Лучше, ээ… держись от во-от таких подальше

Ланга глубоко вздохнул, выдохнул и наконец постучал в дверь. Ответа не последовало, но стук по ту сторону явно разнесся, глухими восьмушками отражаясь от стен. Парень не любил это место: было красиво – но ночью все равно почти ничего он не видел, пахло свежестью и какой-то (скорее всего незаконно из-за границы вывезенной) растительностью – приятно, но, опять же, пробираться через ебуче друг на друге забором завитые ограды-плющи с неизвестными от неосторожных уколов побочками было уже не так кайфово («Лучше, ээ… держись от во-от таких подальше. И вообще, надевай плотный плащ – целее будешь», – говорил Адам. А еще как-то приходилось выжигать росток шиповника из ладони жидким азотом («Шиповник? О, тебе еще повезло, малыш», – говорил мужчина после, и, в конце концов, вся эта атмосфера напряженности начала парня бесить)). Жуки? Пауки? Летучие мыши? Особняк порой казался блядским зоопарком – но, не кривя душой, причина потерпеть находилась быстро. И как всегда – в самый неподходящий момент из самого паршивого темного угла. – Блять! – вскрикнул парень, отскакивая от двери, вдруг чувствуя через одежду, как по шее легко проводят пальцем, и рефлекторно прижимая к ней ладонь. – Ты опять? Ты снова решил поиздеваться? Вот поэтому я предпочитаю встречаться у меня, – мужчина рассмеялся и в пару шагов подошел к Хасегаве, отбрасывая с его лица челку точным движением кисти. – Хей, ты должен бы уже привыкнуть, – глаза вдруг блеснули, и он растянул губы в издевательской ухмылке, – к тому, что я эксцентрик, – Ланга цыкнул. – Сраный граф Дракула. – Потому что я в замке? – парень тоже ухмыльнулся. – Потому что творишь хуйню и норовишь насадить гостя на кол, – мужчина будто подавился, потом снова зашелся в приступе смеха. – Заходи, – наконец открыл он дверь. – Захожу, – передразнил Ланга и шагнул внутрь. Внутри было чисто, как всегда. И, как всегда, раздражающе пусто. Разглядывая обиталище мужчины снова и снова, Ланга невольно отмечал: без сувенирной лавки и экскурсовода любой памятник архитектуры, как бы ухожен он ни был, выглядеть обречен как пустырь, руина, гробница-усыпальница и в каком-то смысле даже наебка для уебка – мол, круто, ага. Но хули пусто? Это что, папье-маше? Те бледные пидорасы, что снуют туда-сюда, – это торчки? Адам, ты торчок? Мистер Аиноске, ты собрался меня заколоть, грабануть и выебать мой труп? Мужик. Не дело. Нельзя так жить – хотелось сказать, а потом задней мыслью вспоминалось, что юридически-то он и не живет, а технически – его дом стоит на выгороженном от людей болоте (точнее, уже двести лет как не стоит, но по историческим бумагам и дворецкий у дворянина – наемный рабочий, а не добровольно молчаливый раб), а еще – технически, труп ебет как раз-таки Ланга, но пока не проговоришь вслух первый упрек, до обсуждения дело и не дойдет, так что приходилось стараться не сопровождать кислую мину едкими комментариями. Встречи Ланга любил, но ходить ночами по лесам – не особо, потому их старался организовывать сам (а как следствие – по своим правилам и на своей территории). Проходило обычно весело: иногда они гуляли по парку, ходили в кино (еще катались на скейтах, но это уже не иногда), а иногда – просто сидели в квартире (как-то раз Аиноске пришлось прятаться в ней от солнца и матери Ланги из-за проеба в расчетах, но любой новый опыт – ценный опыт, особенно – когда этот самый опыт-таки оказывается «новым» после третьей сотни лет жизни). А вот на романтичных лесных встречах все обычно оканчивалось куда прозаичней, скорее даже не из-за халатности Шиндо и не из-за скудности мыслительных резервов, не позволяющих изобрести особо обширную и интересную программу на вечер, – а как-то традиционно само собой и, может (в основном), с легкой подачи Ланги: и иначе как еблей начать, продолжить или завершить встречу не получалось. В чем причина – поугадывать было можно, и варианты находились как минимум интересные, но как корень одной проблемы, благодаря которой у среднестатистического парня из провинции встает на ледяное обескровленное тело и полопанные капилляры, так и корень второй, в голове куда громче озвученной, он искать не собирался. Да и просто-напросто не хотел: факты говорили, что парнишка приходил весьма и весьма навзводе, а подростки навзводе, судя по всему или, по крайней мере, по экспертным наблюдениям Адама, не прочь оказывались направить агрессию вообще в любое русло, и этим самым фактам Адам отвечал: «ну хорошо, малыш. Ты прав, это ебучая дыра. Но я здесь живу, так что позволь в наказание выжать из тебя все соки в весьма и весьма однозначном смысле. Раздевайся», – и Ланга раздевался, если вообще не начинал эту песню первым. А вот с другими аспектами было поинтереснее: как бы пусто на первый взгляд в доме ни было, еда в нем каждый раз находилась (может, из пойманной вблизи огражденной территории доставки. Может – готовил Тадаши, может – он еще и содержал где-то сад-огород, шутки ради или по привычке) – но особо трапезничать в гостях Ланге не доставляло – ел он всегда один под пристальным взглядом хозяина дома, да и то – чаще старался поесть перед выходом. Презервативы тоже всегда находились – и вопрос, производил ли их Адам из звериных кишок, закупал ли оптом или просто ходил с Тадаши перед свиданиями в аптеку, слыша на небрежно брошенное кассиру «гондоны» в ответ «я вижу. А брать что будете?», волновал его куда больше – потому что пеший поход туда-обратно и правда был для него неслабой жопной болью – а транспорт по лесистой местности не ходил практически никакой (и на вездеходном велосипеде Адам представлялся еле-еле, сквозь смех и слезы, в этих своих щегольских костюмчиках). Может, дело было в сверхчеловеческих способностях, может – и правда в доставке через доверенных, но, в целом, конечно, было поебать – и думалось скорее шутки ради, потому, прогонав в голове упаднические идеи в очередной раз по давно установленному «Раковый Юмор»-кругу, Ланга, давно пронюхавший концепт вхождения умом и телом в нужное состояние, просто в очередной раз стоял на коленях на бархатном покрывале и готовил жопу к приему гостей, то и дело принимая в руку помощь в виде новых капель геля, уже начиная мысленно беситься еще сильнее от перманентной нужды данного этапа перед стандартной кульминацией встречи. Наконец, Хасегава подозвал мужчину к себе, слегка ехидно подмечая, что презерватив по члену уже раскатан (как это работает? Почему у него вообще эрекция, если он мертв?), и, усаживая его на кровать, взглядом приказывая опереться спиной на дубовую спинку кровати, навис над ним, давая понять, что на этот раз он чуть более зол, чем обычно. – А ты, гляжу, предпочитаешь быть сверху, – усмехнулся Адам, на что Хасегава, опираясь рукой о стену рядом с шеей мужчины, вдруг схватил его второй рукой за подбородок, хищно целуя в губы. – О, ты заметил. – Какой ты злой, – шепнул Аиноске в поцелуй, на что Ланга фыркнул и стал притираться анусом к головке мужчины, направляя его член снятой с подбородка рукой. Когда головка проскользнула внутрь, Ланга снова остановился. – Черт… я будто пытаюсь запихнуть в себя баллончик с краской… из плоти… Блять. Ты охуенно холодный. Я охотно верю, что ты трупак. Абсолютно мертвый. И правда, ебучий дохляк, – Адам хмыкнул. – Спасибо на добром слове, – проговорил он с нажимом на последнюю часть, в конце будто слабо порыкивая, и придавил руками бедра парня вниз, вынуждая того насадиться примерно наполовину. – Про баллончик – это ты мне, конечно, польстил… – усмехнулся он, вдруг замолкая и откидывая голову. – Боже… ты горячий. – А ты, – выдохнул Ланга, – абсолютно, блять, ледяной. Мертвый сукин сын, – Адам ухмыльнулся на «сукином сыне». – Ага. Сукин сын, – и наконец принялся долбиться в тело, нехотя останавливаясь только в ответ на сдавленный хрип-стон. – Блять… Шиндо… раз уж я сверху, позволь немного проявить себя, – затянул Хасегава хрипловатым после активного дыхательного процесса-громких вдохов-выдохов голосом, притворяясь великим и слепым, якобы не замечая, как у Аиноске от нетерпения глаза на лоб лезут. И принялся себя проявлять. В целом, конечно, ебал мнение окружающих Ланга в рот, но, даже понимая, что вдыхаемая духота комнаты организована по большей части («по большей части» – это не учитывая того, что мужчина сам по себе дышит только ради звукоизвлечения и диалога) им самим, он оценивал напряженное выражение на лице мужчины с гордостью и, продолжая и так, и сяк настраивать жопу на фокусы, сперва просто не заметил, как на него смотят, а потом – уже не смог ничего поделать с тем, что мужчина, с силой как бы обхватывая его в объятья, сковывая руки прижатием к корпусу, сперва, будто срываясь с цепи, принялся вдалбливаться в него, своими усилиями чуть ли не подбрасывая Хасегаву, вынуждая бессильно обвиснуть в руках и упасть тому на грудь, продолжая еле-еле подмахивать задом. Ланга почувствовал нетерпение мужчины, а потом даже ощутил, как тот судорожно осыпает его плечо и шею поцелуями, и расслабился слишком сильно, со страхом осознавая, отчего на затворках предчувствие зловеще выплясывает чечетку, только запоздало – он вздрогнул и простонал в голос слишком громко. – А… Адам! – зубы мужчины впивались куда-то между плечом и шеей. – Черт… черт… черт… – Ланга затараторил, даже не разбирая толком, что он говорит: он ощутил в плече жгучую боль и приток крови, а потом – вдруг почувствовал, как от плеча по всему телу растекается эйфория, продолжая бить все тело волнами – дыхание сперло и он только запоздало почувствовал на собственном животе липкую сперму. Потом он заметил, как напрягся Адам и, видимо, тоже кончил, на секунду расслабляясь, потом вдруг отпуская парня, отстраняя лицо (измазанное в крови, в его, черт возьми, крови, ха-ха) по мере возможности, и с ужасом поглядел на лицо парня, сразу отодвигая его голову рукой, направляя шею чуть в сторону, чтобы, судя по всему, рассмотреть место укуса. – Блять… Нет, блять… Ланга… черт… – как-то заметался он взглядом по комнате, становясь на вид попеременно то виноватым, то взволнованным. Ланга усмехнулся. – Ага, не стоит тебе делать сразу и то, и это, если не хочешь спровоцировать мне анемию*, – смазал он с живота сперму на руку, проводя ладонью перед лицом мужчины. Адам молчал, потом вдруг тихо заговорил, легко обводя пальцами укус. – Ты ведь… понимаешь, чем это может обернуться?.. – Что «это»? – недоуменно глянул Хасегава. – Укус, – Ланга помолчал. – Тем самым?.. – Ага. – И что будем делать? – Можем жить вместе, – повисла напряженная пауза. – Я едва школу закончил. – Ты можешь учиться здесь. По книгам. – А работать? – Зачем? Тебе не нужно питаться, – Ланга не ответил. – И у меня есть деньги. – А мама? – слез он с Адама. – Ты вряд ли ее увидишь, – Хасегава молчал долго. Потом рассмеялся. – А Тадаши ты так же обратил? – Адам рассмеялся в ответ. – Так же.