Can I exist ?

      

***

             Чимин смотрит на то, как круглая бомбочка шипит и крутится в его руке, растворяясь в воде коралловыми разводами с лёгким мерцанием. Он слегка выпячивает нижнюю губу, загипнотизировано наблюдая за пастельными волнами в ванне, а затем внезапно крепко стискивает тонкие пальчики, зажимая в ладони кристаллик, который обычно запечатывают в бомбочки, что он так любит. Каждый раз кристаллики разные. Разной формы, цвета, размера. Чимину нравится их рассматривать, пока вода вокруг остывает, и у него есть это время. Каждый раз он думает лишь о том, что эти кристаллики, как и люди — многогранные, разные, необычные. Каждый со своей особенностью. Затем, каждый раз, взгляд серо-зелёных глаз переходит на тощие ноги, которые к тому времени уже можно разглядеть сквозь мутноватую воду. Цвет от бомбочки проходит в первые двадцать минут, оставляя на поверхности лишь излюбленные блёстки, тонким слоем осевшие и создавшие дешёвую магию. У Чимина тоже есть особенность. Ну…его лучший друг Тэхён всегда так говорит. Да и брат тоже…       — Чимин-и? — раздаётся мягкий голос за дверью, а после та слегка приоткрывается, впуская в небольшое помещение прохладный воздух. — Ты уже всё? Я могу тебя забрать?       — Нет, Чживон-а, ещё немного, — хрипато отзывается парнишка, нехотя откладывая кристаллик на стиральную машинку, стоящую рядом с ванной. — Я крикну.       — Хорошо. Дверь снова тихонько захлопывается, а Чимину хочется со всего размаха плюхнуться назад и, крепко зажмурившись, закричать в блестящую мыльную воду. Но он не может. Попросту не поднимется потом без помощи брата. У Чимина, вот уже как пару лет, есть особенность, которую он всей душой ненавидит.       Он не может ходить. Чимин хватается тонкими пальцами за губку, лежащую на угловой полочке, и стягивает её вниз, топя под водой. Иногда он думает о том, что топит себя, себя прежнего. И как-то немного отпускает. После работы с психологом, тоже кстати стало немного легче. Спустя полгода почти прошли кошмары и он снова смог спать в комнате один, без брата, который зажимал его между собой и стенкой, чтобы мальчишка ненароком не свалился. Спустя год он уже почти не помнил окровавленных лиц родителей в перевёрнутой машине, да и в целом сама авария как-то затуманилась и стала очень нечётким воспоминанием. Спустя полтора, он впервые улыбнулся, когда Чживон, вернувшись с работы, неожиданно подарил ему огромную толстовку нежно-голубого цвета и первый набор разноцветных бомбочек для ванной.             — Нам нужны краски в жизни, Чимин-и, — сказал тогда старший. — Начнём с чего-то неброского, а? Старший. Чимин усмехается, намыливая шею и плечи. Чживон старше всего-то на шесть минут. Не велика разница, казалось бы, но для них, как для однояйцевых близнецов, она была огромна. Хотя, по характеру они во многом были похожи, Чживон всё-таки был отчасти сильнее и напористее, когда как Чимин был словно маленькой копией их матери. Нежный, слишком уж добродушный и до сумасшедшего тактильный. Раньше с нестираемой широкой улыбкой до сощуренных глаз. Теперь лишь со слегка приподнятыми уголками пухлых искусанных губ. За два года, что они живут вдвоём, Чживон стал, казалось, более мягким и чутким к Чимину, но вместе с тем более отстранённым и закрытым ко всему остальному миру. Даже несмотря на наличие у них обоих лучших друзей, Чживон чаще сидел дома, сменяя декорации вокруг себя только в рабочие дни. Чимин же, в которого беспрестанно вдалбливали мысль о том, что нужно жить дальше, старался выходить гулять с Тэхёном, хотя бы, пару раз в неделю. Вдобавок ко всему, дистанционное обучение также разбавляло серые будни младшего. Особенно, когда Чживон уходил на работу, Чимин искренне был счастлив созваниваться с преподавателями. Дни пролетали быстрее, приближая их к выходным, которые они всегда старались проводить вдвоём. Теперь вдвоём. Раньше выходные для близнецов были семейными днями. Родители всегда вывозили их к морю, организовывая пикник и какие-то развлечения. Они перепробовали, кажется, все настольные игры, все спортивные состязания…теперь же к морю они ездили вдвоём и в основном пили горячий шоколад из термоса, глядя на воду у горизонта. Чживон каждый раз молился про себя о здоровье брата, Чимин же о благополучии и счастье старшего. И лишь дома, когда стрелки часов плавно приближали их к понедельнику, Чимин позволял себе тихонько поплакать в плечо Чживона, пока тот крепко прижимал его к себе, ласково целуя светло-русую макушку.       Меняться всё начало два месяца назад. Чимин, будучи в очередной из будних дней дома один, сёрфил ленту твиттера, лежа на своей кровати. Конечно, он мог бы посмотреть сериал, фильм, почитать книгу, в конец концов, позвонить Тэхёну и пригласить друга в гости, но тот день был одним из таких, когда четыре стены и приглушённой яркости экран телефона — это всё, чего хочется для умиротворения. Казалось. Наткнувшись на привлекательный арт неизвестного ему пользователя, Чимин кликнул на юзернейм и открыл абсолютно незнакомую, но весьма интересную ленту. Спустя час чтения небольших постов и рассматривания каждого арта, он дошёл до конца и как-то грустно вздохнул, отметив это. Чимин, не задумываясь, пролистал страничку вверх до шапки профиля и нажал на кнопку подписки, теперь уже более внимательно вчитываясь в профиль.       Юнги. 24. Рисую для себя. Пишу для себя. Если вам что-то из этого нравится — я прожил день не зря. В шапке просто чёрный фон, на юзерпике белая кала. Ничего примечательного, ничего отвлекающего внимания от основного. От контента. Чимин невольно улыбнулся тогда, радуясь такой драгоценной находке в виде малоизвестного артера, и провёл остаток дня за тем, что комментировал едва ли не каждый пост, что откликался в его душе. И ближе к ночи, когда они с Чживоном уже завершили второй ужин и посмотрели пару серий какого-то шоу, отходя ко сну, иконка твиттера мигнула входящим сообщением:       Юнги: Мне впервые столько комментируют И я не знаю, как на это отреагировать… Но, полагаю, спасибо? Мне правда приятно.) Впервые за девятнадцать лет сердце Чимина готово было выпрыгнуть из груди не от страха, а от неизвестного ему ранее трепета и предвкушения чего-то грандиозного.       И так и было. С того сообщения, они с Юнги ежедневно переписывались, разговаривая обо всём и ни о чём одновременно. Обсуждая учёбу Чимина и работу Юнги, который, как оказалось, был иллюстратором, а твиттер вёл, чтобы выплеснуть свои чувства, идеи и порывы внезапного вдохновения. Спустя пару недель знакомства, они впервые созвонились по видеосвязи, лёжа каждый в своей постели в неярком свете золотистых гирлянд, ползущих по стенам. Первый взгляд друг другу в глаза, первая улыбка, которая не являлась бездушной скобкой. У Юнги волосы были небесно-голубого цвета и глаза тёмные, словно поздняя ночь. У Чимина не прекращающие краснеть щёки и ослепительно-яркая от счастья улыбка. Голоса, так красиво сочетающиеся в переплетении хрипловато-ленивого и переливчато-нежного. Приложенные к камере ладони удивительно сильно различались, но вместе с тем так идеально подходили друг другу в этом очаровательном различии. Чимина с каждым днём уносило всё дальше волнами чувств. Юнги с каждым днём становился всё желаннее.             — У меня, наконец, появились свободные финансы, да и выходные на носу, — сказал пару часов назад Юнги, щёлкая карандашом на том конце провода. — Я подумал, если ты не против, может я приеду в Пусан? Я так хочу тебя увидеть. Слишком резко опуская в воду руку с мочалкой, отчего в стороны разлетелись блестящие всплески, Чимин до боли закусывает губу и прикрывает глаза, глубоко вдыхая. Он ответил Юнги, что ему нужно будет уточнить, не собирается ли его группа ехать на экскурсию от университета. А сам едва сдерживал слёзы, стараясь сделать всё, чтобы улыбка в голосе не надломилась, превратившись в завывающий всхлип. Он моргает, слыша тихий всплеск и тут же опускает взгляд в ванну. От слезы, сорвавшейся с длинных ресниц, на розоватой воде сейчас шла едва заметная рябь. Зато руки тряслись вполне себе осязаемо, как и голос, которым он окликнул брата:       — Чживон-а! Не прошло даже тридцати секунд, как тёмная макушка показалась в приоткрытой двери вместе с удивлённо распахнутыми карими глазами брата.       — Эй, я думал, что ты уже всё… Чимин? Чживон быстро проскальзывает в нагретое и душное помещение, захлопывая за собой дверь и опускается на колени перед ванной, замечая мокрые, явно не от воды, щёки младшего.       — Что-то с Юнги? Вы поругались? — мягко прочёсывая пальцами влажные русые волосы, старший склоняется так, чтобы заглянуть в помрачневшее лицо.       — Нет, не поругались, — слабо мотает головой Чимин. — Он хочет приехать.       — Чимин…       — Да, я всё ещё не сказал, — серо-зелёные блестящие слезами глаза уставляются в кафельную стену. — Я и не планировал, Чжи. Зачем ему?       — А что ты планировал? — вздыхает Чживон, укладывая ладонь на затылок брата и притягивая его голову к себе для того, чтобы поцеловать висок. — Хочешь сказать, что так бы и продолжал всю эту любовь по переписке со взрослым парнем?       — Нет…я не знаю…       — Расскажи ему, Чимин. Он заслуживает знать правду, если ты действительно влюблён в него.       — Если он не сбежит сразу, то останется из жалости, — голос Чимина всё же ломается, за чем сразу же следует громкий всхлип.       — Такого ты плохого мнения о нём? — грустно усмехается Чживон.       — Конечно нет, но…вот тебе бы нужно было такое?       — Если бы я любил человека — мне было бы всё равно.       — Говорить легко.       — А я тебя разве бросил? Чимин смотрит в ответ на пронзительный взгляд и лишь тяжело вздыхает, поводя плечами.       — Ты другое. Мы ведь семья.       — И всё же у меня был выбор. Я мог оставить тебя бабушке с дедом, — Чживон удобнее усаживается на колени перед ванной, вытаскивает мочалку из ослабевшей хватки и вновь проходится ей по острым плечам брата. — Из всего, что ты о нём рассказывал, этот Юнги кажется хорошим парнем. Он не поступит подло, Чимин. И, даже, если это будет ему не по плечу, я думаю он найдёт самый безболезненный из миллиона способ, чтобы сказать тебе об этом. Прояви к нему чуточку доверия.       — Мы никогда не сможем быть вместе, — чуть слышно шепчет Чимин, бегая потерянным взглядом по остывшей воде. Он ловит руку старшего и поднимает голову, как-то безумно впиваясь глазами в нахмуренное лицо. — Поедь к нему. Проведи день, а перед тем, как уйти, скажи, что…что это всё не то и…надо расстаться. Что ты просто хотел посмотреть на него, прежде чем убедиться в том, что ничего действительно не…       — Нет. Резкий и громкий ответ по ощущению был, как звонкая пощёчина. Чимин сглатывает, расцепляя пальцы на запястье брата и стыдливо опускает голову так низко, что русая чёлка едва не касается воды в ванне.       — Пожалуйста, Чжи. Умоляю, пожалуйста…       — Нет, Чимин. Это подло. Сегодня ты говоришь ему, что не знаешь уже, как засыпать без его голоса, представляя ваши руки, скреплённые вместе, а через три дня ты внезапно охладел? И зачем ему тогда сюда ехать? Тратить время, деньги…       — Я не смогу рассказать ему… — голос Чимина становится неразличимым, когда он накрывает ладонями лицо и начинает плакать.       — Но ты должен, Чимин, — наплевав на одежду, Чживон крепко обхватывает руками плечи младшего и прижимает его к себе, упираясь подбородком в макушку. — Он достоин знать правду. Или…или, как минимум, более человечного расставания. Скажи ему, чтобы он не приезжал…       — Два дня, — вцепившись в обнимающие его руки, Чимин чуть слышно произносит, сквозь всхлипы. — Проведи с ним выходные, а как только он уедет, я напишу ему, что это всё…это всё. Он хочет увидеть меня. Пусть он побудет счастлив эти пару дней. Я что-нибудь придумаю за эти дни… Чживон, пожалуйста.       — Ты заставляешь меня обмануть человека и сделать ему в итоге больно…       — Тебе важнее, что больно будет ему, или мне, когда он узнает, что я инвалид и бросит меня?       — Прекрати манипулировать, — цокает языком Чживон, отстраняясь от Чимина и хмуря густые брови. — И ты знаешь ответ.       — Тогда сделай это ради меня, Чжи. Чимин впервые за долгое время поднимает на брата столь серьёзное личико, копируя хмурые брови и поджимая такие же пухлые губы.       — Тебе в любом случае будет больно. В чём тогда смысл?       — В том, что это будет моим решением. А не его. Шумно выдыхая и качая головой, Чживон сдаётся, хватая с полки гель для душа и нервно щёлкая его крышечкой.       — Вода уже почти холодная, давай поторопимся.       — Всё будет хорошо, — шепчет успокаивающе Чимин в никуда.       

***

             — Вдохни глубоко, уставься в одну точку и расслабься, Чжи.       — Ты собираешься залезть мне пальцами в глаза. О каком расслаблении речь, Чимин?       — А ты попробуй. Чимин снова наклоняется ближе к брату, что устроился на низенькой табуретке напротив, большим и указательным пальцем приоткрывает его веки, а средний пальчик другой руки подносит ближе к глазному яблоку. Линза с сероватым оттенком почти соприкасается с радужкой, как Чживон вдруг снова моргает и дёргает головой.       — Чёрт, не могу я, — сквозь зубы шипит он. — Этот спектакль на пару дней. Не проще ли сказать, что ты фотошопишь глаза на фотках?       — Нет, он ведь видел меня в видео-звонках, — Чимин снова сбрызгивает раствором линзу, что только чудом не упала с подушечки его пальца.       — Тогда может я, то есть ты, наконец-то решил пройтись без линз? Естественный цвет, все дела…       — Чживон.       — Чимин.       — Кто из нас младше? Цокнув языком, Чживон рассерженно трёт переносицу, но всё-таки садится ровнее.       — А цвет волос?       — Я сказал, что покрасился, но он увидит вживую. Чимин бормочет тихонько, прижимая пальчиком линзу к глазному яблоку брата и проверяя, чтобы все края надёжно соприкоснулись и прижались. Чживон начинает часто моргать, хмурясь и морщась от непривычных ощущений.       — И как только люди с ними ежедневно ходят, — он утирает тыльной стороной ладони слезу на щеке, что непроизвольно появилась от рези в глазу.       — Привыкают, — жмёт плечами Чимин, вновь приближаясь к лицу старшего. — Я же к коляске привык за два года. Чживон замолкает, не смея пошевелиться, пока младший вставляет линзу во второй глаз. За всё это время они ни разу не поднимали тему того, что Чимину сложно находиться в коляске. Да, он говорил, как сложно морально справиться с потерей родителей. Как сложно морально понимать, что он не может так быстро и резво подорваться куда-либо. Да, говорил, как сложно было научиться переносить себя из коляски в кровать и обратно. И много других бытовых вещей…но Чимин никогда, никогда не жаловался брату на то, что ему тяжело быть таким. Ни разу за два года в стенах их квартиры не прозвучало жалоб. Молчаливые слёзы, крепкие объятия, крики по ночам, мат, когда что-то не получалось. Чживон смотрит на личико младшего, находящееся так близко от его и ловит взволнованный и грустный взгляд. Он гордится им больше, чем когда-либо мог себе представить. Но гордился бы им больше, рискни Чимин сам поехать на встречу к тому, кого любит. В груди засело противное чувство тяжести, а во рту горечи. Он должен был отказаться и не отбирать у брата возможность увидеть любимого. Должен был любыми обманными путями вытолкать младшего за порог, что-нибудь придумать и помочь им встретиться. Но губы Чимина, такие же, как его собственные, вдруг растягиваются в невесёлой, но подбадривающей улыбке, и Чживон понимает, что именно сейчас он помогает. Делает то, о чём Чимин его попросил. Даже, если это кажется неправильным.       — Не хочу, чтобы Юнги думал, будто я опаздываю, — фырчит младший, откатываясь немного назад и убирая со столика весь мусор от однодневных линз.       — Я постараюсь закончить это, как можно быстрее, — поднимаясь на ноги, Чжи машинально поправляет пальцами тёмно-каштановые волосы, зачёсывая их назад.       — Не сплавляй его так очевидно, — Чимин хихикает, протягивая брату руки и крепко хватаясь за дрожащие пальцы. — Не нервничай. Ты знаешь всё, что необходимо знать. Главное, не забывай отзываться на моё имя, почаще смейся и…       — Я никогда даже притвориться не смогу таким же, как ты, Чимин, — вздыхает старший, сжимая ладони. Он не уточняет каким. Они и так оба знают, что таким же чистым, искренним и безумно влюблённым. Знают и потому молчат.       — Телефон взял?       — Да. Везёт, что к интерфейсу привыкать не придётся.       — Одинаковые мы, одинаковые телефоны, — усмехается Чимин, отпуская руки Чживона и толкая его в бедро. — Проваливай. А не то будешь извиняться за опоздания. А ты знаешь, я всегда это делаю. Ласково и успокаивающе взъерошив русые волосы младшего, Чживон ещё раз глубоко вдыхает и уходит в коридор, спешно обувая кеды и хватая с крючка не свой бомбер болотного цвета. Захлопывая за собой дверь, он разве что не выть хочет оттого, на что согласился. Но за тонкой железякой, улыбаясь так обнадёживающе и выжидающе, сидел его брат. Чживон будет напоминать себе каждую секунду, что он делает это для и ради него.                    До тех пор, пока не поймёт в разгар очередного бурного обсуждения, что смотрит в кофейные глаза слишком долго и вдумчиво. Что замечает, как длинные пальцы нервно перебирают по краю рукава нежно-голубого пальто, не решаясь взяться за чужие. Что губы розовые напротив складываются в нежную улыбку всё чаще, притягивая к себе взгляд. Что голос пробирается под самую кожу, оседая там навечно, как пепел на пепелище. Чживон и впрямь думал, что у него внутри всё давно к чертям выжжено. Ни чувств, ни эмоций, только бесконечная благодарность за хотя бы живого Чимина. А сейчас, прямо посреди обугленных костей внутри и обожжённых обломков, пробивается из чёрной земли что-то нежное и живое. Трепещущее и тянущееся к солнцу, в карих глазах напротив.             — Знаешь, Чимин, — ласково улыбаясь, негромко произносит Юнги и касается кончиками пальцев нежной щеки, когда они стоят на автобусной остановке в ожидании транспорта Чживона. — Теперь, когда я увидел тебя, мне будет ещё сложнее смотреть на тебя через экран телефона. Чживон уже под влиянием собственных ощущений улыбается смущённо и опускает голову, стараясь спрятать блеск в глазах от Юнги. Но тот лишь мягко подцепляет двумя пальцами его подбородок, приподнимая голову, и в одно мгновение оказывается рядом, осторожно соединяя их губы в первом поцелуе. Глаза закрываются машинально, как и руки, что тянутся обхватить тонкую шею и притянуть ближе, совершенно бездумно отвечая на поцелуй. И сознание реагирует красной лампочкой и воющей сиреной только тогда, когда поясница прогибается под длинными пальцами, прижимающими хрупкое тело совсем уж тесно, так что не вдохнуть. Чживон резко распахивает влажные от слёз глаза и выдыхает в горячие губы, отталкивая Юнги от себя.       — Прости, мой автобус! Он, не глядя, запрыгивает в только что подъехавший транспорт, оплачивая карточкой, что едва не выпадает из рук, и забивается на самое дальнее одиночное сидение, упираясь локтями в колени и вцепляясь пальцами в волосы. Обмануть одного человека, представившись его братом — это та ложь, на которую он согласился только ради Чимина. Но теперь, горящими от трепетного поцелуя губами, ему придётся солгать единственному близкому человеку. В кармане телефон разрывается от сообщений, посылаемых Юнги, а в голове тикает пульсом бомба замедленного действия, в попытке понять почему он так просто ответил на поцелуй.       Когда Чживон, наконец, добирается до дома, сменив ещё два автобуса, что завезли его в малознакомый район, Чимин набрасывается на него, обхватывая руками поясницу и утыкаясь заплаканным лицом в живот.       — Почему ты не написал, что вы задержитесь? — сквозь всхлипы воет младший, пока Чживон опускается перед ним на колени и обхватывает опухшее личико ладонями.       — Телефон сел, прости, — надломленно шепчет он, вытирая большими пальцами слёзы.       — Почему так долго? Что-то случилось? На тебе лица нет, — лепечет Чимин, шмыгая носом и вцепляясь ладонями в холодную шею брата.       — С Юнги всё нормально, — сглотнув ком, подступивший к горлу, Чживон вымучивает из себя улыбку, рискуя посмотреть в серо-зелёные глаза. — Представляешь, я так устал от всех этих прогулок, что забылся и перепутал автобусы. Пока добрался…уже и вечер.       — Я уже думал, что Юнги оказался маньяком и разделал тебя по кусочкам.       — А чего же в полицию не позвонил?       — Дак я… — Чимин теряется, хлопая глазами, на что Чживон мягко смеётся, впервые за весь вечер чувствуя, что воздух проходит в лёгкие без прежней боли. Младший улыбается в ответ, как вдруг отпихивает его от себя.       — Скорее переодевайся и мой руки. Я голоден и ничего не ел, пока волновался и ждал тебя. Он как-то резво разворачивает коляску, что-то ещё бормоча себе под нос с присущим ему очаровательным негодованием, пока старший, стягивая с себя его бомбер, смотрит во взъерошенный русый затылок. В кармане джинсов в очередной раз ощущается вибрация и Чживон, закрываясь в ванной, снимает блокировку, наконец, глядя на все сообщения оставленные Юнги. Тот переживает за то, как прошёл день и всё ли Чимину понравилось. Не забывает упомянуть о том, как мило морщился его нос при смехе, как красиво блестели глаза в редких солнечных лучах, появляющихся из-за серых туч. Каким облегчением наконец-то было целовать его губы не через экран… Чживон замирает на месте, чувствуя, как холодок пробегает по позвоночнику. Трясущимися руками сжимая мобильный, он бегло пишет Юнги, что остался в полном восторге от их встречи и тоже рад был встретиться. Кусая до боли губы, пишет и о том, что поцелуй в конце вечера ничего не испортил, но он не хотел бы это обсуждать. Чимин, такой Чимин, его определённо бы смутили такие вещи. А потому, Юнги верит и соглашается с просьбой, извиняясь попутно и желая приятных сновидений, а Чживон спешно стирает все сообщения, в которых хоть как-то упоминается главная допущенная им ошибка. Когда младший стучит в дверь ванной, спрашивая всё ли в порядке, его телефон едва не летит на холодный кафель, оттого, что Чживон вздрагивает всем телом. Быстро помыв руки и плеснув ледяной воды в лицо, он зачёсывает мокрыми руками тёмные пряди и смотрит, не мигающе, на своё отражение. Всего один день. Ему нужно продержаться ещё один день. И уже завтра вечером, он просто скажет Юнги, что поцелуй, вероятно, всё же испортил их отношения и они не могут быть вместе. Что влюблённость словно рукой смело, и эти два дня доказали, что это было не больше, чем просто наваждение из-за того, что он никогда и ни с кем не встречался. Чимин. Именно Чимин…а потом он просто удалит и заблокирует Юнги везде. Всего лишь день и они с Чимином снова будут жить в спокойствии, а потом оба найдут себе тех, кого будут любить до последнего вдоха. Это просто нужно пережить.       — Я через пару часов, как ты ушёл, — Чимин, как может в своём положении суетится по кухне, ставя что-то в микроволновку и торопливо тарахтит; — подумал, что нужно что-то приготовить. Тэ уехал опять куда-то на соревнования, смотреть ничего не получалось. Ты же знаешь, меня готовка всегда отвлекает. Чживон слабо улыбается, закатывая рукава кардигана брата, и садится за стол, подпирая кулаком подбородок и наблюдая за младшим.       — В интернете постоянно рецептов полно, а тут какие-то фруктовые блинчики. Удивительно, правда? — микроволновка противно запищала, отчего Чимин дёрнулся, забывший о ней. — Попробовать не смог ещё. Тошнило от нервов, но надеюсь, они съедобные.       — Всё, что ты готовишь — съедобно, — принимает большую тарелку со свёрнутыми конвертиками Чживон, ставя её на середину стола. — У тебя ведь в маму этот талант.       — Да брось, — хихикает Чимин, устраиваясь удобнее за столом и протягивая руку к тарелке. — Там с персиками, бананами и киви. Вот насчёт киви не уверен, но, чем чёрт не шутит.       — Если завтра я останусь дома из-за этих экспериментов — даже лучше будет, — выдаёт вдруг старший, усмехаясь и откусывая, вероятно, персиковый блинчик, но тут же останавливается, перехватывая обеспокоенный взгляд заплаканных глаз.       — Боже, я совсем не подумал…может не будешь пробовать?       — Поздно, Чимин-и, я уже, — машет рукой Чживон, запихивая весь блинчик в рот.       — Так и…как всё прошло? — также набив щёчки, словно хомяк, Чимин сложил пальцы в замок, нервно заламывая фаланги.       — Много болтает, — ведёт плечом старший, едва бормоча с набитым ртом. — Симпатичный, как на фото. Бледный очень, он здоров? Младший, хихикая, вынужден прикрывать ладошкой нижнюю часть лица.       — Он всегда такой. Особенность. Как у меня. Только нормальная.       — Чимин.       — Да знаю я, забей. А что ещё? Куда вы ходили?       — Чимин? — протянув руку через весь стол, Чживон мягко берёт руку брата в свою и чуть сжимает пальцы. — Зачем? Зачем ты спрашиваешь, если завтра всё кончится?       — Да просто…просто интересно, — понурив голову, бросает Чимин, машинально хватаясь за горячую ладонь.       — Просто гуляли по городу и сидели в кофейне. Правда ничего интересного. А блинчики очень вкусные. С персиком точно. Они улыбаются друг другу, и на какую-то секунду Чживону кажется, что всё пройдёт гладко и всё будет хорошо.       

***

             Пока большая ладонь, ласкающая его щёку, не перемещаетсч на затылок, притягивая его ближе к уже совсем не незнакомым и не чужим приоткрытым губам. В завершении вечера и выходных Юнги, они решили пойти на набережную, окутанную уже не таким холодным лёгким ветром и тёплым светом фонарей. Разговор плавно перетёк в работу старшего, который с упоением рассказывал об очередной истории, которую он с радостью изображает и не может дождаться, когда она уже выйдет в тираж. Руки сами собой нашлись на холодном дереве скамейки, переплетаясь пальцами в прочный замок. Плечи совершенно на автомате прижались ближе, в поиске кусочка тепла. А вот губы встретились уже абсолютно намеренно, превращая лёгкое касание в полноценный и чувственный поцелуй, уносящий сознание куда-то за горизонт, где мерцала тёмная вода.       — Через пару часов поезд, — неохотно отстраняясь, шепчет Юнги, скользя пальцами по шее Чживона.       — Да, и тебе ещё нужно добраться до вокзала, — слабо кивает в ответ тот, не открывая глаз и касаясь своим носом маленькой кнопки напротив.       — Я постараюсь вырвать время и деньги и приехать через пару недель, Чимин. Не выдержу видеть тебя раз в месяц, — хмыкает голубоволосый, наклоняя голову и ласково проходясь губами по тёплой щеке. — Спасибо, что написал тогда.       — Спасибо, что ответил, — тут же выпаливает Чживон, вцепляясь мёртвой хваткой в полы пальто на груди старшего и резко вжимаясь лбом в его плечо.       — Эй, ну ты чего?       — Просто…буду скучать. Чживон говорит это не внезапно, не неожиданно, не выпаливает это вперёд мыслей. Нет. Эти слова он говорит обдуманно и искренне. Зная их последствия и понимая, что только что, он наступил на горло собственной совести…и Чимину. Он чувствует, как Юнги обнимает его за плечи, прижимая к себе крепче и что-то бормочет в волосы, но в голове сейчас белый шум и мысли только о том, как теперь ему быть дальше. Ведь, если быть честным, всё ещё можно закончить. Вернуться домой, написать кучу глупостей Юнги и заблокировать к чертям. Обнять Чимина, успокаивая бегущие слёзы, и делать вид, что плачешь за боль младшего, а не от своей собственной. Но отчего-то не можется. Или не хочется? Чживон утыкается носом в шею Юнги и жмурится так крепко, что под закрытыми веками мерцают разноцветные звёздочки. Прямо как от бомбочек для ванной, которые так любит Чимин. На глаза напрашиваются слёзы и сдерживать их сейчас нет никакого смысла. Всё к месту. Хоть и плачет Чживон оттого, что за пару каких-то неполных дней и памятуя обо всех переписках, которые постоянно цитировал брат, так бездумно и до беспамятства влюбился в едва знакомого человека. Но такой ли Юнги для него чужой? Благодаря тому, что Чимин без умолку болтал о нём и делился всеми своими чувствами, Чживону казалось в какой-то момент, будто они уже его собственные. И без инструктажа перед свиданием, он зачем-то помнил, что любимый цвет Юнги — синий, что кошек и собак он любит одинаково, а из кофе предпочитает холодный американо. А ещё спит по четыре, иногда пять, часов в сутки, и работает на износ. Но работу свою любит. Юнги, Юнги, Юнги…влюбился ли он в этого человека за эти выходные? Или встречи просто закрепили то, что варилось два месяца в его голове? Или вместе с парнем брата, он забрал и его чувства? Юнги отстраняет Чживона от себя, нежно улыбаясь и стирая костяшками пальцев оставшиеся на щеках слёзы.       — Стимул мне работать ещё усерднее, чтобы после учёбы, забрать тебя к себе в Сеул.       — Не шути так, — сипло тянет Чживон, вглядываясь в кукольное лицо сквозь пелену слёз.       — А кто сказал, что я шучу, Чимин-и? — хрипловатый смех должен, казалось, словно мёдом покрыть разболевшееся сердце. Но звук чужого имени только делает на окровавленной мышце очередную зарубку, словно на дереве. Словно заключённый, что рисует на стенах количество оставшихся ему дней. Чживон с трудом сглатывает ком горечи, и тянет губы в подобии улыбки.       — Ещё успеем это обсудить. Времени куча.       — Да, целых три года. Не могу обещать, что не сдержусь и не заберу тебя отсюда раньше. Юнги снова смеётся, кутая в тёплых объятиях. Чживону, кажется, не хватает воздуха.                    — Всё будет хорошо, — как мантру повторяет старший в волосы Чимина, пока тот рыдает тем вечером в голос, спрятав личико на груди брата. — Тебе нужно удалить все страницы и начать всё заново, Чимин-и. Просто начать заново. Всё обязательно будет хорошо. Чживон и сам хотел бы в это верить.              На следующее утро, когда он, наконец, разбирается с новыми страничками в социальных сетях, совесть всё ещё пытается достучаться до него, затоптанная, из-под слоя пыли и грязи. Но, только увидев, профиль Юнги, Чживон втаптывает совесть поглубже, стискивая зубы и заботясь лишь о том, что старший сейчас, вероятно, переживает о том, что все телефоны Чимина недоступны. Он добавляется к нему везде, где знает, что они общались с братом, а затем, запираясь на балконе и кутаясь в огромное одеяло, не медля набирает номер, нетерпеливо прикладывая телефон к уху.       — Мин Юнги слушает? — не проходит и двух гудков, как хрипловатый и слегка резкий голос врывается в динамик.       — Юнги? Юнги это Ч…Чимин, — запинаясь произносит Чживон, кусая губы до боли.       — Чимин-и! Ты в порядке? Я звонил вчера, но…       — Представляешь, потерял телефон! А у меня к нему все странички привязаны были. Всё утро провёл в блокировке и прочей суете.       — Ты сейчас в порядке? Тебе не нужна помощь? — голос Юнги звучит слишком уж встревоженно. И это ранит. Чживон не хочет, чтобы он переживал.       — Всё хорошо, Юнги. Всё хорошо, я ведь позвонил тебе.       — Я очень рад тебя слышать, правда. Ты знаешь наизусть мой номер?       — Ну, конечно. А разве ты мой нет?       — Конечно, Чимин, конечно, — облегчённо выдыхает в динамик Юнги, а затем усмехается. — Смотри-ка, не успел я уехать, как с тобой уже приключилось что-то плохое. Это намёк от судьбы, что нам больше нельзя расставаться.       — Я бы и сам не хотел с тобой расставаться, Юнги. В этих словах должна сквозь буквы струиться любовь. Но вместо неё их прошивает острая боль.       

***

             Чимин открывает глаза, уставляясь сонным и слегка ещё мутным взглядом в белую стену, и закрывает их вновь. Во сне он гладил руки Юнги и чувствовал его дыхание на своей щеке. Наяву же его подушка промокла от слёз, а глаза от них же болели вместе с головой так, что хотелось обо что-нибудь посильнее приложиться. Он слышит, как где-то на кухне гремит посудой в раковине Чживон, слышит, как за окном сигналит машина, и даже, кажется, слышит, как у соседей справа на полную громкость работает телевизор. Всё это он слышит снаружи. Внутри же у него лишь звук одного единственного голоса. Скуля и натягивая одеяло на голову, он утыкается лицом в подушку и едва сдерживает себя, чтобы не закричать в неё. Он пытается не винить себя, ведь действительно, какого будущего он ожидал для них с Юнги? Спустя еще несколько месяцев, когда Юнги бы окончательно привязался к нему и упрочнил корни в сердце, просто сказать, что у них не случится романтичной пробежки по пляжу у моря? Что всю жизнь Юнги придётся ограничивать себя в чём-то, что будет недоступно Чимину? Что он всё это время не говорил ему о том, что инвалид, надеясь на…на что? А на что вообще он надеялся? Всю жизнь встречаться по интернету? Целовать экран и прикладывать к камере ладони, оставляя это единственным из доступного. Чимин злится на себя и, откидывая одеяло, переворачивает корпус на спину. Как раз в тот момент, когда в его дверь раздаётся стук.       — Чимин-и, ты проснулся?       — Да, Чжи, — голос хриплый ото сна и после выплаканных слёз.       — Могу войти?       — Конечно. На лице старшего слабая улыбка, но глаза всё равно обеспокоенно осматривают комнату и лежащего на кровати брата.       — Как ты?       — Отличный вопрос, — хмыкает Чимин, отворачивая голову и уставляясь в потолок; — давай следующий.       — Чимин, я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но…       — Но мой желудок реагирует быстрее мозга и я чую запах еды. Что приготовил? Чживон тяжело вздыхает.       — Овощной омлет с соусом карри, как ты любишь.       — Отлично, я буду на кухне через двадцать минут.       — Чимин?       — Не бойся, в раковине не утоплюсь. Чимин понимает, что для убедительности ему всё же нужно посмотреть в глаза брата. С минуту они буквально сверлят друг друга взглядом, пока старший не сдаётся, кивая и тихо выходя из комнаты. Роняя предплечье на глаза, давя на них как можно сильнее, Чимин в какой-то момент действительно думает о том, можно ли утопиться в раковине? Чисто из научных интересов, не более. Решая не тревожить брата ещё больше, Чимин приподнимается сначала на локтях, а затем вытягивается на прямые руки, поднимая корпус с постели. С этого места на кровати, в окне видно лишь посеревшее небо с редкими грузными облаками, и изредка пролетающих птиц. Им буквально повезло, что родители незадолго до гибели купили квартиру в новом доме, оборудованном для удобства любого человека. Мамочки с колясками? Незрячие? Неходячие? Пожалуйста! Будто бы знали что-то… Чимин усмехается, качая головой, и обкусывает нижнюю губу. Он тянется к коляске, подкатывая её ближе к кровати, но зависает. Смотрит на выученный наизусть узор мягкого пледа, слегка стёртые колёса и шутливую надпись белым нестираемым маркером на одном из подлокотников, которую оставил Тэхён. Тонкие пальцы ведут по корявому почерку, а в голове вспыхивают обрывки воспоминаний. В тот день как раз была выписка из больницы. Тэхён, Чживон, и друг брата Чонгук, приехали вместе, чтобы забрать Чимина домой. Плохо скрывающие боль в глазах, но тянущие губы в улыбке так широко, что наверняка после болели щёки. С нелепыми воздушными шарами, громким излишне смехом, но крепкими объятиями, топящими в любви. Когда они приехали домой, Чживон и Чонгук крутились на кухне, пытаясь сообразить обед на четверых, а Тэхён, сидя на корточках перед коляской и опираясь локтем на бедро Чимина, выписывал пожелания. Зажав в зубах колпачок от маркера и едва не испачкав себе белой субстанцией губы и щёки, он смеялся и пытался шутить свои любимые нелепые шутки. И Чимин правда хотел тогда улыбаться в ответ, ведь друг старался ради него. Но всё, что он мог, это положить ладонь на широкое плечо и несильно сжать в знак благодарности. Взгляд коньячных глаз Тэхёна, в тот момент поднявшего голову, он никогда теперь не забудет.       Облегчение вперемешку с бесконечной любовью и скользящей по краю радужки жалостью. Именно такой взгляд он никогда не хотел бы получить в свою сторону от Юнги. Стиснув зубы, Чимин пересаживается в коляску, но даже не смотрит на собственные тощие бледные ноги, пока перетаскивает их с кровати. Одёргивая белую футболку, он взъерошивает пальцами светлые волосы и бросает взгляд на телефон, лежащий на письменном столе. Еще в начале прошлой недели он засыпал в обнимку с мобильным и просыпался от голосовых бархатным голосом оповещающих о том, что стоит проснуться и взглянуть на этот прекрасный мир. Сегодня он проснулся от этого голоса, звучащего лишь в его голове. Он стёр все переписки, фотографии и записанные звонки в телефоне. Жаль для воспоминаний нет такой функции, чтобы можно было просто что-то нажать…и больше никогда не помнить.       — Омлет остывает, — окликает из кухни Чживон, когда Чимин выезжает в коридор из своей спальни. — А ты говорил двадцать минут!       — Для меня время остановилось два года назад, я забыл как много или мало эти твои двадцать минут, — бурчит младший, заезжая в кухню, минуя ванную.       — Чимин… — из рук старшего падает лопатка, пачкая светлый пол. Чимин вот уже больше года не говорил ничего подобного. Отработанная за десятки сеансов с психологом, эти фраза и выражение лица, он надеялся, навсегда покинули их дом. Отсутствующий взгляд Чимина ползёт по столу, на котором стоят две кружки кофе, по стене, на которой висят семейные фотографии, а затем неспешно переходит к брату.       — Я полы мыть не буду, — безучастно произносит он. И такой пустоты в серо-зелёных глазах Чживон не видел с тех самых пор. В желудок словно падает камень, оседая тупой болью, а в заднем кармане джинсов, так не кстати ощущается вибрация от пришедшего сообщения.       — Я с-сам, — тут же кивает старший, хватаясь за рулон бумажных полотенец и присаживаясь на корточки. — Ты не был в ванной…       — После завтрака умоюсь.       — Хорошо…хорошо, я…мне на работу уже пора, прости, что не смогу с тобой поесть.       — Поужинаем вместе. Купишь чего-нибудь? Не хочу готовить…       — Конечно! Всё, что только скажешь, — взволнованно улыбается Чживон, откидывая скомканные полотенца в мусорное ведро и поднимаясь. — Напиши мне тогда перед концом рабочего. Я заеду в любое место.       — Договорились, — Чимин ждёт, пока брат поставит перед ним тарелку с омлетом, едва прикрывает глаза, получая крепкий поцелуй в макушку, и только после того, как хлопает входная дверь, он позволяет себе закрыть лицо ладонями и расплакаться вновь.       — Что готовишь сегодня? — улыбаясь и подкладывая руки под голову, Чимин удобнее устраивается на боку и вглядывается в экран телефона.       — Чапчэ, — гордо хмыкает Юнги, завязывая фартук на пояснице и улыбаясь в камеру. — Ты умеешь?       — Конечно! — фырчит Чимин, наблюдая за тем, как старший бродит по своей небольшой кухонке, подготавливая продукты и посуду. — Мама учила меня этому, ещё когда я был маленький. Мы вообще часто готовили вместе. Было здорово.       — Желание номер три тысячи семьсот пять, — посмеивается Юнги, — приготовить что-то вместе с тобой. Думаю, тебе бы пошёл мой фартук. И кухня…       — И ты. Чимин до боли сжимает пальцами спутанные волосы и воет, сгибаясь к коленям.       — Сегодня босс выпил из меня все соки, — вздыхает Юнги, поднимая руку над собой и показывая, что валяется на диване в рубашке и джинсах. — Даже нет сил раздеться.       — Бедный, хён, — выпятив губы, тянет Чимин, укладывая подбородок на сложенные на письменном столе руки. — Тебе нужно было отдохнуть, а не звонить мне.       — Ты — мой отдых, — улыбается дёснами старший. — Приподними ладонь? Чимин хмурится, но тянет ладошку к камере.       — Желание пять тысяч сто восемьдесят третье: чтобы твои пальчики перебирали мои волосы, пока я засыпаю у тебя на коленях.       — Хё-ё-н, — смущённо тянет Чимин, моментально краснея и скрывая личико в руках.       -Что? Всего лишь делюсь с тобой самым сокровенным… Задыхаясь от слёз, Чимин отодвигает подальше от края стола тарелку с едой, а сам, откатываясь назад, постепенно выезжает из кухни. Пару раз ударяясь об углы и мало что видя из-за слёз, он всё же доезжает до своей спальни, распахивая настежь дверь так, что та с неприятным хрустом ударяется ручкой о стену. Он едва не валится на пол, когда пытается забраться на кровать. Его руки слабые и дрожат, а грудь сотрясается рыданиями. Но в итоге, перевернувшись корпусом на бок, ему удаётся обхватить руками подушку и, вцепившись в неё до невозможной боли зубами, закричать так громко, как только позволяло горло.       — Всего каких-то три дня и я увижу тебя прямо перед собой, — нежно улыбается Юнги, протягивая руку к экрану и, вероятно, гладя пиксельные щёки.       — Да… — сжимая пальцами телефон до побеления костяшек, Чимин едва сдерживает слёзы, разглядывая любимые мягкие черты лица и спадающую на лоб голубую чёлку.       — Чимин? — кофейные глаза смотрят прямо в камеру, пробирая до костей.       — М?       — Я люблю тебя.       — И я люблю тебя, — едва различимо проговаривает Чимин, мешая слюну со слезами в ткани искусанной подушки. Время действительно будто вновь замерло для него. А потому, он даже не заметил, как скоро уснул.       

***

             — Вы точно справитесь, Тэ? — Чживон хмуро смотрит на лучшего друга брата, раскладывающего продукты из пакета, стоящего на кухонной тумбе, пока тот не закатывает глаза, оборачиваясь.       — Чжи, сколько раз за эти два года я оставался с ним? А сколько раз он ночевал у меня? — упирает руки в бока Тэхён.       — Я ещё ни разу не уезжал из города за всё это время.       — А я ещё ни разу не чувствовал себя таким оскорблённым из-за твоего недоверия.       — Тэ.       — Чжи? Я позвоню Чонгуку, если вдруг…да, господи, что по-твоему может случиться? — негодующе топает ногой Тэхён.       — К чёрту… — выдыхает Чживон, прочёсывая пальцами каштановые пряди. — Я просто ужасно нервничаю.       — Ты оставляешь его с почти вторым братом, вали уже на свои курсы повышения…чего-то там, — посмеивается Тэ, разворачивая его спиной к себе и пихая пальцами в лопатки. — Вон у тебя даже на кофте написано: «Будь хорошим человеком». Будь им и свали. Дай нам с Чимином провести выходные вдвоём.       — Никакого алкоголя, — вновь хмурится Чживон, обувая кеды и прожигая гостя суровым взглядом.       — Да, папуля, я тебя понял.       — Без шуток, Тэ…       — Какой же ты противный, господи, Чжи! — цокает языком Тэхён, впихивая куртку в чужие руки. — Будешь таким нудным, у тебя никогда не появится партнёра. И как только Чимин живёт с тобой, не пойму.       — А у меня разве выбора дофига? — сонно хрипит тот, выезжая из своей спальни и потирая ладонями глаза. — Так орёте, что никакого дневного сна с вами.       — Прости, малыш, — охает Тэхён, тут же обнимая друга за плечи. — Никак не могу выпроводить твоего надзирателя.       — Удачи на курсах, Чжи, — слабо тянет улыбку Чимин, протягивая руку брату, которую тот тут же крепко сжимает в своей.       — Спасибо. Не забывайте питаться чем-то кроме фаст-фуда.       — Буду присылать тебе фото отчёт, — кивает Чимин. — Езжай, а то тебя уволят. Чживон машет рукой, вылетая на площадку и излишне громко хлопая дверью. Его кожа едва ли не горит от чужих слов и собственных мыслей. Каждая ступенька отдаётся гулким эхом пульса в висках, пока он сбегает по лестнице вниз. Через несколько часов, он окажется в Сеуле. В объятиях Юнги. Из-за расставания с которым, его брат только-только перестал плакать. Наверное ещё даже пары дней не прошло, как хрипы из спальни младшего прекратились. Вина попеременно с волнением кусала за загривок, но он был слишком слаб. Слишком слаб перед ласковой сонной улыбкой, кофейными светящимися счастьем глазами, бледной кожей с переплетением льдисто-голубых вен под ней, яркими волосами, частенько спадающими на лоб, которые так хотелось поправить собственными руками. Перед глубоким голосом, так трепетно шепчущим перед сном всякие нежности и желающим самых тёплых и сладких снов. Чживон должен гореть за подобный грех. И то, что он чувствует изо дня в день, наверное можно назвать сгоранием заживо. Когда днём он видит всё ещё потухшие глаза брата, сереющую кожу и отсутствие улыбки. А ночью, запираясь в собственной спальне, смотрит в чужие, полные жизни и любви глаза. Он, возможно, ненавидит себя за это. Но он всё ещё слишком слаб. Просто слаб.       Кутаясь в крепких, успокаивающих объятиях, встретивших его на вокзале, он утешает себя тем, что расстаться с Юнги было решением Чимина. Он не уводил его подло и нагло прямо из-под носа младшего, он не строил козни и не портил их отношения никогда. Он всего лишь не смог сказать Чимину, что не отпустил Юнги. Он всего лишь не признался Юнги, что он на самом деле не Чимин. Он всего лишь пытается побыть счастливым хоть немножко сам. Не за кого-то. А за самого себя. Даже, если это значит терпеть боль брата. Он уже к ней привык, второй год её в собственном сердце хранит. Даже, если это значит боль собственную. Он и подавно с ней всю свою жизнь. Даже если, братские чувства всё же перевешивают по итогу внутренней войны, и чужие губы так нежно целующие его при встрече, ему через пару дней придётся навсегда забыть.       — Я так счастлив, — выдыхает Чживон, сжимая ладонями впалые щёки Юнги и утягивая его ещё в один смазанный, но такой долгожданный поцелуй.       — А я-то как, Чимин-и, — улыбается старший, одной рукой обнимая за поясницу, а вторую вплетая в тёмные волосы на затылке. — Можно я не буду отпускать тебя в воскресенье?       — Нет, — мотает головой Чживон, усмехаясь и отрываясь, наконец, от желанных губ. — Ты же сказал, после учёбы. Держи слово, Юнги.       — Режешь моё сердце без ножа, — вздыхает тот, утыкаясь носом в местечко за пирсованным ухом. — С радостью бы обнимал тебя целые сутки, но не хочу, чтобы ты заболел. Идём, здесь столько мест, которые я хочу тебе показать.       Они до позднего вечера, словно приклеив друг к другу руки, бродят по городу, сменяя кофейни одну за другой. Утопая в огнях витрин и улиц. До головокружения разглядывая картины в галереях, и до боли в животе смеясь, остановившись прямо посреди улицы. Когда же они, наконец, добираются до квартиры Юнги и обессиленно падают на разложенный диван, Чживон чувствует, как внутри вновь волнами накатывает боль.       — Мне кажется, я со времён школьных экскурсий так много не ходил, — смеётся Юнги, уложив голову младшего себе на грудь и запустив длинные пальцы в каштановые пряди, перебирая их.       — Это было куда интереснее школьных экскурсий, — слабо отзывается Чживон, прижимаясь щекой к бледной груди и вслушиваясь в мерный стук сердца.       — Потому, что ты был со мной, Чимин-и. Сердца, что билось не для него.       — Завтра покажу тебе более спокойные места Сеула, — губы Юнги касаются тёмной макушки, а подушечки пальцев легко пробегаются по голой коже спины и плеча. — Надеюсь они тебе тоже понравятся.       — Конечно, — до боли закусывая губу, шепчет Чживон, сжимая в кулаке одеяло под собой. — Я бы хотел…проговорить всю ночь, но…       — Мы оба устали, я понимаю, — улыбка в чужом голосе так очевидна, что это заставляет сердце сжаться от боли ещё сильнее. Юнги тянет на них одеяло, закутывая плотнее и прижимая к себе Чживона за плечи обеими руками.       — Я люблю тебя, Чимин, — сонно бормочет он, вдыхая поглубже.       — И я… Чживон, кажется, засыпает только тогда, когда предрассветные лучи розовой дымкой окрашивают комнату.       

***

             Чимин ворочается и шумно дышит, не находя себе места. Яркое солнце воскресного утра нагло лезло в глаза, совсем не радуя своим появлением, а только раздражая и без того уставшие глаза. Ночью слёзы снова одолели, заставляя задыхаться и тихонько скулить в подушку, чтобы спящий в зале Тэхён не проснулся и не пришёл в очередной раз успокаивать и выражать слова бесконечной поддержки. Чимин был безусловно благодарен, но сыт по горло этим всем. К концу второй недели он и сам понимал, что перегнул в том, как сильно заставлял волноваться близких, и стоило бы скрывать свои эмоции, а не поддаваться порыву. Но что сделано, то сделано. Чимин закатывает глаза и выдыхает сквозь зубы, приподнимаясь на локтях. Из-за того, что он пытался успокоиться музыкой посреди ночи, мобильный сейчас лежал почти под подушкой, выглядывая лишь краешком с камерой. Оперевшись плечом о прохладную стену, Чимин достаёт телефон, снимая блокировку и зависая пальцем над иконкой твиттера. Две недели, вот уже две недели он не заходил туда, даже создав новый аккаунт. Всё боялся, что из-за старых подписок, в рекомендациях внезапно выскочит знакомое имя. Но, прошло две недели. И он, вроде как, начинает постепенно успокаиваться. Уже не так болит под рёбрами, когда он просыпается в слезах и от звука своего имени хрипловатым голосом. Уже не так дрожат руки, когда переключают песню, что советовал Юнги. Но с нами ведь постоянно случается то, чего мы так отчаянно пытаемся избежать, но постоянно об этом думаем. Спустя каких-то десять минут, Чимин среди множества пролистываемых рисунков в собственной ленте, замечает знакомые руки. А над ними и имя. Совершенно не задумываясь, он открывает рисунок двухдневной давности, на котором изображены переплетённые в замок рука Юнги и…его собственная. Слёзы застилают глаза так быстро, что первые капли срываются на экран, а в попытках смахнуть их пальцами, Чимин лишь открывает профиль, натыкаясь мгновенно на твитт, сделанный всего лишь каких-то десять минут назад.       С аккуратной подписью: «Моё самое доброе утро ♥» И фотографией, увидев которую, Чимин буквально чувствует, как у него останавливается сердце. Телефон выпадает из рук и так жалко, что не на пол и не разбивается экраном на крохотную паутинку. Так жаль, что всего через два оборота, приземляясь на пушистое одеяло, которым накрыты ноги Чимина, мобильный будто бы издевается, открывая фотографию в полном размере. Они с Тэхёном выбирали этот свитшот около пары дней. Нужно было что-то, что выразило бы любовь и заботу, но было милым и одновременно полезным. Что-то, что его брат мог бы носить с собой или на себе и думать о младшем. Жаль, что надпись во всю спину оказалась далёкой от реальности. И сейчас белая краска на тёмной ткани больше выглядела какой-то насмешкой. Чимин зажимает руками рот, а на самом деле ладони так и чешутся, схватить где-то баллончик с алой краской и закрасить всё полностью одним лишь единственным словом «лжец». Ведь «хорошим человеком», как гласила игривая надпись, его брат, вероятно, не был. Откидывая одеяло и слыша лёгкий стук мобильного об пол, Чимин понимает, что действительно задыхается. Его не просто душат слёзы, ему не хватает воздуха для того, чтобы сделать небольшой вдох.       — Т…Тэ, — но лёгкие будто не желают раскрываться, заставляя сжать пальцами футболку на груди, словно это хоть как-то поможет. Чимин делает единственное, что приходит в голову и, схватив подушку, швыряет её в комод рядом с дверью, чтобы создать хоть какой-то шум. Как по иронии судьбы, всё, что падает, вдребезги разбиваясь о светлый паркет — рамка с фотографией близнецов и их друзей, сделанной в их прошлый день рождения. Со счастливыми застывшими лицами, по которым теперь тянулась паутина треснувшего стекла. Точно такая же, как по всему сердцу Чимина. Однако этого шума было недостаточно, а дыхание кончалось так быстро, что его, казалось, и вовсе не было. Чимин замечает на полу, упавший телефон, и успевает трижды проклясть себя за опрометчивость. Не сбрось он телефон, он позвонил бы Тэхёну и разбудил его. Ведь друг спит, словно сурок и простой рамкой через пару стен его точно не разбудить. Слёзы сами льются, усугубляя ситуацию, но Чимин, пытаясь дышать совсем уж крохотными вдохами, злостно стирает их кулаками и тянется к краю кровати. Он тянется вниз, но увы, этого недостаточно, чтобы достать до мобильного. Да и грудная клетка в таком положении пережимается так, что в глазах начинает темнеть. И Чимин, закрывая глаза, позволяет себе упасть с грохотом на пол, переворачиваясь на спину и мутным взглядом уставляясь в потолок. Однако, к его удивлению, этого достаточно, чтобы дверь в его спальню распахнулась, впуская сонного, но встревоженного Тэхёна.       — Чимин! — рушась на колени рядом с другом, он, не задумываясь, подхватывает его под лопатки и колени и усаживает на коляску, стоящую около тумбочки. — Что произошло? Кладя ладони на бледные щёки, Тэхён слышит тихие хриплые вздохи и видит, как Чимин отрицательно мотает головой, приоткрывая рот шире.       — Нужно сесть…вот так, давай, — Тэ заставляет друга упереться локтями в колени и слегка сгорбиться. — А теперь вдох… И на этих словах, с громким хрипом, Чимин жадно впускает в лёгкие первый глоток воздуха. Тэхён мечется от него к окну, чтобы открыть, но по дороге шипит от боли, наступая на мелкие осколки от разбитой рамки. Когда же воздух с улицы врывается в комнату, а Тэ возвращается обратно к Чимину, вновь садясь перед ним на колени и беря небольшие ладошки в свои, он испуганно заглядывает в посеревшее лицо.       — Кошмары? Их так давно не было…       — Нет, — сипит друг.       — Расскажешь? Но вместо этого, Чимин вновь начинает плакать. Он наклоняется вперёд и так крепко стискивает худыми руками шею Тэхёна, что тот на секунду теряется, охая, а затем сжимает тельце в ответных объятиях, поглаживая по острым позвонкам. Терпеливо дожидаясь, пока Чимин не начнёт лишь слабо всхлипывать, Тэ осторожно убирает ослабевшие в хватке руки от себя, и снова пытается всмотреться в тусклые серо-зелёные глаза.       — А я обещал Чживону, что ничего не случится… Имя брата срабатывает, как триггер. Слёзы словно замораживаются, а челюсть сжимается так, что становится больно. Чимин сдавливает чужие пальцы в своих и мотает головой.       — И ты ничего ему не скажешь.       — Если ты не хочешь…       — Нет. Ему не обязательно знать обо всём, что происходит в моей жизни. Тэхён хмурится, явно понимая, что Чимин говорит совсем не об утреннем приступе. Он медленно оборачивается, ещё раз оглядывая разбитую рамку, сваленное одеяло, и замечает таки мобильный, перевёрнутый экраном вниз. Но, прежде чем Чимин замечает, куда смотрит его друг и пытается как-то предотвратить неизбежное, Тэхён уже отпускает его ладони и поднимает телефон, глядя на всё ещё открытое фото. Чимин откидывается спиной на коляску и наблюдает за другом сквозь прикрытые глаза, внимательно подмечая изменения в эмоциях на красивом лице. Сначала Тэхён хмурит идеальные брови, не понимая, почему вдруг фото брата могло так повлиять на Чимина. Затем, нажимает на кнопку «назад», выходя в профиль твиттера. И хмурится сильнее, путаясь в мыслях ещё больше. Затем, брови медленно ползут вверх, а коньячные глаза округляются всё больше, когда пробегаются по тексту. Имени. Ещё раз тексту. Ещё раз по фотографии. А после, совсем осторожно скользят тем самым взглядом на Чимина. Тем самым, в котором и любовь, и поддержка…и жалость.       — Ничего не говори, — пересохшими губами шепчет Чимин. — Просто ничего… Тэхён действительно открывает и закрывает рот, в попытке найти, подобрать слова, но ничего в пустую от шока голову не лезло. Он ещё раз пробежался глазами по твиттеру Юнги и фотографии Чживона, а после просто отшвырнул телефон на кровать, вплетая пальцы в тёмные кудри и зачёсывая их со лба назад.       — Но таких свитшотов может быть…       — Тэ. Глаза Чимина так пусты, что зелёный оттенок из них словно растворился в дымке серого.       — Я могу как-то помочь? — всё, что говорит Тэхён, касаясь ладонью острого колена друга.       — Если пустишь пожить на неделю, — ведёт плечом Чимин. — Хотя бы.       — Две, три…сколько нужно, Чимин, — тут же кивает Тэ. — Да хоть…да хоть сколько! Мой дом — твой дом, ты же знаешь…       — Знаю. Я знаю… Они собирают вещи Чимина за каких-то полчаса, не желая сейчас думать о будущем и том, что разговор с Чживоном всё-таки однажды состоится. Однажды. Но пока, четыре стены чужого дома — это всё, куда хочется сбежать Чимину из родного, некогда, дома.                    — Ты не писал ему со вчерашнего вечера, Чимин, — Тэ садится на свою кровать, которую отдал другу, на время пока он будет жить у него. — Ты никогда не…       — Пусть привыкает, — бросает Чимин, глядя в стену и обнимая себя руками.       — Но он ведь даже не подозревает о том, что ты что-то знаешь. Почему молчишь…       — А что? Что я знаю, Тэхён? Что мой брат, вместо того, чтобы поехать в Сеул на какое-то там повышение, какого-то чёрта оказался в твиттере того, кого я всё ещё люблю? Того, с кем он должен был расстаться две недели назад от моего имени? Что я знаю? Что за моей спиной всё это время что-то скрывалось? А что, если они были вместе всегда? Что если…       — Чимин, я уверен, что всё не так, — Тэхён мягко касается пальцами плеча друга, но тот лишь отдёргивает его.       — Я не знаю, Тэ, как всё. Но я и знать не хочу. Мне не нужно даже слышать объяснений, когда я видел то, что видел, — Чимин закусывает губу, чувствуя, как слёзы снова прожигают глаза. — Я ведь правда…правда люблю Юнги. Мне ведь больно…       — Чживону сейчас тоже больно оттого, что его близнец уехал из дома, не предупредив его и не отвечая на звонки со вчерашнего вечера. Я не сдержусь и отвечу на один из таких.       — Нет. Не смей.       — Малыш, но ты не можешь управлять мной, — вздыхает Тэхён. — А из-за того, что ты решил прятаться у меня…прости уж, но либо ты ответишь ему сам, либо это придётся сделать мне.       — Я не знаю, что ему сейчас сказать, кроме «я тебя ненавижу», — ёжится Чимин, шмыгая носом и сглатывая слёзы.       — Вам нужно поговорить об этом.       — Не сейчас. Вновь раздавшийся телефонный звонок заставляет их обоих дёрнуться.       — Ты должен. Глубоко вдыхая, Чимин дрожащими руками берёт в руки мобильный и смотрит на их селфи с братом, на котором они оба улыбаются. Подпись с сердечком заставляет оскалиться, но он сжимает зубы и отвечает на звонок, прикладывая телефон к уху.       — Чживон-а…       — Где ты?! Что случилось? — кричит испуганно старший. — Почему вы с Тэ не отвечаете на звонки? И Чонгук как на зло не в городе… Чимин?!       — Привет. Пр…прости, — слово даётся с трудом, ведь это не он, кто здесь должен извиняться. — Мы поехали к Тэ, ты же…помнишь про приставку у него. Но мы…мы уснули. Просто уснули…       — Господи, родной, — вырывается у Чживона, а Чимина с головы до пят прошибает током. Брат не называл его так уже больше года. С тех пор, как кончились кошмары. — Мне заехать за тобой? Вы точно в порядке?       — Д-да. В порядке. И нет, Чжи. Заезжать не нужно. Можно я побуду у Тэ ещё недолго?       — Я не…       — У тебя два дня рабочих, а у меня нет пар… — Чимин кусает губы, упираясь виском в холод стены и чувствует на себе взгляд друга полный сочувствия. — Я хочу побыть с Тэ.       — Ты уверен?       — Да.       — Конечно…если это то, чего ты хочешь. Конечно, Чимин-и.       — Да.       — Что ж, ну… — Чживон шумно выдыхает в динамик, продолжая чуть дрогнувшим голосом. — Напиши мне перед сном, ладно? Если вы ещё будете сидеть…       — Хорошо.       — Люблю тебя, братишка.       — Пока. Чимин откидывает от себя телефон быстрее, чем даже завершается звонок, тут же накрывая лицо ладонями.       — А через пару дней, вы поговорите, хорошо? — шепчет Тэхён, тут же сгребающий друга в объятия и упирающий подбородок в светлую макушку. Он баюкает Чимина, слегка покачиваясь из стороны в сторону и тихонько дыша под неравномерные всхлипы. — Всё будет хорошо. И Чимину кричать хочется оттого, что мерзкое дежавю накрыло его словно волной.       

***

       Спустя оговоренные пару дней, ему удаётся уговорить Тэхёна позвонить брату и отпросить его до конца недели, ссылаясь на приглашение родителей, живущих за городом.       — Он понимает, что что-то не так, — отходя от окна и качая головой, обречённо говорит Тэ.       — Плевать. Спасибо тебе, — держа в руках кружку чая, Чимин терроризирует взглядом лимонную дольку в нём, бьющуюся от стенки к стенки, как он сам внутри своей головы.       — Что, если он приедет ко мне на днях и проверит?       — Тогда и будем решать. Ты в универ?       — Да, напишу себе пару справок, чтобы все могли подтвердить моё отсутствие при случае.       — Захватишь на обратном пути ягод? Приготовлю тебе твой любимый чизкейк, — тянет в подобии улыбки губы Чимин.       — Я слишком сильно тебя люблю, малыш, — вздыхает Тэхён, ероша русые волосы друга и скрываясь в коридоре. — Я позвоню, как буду выезжать домой!       — Давай… Чимин не до конца уверен, правильно ли он поступает, но чувства, бушующие внутри, всё ещё рвут его на части, а пост Юнги горит огнём на внутренней стороне век. Он прикрепляет мобильный к подставке, устанавливая её на подоконник, и машинально поправляет на себе кофту, надеясь, что её тёмно-болотный цвет не выделит его посеревшую кожу и безжизненные глаза ещё сильнее, чем есть. Привычным движением тонкие пальцы прочёсывют светлую чёлку, а язык облизывает пересохшие губы, но вдох застревает на середине, когда на экране, спустя четыре гудка появляются так знакомо сощуренные кофейные глаза, непонимающе разглядывающие человека в видео-звонке.       — Чимин…? — Юнги сводит брови к переносице и медленно склоняет голову на бок.       — Привет… — Чимин чувствует, как лёгкие снова пытаются помешать ему вдохнуть, но он вцепляется пальчиками в край собственной кофты и заставляет себя успокоиться хотя бы на минуту, чтобы не потерять сознание от тумана в голове и бешено колотящегося сердца.       — Зачем ты звонишь мне? Ты же ясно дал мне понять, что между нами всё кончено.       — Что?       — Издеваешься? — горько усмехается Юнги. И Чимин лишь сейчас замечает залёгшие тени под глазами. — Говоришь мне, что это всё было от скуки, что я не тот, кто тебе нужен и вообще…а теперь вдруг звонишь и…решил похвастаться новым цветом волос?       — Н-нет… Тряхнув головой, Чимин замолкает, протирая влажные ладони о ткань спортивных штанов, и внимательно следит за тем, как розовые губы поджимаются в тонкую линию.       — Тогда зачем, Чимин? Поджимая собственные губы и понимая, что совсем недалёк оттого, чтобы расплакаться, Чимин совершенно не понимает, что происходит. Его подбородок должно быть некрасиво морщится, а и без того красные от недосыпа и слёз глаза, всё равно оказываются на мокром месте. Чживон расстался с Юнги? Но ведь твитт.       — Эй? Чимин, может ответишь? — Юнги меняет своё положение, отходя от полок с бумагами и усаживаясь в своё рабочее кресло. — В чём дело?       — Я не…это был не я, — сдаваясь своим эмоциям, всхлипывает младший, но старается не опускать голову, чтобы не пропустить ни секунды, ни взгляда любимых глаз.       — Что не ты? Говорил мне вчера по телефону это всё не ты? И почему ты звонишь со своего старого номера? Разве его смогли восстановить после утери?       — Я не…я не терял, это…это был не я, Юнги… Между ними ненадолго повисает мучительная тишина. Юнги вглядывается в экран, меняя угол камеры, наверное, поворачивая телефон в руках. То приближая, то отдаляя. Бегает внимательно, изучающе, глазами по лицу Чимина, щурится, закусывает губы.       — Что ты имеешь в виду? — наконец, подавленно выдыхает он. Чимин, глубоко вдыхая и глотая очередной поток слёз, сжимает до побеления костяшек колёса и откатывается чуть назад. Он всё-таки отворачивает голову и корпус, так как ему нужно дотянуться до стола Тэхёна, на котором стоит точно такое же селфи в рамочке, какое было разбито дома у братьев. Он знает, что Юнги на него сейчас смотрит. Он буквально чувствует его взгляд на себе и особенно на своих ногах и коляске. Едва не роняя рамку, он снова поворачивается, но боится увидеть сброшенный звонок. Однако, вопреки его страхам, Юнги лишь прикладывает ладонь ко рту, во все глаза наблюдая за младшим, который подкатывался ближе к камере.       — Это…это я с…друзьями и…       — Братом-близнецом, — чуть слышно шепчет Юнги, заканчивая за его. — Чёртовым братом-близнецом… Чимин лишь кивает, не в силах собрать сейчас слова в предложения. Рамка с фото дрожит в его руках, поэтому, когда он видит, что Юнги опускает голову, он торопливо откладывает её на подоконник и садится как можно ближе к телефону, чтобы видно было лишь его лицо и распахнутые глаза.       — Юнги, я люблю тебя…       — Чимин… — бормочет старший в свою ладонь, мотая головой. — Чимин же…да?       — Да, да, хён, я Чимин…       — Но в выходные…в эти выходные…и тогда…       — Чживон. Моего брата зовут Чживон. Чимин бегает потерянным взглядом по голубой макушке, которую только и видно на экране, и молится почти уже вслух, чтобы Юнги поднял в голову и посмотрел на него, хотя бы ещё раз.       — Мне нужно…прости, Чимин, я перезвоню. Звонок обрывается вместе стем, как резко выкрикивает Чимин, хватая мобильный и прижимая его к мокрому от слёз лицу.       — Нет, Юнги, нет… Но писать вновь или перезванивать он не решается. Вместо этого, кусает в кровь губы, царапая короткими ногтями ноги сквозь тонкую ткань спортивных штанов, и смотрит безучастно в окно на то, как зеленеют верхушки деревьев, клонящихся от ветра. Чимин и сам потихоньку, с каждой проведённой в тишине минутой, начинает покачиваться. Но, когда часы переваливают за четыре, ознаменуя тем, что после разговора прошло ровно три часа, он теряет надежду вместе со слезами, уже молчаливо льющимися по щекам. Чимин медленно подносит руки к лицу, натягивая рукава повыше и стирая ими влагу с шелушащейся кожи, а затем, хватается за колёса, чтобы отъехать наконец подальше от окна и опустить слабеющее тело на кровать. Но он не успевает даже развернуться, как телефон, лежащий на краю подоконника разрезает тишину звонкой мелодией.       — Хён?! — выкрик получается слишком хриплым и сорванным, но Чимина вряд ли можно осудить за это.       — Ты доверяешь мне? — тихо спрашивает Юнги, прерываемый сильным ветром.       — Что?..       — Ты доверяешь мне, Чимин?       — Конечно, хён…       — Можешь назвать мне адрес? Я только что приехал в Пусан и…       — Ты не можешь…ты не…       — Пока я на вокзале и могу купить билет обратно…скажи мне хоть что-нибудь, Чимин? — сокрушённо выдыхает Юнги.       — Я отправлю тебе сообщение с адресом и картой, — не веря собственным ушам, лепечет Чимин в ответ.       — Спасибо, Чимин-и. И ему кажется, что собственное имя ещё никогда не звучало более ласково из чужих уст.                    — Чимин-и. Повторяя это чуть слышно, Юнги опускается на колени прямо у порога, едва только закрывает за собой дверь.       — Хён, пол…       — Но почему? Тонкие пальчики мгновенно оказываются в плену больших ладоней, скрывших их полностью. Юнги, будто не замечая ничего вокруг, прижимает прохладные костяшки к губам и тычется лбом младшему в бёдра. Чимин лишь потерянно осматривает его, ведь видит впервые. Взъерошенные, уже бледно-голубые волосы, небесного цвета пальто, широкие плечи и спину. Он осторожно выпутывает одну руку из крепкого хвата и тут же вплетается пальчиками в пряди на затылке, не сдерживая счастливого вздоха.       — Мечта пять тысяч сто восемьдесят третья: чтобы мои пальчики перебирали твои волосы, хён, — запинаясь в словах, но помня их наизусть, шепчет Чимин, чувствуя влагу на второй руке, которую прижимал к лицу Юнги.       — Почему, Чимин? Почему? — повторял он, упираясь макушкой в мягкий живот.       — Потому что тебе это не нужно, хён.       — Поэтому я бросил работу в разгар загруженного утра и на одолженные у коллеги деньги примчался в Пусан, чтобы даже не знать, найду тебя или нет?       — Я не знаю, — искренне проговаривает Чимин, улыбаясь сквозь слёзы, от которых уже так жутко болит голова. Юнги поднимает голову, вглядываясь тёмными глазами с лопнувшими капиллярами в чужие, серо-зелёные. Светлее, чем те, в которых он утопал пару дней назад. Он боязливо тянет руку ко всё ещё круглой щёчке, хоть и уже заметно схуднувшей, и нежно проводит самыми кончиками пальцев по влажной коже.       — Прости меня, Чимин.       — О чём ты? Юнги, тебе не за что… — Чимин хватается так легко за бледную шею, будто бы делает это не впервой, и не отводит взгляда.       — Грош цена ведь моим чувствам, если я сразу не понял, — горько усмехается старший, оглаживая теперь ладонью действительно его любимое лицо. — Не заметил разницы. Не почувствовал. У тебя глаза светлее и голос…нежный такой. Мягче и…ты смотришь иначе. Я должен был сразу понять, но я был так счастлив в моменте…что вот он ты.       — Вот он я, — глупо повторяет Чимин, улыбаясь шире и не веря собственному счастью, что держит в руках.       — Ты… Младший закрывает глаза и тянется, поддаваясь порыву, но резко раскрывает их, когда широкая ладонь упирается ему в грудную клетку, останавливая.       — Я целовал его, — с болью произносит Юнги.       — Я знаю, — кивает Чимин, желая не думать сейчас об этом.       — Но я люблю тебя, Чимин. Всё это время…       — Я знаю, хён. Я знаю. Юнги крепко зажмуривается, так что со стороны кажется, будто он боится, что всё это не наяву. Но Чимин, нежно поглаживая пальцами его шею, вновь наклоняется и ласково касается губами кончиками носа, заставляя старшего сделать резкий вдох. Поочерёдно каждой из щёк. И в итоге, соприкасаясь ненадолго лбами, совсем трогательно и невесомо пересохших от волнения губ.       — Прости меня, Чимин-и, — повторяет Юнги, приподнимаясь на коленях и обхватывая руками тонкую талию младшего, пряча лицо в его шее. — Ты даже пахнешь иначе.       — Чем? — слегка склонив голову и коснувшись щекой виска, Чимин любовно оглаживает широкие плечи, прежде чем обнимает за них.       — Ромашкой и…немного ванилью, — старший осторожно втягивает носом воздух с тёплой кожи и улыбается в неё. — Странное сочетание…       — Мыло и лосьон для тела, — фырчат в ответ. — Ничего странного.       — А ещё как будто молоком.       — Я…готовил утром блинчики. Чимин хихикает, пока Юнги отстраняется от него и снова так преданно смотрит в глаза, что сердце сжимается.       — Ну как…как я мог не понять?       — И как же? — усмехается младший, одной рукой всё ещё обнимая за плечи, а второй ловко заправляя чуть отросшие голубые волосы за ухо.       — Подумал, что ты в жизни просто чуть более открытый. Не знаю. И ты никогда не говорил о нём. Какие тут могли быть сомнения? У вас даже дырки в ушах одинаковые. Даже голос почти. Я сослался на искажение телефоном.       — Какая теперь разница, м? Ты здесь. Дай насладиться моментом, Юнги.       — Я сказал те…ему, — вздыхает, — что хочу съехаться после учёбы. Чтобы не дёргать сейчас, но хочу забрать…       — Юнги, — мягко смеётся Чимин, заваливаясь на старшего и упираясь лбом в его плечо. — О чём ты таком говоришь?       — О том, что люблю тебя и хочу видеться чаще. Быть ближе…однажды жить вместе.       — Забавный.       — Почему это?       — Просто проведи со мной этот день. Я не прошу о большем…       — Я! Я прошу, Чимин-и! — с трудом отцепляя от себя младшего, Юнги взволнованно заглядывает в светящееся от счастья лицо. — Я прошу тебя быть со мной? Боже, я последние пятнадцать минут стою на коленях, прося прощения, а теперь ещё и…       — И правда! Спохватываясь, Чимин тянет Юнги вверх, чуть отъезжая назад, но тот сопротивляется, мотая головой и лишь крепче прижимая к себе за талию.       — Пока не скажешь, что дашь мне шанс — я не встану.       — Нечестно!       — Нечестно было отправлять брата на встречу со мной и…       — Я сказал ему расстаться, — лицо Чимина тут же мрачнеет. — Я не говорил…лгать тебе. В воскресенье, когда ты уехал, он сказал, что расстался с тобой. Единственный раз, Юнги, когда я солгал — это, когда отправил его, чтобы он сделал то, что я сам бы не смог. Я не смог бы отпустить тебя, если бы увидел. Прости.       — Если ты простишь.       — Но мне не за что!       — Я люблю тебя. Слова слетают так легко и свободно, что Юнги не сдерживает улыбки.       — Юнги, ты ведь видишь всё.       — И ты видишь, что я всё ещё здесь, молю тебя дать мне шанс, который ты зажал в своих маленьких пальчиках и не хочешь отдавать.       — Ох, прекрати, — возмущённо хмурится Чимин, легонько ударяя по груди ладонью. — Это всё тяжело, Юнги.       — Жить в целом тяжело.       — Я не смогу плавать с тобой летом.       — Я ненавижу лето.       — И никаких гонок на картинге.       — Это вообще опасно для жизни!       — И никакого фигурного катания, — вздёргивает брови Чимин.       — Терпеть не могу спорт.       — Юнги…       — Чимин?       — Действительно, Чимин? — раздаётся вдруг от открывшейся двери голос Тэхёна, уронившего на подъездную плитку пакет. Чимин вздёргивает голову, уставляясь на опешившего друга. И только теперь, нехотя отпуская тонкую талию из тепла своих рук, Юнги поднимается с колен и кланяется, протягивая руку для приветствия.       — Мин Юнги. Ким Тэхён, да? Чимин-и часто говорил о тебе, — улыбается он.       — Мин Юнги… — тихо повторяет Тэ, оглядывая парня перед собой и хлопая глазами. — Тот самый? Из твиттера?       — Полагаю.       — Ты же живёшь в Сеуле? — скрестив руки на груди и игнорируя протянутую ладонь, Тэхён щурит глаза в недоверии.       — Тэ… — тихонько зовёт Чимин, пытаясь выглянуть из-за Юнги и оттягивая пальто чуть в сторону.       — Я приехал как…как только узнал.       — Что узнал?       — Что Чимин это… Чимин. Юнги опускает руку, но тут же заводит её себе за спину, безошибочно не глядя сжимая тонкие пальцы своими.       — Позвольте, — поднимая пакет с пола, Тэхён закрывает дверь и протискивается мимо Юнги, проходя на кухню прямо в ботинках.       — П…постой пока тут, — поджимает губы Чимин, вытягивая руку и уезжая вслед за другом. Тэ бездумно выкладывает продукты на стол, глядя куда-то в окно, но краем глаза замечая движение со стороны.       — Тэ?       — Как? И почему он здесь, Чимин?       — Я позвонил ему, когда ты уехал.       — И он примчался? Чимин кивает, понурив голову.       — Ты злишься потому, что я дал ему твой адрес?       — Что? — Тэхён резко разворачивается, растерянно замирая. — Господи, нет конечно! Я и не злюсь вовсе. Я в охренеть, Чимин, каком шоке. И…ладно, немного зол. Совсем немного.       — Почему?       — Потому, что две недели ты как в аду прожил.       — Он не виноват…       — Не виноват, — соглашается Тэхён, склоняясь к другу и крепко обнимая его, целуя в светлую макушку. — Но я не хочу, чтобы тебе снова было больно и это как-то касалось его имени.       — Чживон…он расстался с ним пару дней назад, — негромко говорит Чимин, обнимая руку Тэ.       — Чего… В смысле? А как же фото?       — Юнги сказал, что Чживон…просто наговорил всякого, — жмёт он плечами. — И всё.       — Он всё ещё стоит у меня в коридоре, да?       — Точно. Выпустив из объятий друга, Тэхён делает лицо серьёзнее и лениво выходит из кухни, ещё раз оглядывая Юнги с головы до ног.       — Ванная вот, — указывает он на дверь справа от себя. — Синее полотенце для рук. Надеюсь, зелёный чай тебя устроит. Мин Юнги.       — Спасибо, — спешно кивает тот, расплываясь в благодарной дёсневой улыбке, а затем едва не путаясь в собственных ногах, снимает ботинки, послушно убирая их на обувную полку. Под щелчком чайника Чимин прячет самый счастливый смешок.       

***

             — Чимин? — Тэхён заходит в спальню, находя парней в объятиях друг друга и о чём-то тихо говорящих.       — Да?       — Чживон звонил. Спросил всё ли с тобой в порядке и может ли он тебе позвонить перед нашим отъездом. Чимин бросает напряжённый взгляд на Юнги, а затем приподнимается на локте, вопросительно смотря на друга, будто тот одними глазами мог предоставить ему ответ на все терзающие вопросы.       — Позвонишь ему? — поджимает губы Тэхён.       — Можешь попросить его приехать? — неуверенно и совсем тихо спрашивает Чимин, опуская глаза.       — Ты уверен?       — Не совсем. Юнги успокаивающе кладёт ладонь на острые лопатки младшего и кивает.       — Мне кажется, что лучшего момента, чем этот, нет.       — Он будет здесь в течение двадцати минут, — кусая губы, Тэхён разворачивается к двери, но бросает настороженный взгляд через плечо. — Мне стоит позвонить Чонгуку тоже?       — Нет, — мотает головой Чимин. — Думаю нет. Когда дверь за другом закрывается, он вновь падает головой на грудь Юнги и закрывает глаза.       — Я не знаю, как теперь…как всё это…как говорить с ним.       — Ты простишь его? — задумчиво тянет старший, утыкаясь носом в светлые волосы.       — Я очень постараюсь.       — Всю дорогу, что я ехал к тебе, я думал об этом. Почему он так поступил и…я пришёл лишь к одному выводу.       — М?       — Он просто хотел быть любим кем-то. Чонгук — это.       — Его друг. Как для меня Тэ, но… Гук постоянно в разъездах. Они очень редко видятся.       — У тебя есть он, Тэ, я. А кто, кроме тебя есть у Чживона? Вопрос старшего заставляет Чимина перестать дышать и уставиться невидящим взглядом в стену напротив кровати. Задумывался ли он хоть раз за все эти годы об этом? Спрашивал ли он хоть раз брата о том, с кем он общается? Не лез ли он в жизнь близнеца не потому, что не хотел тревожить что-то личное, а потому…что был слишком занят своей? Чимин вспоминает каждый, каждый день, который Чживон проводил с ним с самого детства. Всё время вместе, всё время в одной компании, а затем откуда-то взявшийся, редкий, как ветер в поле, Чонгук. Авария. И снова только вдвоём. Иногда с Тэхёном и ещё реже с Гуком. Мир Чживона буквально крутился вокруг Чимина и работы. Чимин даже не знает имён ни одного коллеги брата. К щекам мгновенно приливает кровь от стыда.       — Я не говорю, что он…поступил правильно и оправданно по отношению ко мне и тебе, — вдруг продолжает Юнги. — Я лишь говорю о том, что его можно и нужно простить. Сейчас он совсем один. Чимин плотно сжимает губы, понимая, что чёрта с два он заплачет снова. Его щёки, глаза, голова, грудная клетка…всё тело уже болит от слёз и откуда же там берутся ещё?       — Мне неприятно, что он дурил мне голову. Но я рад, что он прекратил это так быстро. Ты ему дороже всех.       — Он не должен был этого и начинать…       — Были бы мы сейчас здесь вместе, если бы он этого не сделал? Ответить младший не успевает, потому что в квартире раздаётся неприятная трель домофона.       — Помочь тебе? — Юнги указывает на коляску, стоящую у кровати.       — Я сам, — мотает головой Чимин, ощущая, как сердце в груди начинает биться сильнее.       — Всегда сам? — хмуро уточняет старший.       — Почти. Чимин ведёт плечом и пересаживается с кровати в коляску, всё-таки позволяя Юнги помочь хотя бы с ногами, которые тот заботливо кутает в одеяло.       — Жарко же…       — Заморозишь пятки, а потом будешь жаловаться, что заболел.       — Какой же ты…       — Заботливый?       — Противный.       — Но ты любишь меня, — улыбается Юнги, глядя в серо-зелёные глаза сощуренные в недовольстве.       — Вот удивительно, правда? — язвит младший, фыркая и отъезжая назад.       — И ещё я противный. Юнги поднимается и выходит из комнаты вслед за Чимином, останавливаясь чуть поодаль и прислоняясь плечом к стене. Тэхён зеркалит его позу, однако стоит у входа в кухню, напряжённо буравя взглядом входную дверь. Когда за ней только слышатся торопливые шаги тяжёлых ботинок, Чимин, не дожидаясь звонка, дёргает ручку и толкает дверь, заставляя Чживона стушеваться на секунду.       — Чимин-и! — он налетает на младшего, кутая его в ледяных объятиях. — Тэ сказал, что я должен приехать, я сорвался сразу же. Я знал, что что-то не так.       — Чжи, — бормочет Чимин в ворот чёрного бомбера, пытаясь высвободиться. — Чжи, нам нужно поговорить.       — Конечно нужно! — цокает языком близнец, чуть отстраняясь и хватаясь холодными ладонями за лицо младшего. — Похудел. Тэ, ты вообще его кормил? Юнги не выдерживает первым и тихонько откашливается, привлекая к себе внимание.       — Привет, Чживон. Карие глаза медленно округляются, а руки скользят с мягких щёк. Чживон отступает назад, но запинается за кроссовок Тэхёна и вжимается спиной в дверной косяк, не отводя испуганного и тоскливого взгляда от Юнги.       — Эй, Чжи? — Чимин окликает брата.       — Что ты здесь делаешь? — побледневший, едва слышно шепчет Чживон.       — Приехал к Чимину, — спокойно отвечает Юнги, не двигаясь с места. — И он прав. Нам нужно поговорить. Нам всем. Чживон стыдливо опускает голову, не решаясь больше взглянуть ни на брата, ни на Юнги. Он тяжело и часто дышит, разглядывая мысы своих ботинок и совершенно не понимает, почему все такие спокойные. Почему никто не кричит на него? Почему Чимин не набрасывается с кулаками, как это было в детстве, когда они временами не делили игрушки? Почему не плачет и не проклинает, ненавидя? Почему Юнги стоит так далеко и не пытается ударить за весь обман? Почему в груди так больно и тепло одновременно? Плеча ласково касаются длинные пальцы, отчего Чживон вздёргивает голову, натыкаясь на вопросительно приподнятые брови Тэхёна и полный заботы взгляд.       — На кухне твой любимый чай остывает. Разувайся, Чжи.