает он. — Обычно меня забирает Жан с его мамой, но в этот раз я как бы избил Жана, так что никто меня не вызволит. Эрен усмехается. — Что с тобой не так? — задает вопрос мужчина. Эрен переводит взгляд с потолка на него, смотрит, не зная, как ответить на данный вопрос. Что со мной не так? Все не так, вообще все. Вообще ад кромешный. — Да все нормально, немного запутался, — улыбается Эрен. Спустя пару часов полицейский открывает замок, отворяя дверь камеры. — Так, все, собирай манатки, достал уже тут валяться. Выглядишь ты уродски, иди домой, проспись, умойся. Побрейся наконец и срежь патлы свои. Выкинь эту прокуренную одежду и возьмись за ум. Чтобы больше я тебя здесь не видел. Эрен поднимается, подходит к мужчине. Тот морщится, ощущая этот запах перегара, исходящий от Йегера. — Есть деньги на проезд? — спрашивает Эрен. — На проезд денег нет, а на алкашку есть, получается? — вопросом на вопрос произносит мужчина, вкладывая в свой тон все возмущение и непонимание. — Ладно, пешком пойду. Эрен выходит из полицейского участка, ослепляемый майским солнцем, ощущая, что день будет жарким. Позади него оказывается мужчина и говорит: — Будешь еще народ пугать своим видом. В машину садись, говори адрес. Его настораживает этот поступок. Домой они едут в тишине и с полностью открытыми окнами, видимо, запах перегара и пота настолько силен, что видавший многое за свою жизнь полицейский не может выдержать этого. В общагу возвращаться не хочется, хочется — домой в комнату на чердаке, к маме и папе, играть в приставку и поедать мармелад. — Ты слышал, что я тебе сказал? — Чтобы я привел себя в порядок и больше не возвращался. — Да, именно так. Йегер, я тебя запомнил, уж не сосчитать, сколько ты к нам попадал. — Почему вы так ко мне добры? — Эрен переводит взгляд на него. Он красивый и вполне ухоженный, очень маленький, но с устрашающим взглядом. — Потому что, я думаю, ты неплохой человек. О, вот как. У Йегера перехватывает дыхание. Давно о нем так не говорили. — Вы тоже классный. Йегер улыбается, как только может, но особо не получается. Леви оставляет его и уезжает обратно. Эрен снова чувствует себя ребенком, потерянным ребенком, который не знает, что делать дальше. И остается только начинать жить заново, потому что некоторые действия он умеет делать хорошо, а что делать дальше — не знает. Точнее, у него плохо получается. В конце концов он высыпается, бреется, но решает оставить, как выразился Леви, «патлы». В чистой одежде, посвежевший, он знает, что выглядит вполне неплохо, и от понимания этого даже улучшается настроение. Настолько улучшается, что Йегер неделю ходит на пары, пытается отвечать на математике и спорить на истории, старается жить жизнь, правда с Жаном они так и не созванивались. Но больше у него никого нет. С Леви они в разных мирах. Добропорядочный полицейский, что живет правильную жизнь и понимает, что делать и как это делать. И Эрен, который к концу недели забывает его слова, вновь отправляется на заброшку к панкам и пьет какую-то мешанину. Если выпить и закурить, если чувствовать эту сырость заброшенного дома, то все не так уж и плохо. Все плохое забывается, остается только здесь и сейчас. Тусклый свет, заброшенная крыша, панки и мешанина в бутылке неизвестного состава и процентов алкоголя. А на утро все сначала, как в одном известном стихотворении. Однажды Эрен снова попадает в участок и очень разочаровывает Леви, пришедшего утром на смену. Йегер в этот момент, когда встречается с ним взглядом, тоже очень сильно в себе разочаровывается. Можно сказать, окончательно. Ему почему-то очень стыдно появляться перед ним в таком виде, в подобных обстоятельствах, ведь он обещал исправиться. Поэтому Эрен молится, лишь бы Леви не пришел на смену с утра, лишь бы не увидел эту отросшую щетину, этот убитый взгляд и не почувствовал перегар. Он — никто, Леви — всё. — Не смотрите так на меня, пожалуйста, — первым начинает обороняться Эрен. — Как не смотреть? С упреком? Я же тебе сказал, ты, сраный ублюдок. Что ты творишь? Зачем ты это делаешь? Благо, что отходняк после травы закончился недавно, так что Эрен вполне может сказать что-то внятное. — Хочу вас увидеть. — Можно и другие способы найти для этого. Что мне с тобой делать? Эрен выдыхает, ему нечего ответить. Что Леви с ним делать? А что Эрену с самим собой делать? — Ничего не надо. Потому что я сам не знаю ответ на ваш вопрос. Что мне делать, как дальше жить? Леви, подскажите, я заебался. Я так заебался, я не вижу смысла дальше существовать. Леви заходит в камеру, оказываясь перед ним, смотря в упор. — У меня нет мамы, нет папы и сестры, у меня никого нет, кроме панков и Жана, но Жана я избил, и больше мы не общаемся. У меня нет того, к кому обратиться, нет тяги учиться и чистить зубы. Мне девятнадцать лет, и в один день я потерял всех родных, попытался жить самостоятельно, теперь мне кажется, что у меня печень отваливается. Я не вижу смысла жить, а вы, Леви? Вы выглядите прекрасно, от вас хорошо пахнет, вы вовремя приходите на работу. Как жить так же? Взгляд у Аккермана меняется, но он не становится жалостливым, а скорее каким-то понимающим. — Живи ради себя. Чтобы обеспечить себе хорошее будущее, зарплату и жилье. Я понимаю, ты сейчас спросишь — зачем тебе это надо. Тогда живи ради, допустим, меня. Выпустишься — покажешь свой диплом, докажешь мне, что ты что-то умеешь в этой жизни, а не только курить и сопли на кулак наматывать. Живи, чтобы нравиться себе и мне. Нормальные причины, пойдет для начала? У Эрена накатывают слезы, он старается не плакать, но в итоге глаза все равно становятся влажными. Ладно, он уже достаточно унизился перед Леви, какая разница. От Леви пахнет парфюмом и чистой рубашкой, говорит он спокойно и размеренно, и Эрен чувствует, что каждое его слово — твердое, имеет стержень, имеет смысл, вес. Йегер испытывает дежавю, когда Леви снова подвозит его до общаги и снова дает подзатыльники, подкрепляя не самыми приятными фразами. Эрен чувствует, что Леви просто не умеет по-другому. Но и так неплохо — о Йегере хоть кто-то позаботился. Эрен находит себе работу и бросает водиться с панками и курить траву, бреется хотя бы раз в неделю и меняет одежду. Ходит в колледж, стараясь нагнать программу и вспоминая, на какую специальность он вообще учится. С первой зарплаты на новом рабочем месте (на котором впервые задержался даже больше месяца и не получил штрафы или вообще увольнение) покупает Леви в подарок чайный набор, так как «ничего лучше нет крепкого черного чая в ночную смену». Леви весь такой чистый, строгий, пахнет мылом и много раз обзывает его мудаком. С ним можно поговорить, и он даже не брезгует поддержать разговор с бывшим наркоманом и пьяницей, да еще и младше его по возрасту и опыту. У Леви чисто даже в машине, даже коврики чистые, даже дома настолько чисто и хорошо, что хочется левитировать, не прикасаясь к полу. На столе стоят цветы, а дома его ждет кот. Леви любит животных. У Леви квартира залита солнечным светом, и Эрен однажды понимает, что влюбился, когда свет проливается на кухню, освещая бледную кожу Акермана и уставшие, изнывающие от нехватки сна глаза. Эрен думает: как я оказался у него дома, как я вообще смею находиться рядом с ним? — Я так и скажу. Я в вас влюбился, и вы всё для меня сейчас. Может быть, потом я найду, на что отвлечься, но я думаю о вас каждую сраную минуту. Мне кажется, у меня в ДНК записано — постоянно думать о вас. Вот такая вот ерунда получается. Мужчина просто смотрит на него, и внутри у Эрена все переворачивается. Серые глаза, эти уставшие серые глаза производят на него такое впечатление, что хочется просто поднять его вверх, покружиться, обнять эффектно как в мюзикле каком-нибудь. — Вам нравятся мужчины? Какие мужчины вам нравятся? Я похож на мужчину, который вам нравится? — Ты похож на надоедливого осла из «Шрэка», серьезно. — Кошмар, как мне исправиться? Леви классно трахается, потому что Эрен чувствует, всем телом, взглядом, руками ощущает, как спина его прогибается, и Аккерман запрокидывает голову, приоткрывая рот в немом стоне. Он вспотел, и прядки волос его прилипают к вискам. Эрен сумасбродно облизывает его висок, чувствуя все это: его запах, стон, чувствует, как дрожит тело мужчины, как ноги его от усталости стоять раком расходятся, так что Эрен придерживает их, сводя вместе, и продолжает двигаться, раз за разом, ощущая, как Леви в этот момент времени весь без остатка принадлежит ему. Он думает, боже, какой же он классный. Какой он милый, красивый, замечательный. Иногда он податливый, а иногда отталкивает его, и это тоже мило. Эрену нравится быть сумасшедшим, зависимым от него, потому что Аккерман задал ему такую цель — просто жить ради него хотя бы, и Эрен понял это по-своему, настолько по-своему, что просто влюбился по уши. Эрен видит, как уши мужчины краснеют, и это нечто иное, за пределами того, что можно описать словами. Какие же люди тупые, что придумали так мало слов для описания чувств, потому что Эрен прямо сейчас не может придумать, как описать, что он ощущает, смотря на его покрасневшие уши и выгибающуюся рельефную спину. Йегер ощущает себя любимым, когда Леви трогает его щеку своей прохладной ладонью, смотрит на него, и в глазах читается только настоящий момент любви. Как же странно быть любимым спустя столько времени жизни во снах и пьянках. Так вот, что такое, оказывается, жить.