Уже поздно

— Утомлённые днем, мы поем колыбельные для тёмных времен… Вроде песня Мирона, но из уст Славы, что тихо шепчет на ухо, кажется чем-то чужим и успокаивает гораздо сильнее лития. Дрожь проходит, остаётся только тепло, приятно разливающееся по телу. — Я рядом, Мир, я рядом, — он сильно сжимает его руки в своих, боясь, что тот растворится, исчезнет, оставит один на один с больным разумом. И, возможно, на этот раз он победит. Таблетки помогают все меньше и меньше, нужно идти за новой дозой. Алкоголь в организме вообще не задерживается, выходит вместе с едой. Сил нет даже сходить поссать.В голове пусто, он забывает, что говорил минуту назад. Но Мирон находит антидот от любых тараканов в голове. Слава. Славик. Славушка. Славка. Очень сложно быть для Мирона близким, потому что с ним как на химии: ничего не понять уже с первого пропущенного урока. Все стелются к его ногам, подчиняются, позволяют легко манипулировать — это лишь отталкивает. А у Славы получилось сломать систему — он не подстраивается: спорит, кричит, а потом целует, прижимает к себе. Смешанные чувства терзают грудь Мирона.Ударить или отдаться? Уже как год он выбирает второе. — Спи, Мироша, пожалуйста. Как по команде веки тяжелеют и опускаются, биполярно-аффективное отступает, прячется в тёмном углу до следующего раза. Он засыпает. Третья неделя депрессивной стадии всегда самая тяжёлая. Раньше хоть работать мог, песенки сочинял по настроению, а сейчас — ничего. Совсем. Пусто у него внутри, что поделать? Взгляд безразличный и залипает иногда в стену. Надолго. А Слава волнуется, почти всегда рядом сидит. Впервые столкнувшись с его эпизодами, устраняет опасности в квартире. Ножи прячет, всё похожее на веревки выкидывает, даже шнурки, на углы накладки приклеивает и ставит решётки на окна. Мирон смеётся, пока Слава не задёргивает рукав его кофты и показывает шрамы на запястьях.Он вообще не помнит, как это сделал. Лицо у Славы красивое, но слишком бледное стало, улыбается меньше, хотя старается, но, видно, желания и сил нет. Мирон винит себя и пытается его оттолкнуть — не получается.Он уже словно под кожей сидит.Прирос так, что не оторвать. Одним замечательным утром Мирон встаёт раньше Славы и чувствует себя наконец живым — так дышать хочется. Он быстро умывается и уходит гулять, ненадолго, так ему показалось.Солнце греет, все зелёное вокруг, но люди какие-то мрачные, идут без эмоций, как прозрачные. Но Мирону плевать: главное, ему хорошо. Когда на улице уже темно, он возвращается домой. По всей квартире свет горит, много незнакомцев. — А что тут, собственно, происходит, Слава? Тот поднимает на него красные глаза, кривит губы в странной улыбке. — Ты. Где. Сука. Был?! — кричит так громко, что страшно становится. Мирон сглатывает. — Я прогуляться вышел. Что такого? Чего орёшь, не пойму? Тише. — Тебе телефон нахуя нужен? — он словно голос сорвал. — Я, знаешь ли, решил без него… мне уже лучше, вот, устраиваю интернет-детокс, — мельком оглядывается: людей уже нет. — Лучше… Уже поздно лучше себя чувствовать, Мироша. — Это ещё почему? — Пожар. — Где? — В квартире у нас пожар был. — С ума сошёл? Когда? Все ж на месте. — Кроме нас. — Да о чем ты?! — Мы сгорели, Мирон.